Читать книгу И залпы башенных орудий… - Валерий Большаков, Валерий Петрович Большаков - Страница 3

Рейдер был огромен – диск под восемьсот метров в диаметре. Он походил на круглый торт, утыканный кремовыми розочками – куполками и башенками боевых постов, полосатыми панелями радиаторов, решетчатыми блюдцами антенн и прочим корабельным имуществом. Ну, это если смотреть на верхи, а если глянуть пониже…

Зеленое брюхо корабля из ноздреватой биокерамики грузно проседало, почти касаясь сухой щетинистой «травы», но полностью осесть на горячую почву днищу мешали три кольца усиленных опор. Будто пирог ко дню рождения перевернули и опрокинули на свечки…

Виктор поморщился: что у него сегодня за ассоциации? С самого утра так. Подлетали к Гаданде – ему привиделось, что горный хребет, покрытый лесом, будто хреном васаби намазан или той зеленой дрянью, какой их с Варей потчевали в японском ресторанчике – из водорослей ее состряпали, что ли? А океан был коричневым, как пепси. Он и вправду такой – от мути. В земных океанах планктон проживает, он все пылинки заглатывает, переваривает и отправляет на дно. Если бы не эта плавучая мелюзга, от всей той дряни, которую выносят в него реки, океан давно бы превратился в болото. В такое, как на Гаданде, – в здешней мутной водичке планктона не водилось, а реки были – ого-го какие! Широкие, как Нил или Амазонка. И хоть бы одна с прозрачной водой! Нет, все речные потоки или коричневые, как навозная жижа, или вовсе черные, или красные, или цвета кофе с молоком. Зато каньоны они нарезали – куда тому Колорадо! Самый большой – в десять километров глубины. Стоишь на дне, а стены почти сходятся вверху, небо снизу тонкой, изгибистой полоской кажется. Темно вокруг и холодно, но не тихо – река ревет, грохочет, камни ворочает, а эхо так и гуляет, донимает слух со всех сторон. Стереоэффект, будь он неладен.

Живность океанская только поверху жила, в верхних слоях, самых отстоявшихся. Хотя, кто ее знает, эту живность! Может, она и на глубине шарится. Правда, там такой ил… Сверху просто грязная вода, ниже она превращается в глинистый раствор. Автобатискаф спускали. Он погружался, погружался… Муть с плотностью кефира на глубине двести метров загустела до консистенции сметаны. А еще через сто метров аппарат застрял. Называется – приплыли.

Сощурившись, Виктор осмотрелся. В изумрудном небе Гаданды пылало ее солнце, окруженное тройным гало. Местные называли светило Садирой – такое имечко дали Эпсилон Эридана арабы. Аль-Садира. В принципе звучит…

Космодром был невелик – три серебристые посадочные полосы с удобной рубчатой поверхностью. Одну из них занимал линейный рейдер «Гладиус» и какой-то бот-планетарник, две другие были пусты. Все космодромные постройки сгрудились с восточной стороны – одинокая башенка диспетчерской, павильон космопорта, собранный из пластконструкций, грузовой терминал, заправочная станция под плоской темно-зеленой крышей.

В щелях между зданиями проглядывал поселок – белые купола и призмочки. К югу и к северу желтела и зеленела степь, а на западе отсвечивало море. Прибыв на Гаданду, Середа хотел было наведаться на бережок, но местное население ему отсоветовало – здешний пляж представлял собой топкую, блестящую на солнце полосу ила, плодородного и дюже вонючего, а добираться до берега надо было по широкой, почти километровой полосе засохшей грязи, растрескавшейся, как солончак. Иногда твердая корка проламывалась под ногами, и вы до пояса или по колено – как повезет – проваливались в густейший рассол… Середа подумал-подумал и решил, что искупается как-нибудь потом.

– И долго мне вас ждать? – проворчал Виктор, прикладывая ко лбу ладонь козырьком. Идут вроде…

Двери космопорта разъехались, и на солнце вышли Таппи и Мишка Копаныгин – этих тоже направили на рейдер.

– Чего стоим?! – возопил Таппи. – Кого ждем?

– Тебя, – буркнул Виктор. – Ты что, всю дорогу полз?

– Я летел! – пылко возразил Нупуру. – Я мчался, как… как… как не знаю кто!

– Как тортуга, – подсказал Копаныгин.

– Да! – согласился Таппи и спросил: – А это что за птица?

– Это черепаха.

– Ну ты и нахал! – с упреком в голосе воскликнул Таппи.

Достойно ответить Копаныгину не дали – «Гладиус» опоясался зелеными огнями, и над космодромом завыла сирена.

– Пошли скорее, – проворчал Виктор, – а то и я тут с вами останусь…

Все трое подхватили заплечные мешки и быстро потопали к трапу.

– Живенько, живенько! – загремел над космодромом громкоговоритель всеобщего оповещения.

– Да мы и так… – пропыхтел Таппи, топоча сапогами по блестящему трапу.

Роботы-заправщики уже поволокли пустые топливные накопители обратно на станцию. Аварийные киберы, облазив всю обшивку, тоже спустлись на моховище. Серый робот-матка, словно курица, собирал «под крыло» дюжину маленьких машин-анализаторов – объявили предстартовую готовность.

Козыряя встречным офицерам, Виктор прошагал половину радиального коридора, свернул на пандус и поднялся по нему в свой сектор. Расселили их по каютам-двухместкам, и тут Виктору выпала двойка пик – его соседом оказался Таппи Нупуру, очень живой носитель разума, очень активный и непоседливый, доминантой характера которого являлась бестолковость.

– Чур, верхняя – моя! – заорал Таппи, едва попав в каюту. Опустив верхнюю полку, он забросил на нее свой мешок и шлепнул ладонью по сенсору интеркома.

– Общий контроль систем! – послышался строгий голос командира.

– Все системы работают нормально.

– Навигационные системы линии А.

– Первый блок – норма, второй блок – норма, третий блок – норма.

– Линия Б…

Виктор заглянул в санитарный блок и ополоснул лицо. Вытер руки, взглянул в маленькое зеркальце над раковиной. Оттуда на него смотрело мужественное лицо – твердые черты, плотно сжатые губы. Вот только глаза подкачали. К этой морде да серо-стальные бы, с ледяным взглядом… А у него ни то ни се – карие и какие-то добрые. В общем, не мачо, а мякиш…

Вернувшись в каюту, он рухнул на диванчик. Фонатор продолжал бубнить:

– Заправка окончена. Модуль отстыкован.

– Предстартовый тест!

– Запущен… Норма.

– Энергонакопители.

– Норма.

– Сопряжение!

– Норма.

– Дублирование!

– Норма.

– Готовность два.

– Контроль!

– Норма.

– Дублирование контроля!

– Норма.

– Земля – борт!

– Готовность раз!

– Гравизащитные системы!

– Норма.

– Гравигенные!

– Норма!

– Кораблю – взлет!

– Есть! Готовность ноль! Старт!

– Подъем!

Виктор ничего не почувствовал – гравикомпенсаторы погасили перегрузку. Нупуру свесился со своей полки и дотянулся до клавиши внешнего обзора. На экране разостлалась желто-зеленая степь с редкими полосами карликового кустарника, тускло взблескивали солончаки.

– Активировать двигательные установки.

– Есть! Синхронизация включена, тест – норма.

– Двигатели на разгон! Ускорение тройное.

– Пуск!

Из космоса Гаданда напоминала шар, выточенный из зеленого мрамора с белыми прожилками – тонкие спирали циклонов пушились над Восточным океаном, затягивая побережье. Скоро там польет, каждый солончак, любая выемка заполнятся водою, превратятся в озера. Водоемы станут расти, начнут смыкаться между собою, пока вся степь не заблестит зеркалом наводнения. Птицы улетят – если этих голошеих тварей с перепончатыми крыльями можно так называть, – а редкие возвышенности превратятся в островки-общежития для краснух, ползунов и цапней. Они будут толпиться, как пингвины на льдине, но грызться не станут, и даже попыток не предпримут, дабы полакомиться друг другом – в половодье у них перемирие. Потом небо очистится, вода спадет, и мириады спор лишайников и мхов, коих несведущие в биологии зовут травой, зашевелятся, закопошатся в теплой грязи, дадут ростки. Молодая поросль жадно накинется на прошлогодний сухостой, уже здорово подгнивший, и отощавшие цапни завяжут с диетой, пойдут лакомиться нежными побегами и набирать вес…

– Слушайте все! – загремел интерком, обрывая размышления. – Объявляется боеготовность номер два! Всем офицерам, свободным от вахты, явиться в салон сектора «Ц»!

Виктор поднялся и оправил комбинезон.

– Сиди тут, понял? – сказал он Таппи.

Тот вскочил и вытаращил глаза от усердия.

– Яволь, майн фюрер!

– Схлопочешь когда-нибудь…

В каюту заглянул Копаныгин.

– Ты идешь? – спросил он.

– Нет, – проворчал Виктор, – я собрался поспать… Идем!

«Гладиус» делился на секторы, как торт – на куски клинышками. Каждый сектор слоился на девять или десять палуб – это были коржи и крем…

До салона добрались по радиусу и вошли в овальный зал со сводчатым куполом. Полукругом, в два ряда, стояли кресла, уже почти все занятые. Перед огромным экраном, за столом-пультом, выгнутым дугой, восседали несколько старших офицеров и сам капитан-командор Каспар Тендер.

Виктор огляделся, не находя ни одного знакомого лица, и присел с краю. Копаныгин, сопя, разместился рядом. Середа набычился и стал глядеть на экран за спиною Тендера. Экран работал в фоновом режиме и показывал удалявшуюся Гаданду с двумя ее спутниками, серенькими кругляшками. Скучно. Виктор опустил глаза на Тендера, на седые волосы ежиком, брыластые щеки, на острые уши, словно у пожилого эльфа.

– Все собрались? – брюзгливо спросил капитан-командор. Он выпрямился на сиденье и пробубнил: – С момента старта для нас начались… э-э… маневры. Такая деталь. Напомню, что операция «Зеркало» преследует одну цель: отработать взаимодействие кораблей в ходе… э-э… возможной агрессии извне. Я имею в виду – в ходе отражения этой самой агрессии. Такая деталь – система Эпсилон Эридана, как известно, состоит из семи планет и двух поясов – пыли и астероидов. Первая планета относится… э-э… относится к классу «горячих юпитеров». Вторая – это Гаданда, а все прочие скорее… э-э… планетоиды, диаметром от тысячи километров до двух тысяч с хвостиком. Ясно, что вторгаться чужим имеет смысл лишь на Гаданду. Наша задача заключается в патрулировании той области пространства, что непосредственно прилегает… э-э… к Гаданде. Будем отслеживать все возможные финиши Д-космолетов, и… э-э… препятствовать их высадке.

– Разрешите вопрос! – громко произнес Виктор.

Весь зал оглянулся на нарушителя дисциплины, а Тендер навалился на стол и буркнул:

– Да! Слушаю…

– Как именно мы должны препятствовать высадке чужих? – спросил Виктор, вставая. – Будут ли применяться активные средства? Или только пассивные?

– Вы будете исполнять отданный вам приказ! – отрезал Тендер, посопел и добавил: – Такая деталь. Если чужой корабль не ляжет в дрейф по нашему требованию, а окажет сопротивление, мы применим активные средства. И откроем огонь на поражение.

Зал загудел.

– Вы удовлетворены? – глянул Тендер на Середу.

– Так точно, – ответил тот.

– В таком случае я объявляю боеготовность номер один. По местам!

Виктору достался пост УАС в его секторе. Две зенитные ПМП[2] и полушаровой аннигилятор.

Середа уселся в кресло, поерзал, пристраиваясь, включил круговой экран, вырубил автоматику ПМП и заблокировал излучатель янтиматерии. За его спиной негромко переговаривались Копаныгин и Нупуру – Таппи сидел на посту броневой защиты, а Михаил занял место инженера аннигиляционных установок.

– Пристегнуться! – скомандовал Виктор. – Привести в готовность излучатель-антимат!

– Есть… – ворчливо ответил командор Копаныгин. Таппи хихикнул.

Середа покрутил верньеры ручной наводки, и космическое пространство съехало куда-то вбок, только звезды замельтешили косым дождиком за черным перекрестием.

– А вот у кхацкхов на кораблях стоят эмиттеры поля отталкивания, – заговорил Таппи, – и это их защитное поле никаким аннигилятором не пробьешь. Картина маслом!

– Нам бы такое… – вздохнул Михаил.

– И не говори!

– Но это пассивное средство, – возразил Виктор. – Корабль этим полем экранировать можно, а как тогда стрелять?

– Ха! А они, думаешь, стреляют? Кхацкхи за тыщу лет до нас выдумали принцип бескровного воздействия! У них все оружие или парализующее, или усыпляющее. И еще эти есть, гипноиндукторы. Мощные штуки! Направленные психоизлучатели, понял? Они их на свои корабли как раз и ставят, типа главные боевые установки. Шарахнут из такого по нашему крейсеру, и мы все в отключке!

– Ерунда это все, – сказал Виктор.

– Почему это ерунда? – оскорбился кибернетист.

– А потому, что эти твои гипноиндукторы не действуют на негуманоидов. У тех же себумов нет мозга или нервов, у них по два цереброида на особь и двухуровневая сигнальная сеть. И им психоизлучатели – до одного места!

– Ну, все равно… – протянул Таппи.

– А почему они себумы? – поинтересовался Копаныгин. – Я везде смотрел, но информатории такого слова вообще не знают, все только вескусиане да вескусиане…

– Это их так кто-то из ксенологов назвал, – усмехнулся Середа. – Сокращенно от «серо-буро-малиновый». У себумов ложнокожа как раз такого цвета.

Потянулась вахта. Виктор поначалу радовался своему участию в маневрах, но теперь к нему пришло разочарование, и начинала подступать злость. Какие такие корабли им придется задерживать? Что за атаку отражать? Небось в штабе додумались какой-нибудь старый грузовик-автомат заслать к Эпсилон Эридана, чтоб не жалко было открывать огонь на поражение. Вот уж подвиг так подвиг! А какая выучка экипажу – вдоволь настреляться по старому, давно списанному транспорту! Идиотство…

Первыми сигнал опасности подали приборы – тренькнул звоночек, отмечая момент квазиперехода. Где-то в пространстве, совсем рядом, наметилось локальное искривление. Если бы Вселенная была двухмерной, то эта точечная кривизна напомнила бы вздутие, словно кто-то продавливал гибкую пленку. Представить себе подобное в трехмерном мире не удавалось, приходилось верить индикаторам – метрика гнулась. Чей-то корабль выходил из деритринитации. Интересно бы знать, чей?

– Кто это к нам лезет? – пробормотал Копаныгин. – Ни хрена себе! Вы гляньте только, какая масса прет! Сотни мегатонн!

– Великие небеса, – проронил Таппи потрясенно, – черные и голубые!

В черноте космоса полыхнула яркая сиреневая вспышка. Когда Середа проморгался, то увидел дрейфующий дискоид. Диск двигался ребром, сближаясь с «Гладиусом».

– Это штурмовой планетарный крейсер себумов! – воскликнул Нупуру. – Ну, ничего себе!

Чем ближе подходил крейсер, тем больше он становился, расплываясь сначала во весь экран, а после уходя за его края. Шел он без ускорения, не быстрее, чем корабль, изготовившийся к стыковке. А потом по обрезу диска раздвинулись вакуум-створы, и грянул залп из лазерных пушек. Лучи чудовищной мощности проткнули броню «Гладиуса» и пронизали его нутро, сжигая переборки и людей. Завыла сирена, заполошно замигали табло, предупреждая о разгерметизации.

– Огонь! – проорал Виктор, судорожно хватаясь за рукоятки обеих ПМП. Надвинув перекрестие визира на крейсер себумов, он выпустил два импульса подряд, накрывая боевой пост. – Мишка! Ты чего ждешь?!

– Не было приказа открывать огонь!

– Какой тебе еще на хрен приказ нужен?! Ты что, не видишь?! Они напали на нас!

Целый поток антипротонов пролился с планетарника, поражая «Гладиус». Середа с ужасом проследил, как блок-схема линейного рейдера на пульте теряет сектор за сектором – себумы выедали «торт»…

– Гады! – зарычал Копаныгин, врубая аннигилятор. – Жабы!

Круговой экран заполнился слоями бурлящего огня и светящегося дыма, исчерченного радиантами разлетавшихся осколков. Из-за дверей поста УАС доносился неумолчный, то слабевший, то нараставший грохот, пол сотрясался, будто в агонии.

– Скафандры надеть! – прокричал Виктор. – Быстро!

– Одевайтесь! – рявкнул Михаил. – Я щас!

Полушаровой аннигилятор дотянул заряд до вражеского крейсера, и экран запылал, вспыхнул ужасной, режущей глаза белизной, зарябил каскадом взрывов – волна антиматерии уничтожала все подряд. Газы, обломки, броня, живые существа – все это, обратившись в жесткое излучение, разлеталось бурлящими огненными вихрями.

– Скафандры! – просипел Виктор, обильно потея – на посту становилось все жарче.

Копаныгин рывком поднялся и взлетел под потолок – локальные гравиустановки отказали, образовалась зона нулевой гравитации, как в атриуме. Невесомость. Ругаясь, Михаил оттолкнулся от потолка, долетел до бокса и уцепился за шторку, упираясь ногами в пол. Шторка поддалась. Кряхтя, Копаныгин залез в скафандр, нацепил шлем и захлопнул лицевой щиток.

– Готов!

– Таппи!

– И я!

Виктор последним облачился в скафандр, замечая, как гаснет круговой экран. Биокерамическая оболочка «Гладиуса» уже накалилась до вишневого свечения, и Виктор видел лишь плотное облако дыма и газа, сквозь которое пульсировал сгусток голубого огня. Вдруг он погас, и туча медленно рассеялась.

Показался крейсер себумов, походивший на корж, чуть-чуть объеденный с краю. «Корж» удалялся.

– Драпают! – вскричал Таппи. – Ага!

Диск готовился к уходу в подпространство, но перед стартом из его объемистого шлюза выплыл цилиндр с пристыкованной к нему сферой. Он медленно вращался, занимая стационарную орбиту над Гадандой.

– Это боевая станция, – пробормотал Нупуру, – охранный спутник. Себумы ставят их везде, около каждой своей планеты… Что же это такое?..

– Это война, – сухо ответил Виктор. – Идем!

С трудом открыв сегментный люк, он выбрался в коридор… и увидел впереди звездное небо.

– А где все? – растерянно проговорил Таппи.

Они долго бродили по коридорам, радиальным и круговым, перешагивали наплывы металлокерамики, заглядывали в сквозные зияния пробоин, но ни одного живого человека так и не нашли. Попадались им только трупы обожженных или задохнувшихся. Обращенных в лед. А трех четвертей рейдера не существовало вовсе – лишь оплавленные обломки тянулись за кораблем, как хвост кометы.

– А ты говоришь – драпают… – с горечью произнес Копаныгин. – Да они раздолбали нас на хрен и ушли!

– К аварийному боту! – приказал Середа.

И они пошли к боту. На душе у Середы было тягостно. Паршиво было. Месяца не прошло с того дня, когда он стоял в каюте капитана Козелкова и предрекал беду. Выходит, накаркал?

Всего аварийных ботов должно было быть восемь, но с краю палубы чернела громадная пробоина – грузовик проедет – и загибалась внутрь затвердевшими струями металлопласта.

– Тысяча двести рентген, – сумрачно сообщил Копаныгин.

Виктор не ответил, он проводил техконтроль. Один из двух ботов был цел и невредим, только борт опалило огнем атомного распада.

– Забираемся!

– Может, еще наших поищем? – робко предложил Таппи.

– Где? Мы уже все обыскали! Выйдем в космос, посмотрим. Может, кто в скафандре?

Бот отстыковался от огрызка рейдера легко. Отплыл подальше и легонько столкнулся с трупом себума. Черный раздутый шар с торчащими выростами прополз по экрану, напоминая старинную морскую мину.

– А вон еще один! – воскликнул Нупуру возбужденно. – Этот в скафандре!

– Мишка! – крикнул Виктор Копаныгину, занявшему место пилота. – Подойди поближе, возьмем этого гада на борт!

– Да зачем он нам?

– Если живой, будет «языком»! Если сдох… Ты веди давай, потом разберемся!

Виктор пробрался в кессон и открыл внешний люк. Себум в пленочном скафандре выглядел, как блок «условно-живого» мяса в упаковке. Копаныгин медленно подвел бот и наехал на тушу, вылавливая ее кессоном, как сачком.

– Готово! – крикнул Виктор.

– А чего орать? – послышалось в наушниках. – Оглушил совсем… Люк заблокируй!

– Сейчас я…

Закрыв внешний люк, Виктор с болезненным любопытством оглядел себума. Его – или ее? – скафандр был прозрачен и герметичен, не позволяя организму раздуться в вакууме. Вескусианин напоминал кожаный мешок, коричневый и склизкий, весь в складках, с выростами разной длины. Три темных глаза смотрели стеклянисто, мертво и зло.

– Зачем же ты, гад, приперся сюда? – процедил Виктор сквозь зубы.

– Это ты кому? – поинтересовался Копаныгин.

– Это я себуму.

– А-а… Поднимайся, а то я запускаю рейсовый.

– Сейчас…

Аварийный бот не развивал большой скорости, и обратный путь до Гаданды растянулся на сутки. Но вот пухлый зеленый шар лег под аварийный бот и медленно покатился, занимая полнеба водянистым горбом.

– Начали спуск, – сказал Копаныгин. Говорить ему в принципе и не надо было, но привычка повторять команды вслух осталась еще с дипломных перелетов в ВШК, ее не вытравишь. Да и зачем?

– Высота сорок пять. Двигатели на торможении…

Навалилась тяжесть – среди оборудования аварийных ботов гравикомпенсаторы предусмотрены не были.

Облачность внизу не клубилась, пухлые белоснежные тучи, в западинах отливавшие малахитом, кучились на востоке. Мглистая дымка вилась вокруг, размывая виды. Хотя что увидишь с такой высоты?

Виктор заметил, что Таппи в скафандре сильно вздрагивает.

– Эй, ты чего? – встревожился он.

– Н-ничего… – выдавил Нупуру. – П-просто к-колотит всего…

– Ты часом не заболел?

– Отстань от него, – посоветовал Копаныгин. – При чем тут болезнь? У Таппи нервная реакция пошла… Знаешь, сколько длился наш бой? Ровно восемь минут! И за эти восемь минут…

– Я понял, – буркнул Виктор.

– Высота двадцать один. Перехожу в горизонталь!

Горизонт приподнялся, покосился и опустился ниже тупого носа бота.

– Во! – обрадовался Михаил. – Пеленг пошел! Сяду-ка я на киберпилоте, вот что…

Аварийный бот прошел над городом-портом и встал на дыбы. Со звонким щелчком вышли три посадочные опоры.

– Полная мощность на оси!

– Выполняется, – ответил киберпилот монотонным голосом.

– Половина мощности на оси!

– Выполняется…

– Реактор на холостой ход! Холодная тяга.

– Иду на посадку холодной тягой.

– Реактор – ноль! Стоп при стыке!

– Ноль-ноль.

– Двигатель стоп!

Бот качнулся, приседая, и замер. И тишина…

– Приехали… – прокряхтел Копаныгин.

Виктор первым прошагал в кессон. Брезгливо перешагнул себума, отпер внутренний и внешний люки. Выглянул и замер с колотящимся сердцем.

Города-порта больше не было. На месте космодрома парила километровая проплешина остекленевшего шлака. От зданий космопорта остались только фундаменты – щербатые, совсем черные, они блестели, словно облитые толстым слоем глазури. Было очень тихо, только потрескивание остывавшего пластолита слышалось в наушниках да унылое посвистывание ветра. А потом за спиной Виктора, в отсеке, зазвенел, захлебываясь, сигнал радиологической тревоги.