Читать книгу Искупить кровью! - Валерий Николаевич Ковалев - Страница 5

В соответствии с утвержденным Военным Советом Белорусского Фронта планом операции по форсированию р. Днепр и уничтожению Жлобинско-Рогачевской группировки противника в 10-30 19.2.44 командирам 80, 40, 41 и 35 к были даны частные боевые приказы №№ 005-008/ОП, в которых группировка противника характеризовалась:

передний край обороны противника проходит по западному берегу долины р. Днепр. Оборонительные сооружения состоят из 2-3, а местами 4-5 линий траншей. Перед передним краем проволока в два-три кола, местами рогатки и спираль «Бруно». На отдельных участках минные поля.

Этими частными боевыми приказами на имя командиров корпусов даны задачи:

Командиру 41 ск /частный боевой приказ № 007/ОП: 41 ск /269, 120, 129 сд и 8 штрафной батальон/ с 554 АПАП, 40 ИПТАВР, 286 МП, 94 полк РС, 36 и 160 ТП, 207 ОРРО в ночь с 20 на 21.2.44 отрядом в составе 8 штрафного батальона и 120 сд переправиться на сев.-зап. берег р. Днепр в районе Гадиловичи и, выделив одну роту для захвата Мадоры, основными силами в 7.00 21.2.44 совершить налет на Рогачев. Уничтожить переправы через Днепр и прочно удерживать до подхода наших частей. С утра 21.2.44 двумя стрелковыми дивизиями форсировать р. Днепр на участке Кистени, х-ра Покровские и, наступая в направлении Мадоры, Близнецы, Остров, прорвать оборону противника и последовательно овладеть рубежом:

а) через 2 часа – Елинозово, Мадоры, Восов

б) через 4 часа – Большевики выс. 148.1 Озерище

в) к исходу дня выйти на р. Друть

Командирам 41 и 80 ск Начштаба передал приказ собрать 20.2.44 по своим дивизиям командиров полков и их заместителей, а также офицеров 8 штрафного батальона для дачи им лично командармом указаний в связи с предстоящими боевыми действиями.

В течение всей ночи на 20.2.44 авиация 16 Воздушной армии бомбила технику и живую силу противника. …Всего было совершено 123 боевых самолето-вылетов (самолетами У-2).

Днем Командарм и Член Военного Совета давали указания командирам полков и их заместителям /120 и 186 сд/, а также офицерам 8 штрафного батальона по поводу предстоящих боевых действий.

21.2.44

1. Противник в 3.00 взводом пехоты пытался вести разведку с направления: Майский /11 км сев-вост. Мал. Козлович/, но успеха не имел.

Сводный отряд в составе штрафного офицерского батальона и лыжного батальона 120 Гв. сд в 1.15 21.2 с боем прорвался в глубину обороны противника северо-зап. Гадиловичи в р-не отм. 126.8 и с 11.00 начал активные действия в р-не дорог 3,5 км сев.зап. Мадоры.

К исходу дня вышел в район леса южнее Стар. Село, продолжая контролировать указанный выше узел дорог и фактически прекратив переброску резервов противника из Рогачева и в Рогачев

23.2.44

Противник сильным огнем и неоднократными контратаками при поддержке танков, самоходных орудий и авиации упорно сопротивлялся нашему наступлению. За сутки силой до батальона с танками предпринял до 30 контратак, отбитых с большими для него потерями.

Из района Паричи им переброшена 5 ТД в составе 13 и 14 МП, 31 ТП, 116 АП.

За сутки действовало 6 групп Ю-87 в числе 118 и сбросили до 620 бомб по 50-100 кг каждая на наши боевые порядки.

2. Войска армии вели ожесточенные бои, имея задачу выйти на р. Друть.

24.2.44

Выводы за день (25.2.44)

Наступление с целью расширить плацдарм на западном берегу р. Друть и р. Днепр не дало положительного результата, так как противник подтянул свежие части (1/470 ПП 260 ПД, 30 МП 18 МД, 3/61, 1/66 и 632 охранный полк и 1/417 строительный батальон.

Плацдармы на западном берегу р. Друть в районе Озеране и Бол. Коноплица продолжают удерживаться нашими войсками.

( Документ ЦАМО* Описание боевых действий 3-й армии в Рогачевской операции в период с 21 по 25 февраля 1944 года.)

Сразу же после выхода к своим, батальон отвели в недалекий тыл, разместив в брошенной деревне. Предельно вымотанные и уставшие, многие засыпали прямо у изб, не дождавшись подхода полевых кухонь с горячей пищей.

И здесь штрафников понесли неожиданные потери.

Три бойца, не сняв боевого снаряжения, забрались на печь и уснули. У одного на ремне была прицеплена граната Ф-1. Во сне он, скорее всего, резко повернулся, кольцо выдернулось, и граната взорвалась. Его с соседом убило, третий был серьезно ранен и отправлен в санчасть.

– Да, – сокрушались сослуживцы. – Жаль ребят. Пройти такие бои и умереть волей случая.

Погибших похоронили на деревенском кладбище, дав в небо прощальный залп. После горячего завтрака, натопив баньки, изрядно попарились, смыв с себя пот и копоть, постирались и стали приводить в порядок снаряжение.

Командиры взводов тут же принялись срочно писать характеристики – реляции на своих бойцов для решения их последующего освобождения и восстановлении в званиях, а комбат представления к наградам офицеров.

Как и обещал Командующий Армией, весь переменный состав был реабилитирован, многие получили ордена Славы III степени, медали «За отвагу» и за «Боевые заслуги». Следует отметить, что штрафники отдавали предпочтение медалям. Это объяснялось тем, что «Слава» по статусу являлась солдатской наградой. Офицеры ею не награждались. Многие же не хотели афишировать в будущем нахождение в штрафбате.

Командный состав батальона в основе своей был награжден орденами. Приятель Пыльцына Загуменников получил орден Отечественной войны II степени, ротные командиры Матвиенко с Пекуром ордена Красного Знамени, а взводный охраны штаба Киселев – вторую медаль «За отвагу». В офицерской среде она ценилась наравне с солдатской «Славой».

Александр и еще несколько офицеров наград не получили, зато ему присвоили очередное воинское звание «старший лейтенант». Это он воспринял с радостью.

Вскоре батальон передислоцировали снова в село Майское Буда-Кошелевского района, откуда он уходил в тыл врага. Население встретило очень тепло. Главным угощением в белорусских хатах были бульба* с разного рода соленьями и из нее же самогон.

– Что, не пробовал такого? – опорожнив кружку, смачно захрустел соленым огурцом Загуменников.

– Нет, – сделал то же Александр. – Крепкий зараза.

– Это что. У нас на Ставрополье гнали хлебный. Чистый как слеза и много крепче.

За ними с интересом наблюдал с печи сын хозяйки лет пяти. Перехватив его взгляд, Пыльцын махнул рукой, – иди сюда.

Тот, кубарем скатился.

– Как зовут?

– Сашка.

Открыв лежавшую рядом на лавке полевую сумку, достал плитку трофейного шоколада, – держи тезка.

– Дзякуй*, – цепко ухватил лапкой и шустро махнул на печь.

С радостью встречали местные девчата вернувшихся живыми и здоровыми штрафников. Ведь они, хоть и временно разжалованные, были офицерами, грамотными и достаточно культурными ребятами. Пользовался успехом и командный состав батальона, особо те, кто моложе.

В этом селе перед рейдом оставались батальонные тылы, вооружение с боеприпасами и штабные документы. Сюда же были отправлены партбилеты с наградами офицеров постоянного состава. Имелась и охрана для всего этого.

За время рейда, в село доставили немало новых осужденных для подразделения. Объяснялось это тем, что шло освобождение Белоруссии, рос и контингент штрафников из числа «окруженцев», оказавшихся в свое время на оккупированной территории. Сказалась и обстановка на фронте, а именно отдельные неудачи предшествовавшие наступлению. Они увеличили число наказанных за срыв боевых задач.

Так что одновременно с подготовкой реабилитации прежнего переменного состава батальона шло формирование новых рот.

Процедура реабилитации заключалась в том, что прибывшие в батальон несколько групп представителей от армейских и фронтовых трибуналов, а также штаба фронта рассматривали в присутствии командиров взводов или рот подготовленные ими же характеристики, снимали судимость и восстанавливали в званиях.

Наряду с этим выносились постановления о возвращении наград и выдавались соответствующие документы. Далее восстановленных в правах офицеров направляли, как правило, в их же части, а бывших «окруженцев» с военнопленными – в полк резерва офицерского состава.

Часть из последних имели еще старые воинские звания, те же «военинженер», «воентехник» или «техник – интендант». В этих случаях присваивались новые, но на ступень ниже.

Александру, к сожалению, принять участие в этой процедуре «очищения» не удалось. Его и еще нескольких офицеров вернувшихся из Рогачевского рейда назначили командирами взводов во вновь сформированных ротах. А спустя несколько дней эти две роты получили приказ захватить у немцев плацдарм на реке Друть.

Для этого нужно было ночью по льду скрытно преодолеть ее и внезапно атаковать фашистов в направлении деревни Коноплица.

По сведениям разведки первая линия обороны противника там была наиболее сильной и составляла семь километров в глубину. Ширина реки достигала шестидесяти метров при глубине в три с половиной.

Ночь выдалась пасмурной и безлунной. Скрытно выдвинувшись к реке осмотрелись. В отличие от днепровского льда он на Друти был изрядно побит, начали движение. Приходилось, нащупывая ногами обходить опасные места, чтобы не угодить в полыньи от мин со снарядами.

Состояние льда по-видимому успокаивало врага. Осветительные ракеты он не пускал, хотя изредка бил по реке из минометов. И здесь Александру смертельно не повезло. Он ухнул в одну такую полынью, затянутую тонким льдом и присыпанную сверху снегом.

Попытки выбраться ничего не давали, края, за которые хватался – обламывались. А течение все больше затягивало, мгновенно набухшие водой ватные телогрейка с брюками тянули на дно. Усугублялось все еще и тем, что старший лейтенант не умел плавать.

Спас взводного подоспевший ординарец. Упав рядом на более крепкий лед, протянул ствол автомата. Пыльцын тут же уцепился за мушку, и тот выволок командира из воды. Оставшуюся часть пути до берега одолели ползком. А там набирала силу перестрелка. Это достигшие берега роты завязали бой.

Александр с ординарцем и несколько других групп, разделивших с ними зимнее купание, достигли траншеи, когда она уже была захвачена и очищена от фрицев. Кое – где штрафники преследовали убегавших , и местами врывались во вторую.

Промокший до нитки и промерзший до костей, он пытался хоть как-то согреться в движении, но тщетно. Одежда превращалась в ледяной панцирь, руки с ногами отказывались действовать.

Тогда командир роты майор Сыроватский, видя такое дело, приказал двум легкораненым штрафникам доставить взводного в батальонный медпункт. Уцепив подмышки поволокли словно колоду, через реку на другой берег

Там, в санитарной палатке с печкой, орудовал доктор – капитан Бузун, невысокого роста и с бородкой. Его все, даже штрафники, звали по имени отчеству – Степан Петрович.

Вместе с военфельдшером Деменковым, они саперными ножницами разрезали на Пыльцыне обледеневшую одежду и сапоги, стащили с него все и энергично растерли спиртом от пяток до головы. Далее залили грамм двести внутрь, одев во все сухое, и даже обули в валенки.

А поскольку в палатке было полно раненых, рядом в глубоком снегу выкопали яму, застелив ее лапником с плащ-палаткой. Туда уложили старшего лейтенанта, укрыв второй, и сверху утеплили еловыми ветками, оставив отверстие для доступа воздуха. Хорошо согретый растиранием и принятым внутрь он тут же провалился в сон. Утром же проснулся полностью здоровым, даже насморка не получил.

За ночь роты выполнили свою задачу и смогли продвинуться к деревне, а в прорыв вошел стрелковый полк. Как потом Александру рассказали, его ввод был обеспечен мощным залпом гвардейских минометов.

При этом одно штрафное подразделение то ли вырвалось вперед и гвардейцам – минометчикам не успели про это сообщить, то ли они ошиблись в стрельбовых расчетах, но несколько реактивных снарядов взорвались в непосредственной близости от штрафников, причинив тем потери. В числе прочих погиб и ординарец Пыльцына, которого он так и не смог поблагодарить за свое спасение.

Как только стрелковый полк вступил в бой, штрафные роты отвели за реку, но дальнейшего развитие наступление не получило из-за упорного сопротивления противника. Там батальон срочно погрузился на поданные грузовики и убыл в район восточнее города Быхов.

Предполагалось его участие в расширении плацдарма и на этом направлении, но официальной информации на этот счет не имелось.

Начался март и природа разразилась таким мощным снегопадом, которых не было зимой. Он валил, не переставая несколько дней, и когда колонна с трудом пробилась в заданный район, все пути и дороги оказались непроходимыми, а не то, что непроезжими.

В результате целую неделю батальон, был оторван даже от своего тыла, не говоря об армейском. Местные острословы тут же окрестили погоду «диетической».

Поскольку подвоза продовольствия не было, суточный трехразовый рацион горячего питания состоял из растопленного в походных кухнях снега и приготовленного на нем «бульона». Из расчета одна банка американской тушенки на роту, плюс ржаной сухарь на едока.

Когда же снегопад, наконец, закончился, а дороги расчистили, в том числе танками, намечавшееся наступление видимо отменили. Батальон снова погрузили на машины и доставили в село Городец Кобринского района.

Уже завершался период его пребывания в составе 3-ей Армии генерала Горбатова. Личный состав составил приятное впечатление о командарме, отличавшимся душевным отношением к штрафникам. Поговаривали даже о том, что он, как и Рокоссовский, в свое время тоже был лишен свободы, чем все и объяснялось.

В Армии о Горбатовке ходила то ли быль, то ли легенда.

Якобы после взятия Рогачева через уже разбитый и непрочный днепровский лед саперы срочно навели для переправы войск временный деревянный мост. По своей ширине он допускал движение техники лишь в одном направлении и поэтому коменданту переправы был передан приказ командующего пропускать в первую очередь автомобили с боеприпасами, продовольствием и артиллерию только в сторону фронта.

Вскоре у переправы скопилось много машин идущих к передовой, а на другом берегу оказались встречные. Среди них несколько «виллисов».

Комендант переправы, крепкий рослый майор, выполняя свои обязанности, не пускал их на мост. Из одного «виллиса» вышел Горбатов, потребовав срочно пропустить его автомобиль. Майор, ссылаясь на приказ, отказался это сделать. Разозлившись на непослушного коменданта, генерал в сердцах огрел его своей всем известной палкой.

Реакция майора не заставила ждать: он резко оттолкнул Горбатова и тот, перевалившись через низкие перила моста, загремел на лед. Что тут началось!

Из машины командующего и других «виллисов» выскочили несколько офицеров. Одни бросились поднимать генерала, другие, выхватив пистолеты, скрутили майору руки.

Горбатов же, отряхиваясь от снега, подошел к коменданту, приказал отпустить его и велел принести свою флягу. Вся армия знала, что их командующий не при каких обстоятельствах не пьет и даже не курит.

Он лично отвинтил с фляги колпачок – стаканчик, наполнил водкой и поднес ошеломленному офицеру со словами «Молодец, майор! Выпей, считай это моим извинением и личной наградой. Сколько дураков учил и воспитывал этой палкой, первого умного встретил. Продолжай службу, а за настоящей наградой дело не станет».

Прибыв в Городец, батальон занялся приемом пополнения, формированием, вооружением и сколачиванием подразделений. Была налажена боевая подготовка, основной целью которой являлось обучение бывших летчиков, артиллеристов, интендантов и прочих специалистов воевать по – пехотному. А это значит, совершать напряженные марши, переползать, окапываться, преодолевать окопы и рвы. Вести меткий огонь из автоматов с пулеметами, противотанковых ружей и даже трофейных фауст – патронов.

Но, пожалуй, самым трудным, особенно в психологическом плане, было преодоление страха у некоторых обучаемых перед метанием боевых гранат, особенно Ф-1. Убойная сила ее осколков составляла до двухсот метров, а бросить этот ручной снаряд даже тренированному бойцу под силу лишь метров на пятьдесят.

Обучение проходило на боевых гранатах, которые взрывались по – настоящему. Правда, метали их из окопов. Тем не менее, перебороть боязнь удавалось не каждому и не сразу.

На одном из таких занятий обучаемый, в прошлом финансист, выдернув чеку, уронил «лимонку» наземь и инструктор – сержант в последнюю секунду успел ее выбросить из окопа.

Этот период формирования и обучения продлился до середины мая.

Естественно завязались более тесные отношения и связи с местным населением. Оказалось, что неподалеку, за лесом, располагался военный аэродром, а около него базировался батальон аэродромного обслуживания, где главным солдатским составом были девчата.

Как-то теплым весенним днем на дороге, почти в центре села, прогремел взрыв.

Оттаявшая земля обнажила давно установленную там немецкую противотанковую мину. И на нее наступила копытом лошадь, везущая целую повозку артиллерийских снарядов. К счастью они не сдетонировали, повозочного ранило, а вот лошадь убило, и она пошла в батальонный котел.

За время пребывания в Городце у личного состава бывали свидания и даже танцы с местными и военными девчатами. Частенько, когда надвигались сумерки, а боевая подготовка прекращалась, по чьей – либо инициативе в одной их хат попросторнее, устраивали хоровое пение.

Песня на фронте, если ей находилось время и место, да еще не по команде, как-то особенно проникала в души и очищала их. А как самозабвенно пели в такие минуты штрафники! Ведь не было ни дирижеров, ни хормейстеров, но откуда-то появлялись и тенора и басы, первые и вторые голоса. И так слаженно они звучали, так мощно и многоголосо, что внутри хаты и около нее собирались местные жители, слушая эти импровизированные концерты со слезами благодарности.

Белорусских песен не пели, знали только плясовые «Левониха» да «Бульба буйна». Зато русские и украинские в репертуаре были всегда. Особенно любили раздумчивые песни про Ермака, «Черный ворон», «Бежал бродяга с Сахалина» и «Славное море священный Байкал». Не иначе они отвечали состоянию души, штрафников.