Читать книгу Врата богов. Мой верный Конь - Валерий Михайлов - Страница 3

Они познакомились в пятый день ее рождения. Отмечать было решено в субботу. В тот же день, поздравив ее с праздником и подарив подарки, родители сказали, что вечером к ней в гости придет очень важный человек, и что она должна будет при нем вести себя очень хорошо. Они повторили ей это несколько раз, заставив ее заранее невзлюбить особого гостя. Да и как можно любить того, кто нагнал страх даже на папу и маму? Ее родители были не последними людьми в городе. Папа был начальником в исполкоме, а мама занимала высокий пост в облздравотделе, и Рада привыкла к лестно-подобострастному отношению окружающих.

К приходу гостя накрыли в зале стол, сервировав его любимой маминой посудой, а перед самым его приходом родители оделись, как на парад. Папа надел свой праздничный темно-синий австрийский костюм в полоску, французский галстук и немецкие черные туфли, а мама – пошитое у модной портнихи небесно-голубое платье и под цвет ему туфли на высоких каблуках. Раду тоже заставили надеть похожее на свадебное, жутко неудобное бежевое платье и новые белые туфельки.

Несмотря на дождь, открывшая гостю дверь мама категорически запретила ему разуваться, хоть у них, как и у большинства ростовчан, было принято снимать обувь у входа, а перед коврами снимать и тапочки.

Гость оказался высоким, красивым 35 летним мужчиной. Одет он был тоже в костюм, но без галстука. В подарок он принес большущую, ростом с Раду куклу, похожую на настоящую девочку, прямо, как в фильме «Три толстяка».

Сели за стол. Открыли шампанское. Раде тоже налили немного в бокал. Выпили за ее здоровье, и за то, что она уже совсем большая и красивая. После этого начали есть.

Игнат Валерьевич, так звали гостя, оказался совсем не важным, а добрым и смешным. Он много шутил, но не выпячивал себя за столом. Когда Рада наелась, ей разрешили уйти в свою комнату поиграть с новой куклой – у них была трехкомнатная квартира, и у Рады была своя комната.

Через какое-то время в дверь постучали.

– Можно войти? – послышался голос Игната Валерьевича.

– Входите, – ответила она и села на диван.

Он сел не рядом, а на пол у ее ног.

– Мне пора домой, – сказал он, – но перед уходом я хочу рассказать тебе сказку, если позволишь.

Почувствовав себя от такого обращения маленькой принцессой, Рада засмущалась.

– Рассказать я тебе хочу сказку о молодом драконе и музыке. Драконы – очень древние существа. Они появились очень давно, миллиарды лет назад, возможно даже раньше, чем сама вселенная.

– А разве так бывает? – удивилась Рада.

– В сказках бывает всякое.

Живут драконы очень долго, и чтобы им не стало тесно во вселенной, они решили сохранять свое количество постоянным, поэтому, когда погибает один из них, они выбирают родителей будущего ребенка, который вскоре появляется на свет и через пару-тройку тысяч лет становится взрослым.

В первые миллиарды лет своего существования драконы были очень любознательными существами, но со временем, когда они узнали практически все, что только можно узнать, их интерес к познанию угас. С тех пор они лишь хранили полученные когда-то давно знания, а время старались проводить в веселье.

Несмотря на величайший ум, чувства их были заметно беднее, чем у нас. Сильных страстей у них не было, любви тоже. Поэтому искусства, как таковое их не интересовало. А вот игры они уважали, поэтому, когда на Земле появились люди, драконы начали с ними играть, как с забавными игрушками. При этом драконы презирали людей не столько за мимолетность их жизни, сколько за ту глупость, с которой они растрачивают отведенное им время. Поэтому многие игры драконов были настоящим кошмаром для людей. Не удивительно, что люди не любили и боялись драконов. Особенно их пугала способность тех сначала являться в человеческом обличии, а потом мгновенно становиться крылатыми гигантами, стирающими с лица земли целые города, если им было что-то не по нраву.

Был среди драконов один совсем еще юный, не более трех тысяч лет отроду. Собраться считали его не то, чтобы совсем дураком… скорее странным типом. Знаниями он не интересовался – что толку хранить то, чем никогда не воспользуешься, – а обычные драконьи удовольствия нагоняли на него скуку. Тосковала его душа по чему-то такому, что словами не выразишь. Только в уединении переставал он тяготиться своей необычностью, и вскоре совсем ушел от собратьев в лес, где затихала его тоска.

Гуляя однажды по лесу, он вышел к поляне, на которой сидел человек и играл на бамбуковой дудочке очень простую и в то же время проникающую в самую глубину души музыку. От этой музыки с новой силой проснулась тоска дракона. С новой силой начало рваться на свободу нечто из его бездонной холодной души, но благодаря музыке появилось в томлении и тоске нечто необычайно приятное. Заслушался дракон, и сам не заметил, как сначала исчезло время, потом лес, потом и сам он растворился в музыке. Долго еще играл человек на своей дудочке, а когда закончил, пригласил жестом дракона подойти.

– Садись поближе. Сегодня ты мой гость, – сказал он.

– Как ты узнал, что я здесь? – удивился дракон, умевший при желании быть невидимым для людских глаз.

– Мне поведала о тебе музыка.

– Ты что, смеешься надо мной? – разозлился дракон. – Музыка – это шум для дураков. Она потакает вашим желаниям и страстишкам. Она там, где много людей, готовых расстаться со своими деньгами, желая посмотреть, как кривляются их собратья, ряженые в дурацкие одежды.

– Моя музыка совсем другая. Она только для меня и леса. Иногда она льется из моей флейты, иногда флейта молчит, и тогда мы играем тишину. Эта музыка живет помимо моей воли, и когда она появляется, я исчезаю.

– Откуда твоя музыка меня знает?

– Она была в лесу и была в твоем сердце, а лес хорошо тебя знает. Поэтому он много поведал ей о тебе, а она рассказал все мне.

– Да? И что же она обо мне рассказала?

– Ты между небом и землей.

– Это как?

– Земля – это все человеческое. Это власть, деньги, страсти, нищета, болезни и много-много способов убивать. Земля – это зависть, жадность и множество других страстей, подобно червям разъедающих душу. Но это еще и красота, любовь, дружба. Любовь подобна молнии, и, попав однажды в сердце, она способна перевернуть весь Мир. Небо принадлежит вам, драконам. Драконы – это вечность, бессмертие, знания, мудрость, сила и бескорыстие, но это еще и бездушие. Многие люди, продавшись вам, мечтали обрести власть, но вместо этого обретали смерть, многие шли к вам за мудростью, но получали лишь зло.

Есть среди нас отшельники, подобные мне. Мы ушли от страстей человеческих, пытаясь познать мудрость. Мы бежали с земли, но не еще доросли до неба. Сегодня ты открыл мне глаза. Холодная мудрость тоже бедна! Играя, я слушал твое сердце. В тебе есть то, что заставляет тебя бежать от таких, как ты. Ты бежал с неба, но так и не обрел землю, а это значит, что нет тебе места ни на небе, ни на земле, как и мне, как и другим ищущим нечто такое, о чем знает лишь душа, и куда она рвется. К счастью, для таких, как мы, существует путь, который проходит между землей и небом, и рано или поздно музыка покажет мне его.

– Научи меня музыке, – попросил дракон.

– Я могу познакомить тебя только с флейтой, а придет ли к тебе музыка… Это ведомо только ей. К тому же в процессе обучения тебе придется делать все, что я скажу. Готов ли дракон подчиниться человеку?

– Я готов к этому.

Дракон оказался прекрасным учеником. Буквально за какой-то год он научился виртуозно играть на флейте.

– Теперь, когда ты достаточно хорошо познакомился с инструментом, пришло время для главного испытания. Забудь все, чему я тебя учил. Просто сядь и слушай свое сердце.

– Учитель, ты же знаешь, какое у драконов сердце! – попытался возразить дракон.

– Музыке на это плевать, поэтому и ты не думай об этом. Просто сиди и слушай. Когда в нем родится музыка, сыграй ее, не привнося ничего в то, что родится в твоем сердце.

– А если там ничего не родится?

– Играй тишину. Тишина – это тоже музыка.

Драконы – существа терпеливые. Наш дракон сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Он решил не сходить с этого места, пока не родится музыка, или пока он не умрет. Дни сменялись ночами, пришла зима, затем вновь стало тепло, а он сидел и ждал, все глубже погружаясь в свое сердце, туда, где рождалась его странная тоска. И вот однажды, прекрасным весенним днем уже перед самым закатом его сердце проснулось. Сначала это была одна робкая трель. Затем другая. И вдруг хлынуло. Тоска превратилась в удивительной красоты мелодию.

– В следующий раз я расскажу продолжение сказки, а теперь мне пора идти, – сказал Игнат Валерьевич.

– А когда ты еще придешь? – спросила Рада, которой понравилась эта во многом непонятная сказка.

– Когда придет время. До свиданья.

Перед тем, как уйти, он поцеловал ей руку, как настоящей даме.

После ухода Игната Валерьевича к Раде примчалась радостно взволнованная мама.

– Я хочу тебе что-то сказать, – сообщила она, – но ты должна держать это в секрете и никому-никому не рассказывать.

– Никому-никому?

– Никому-никому.

– Даже Наташе?

Наташа была ее лучшей подругой.

– Особенно Наташе и другим друзьям.

– А если я захочу рассказать кому-нибудь секрет?

– А ты представь, например, что твой секрет, как ты с папой разбила вазу, и когда захочешь рассказать кому-нибудь что-нибудь тайное, расскажи об этом. Договорились?

– Договорились.

– Игнат Валерьевич подтвердил, что ты особенная девочка.

– И что это значит?

– Узнаешь, когда придет время.

После этого любимой игрой родителей стала игра в шпионы, во время которой Раду учили, как нужно себя вести, будучи шпионкой в тылу врага, чтобы тебя не вычислили. Помог в этом деле и мамин совет. В результате она прослыла среди подруг легкомысленной девочкой, легко выбалтывающей свои тайны. Выбалтывала она, правда, только ерундовые секреты, благодаря чему никто не подозревал, что у нее есть настоящая тайна, смысл которой она и сама не понимала.

В чем заключалась ее особенность, Рада узнала, когда у нее началась первая менструация. Это произошло значительно позже, чем у ее сверстниц.

– Сегодня важный день, знаменующий твое превращение из девочки в девушку. Игнат Валерьевич нас ждет сегодня вечером, чтобы отпраздновать это событие, – сообщила мать.

– А он тут причем? – недовольно спросила Рада, которой совсем не понравилось то, что в ее интимную жизнь посвящен посторонний.

– Сегодня он откроет тебе, в чем состоит твое предназначение.

И вновь родители прожужжали ей все уши о том, что она не должна их подвести.

Как и в прошлую встречу, они вырядились, как на парад. Мать надела сшитое специально для этого дня платье и новые, купленные под него туфли. Отец облачился в свой лучший серый английский костюм, к которому прилагались новая белоснежная сорочка, черный галстук и черные парадные туфли. Раду заставили надеть бардовое платье и «взрослые» хоть и не на высоком каблуке, парадные югославские туфли.

Игнат Валерьевич жил один в трехкомнатной квартире, обставленной не бедно, но и без лишнего нагромождения вещей, которое у советских обывателей считалось признаком богатства. Гостей он встретил в черных вельветовых брюках и темно-серой водолазке. На ногах у него были удобные черные мокасины.

В свои за 40 он выглядел отлично. Моложавый, спортивный, подтянутый. Только в волосах появилась заметная седина.

Гостей он пригласил в зал, сопроводив приглашение словами:

– Ни в коме случае не разувайтесь.

– Помнишь меня? – спросил он Раду, когда они сели за стол.

– Не очень, – призналась она, – но я знаю, что вы тот, кто подарил мне куклу.

– Ну хоть это помнишь.

За столом шла непринужденная беседа ни о чем, потом Игнат Валерьевич подал чуть заметный знак, скрестив определенным образом пальцы на левой руке, и родители засобирались домой. Рада тоже встала, но Игнат Валентинович ей сказал:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

– У вас будет серьезный разговор, – пояснил отец.

– Будешь кофе? – спросил Игнат Валентинович, когда они остались одни.

– А я потом усну? – спросила Рада.

– Когда-нибудь точно, – ответил он.

– Тогда давайте.

– Составишь мне компанию на кухне?

– Пойдемте.

– Что надо делать? – спросила она, когда они оказались на месте.

– Садись за стол и жди, когда обслужат.

– Я могу и помочь.

– Не надо. Я уже достаточно большой, и не настолько старый, чтобы гости ухаживали за мной в моем же доме.

– Если ты помнишь, я задолжал тебе сказку, – сказал он, когда кофе был разлит в чашки.

– Не опоздали? Я уже выросла из того возраста.

– Это сказки для глубин души. Из них не вырастают. И потом, я должен с нее начать нашу беседу, так что послушай, пожалуйста.

– Только если от этого никак не спастись…

– Никак.

– Тогда рассказывайте.

Когда-то давно жили на краю леса волшебник с молодой дочкой. Жители близлежащих деревень волшебника побаивались, поэтому дочки его тоже сторонились. На всякий случай. Предоставленная сама себе, она росла немного диковатой, зато в лесу ориентировалась не хуже любого зверя. Толкало ее в лес томление души. Казалось, что ждет ее там нечто прекрасное, без чего не стоит и жить. Настолько это томление было сильным, что все свободное время проводила она в поисках неизвестно чего. Она считала лес своим домом, и это не нравилось ее отцу.

– Не увлекалась бы ты так лесом, – каждый раз ворчал он, когда она подолгу там пропадала.

– Не смеши, отец. Зря я, что ли дочь волшебника? Я к каждому зверю слово знаю, – отмахивалась она от опасений отца.

– Не зверем лес страшен.

– Людей мне тем более смешно бояться.

– Ты забываешь о Колдуне.

Как говорил когда-то волшебнику отец, живет в их лесу некий Колдун, с чьей магией не сравнится ни одна другая. Живет он очень давно. Отцу про него говорил дед, а тому его дед. Играет Колдун колдовскую музыку, и горе тому, кто ее услышит. Забирает колдун душу того несчастного, и становится он сам не свой, а вскоре умирает в муках.

– Да сказки все это, – отмахивалась дочка.

На этом их спор обычно заканчивался.

Вот только Колдун не был выдумкой, и, гуляя как-то по лесу, вышла дочка волшебника к его дому. Колдун сидел на крыльце и играл на флейте простую и в то же время завораживающую мелодию, возникающую, казалось, в той пустоте, что была до начала времен, и уносившую в пустоту, которая будет после их окончания.

– Так вот как ты крадешь наши души, Колдун, – сказала дочь волшебника, подойдя к музыканту.

– Я не колдун. Колдовство – это бредни ваших дураков. А души… Вы с ними слишком носитесь. У любой травинки душа ничем не отличается от вашей.

– В таком случае кто ты?

– Вы называете нас драконами.

– Так ты все знаешь!

– Опять нет. Наши знания мертвы, как и мы сами. Драконы все знают, во всем уверены, для них нет ничего нового. Мы слишком правильные, слишком разумные и совершенно бездушные. Я отказался от таких знаний.

– Я так надеялась на твою помощь! Меня все время зовет жизнь иная, неведомая, совсем непохожая на нашу. Я не могу жить среди людей. Всю жизнь я ищу, а чего – сама не знаю.

– Это потому, что ты между небом и землей. Когда-то этот зов заставил меня покинуть братьев моих и бродить в лесу. Там я встретил человека, который поразил меня своей музыкой и научил играть на флейте. Он был великим учителем. Драконы не любят музыку. Они презирают ее за бесполезность. Им недоступны искусства. Ты слышала душу дракона, пустую и вечную, как сама смерть. Из самой глубокой бездны льется моя музыка. Когда-нибудь она откроет мне последнюю тайну.

– А ты можешь научить меня музыке?

– Не знаю. У меня был великий учитель, а я все еще ученик. И потом, ты не представляешь себе, насколько мы разные. Мы совсем не похожи.

– Может, попробуешь?

– Я постараюсь познакомить тебя с флейтой, но я не уверен, что у меня это получится.

– Получится. Потому что ты моя последняя надежда.

Она училась легко. И хоть играла не так виртуозно, как он, ее музыка была переполнена жизнью и лилась через край. Часто они играли вместе. Тогда их сердца сливались в одной мелодии.

А однажды она сквозь слезы призналась ему в любви.

– Ты же знаешь, мне незнакомы чувства, – ответил он.

– А мне знакомы! Я люблю тебя! Не понимаешь? Люблю! Я с ума схожу… Вам же нравятся земные женщины? Возьми меня, будь со мной. Не можешь любить?… Моей любви хватит обоим. Я так хочу быть твоей!

– Ты не знаешь, чего просишь. Я отравлю тебя. Ты умрешь очень тяжелой смертью.

– Ну и путь! Мне все равно, что будет потом.

– Ты готова умереть, но ради чего?

– Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!

– Так нельзя. Должен быть другой выход. Дай мне немного подумать.

Несколько дней просидел дракон без движения, ничего не видя и не слыша.

– Нам нужен Сказочник, – сказал он, выйдя из этого оцепенения. – Он самый древний дракон. Говорят, он древнее времени. Драконы считают его чудаком за то, что он хранит бесполезные знания.

Они нашли Сказочника не вершине непреступной скалы, где он наслаждался уединением.

– Извини за вторжение, но нам нужна твоя помощь, – сказал ему дракон, почтительно поздоровавшись

– Нам? С тобой точно что-то не в порядке, – ответил Сказочник.

– Ты не прав, но тебе этого не понять. Она…

– Она умрет раньше, чем я ее замечу, так какое мне до нее дело?

– Тебе никакого, но я… Пойми, Сказочник, все это не случайно. Сначала была музыка, теперь она. Она готова умереть ради любви, а ты и представить себе не можешь, с какой силой они цепляются за свои жизни.

– Скажи прямо, чего ты хочешь, и избавь от прочей болтовни.

– Я хочу научиться любви.

– Ты еще более сумасшедший, чем кажешься.

– Это мой путь. К тому же, ты ведь тоже не такой, как все. Эти твои сказки…

– Я старше всех на целую вечность, и видел слишком многое, чтобы быть похожим на других, а ты и жить-то еще не начал.

– Пойми, сказочник. Это нечто большее, чем мы и они, я чувствую это, а сейчас помоги мне.

– Есть несколько строк:

– Правда, я сам их до конца не понимаю. В первой строчке говорится, что ты должен стать смертным.

– Как это сделать?

– Ты что, настолько дурак?

– Я буду дураком если откажусь. Мы такие умные, такие правильные, такие вечные. Живые такими не бывают. Мы мертвы, а я хочу жить. Может, со смертью я обрету жизнь? Не зря же ждали меня эти стихи.

– Как стать смертным, я знаю, а вот дальше…

– Дальше я понял.

– Обратной дороги не будет, а ты даже не знаешь, для чего…

– Посмотри на нее. Она за этот день прожила больше, чем я за всю свою жизнь. Ради этого я готов, – сказал дракон, полный решимости обменять вечную жизнь на любовь.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Игнат Валерьевич.

– Прикольно, – ответила Рада, осознавшая только после этого вопроса, насколько сильно изменилось ее состояние.

Ее тело стало каким-то далеким и расслабленным, а еще оно словно бы увеличилось в размерах, покрывшись невидимой оболочкой толщиной от 2 до 5 сантиметров. Оболочка гудела, как трансформатор, и от этого гула Раде было спокойно и хорошо. В голове стало светло и пусто. Мыслей почти не было. Эмоций тоже. Вместо них было состояние ясности и понимания. Зрение тоже изменилось. Рада отчетливо видела лицо Игната Валерьевича, но остальная часть окружающего пространства перестала для нее существовать.

– Теперь ты готова к серьезному разговору, – решил Игнат Валерьевич, оценив глубину транса, в который она погрузилась, пока слушала сказку.

– Не знаю, – сказала она, и ее голос донесся до нее откуда-то издалека.

– Зато я знаю. И еще, в твоем состоянии легко слушать и понимать, но трудно действовать и говорить. Поэтому пока просто послушай. Думаю, ты заметила, с каким уважением ко мне относятся твои родители. Дело в том, что они входят в небольшую группу, которой я руковожу. Я не бог весть какой лидер, но у меня чуть больше необходимых знаний, чем у других. Ты уже, наверно, слышала, что мы используем наш мозг всего лишь на несколько процентов. Однако с древних времен были люди, которым удавалось включить его на полную катушку. Большинство из них не удосужилось поделиться своим секретом с Миром, но были и те, кто оставил нам инструкции для достижения этого результата. Некоторые из инструкций могут показаться глупыми. Другие же просто шокируют неподготовленного человека, так как необходимые для их выполнения действия в корне противоречат сегодняшним понятиям о том, что можно, а чего нельзя, хотя и не приносят никому вреда. Используя эти инструкции, мы пытаемся добиться того же, а именно просветления или полной трансформации сознания.

В силу целого рядя причин нам приходится держать свою деятельность в тайне. Поэтому мы тщательно отбираем будущих кандидатов в соратники, и как ты, наверно, уже поняла, одним из таких кандидатов мы видим тебя. Поэтому сегодня, в тот переломный день, когда девочка превращается в девушку, тебе предстоит сделать свой выбор.

Я прошу тебя стать моей алой женщиной. Это очень древний, существующий тысячелетия способ приготовления эликсира бессмертия, основой для которого послужит твоя кровь.

– Вы хотите моей крови? – испугалась Рада, но ее испуг был где-то далеко и казался чужим.

– Не бойся этого. Мне нужна лишь та кровь, которая теперь будет идти у тебя каждый месяц. Надеюсь, тебе ее не жалко?

– Нет, но…

– Но главное то, что я должен ее вкушать непосредственно оттуда.

Для Рады эта мысль была настолько дикой, что будь она в другом состоянии, она бы послала его ко всем чертям и умчалась домой. Тогда же она могла лишь бесстрастно его слушать.

– Поверь, это не извращение, не секс, не любовь. Это настоящая магия, ритуал, согласившись на который, ты окажешь мне большую честь и огромную услугу. Тебе нужно просто сказать «да», и мы перейдем в другую комнату, где совершим это таинство. И тогда я возьму тебя в путешествие к звездам, которые засияют у тебя внутри. А если ты откажешься, ты забудешь этот разговор, и мы больше никогда не увидимся. Так что скажи «да».

– Да, – механически повторила Рада.

– Умница. Давай я тебе помогу.

Тело Рады не слушалось, поэтому Игнат Валерьевич взял ее на руки и отнес в спальню, где положил на застеленную белоснежной, пахнущей свежестью простыней кровать.

– Пожалуй, так мы выпачкаем платье, – решил он.

С платьем пришлось повозиться, так как Рада была не в состоянии ни помогать, ни сопротивляться. Наконец, оно было побеждено и аккуратно положено рядом с девочкой на кровать. Затем Игнат Валентинович снял с нее трусики и положил их рядом с платьем. Затем он стал перед ней на колени, раздвинул ей ноги и начал осторожно слизывать кровь. Рада плохо понимала что происходит, и кроме чуть слышной щекотки не чувствовала ничего.

Процедура заняла минут 10. После чего Игнат Валерьевич одел Раду. Затем быстро провел перед ее лицом несколько раз рукой снизу вверх, в результате она пришла в себя настолько, что смогла сама выйти из квартиры, спуститься по лестнице и сесть в машину. Там она опять поплыла, и Игнату Валерьевичу пришлось чуть ли не на руках нести ее до ее квартиры.

– Ну как она? – спросила открывшая дверь мать.

– Не хочу сглазить, – ответил Игнат Валерьевич.

Оставшихся сил Раде хватило только на то, чтобы дойти до кровати, на которую она и свалилась, как была в одежде и туфлях. Не прошло и секунды, а Рада уже крепко спала. Через пару минут, закрыв за гостем дверь, к ней в комнату вошла мать. Она осторожно, чтобы не разбудить раду, сняла с нее туфли.

– Все хорошо, девочка, – прошептала она, целуя Раду в лоб. – У тебя получится. У тебя все получится.

Проснулась Рада, когда уже начало светать. К этому времени действие транса закончилось, и ее сознание разделилось на 2 половины. Одна из них была в шоке. Она хотела покончить с собой, бежать из дома, подальше от отдавших ее на такое родителей, а еще лучше рассказать все в милиции. Вторая же часть была спокойной. Она знала, что произошло лишь то, что должно было произойти, что все нормально, все хорошо, все прекрасно. Что нет повода для беспокойства. И после непродолжительной борьбы вторая часть победила первую. В результате Рада встала с постели, вытерла слезы, разделась, сходила в туалет и вернулась в постель, не забыв поменять марлю в трусах. Специальные гигиенические средства появились в нашей стране во время перестройки.

Уже утром она вела себя так, словно ничего не произошло, и даже сделала вид, что не замечает изучающего взгляда родителей. А когда началась следующая менструация, она почувствовала настолько непреодолимое желание увидеться с Игнатом Валерьевичем, что сама позвонила ему по телефону.

– Конечно, приходи, – ответил он.

На этот раз обошлось без лишней помпезности. Рада пришла в любимых стареньких джинсах и футболке (было начало лета). Игнат Валерьевич встретил ее в спортивном костюме и тапочках.

– Чай? Кофе? – предложил он.

– Потом, – ответила она.

– Я вижу, ты еще не совсем освоилась со своей мистической ролью, – сказал Игнат Валерьевич, видя ее нервозность.

– Вы правы. Поэтому давайте закончим все побыстрее.

– Как скажешь.

После этих слов он проводил ее в спальню. Кровать снова была застелена новой белоснежной простыней.

– Я же выпачкаю, – смутилась Рада.

– Выпачкаешь, – согласился он.

– Тогда зачем?

– Это лучшее, что у меня есть, а все лучшее должно быть твоим.

– Как скажете.

Рада сняла кроссовки, не развязывая шнурки, стянула джинсы, трусы и легла на спину, удивляясь тому, с какой легкостью она это делает.

На этот раз каждое прикосновение Игната Валерьевича приносило ей наслаждение, и когда он попытался прекратить процедуру, она схватила его за голову и еще несколько минут прижимала лицом к вагине.

Пока она после этого одевала джинсы, Игнат Валерьевич развязал шнурки на кроссовках. Затем встав перед ней на колени, надел их ей на ноги.

– Я, блин, прямо как принцесса, – смутилась она.

– Привыкай, – сказал он и поцеловал нос кроссовки, заставив Раду покраснеть.

После этого был чай с конфетами «Вечерний звон», которые она обожала с детства.

– Ты должна понимать, – рассказывал он за чаем, – что роль алой женщины накладывает на тебя определенные обязательства. Разумеется, я не берусь указывать тебе, как жить – ты вольна сама принимать решения, но если ты хочешь идти и дальше со мной по мистическому пути, ты должна знать, что отныне между нами существует хрупкая связь, для сохранения которой мы не должны иметь никаких отношений на стороне. Так что отныне ты либо всецело моя, а я всецело твой, либо мы расстаемся. Третьего не дано.

И еще: С сегодняшнего дня тебе предстоит начать работу над собой сразу в нескольких направлениях: Тебе придется работать с телом так, чтобы оно было в наилучшей форме; работать с сознанием, тренируя его и подготавливая к решающей трансформации; работать с энергетикой, что это такое, я скажу в свое время; и работать с намерением, об этом у нас тоже будет отдельный разговор. К следующему разу постарайся освоить упражнение, которое получило название шавасана или мертвая поза. Выполняется оно следующим образом…

Они встречались раз в цикл, в один из наиболее кровавых дней. Игнат Валерьевич относился к Раде подчеркнуто почтительно, так как для него в эти дни она была воплощенной божественностью. Первым делом они шли в спальню, где уже ждала застеленная новым дорогим бельем постель. Раду так и подмывало спросить, куда он девает использованные простыни, но она почему-то не решалась. Игнат Валерьевич помогал ей раздеться, после чего вкушал свой коктейль, стараясь не вносить в этот ритуал лишний эротизм. Затем он помогал ей одеться, благодарил за оказанную честь, иногда целуя ей почтительно ноги, затем они перебирались на кухню, где он превращался в забавного доброго дядьку, а она – в зашедшую по поручению родителей дочь друзей.

Так продолжалось до тех пор, пока она не выросла из этих отношений, и когда ее терпение лопнуло, она пришла к нему в «неурочный» день, позвонив предварительно по телефону.

Игнат Валентинович пригласил ее на кухню, налил кофе и только после этого спросил:

– Так о чем ты хотела поговорить?

– О том, что мне это все надоело. Я не хочу… не могу больше так, – нервно ответила она.

– Ладно, чего ты хочешь?

– Того же, чего хочет любая нормальная женщина от мужчины.

Выпалив это, Рада покраснела, почувствовав себя дурой.

– Тебе же всего 17, а мне… – растерялся Игнат Валерьевич. Видя волнение Рады, он решил, что у нее, или у ее родителей серьезные проблемы, и совсем не ожидал такого развития событий.

– Ты прав, – они уже были на «ты», – мне уже 17. Я не ребенок, а если учесть, что ты со мной вытворяешь, я давно уже не невинный ребенок. Так что давай быть честными друг с другом. Я хочу нормальных отношений. И если я не получу их с тобой, я найду другого. Обещаю, – выдала она, стараясь говорить, «как взрослая», и оттого чувствуя себя еще глупее.

– Ладно. Пусть будет по-твоему, – ответил он, а потом взял ее прямо на кухонном столе, практически не причинив боли.

С того дня они начали встречаться, как любовники, два раза в неделю, а когда наступали «те дни» ритуальное вкушение эликсира начиналось сразу после совокупления, так как в состав полноценного эликсира входила не только кровь, но и детородное семя.

– Кровь и плоть… – сказал он как-то за кофе. – Знали бы они, что вкушают.

– А ты не думал, что это – ритуализированное извращение вроде содомии тамплиеров? – спросила Рада, которая к тому времени уже прекрасно разбиралась в истории магии и тайных обществ.

– Эликсир стыда слишком древний для этого. Ему более двух с половиной тысяч лет. К тому же это совершенно ядовая смесь гормонов и энергий. Поэтому его еще прозвали эликсиром вечной жизни. Думаю, именно отсюда растут корни историй про вампиров, которых стыдливая мораль заставила убивать свои жертвы, вкушая кровь из вен на шее.

Тогда же, после первого секса, который принес Раде, скорее, моральное, чем физическое удовлетворение, (так как Игнат Валерьевич больше думал о боли, чем об удовольствии), он сказал с серьезным видом, едва они оделись и привели себя в порядок:

– Теперь мне надо с тобой серьезно поговорить.

– О чем? – спросила она, улыбнувшись улыбкой победительницы.

– То, что мы с тобой сделали, подразумевает, что ты достаточно повзрослела для следующего этапа посвящения.

– Не думаю, что я готова к этому прямо сейчас.

– Любое действие имеет свои последствия, которые надо уметь принимать.

– Тогда давай побыстрее. Мне еще уроки учить.

– Знаешь анекдот про Леху?

– Про какого?

– Комиссия в интернате для несовершеннолетних дураков. Поймали одного из пациентов и спрашивают:

«Как тебя звать?»

Он:

«Не знаю».

«А сколько тебе лет?»

Он:

«Не знаю».

И так на все их вопросы.

«Это ж почему вы так плохо работаете, что ваши пациенты ничего не знают? – набросились проверяющие на главного врача. – Через месяц приедем – чтобы знал все ответы».

Приехали они через месяц. Нашли того самого дурака и спрашивают:

«Мальчик, как тебя зовут?»

Он:

«Леха!».

«А кем ты хочешь быть?»

«Летчиком!».

«Кем-кем?»

«Леха!».

– Самое смешное здесь то, – продолжил Игнат Валерьевич, когда они отсмеялись, – что большинство родителей сами превращают своих детей в таких вот Лех. У кого ни спроси, все хотят быть летчиками, моряками или еще кем-то в том же духе. Окружающие умиляются: Какой чудесный ребенок! Вот только ничего чудесного в этом нет, так как, когда приходит время выбирать настоящую профессию, эти еще пять минут назад летчики, почувствовав себя Лехами, выбирают первую попавшуюся на глаза профессию. Наиболее сообразительные из них со временем переучиваются, а остальные так и остаются на всю жизнь сидящими на чужих стульях неудачниками. При этом выигрывают все, кроме самих Лех. Государство получает работников там, где они наиболее необходимы; умиляющиеся взрослые, которые тоже когда-то хотели быть летчиками или аналогами таковых, не чувствуют себя идиотами. А Лехи находят таких же жен и плодят таких же детей, которые до последнего тоже будут мечтать стать летчиками.

– А как же летчики? – спросила Рада.

– Какие летчики? – сбился с мысли Игнат Валерьевич.

– Ну те, которые действительно летчики.

– А… с теми летчиками все в порядке, так как они не Лехи, а люди, которые шли к реальной цели.

Другой способ превратить нас в удобных в эксплуатации болванов, (а обществу, что бы ни писали на транспарантах, нужны именно такие болваны), заключается в том, чтобы заставить нас с детства подспудно воспринимать себя бесплатным приложением к чему-то гораздо более важному, чем мы и наши интересы.

Используют для этого, казалось бы, безобидные вопросы: Для чего ты живешь? Какова цель твоей жизни? И хоть ты не настолько глупая, чтобы жить ради победы коммунизма или еще какой такой же ерунды, сама эта постановка вопроса превращает тебя в довесок к цели, а твоя ценность определяется даже не столько самой целью, сколько тем, насколько ты полезна для ее достижения. Остается добавить контрольный выстрел в виде взгляда на жизнь в масштабе общества… Вот что ты можешь изменить на уровне планеты? Страны? Да даже родного города? В результате у тебя появляется стойкое отношение к себе, как к неспособной ни на что козявке, которая может лишь делать свое маленькое дело, будучи одной из множества таких же безликих козявок.

Такое отношение к роли человека приветствуется и всячески культивируется обществом потому, что оно не только усредняет людей, но и превращает их в безропотные, удобные в эксплуатации механизмы… В трамваи, задача которых заключается в движении по проложенным обществом рельсам с остановками «Детский сад», «Школа», «Институт», «Работа», «Семья», «Пенсия», «Кладбище».

Большинство движется по этим рельсам поколение за поколением, но есть и те, кто догадывается, что достаточно изменить направление взгляда на Мир, и весь Мир насилья оказывается для тебя разрушенным, а ты из никого превращаешься во все. Для этого достаточно сделать себя центром своей вселенной или той печкой, от которой стоит начинать любой танец.

Теперь смотри: Ты – главная фигура своей вселенной, вершина пирамиды собственного бытия. В этом случае ты сама себе царица, так как можешь в рамках дозволенного, (а дозволено все, что не наказуемо), творить, что пожелаешь. Ты можешь выстраивать свою жизнь, отталкиваясь от своих нужд и желаний. Конечно, совсем вольной птицей тебе не стать, но превращение из трамвая в машину – это уже серьезный шаг к свободе. Дальше идут близкие к тебе люди. Те, кто действительно тебе важен. Для них ты тоже можешь сделать многое. А если учесть, что все мы живем не на планете Земля, не в СССР и даже не в Ростове, а там, где мы реально бываем; и окружает нас не советский народ и даже не все население Ростова, а только те люди, кого мы впускаем в свою жизнь, то все те, на чью судьбу ты уже никак повлиять не можешь, находятся фактически за границей твоего мира. И чем больше ты будешь уделять внимание тому, что тебе действительно важно, и на что ты можешь серьезно повлиять, чем меньше будешь отвлекаться на все прочее, тем эффективней ты будешь в своем поведении. Тем быстрее ты будешь получать свое, тем ближе будет твоя цель.

При этом единственной стратегической целью будешь сама ты. В результате из безликого довеска ты превратишься в ту, для кого все остальное, включая твою жизнь. Теперь это твое имущество, твоя собственность, твое богатство. И именно тебе надлежит решать, для чего ты ее используешь. То есть теперь ты становишься фигурой, а твоя жизнь превращается в инструмент или средство. Ты можешь использовать ее для наиболее полного обретения себя с последующим растворением в существовании, которое чаще всего называют просветлением; можешь обрести более земные радости жизни; а можешь все тупо просрать – решать тебе, так как только ты в этом случае являешься хозяйкой своей жизни, а все остальные имеют право лишь на совещательный голос.

Для того чтобы начать распоряжаться следующими своими шагами, необходимо сделать этот первый, шаг, который, по сути, является шагом твоего рождения в качестве субъекта, а не жалкой тени навязанных тебе химер.

В тот момент, когда ты перестаешь бежать к указанным торговцами целями горизонтам, и начинаешь искать свой собственный путь, важное значение приобретает такая вещь, как намерение. Его очень трудно описать словами, но легко с ним работать на практике. Ты слышала о Мессинге?

– Если честно, нет.

– Талантливейший был человек, которому повезло родиться настоящим мастером намерения и не повезло найти того, кто смог бы его направить в нужное русло.

Он родился в 1899 году в дыре под Варшавой, которую населяла еврейская беднота. Тогда среди евреев тоже были бедные. Отец хотел отдать его в раввины, но сам Вольф мечтал быть циркачом, не понимая, что это, в принципе, одно и то же. Устав от отцовских побоев, он в 11 лет сбежал из дома, сев в первый попавшийся поезд. Там он впервые проявил свои способности. Он подсунул контролеру найденный на полу кусок газеты вместо билета, и контролер увидел в нем билет.

Приехав в Германию, Мессинг кое-как перебивался, пока не упал на улице в голодный обморок. В результате он попал к знаменитому тогда психиатру Абелю, который начал изучать и развивать его способности. После этого он 3 дня в неделю работал «живым трупом» в цирке, погружаясь в каталептическое состояния. В остальное время учился, благо, в его распоряжении были лучшие специалисты в области психологии. Тогда же он начал тренироваться читать мысли людей и, говорят, у него это здорово получалось.

В 1915 году он встречался в Вене одновременно с Эйнштейном и Фрейдом. В результате знакомства с этими людьми он бросил цирк и занялся «психическими опытами».

Когда Вторая мировая война только началась, он точно предсказал ее исход. Это было в захваченной немцами Польше. Мессинг был схвачен, но благодаря своему дару он вышел из тюрьмы и перебрался через линию фронта в СССР, где и прожил, можно сказать, до наших дней, работая эстрадным артистом.

Вскоре после появления в СССР Мессинг был представлен Сталину. В доказательство своих способностей он сумел пройти к нему в кабинет мимо охраны. В другой раз он в качестве эксперимента получил в банке по чистому листу огромную сумму денег.

Во время своих выступлений на сцене он поражал людей необычайными способностями. Он читал мысли, предсказывал будущее и делал еще много всего. Также он предсказал смерть своей жены, да и свою собственную.

Махровые материалисты считают его ловким фокусником и шарлатаном. Менее махровые – гениальным гипнотизером. Но то, что он делал, было результатом врожденного таланта к искусству намерения.

Мы все в той или иной степени пользуемся намерением. Так, например, для того, чтобы встать со стула, тебе нужно сначала вознамериться встать со стула, то есть придать своему телу необходимые импульс и направление. Намерение очень похоже на желание, но в нем нет характерных для желания эмоций. Причем намерение – это не только посыл к действию, но и способ влиять на ситуацию. Так людям с сильным, четко направленным намерением все словно само идет в руки. А для того, чтобы трансформировать сознание необходимо очень сильное намерение.

Представь себе лучника, готового выстрелить в мишень. Он натянул лук, прицелился и вот-вот отпустит тетиву. Объединяющий лучника, лук, стрелу и мишень порыв и есть намерение. Так вот, для того, чтобы обрести свободу, тебе придется стать направившим точно в центр своей мишени стрелу лучником, который в момент стрельбы сам превратится в стрелу, которая в этом случае и поразит цель. А раз так, то наипервейшая наша задача – заточить твое намерение так, чтобы оно стало подобно стреле, а потом направить его в центр мишени. Возможно, над этим придется работать несколько лет, но иначе нельзя, так как наш путь буквально напичкан отвлекающими от мишени ловушками-обманками.

На следующий день он потащил ее в парк. Был отличный зимний день. Легкий мороз, солнце, безветрие. Не удивительно, что там было полно народу.

– Посмотри на них, – сказал Игнат Валерьевич, – когда они увидели милую пару, старичка и старушку примерно 80 лет. Они неторопливо шли по аллее, держа друг друга за руки, и буквально светились счастьем.

– Запомни этих людей, – продолжил он в кафе, куда они зашли погреться за чашкой кофе. – Они прожили жизнь вместе, душа в душу, долгую жизнь и сохранили любовь. Не привычку, не взаимотерпение из-за страха одиночества или нежелания заново обустраивать жизнь, а именно любовь. Они давно уже немолоды, физически некрасивы, небогаты. У них несколько лет уже нет секса. И, тем не менее, они любят друг друга. Они по-настоящему любят друг друга, и более того, только про таких людей можно сказать, что они любят, причем любят именно друг друга. Только реализовавшиеся в любви люди, сумевшие нечто понять и сохранить, остаются такими вот влюбленными стариками.

Подобные пары – большая редкость. Обычно люди влюбляются, женятся, заводят детей, а потом, когда любовь проходит, живут мирно вместе, оставаясь хорошими друзьями. Таких людей считают счастливцами, потому что намного чаще люди встречаются, влюбляются, вступают в отношения, заводят или не заводят детей, а потом разбегаются, нередко ненавидя друг друга. Многие, познав эту изнанку любви, зарекаются больше не любить, но разве ж мы властны над чувствами! А если даже у нас и получится наступить на горло собственной любви и задушить ее в зародыше, разве это сделает нас счастливыми? Ведь на месте задушенной любви образуется пустота, которая настолько невыносима, что мы готовы затыкать ее кем угодно, лишь бы не оставаться с ней наедине.

– Да ты прямо поэт! – съязвила, чтобы скрыть свое восхищение Рада.

– Я мистик, а это больше чем поэт, так как я в своих трансовых путешествиях захожу намного дальше, чем позволяет поэтам обычное вдохновение.

Чаще же бывает еще проще, – вернулся он к теме монолога. – Люди встречаются, находят друг друга привлекательными для «просто секса» без малейшего намека на любовь, а потом, насытившись друг другом, разбегаются. В таких отношениях почти не бывает боли, если, конечно, случайно не подцепишь любовь, но и удовлетворить они могут разве что на уровне тела. Разумеется, в этом нет ничего плохого, и от сексуального удовлетворения кроме пользы не бывает никакого вреда. Проблемы начинаются, когда, пресытившись «просто сексом», человек начинает хотеть чего-то большего, а из большего ему доступно только то, что обычно называют любовью, которая не может не разочаровывать по той простой причине, что такая любовь – чисто физиологический процесс с ограниченным сроком протекания.

Когда человек встречает подходящего партнера, у него начинается биохимическое опьянение, которое мы и называем любовью. Длится оно несколько лет: ровно столько, сколько требуется на совместное воспитание ребенка. Потом человек биологически заряжается на новую любовь, и когда он встречает другого потенциально подходящего партнера, он вновь пьянеет. В результате – измена или развод. Такова природа физиологической или нижнечакровой любви.

Главные убийцы любви – это сторонники антисексуальной морали, которая по своей сути является инструментом отупления и уродования людей, так как рожденные в результате унылого зачатия унылые дети, обработанные в последствии подавляющей секс моралью, вырастают в невротично-инфантильных карликов, неспособных и нежелающих думать своей головой. Такие люди – идеальный объект для порабощения политиками и священниками. Другим продуктом подобной морали являются любители беспорядочного секса со всеми подряд. Точно также спущенная с цепи собака поначалу будет носиться, как угорелая. А вот действительно сексуально свободному человеку одинаково чужды как сексуальная аскеза, так и секс со всеми без разбора. Не бросается же никто жадно пожирать все съедобное в радиусе доступности, кроме сорвавшихся с диеты пищевых мазохистов.

Не отстают от моралистов и так называемые романтики со своей чистой романтической любовью.

Не имея реальных любовных отношений, люди создают их в своем воображении, а заодно и рисуют себе образ идеального партнера. У совсем же неудачников все воображением и заканчивается, при этом особо творческие из них подобно тому же Петрарке пишут романтические стихи и романы, снимают романтические фильмы или несут в массы прочую романтику, отравляя сознания людей. Отравляя потому, что в основе романтической «красивости» лежит невозможность создания адекватных живых отношений, поэтому реальная жизнь никогда не будет такой, как эти картинки, уже хотя бы потому, что живые люди – это существа из плоти и крови, а не эфемерные выкидыши воображения, живущие исключительно за счет несостоятельности порождающих их романтиков.

Эти выкидыши оказываются чертовски живучими, и строя с кем-нибудь реальные отношения, люди сверяют друг друга с плодами своей фантазии, а заодно и, уподобляясь Прокрусту, начинают подгонять их под образ, не забывая ломать себе при этом голову над вопросом: любовь это или не любовь?

В результате люди в лучшем случае расстаются, потому что иначе наступает разочарование, так как приходит понимание того, что находящийся рядом живой человек совсем не такой, как в мечтах. Затем на него напяливается такой же нелепый образ антимечты, благодаря чему он вдруг оказывается виновным во всех грехах только потому, что оказался лишь самим собой. Остается добавить к этому обобщение, и все мужики превращаются в козлов, а бабы – в сук.

С другой стороны… Представь себе кафе, стол, за столом он и она. У них свидание. Одно из тех первых, когда люди еще толком не знают друг друга, но между ними уже зародилась страсть. Они держатся за руки, пожирают друг друга глазами… Еще немного, и будут произнесены слова о любви.

Вот только кто и кого любит в данный момент? Они же делают все, чтобы понравиться друг другу, то есть безбожно врут, выставляя себя не теми, кто они есть. В результате в кафе сидят два персонажа, и когда приходит понимание, что на самом деле они далеко не такие…

Но если даже между ними все честно. К кому они испытывают чувства? С кем хотят быть рядом не меньше, чем вечность? А они хотят именно этого! Вот только вряд ли они понимают, что они не застывшие во времени образы, а живые люди. Живой же человек – это болезни, старение, неприятный запах, если не принять душ. Живой человек – это временами плохое настроение. А в совместной жизни это тот, с чьим присутствием постоянно надо считаться. Вряд ли они осознают, что человек напротив станет старым и страшным, а потом умрет. И если нет, то их любовь – обычный самообман, ведь предмет любви в таком случае – лишь миг за столом в кафе, так как буквально завтра они будут уже другими, постаревшими на один день. Мелочь? Но сколько таких дней надо, чтобы она располнела, или, не дай бог, поплохела из-за болезни? И что тогда? Разочарование?

Ладно, пойдем, а то уже много времени, – спохватился Игнат Валерьевич.

– Ты когда-нибудь думала, поему люди любят убивать время в компании себе подобных? – спросил он во время следующей встречи, когда после страстной любви они сели пить чай.

– Потому что это весело, – ответила Рада.

– Всегда? – с ехидством в голосе спросил он.

– Ну не знаю, – растерялась она.

Обычно после заданного таким тоном вопроса Игнат Валерьевич разносил в пух и прах ее представление о предмете разговора.

– На самом деле, и ты сама можешь убедиться, понаблюдав за любителями тусоваться, в том, что людям, за редким исключением, не столько хорошо вместе, сколько невыносимо наедине с собой. Именно отсюда растет тяга к общению, тусовки, вечно работающий телевизор и алкоголь. Отсюда же потребность человека в том, чтобы хоть кто-то был рядом. Отсюда же и львиная доля боли от расставания. Отсюда и кладбищенский вопль: «Да на кого ж ты нас оставил?!!».

Не выносят себя люди потому, что в личностном плане в большинстве своем они – уродцы и карлики. Становятся они такими потому, что сначала их на это толкают семья и школа, а потом уже и они сами пытаются стать кем угодно, но не собой. Ведь чем большими карликами являются родители, тем сильнее их уверенность в том, что они знают, как их детям нужно жить. В основе этого «знания» лежит потребность в компенсации собственной несостоятельности. Или же, основываясь на внешних проявлениях социального успеха, родители стараются впихнуть детей в мир престижных людей. Вот только каким бы человек ни был богатым, имеющим власть и знаменитым, но если он добился этого, занимаясь не своим делом, он вряд ли будет счастливым. Не говоря уже о тех, кто, живя чужой жизнью, не может вообще ничего добиться.

Дело в том, что мы появляемся на свет с определенным талантом и всем необходимым для его развития. Вот только наш мир – это мир торжества прокрустизации в котором еще до рождения ребенка родители создают образ того, каким он должен быть, а потом всеми силами стараются принести его в жертву этому образу. И бог в последний момент остановил разве что одного Авраама, да и то исключительно потому, что оба – литературные, то есть выдуманные персонажи. На деле же никто не мешает родителям уродовать детей по своему образу и подобию, и вместо того, чтобы помогать маленькому человеку осознать и развить свой потенциал, они заставляют его расти кем угодно, но только не собой. Потом к ним присоединяются детский сад и школа, которые по своей сути являются машинами деиндивидуализации и усреднения. Отсюда, кстати, и любовь чиновников от образования к школьной форме, которая не дает детям проявлять свою индивидуальность даже во внешнем виде.

Индивидуальности неудобны. Они могут быть непредсказуемыми и опасными. К тому же к каждой индивидуальности нужен свой, особый подход. Совсем другое дело – стандартизированные человеческие единицы, винтики и шпунтики государственной машины. Они предсказуемы и легко взаимозаменяемы. К тому же их потребности носят массовый характер, и их легко удовлетворить. В результате мы имеем два конвейера: один штампует усредненных карликов, а другой – наборы товаров и услуг для удовлетворения их потребностей. И каждая индивидуальность – потенциальная проблема. Ведь ей нужны выходящие за рамки ГОСТов вещи. И если с одеждой, жильем едой, автомобилем и прочими материальными составляющими человеческого счастья особых трудностей не возникает, то в более тонких вещах, таких как музыка, литература, кино, дружба, любовь ее потребности удовлетворить стандартной продукцией невозможно. К тому же индивидуальность уникальна, а это значит, что с ней необходимо считаться, а считаться с кем-то кроме начальства у нас не любит никто.

Поэтому стандартизированное общество штампует усредненных людей, а те, в свою очередь, по своему образу и подобию усредняют детей. Отсюда, кстати, и подростковый бунт, как тщетная попытка вырваться из прокрустовых лап общества.

Усреднение не проходит даром для человека. Ведь его потенциал требует развития; и если это развитие протекает правильно и гармонично, человек счастлив и наполнен собой. Такой человек самодостаточен, он легко и с удовольствием выносит общество самого себя. Более того, пустое, отнимающее время общение или существующие с той же целью развлечения для него – пустая трата времени. Поэтому таких людей практически невозможно встретить на каких-нибудь тусовках, если, конечно, их не приводят туда дела.

В отличие от такого, усредненный человек по понятным причинам до себя не дорастает. В результате между его потенциалом и недоразвитой реальностью образуется пустота, и эта пустота невыносима. Поэтому человек стремится всеми силами ее чем-нибудь заткнуть: тусовками, телевизором, друзьями, развлечениями, алкоголем… В результате, эта поистине черная дыра только растет. И если космическая черная дыра способна пожрать все, то ставшие черными дырами усредненные люди способны пожирать лишь друг друга.

И если за столиком в кафе сидят две черные дыры, – вернулся он к прошлому разговору, – их любовью будет отчаянная попытка заполнить друг другом собственную пустоту. Вот только пустота эта заполняется лишь собой.

Более того, в отличие от космической черной дыры, человек-дыра – это не сверхприсутствие сверхплотной массы, а сверхотстутствие себя, а раз нет ни его, ни ее, их любовь – это любовь никого к никому, то есть фикция. Поэтому им доступна лишь физиологическая составляющая любви с ее гормональным опьянением и более или менее нелепыми телодвижениями ради кратковременного электромагнитного сигнала в центре удовольствия мозга.

Лишь идя по жизни путем с сердцем, в один прекрасный момент осознаешь, что тебе не нужны больше тусовки или общество черных дыр. Тебе хорошо и без них, наедине с собой, так как в этом случае можно отдаться любимому делу. Ты по большому счету счастлив, так как в тебе больше нет пустоты. Наоборот, ты переполнен собой и хочешь поделиться с другими своей наполненностью. Ты стал похож на цветок, излучающий аромат. Когда ты это почувствуешь, ты становишься готовым к качественно новой любви: любви наполненного собой человека.

И тогда в кафе за столом напротив будет сидеть, изливая на тебя собственную полноту, такая же наполненная собой личность, а иначе и быть не может, ведь наполненные собой люди ищут таких же. Черные дыры им не нужны, потому что попросту неинтересны. Да и как может быть интересен кому-то тот, кого тошнит от общества самого себя?

И так, они в кафе. Они говорят о любви, и теперь их любовь имеет и отправителя и получателя. И как бы они ни менялись с годами, если они будут идти по жизни путем с сердцем, они останутся яркими, благоухающими личностями; и, дожив до преклонных лет, будут любить друг друга, видя только красоту этой наполненности, так как все остальное попросту не будет иметь значения.

Такова вершина любви человеческой, которая в свою очередь является стартовой площадкой для любви мистической или эротического потока.

Эротический поток, это спонтанный танец двух тел, который является следствием слияния в единое целое энергии двух людей в момент их предельной близости. Для ее достижения необходимо быть абсолютно открытыми друг для друга и предельно честными в смысле полного отсутствия лицемерия людьми. В этом случае становится возможным слияние на тонком, энергетическом уровне, в результате пара вновь обретает целостность андрогена, разделенного по легенде на две половины богами.

– Может, чем болтать, давай лучше займемся делом? – предложил он, прервав свой монолог.

– Чем?

– Объясню в спальне. Пойдем.

Там они сняли халаты (другой одежды на них не было), после чего Игнат Валентинович сел на кровати, скрестив ноги.

– Садись на меня, лицом ко мне и обними меня ногами, – сказал он Раде.

Пока она устраивалась по удобнее, у Игната Валерьевича встал, и он вставил член в ее влагалище. Она начала двигаться, но он ее остановил:

– Нужно сидеть спокойно и неподвижно. Сейчас давай синхронизируем дыхание. Мой вдох должен совпасть с твоим выдохом и наоборот.

На это ушло несколько минут. Лишенный внимания член обмяк.

– Мы его теряем? – спросила Рада.

– Пустяки. Здесь не он играет первую скрипку. Дыхание намного важнее.

– Теперь нужно смотреть друг другу в глаза, но не пялиться, как в гляделки, а пытаться впустить в себя взгляд друг друга, – продолжил он объяснять, когда с дыханием они разобрались. – Для этого как бы обхвати мой взгляд своим взглядом, а затем направь свой взор внутрь себя, но глаза не закрывай.

Несмотря на мудреность инструкции, у Рады довольно-таки быстро получилось впустить в себя взгляд Игната Валерьевича. Скорее всего, благодаря уже достаточно долгой медитативной практики.

– Мигать можно? – спросила она.

– Конечно. Это же не «гляделки». Теперь представь, как во время вдоха ты впитываешь мою энергию своим влагалищем, а во время выдоха отдаешь мне свою через груди.

Мужчина при этом должен представлять себе, как он вдыхает энергию через грудь, а выдыхает ее через член.

Сидеть так было неудобно, и очень скоро у Рады разболелась спина.

– Потрепи, – попросил ее Игнат Валерьевич. – Эта игра стоит того.

И точно, через какое-то показавшееся Раде вечностью время они хлынули друг в друга, став на несколько минут единым целым.

Благодаря йоге, им потребовалось всего несколько занятий, чтобы приноровиться к этой позе, после чего слияние стало их любимой прелюдией к сексу.

После совокупления они шли на кухню пить чай, и каждое чаепитие превращалось в небольшую лекцию о суфизме, ведах, учении дона Хуана, дзен… Иногда он рассказывал русские народные сказки. Те из них, которые по своей сути являются спрятанными за сказочной формой откровениями. Игнат Валерьевич вполне резонно считал, что достаточно полностью понять одну из них, чтобы трансформировать сознание.

Как-то раз, поставив чайник, он включил «Come together». Раде не нравились Битлы. Для нее они были попсово-слащавым порожняком вроде отечественных ВИА, которые она терпеть не могла, предпочитая слушать рок.

– Эту песню написал выдающийся ученый, доктор Тимоти Лири, который в свое время был ведущим специалистом в области изучения измененных состояний сознания. Он создал восьмиконтурную модель сознания, согласно которой наша нервная система содержит восемь потенциальных контуров, или ступеней развития сознания, – сообщил Игнат Валерьевич. – Первый или биовыживательный контур появился пару-тройку миллиардов лет назад. Он отвечает за разделение мира на питательно-полезную и опасно-вредную часть. У человека включается в младенческом состоянии. И здесь очень важно, получит ли ребенок достаточное количество материнской любви и ласки, так как именно от этого напрямую зависит, будет ли он впоследствии бесстрашно открытым Миру человеком, либо же станет боящимся всего неудачником. Так что ключ к жизненному успеху мы, можно сказать, получаем с молоком матери.