Читать книгу Торжество тревог - Валерий Пушной - Страница 2

Адаевский раздобрел за прошедшие годы, лицо округлилось, появился небольшой животик, но сохранились прежняя нескладность в движениях, торопливость в речи и прыгающий на горле кадык.

С годами у любого человека меняется внешность, но повадки изменить трудно. Можно попытаться «загримировать» их, однако любой грим смывается. Природа все равно возьмет верх.

Пять лет назад, после известных событий, Анатолию пришлось с головой окунуться в проект. И одному вытягивать дело в гору. Хавин больше не появлялся в их городе. Не мог переступить грань собственной раны и вины, не мог посмотреть в глаза тем, кто считал его повинным во всем.

Железный Аспенский неожиданно для всех надломился и запил. Печаевы наглухо закрылись ото всех. Алла Истровская втянулась в новый бизнес не сразу.

Анатолию было нелегко, но он закусил удила. И все получилось. Его отношения с Аспенским и Печаевыми складывались трудно, сухо, по-деловому. С Истровской наладилось более-менее, однако при встречах с нею они старательно обходили темы, в каких присутствовал Хавин. Все было сложно и запутанно, но это устраивало всех, потому что обрело устойчивые рамки.

Алла внешне почти не изменилась, такая же стройная и со вкусом одетая, но в ее глазах появилось вдумчивое выражение, хотя она по-прежнему варилась в котле страстей. Не могла остановиться. А возможно, просто боялась оставаться одна. Одна, она всегда чувствовала себя потерянно, будто находилась в безвоздушном пространстве.

Но однажды, беседуя с Анатолием, Истровская сказала, что была бы не против взглянуть на Хавина. Наверно, брюшко отъел, как и Адаевский. Тот удивился ее желанию, столько лет прошло, никогда не вспоминала, уже забыть должна, и вдруг. Неужто все возвращается на круги своя?

– Собираюсь на днях в Москву, – сказала Алла. – Любопытно было бы увидеть.

Истровская занималась сетью магазинов. Хорошо все раскрутила. Анатолий ее работой был доволен.

Но, съездив в Москву, она о Хавине больше не вспоминала. И Анатолий ни о чем не спрашивал.

Стержень, на котором все у Аспенского держалось, после похорон жены и дочери сломался. Константин разом утратил опору в жизни, стало ясно, силу свою он черпал в тех, кого унижал и мучил. Такой была его любовь.

Пил с тупым упрямством, бутылку за бутылкой, потом валился на диван и спал беспробудным сном, затем опять пил и опять спал. Когда кончалась водка, отправлял домработницу за новой партией, и все продолжалось сначала. Домработница вздыхала, боялась противиться, молчала.

Длилось это месяца три. После чего посмотрел на себя в зеркало и не узнал. Оплывшая физиономия привела в шоковое состояние. Две недели приходил в себя. Чувство ненависти к Хавину разрывало. Иногда готов был сорваться с места и ехать в Москву, чтобы собственными руками придушить Павла. Ведь тот вторгся в его семью и разрушил все. Константин не мог признать, что благополучие своей семьи он поломал собственными руками. Видел лишь то, что хотел. Знал, что Печаевы находились в подобном положении. И это сближало его с ними. С ними первыми пошел на контакт.

Печаевы тяжело перенесли смерть сына. Андрей замкнулся в себе и осунулся. Марина выплакала все глаза. И только ее сила воли медленно вернула их к жизни. Впрочем, это уже не была прежняя жизнь. Ибо понятно, что так, как было раньше, никогда не будет. Смерть единственного сына – невосполнимая утрата, страшная, дикая. Кто бы мог подумать, что любовь доведет его до смерти? Они, как и Константин, винили Хавина.

Между ними и Аспенским завязалась новая странная связь, замешанная на ненависти. Иногда Константин заезжал к ним и просто долго сидел на одном месте, ничего не произнося, потом поднимался и так же молча уходил. Печаевы тоже молчали. Они без слов понимали друг друга. В головах зрели разные мысли о мести. Но Аспенский осознавал, случись сейчас что-то с Павлом, первым подозреваемым будет он. Потому не торопился. А ярость Марины временами прорывалась наружу, и приходилось гасить ее. Время летело, постепенно снова сошлись с Адаевским. Вернулся интерес к бизнесу. Теперь правила диктовал Анатолий, и им приходилось глотать это. Между тем Константин стал замечать за собой нерешительность и равнодушие. Смерть Павла переставала быть его идеей. Ведь ничего уже не вернешь. Все вокруг тяготило. Но Марина с течением времени не стала мягче. Мужа называла хлебным мякишем. И с сожалением смотрела на сломленного Аспенского.

Ее будоражила мысль о возмездии, словно душа сына просила об этом. Теперь она чувствовала себя крепче мужчин. Они оказались бесхребетными и бесполезными. Время не лечило раны Марины. Напротив, воспоминания становились острее. Они изматывали. Они самое себя призывали найти выход из положения. И она собиралась это сделать. Нельзя прощать того, что простить невозможно. Надо уничтожить Хавина, не убивая физически. А может, и физически. Только нужно придумать, как. Женщина от природы обладает таким даром, но этот дар надо разбудить, заставить работать. Она постарается. Изо всех сил постарается.