Читать книгу Ребро беса - Валерий Пушной - Страница 3

Корозов видел, что сейчас могильщик старался выиграть время, обдумывая, как подать информацию, чтобы обезопасить себя. Но вопрос был не из легких, потому Крючок отчаянно дергался в поисках разумного выхода.

В этот момент зазвонил телефон Исая. Он отошел в сторону, поднес его к уху. Мгновенно лицо замерло, окаменело, он глухо бросил:

– Держись! Я еду!

Глеб вопросительно поднял глаза. Исай попросил его выйти из комнаты. Корозов хлопнул ладонью по крышке стола, поднялся со стула. Они вышли. Плотно прикрыв за собой дверь, Исай негромко сообщил:

– На охрану поножовщика напали. Я лечу туда!

– Как напали? – изумился Глеб, но, сообразив, что этот вопрос сейчас неуместен, выдохнул: – Как узнали, где мы его держим?!

И опять вопрос был не к месту. Корозов мотнул головой:

– Возьми ребят! И не опоздай на этот раз! Я еду следом!

Исай выскользнул за дверь. Глеб отдал распоряжения охранникам и тоже шагнул к выходу. Крючку несказанно повезло. Время для того, чтобы придумать линию поведения, не подставляя себя, у него продлилось на неопределенный период. Он сразу воспрянул духом.

Солнце уже клонилось к закату, густо обливая уходящим светом горизонт. Тот медленно начинал теряться под яркими, бьющими по глазам лучами. От городских строений на восток потянулись длинные тени. Дневное время неумолимо сжималось. Жара спадала. Опускалась прохлада. Город готовился окунуться в ночное освещение.

Машина Исая подъехала к дому, где скрывали поножовщика. Вокруг все тихо. Скамейки у подъездов пусты. Не видно обычных завсегдатаев. Медленно, с разных сторон к дому стекались жители с сумками, пакетами, свертками. На короткое время задерживались у дверей подъездов, распахивали и ныряли внутрь.

Охранники высыпали из авто и ринулись в крайний подъезд. Тусклые лампочки на площадках. В свежей краске стены. Крадучись по серым бетонным ступеням, поднялись на нужный этаж, подошли к двери. Она была приоткрыта. Прислушались. Толкнули дверь. Та подалась. Прихожая пуста. Никакого шума изнутри. Зашли осторожно, мягко ступая по линолеуму на полу.

Дверь в комнату плотно закрыта. Исай аккуратно надавил на ручку. Открыл. Посреди комнаты на полу – тела двух охранников. Одно – на боку, второе – на животе. Ковер под ними в крови. Из-за дивана торчали ноги поножовщика. Труп того находился в сидячем положении, привалившись спиной к стене. Во лбу – пулевое отверстие с ожогом и порохом вокруг. Стреляли в упор.

Исай склонился над телами охранников, проверяя пульс. У одного из них нащупал. Обернулся, произнес:

– Есть. Живой. Вызывайте скорую! Ничего не трогать!

Начали звонить в скорую. Исай подошел к балконному окну, в стекле – два пулевых отверстия. Внимательно осмотрел дверь на балкон. Не заперта, хотя, когда привезли сюда поножовщика, сам проверял ее и охранникам давал установку, чтобы все двери, в том числе балконная, были задраены, как люки на кораблях.

Через стекло посмотрел на балкон. Удалось разобрать, что по запыленному полу топтались, а с верхнего балкона болтался конец веревки. Исай начинал догадываться, как все происходило. Убийца, без сомнения, спустился сверху по этой веревке. Стрелял по охранникам через стекло. Стало быть, где-то должны быть гильзы. А дальше, вероятно, поножовщик открыл дверь балкона своему подельнику, ну а тот после этого отправил его в преисподнюю. И все, концы в воду.

В открытую входную дверь твердой походкой вошел в прихожую Корозов в расстегнутом пиджаке. Остановился в проеме комнаты, осматривая результаты побоища. Именно это он больше всего не хотел увидеть. Начальник охраны коротко изложил свои предположения. Глеб выслушал молча, прежде чем качнуться вперед:

– Версиями убийства пускай полиция занимается, – проговорил в ответ. – А я хотел бы сейчас понять, Исай, кто и как узнал, где находится их подельник?

Исай откинул челку. Он и сам стремился понять это. Не мог поверить в то, что привел за собой хвост. Ведь отслеживал это, и по городу покружил. Но тогда что? Ответа не было.

Корозов недовольно спросил:

– Квартиру этажом выше проверил?

– Не успел.

– Тогда чего стоишь? Убийца может быть где-то недалеко!

Посторонился, пропуская Исая с охранниками. Те быстро выскользнули за двери и по затоптанным ступеням лестничного марша поднялись на следующий этаж.

Глеб позвонил в полицию своему хорошему знакомому, Аристарху Акламину. Теперь глупо было вспоминать о желании Былеева самому разобраться во всем. Это уже не наведение справок. Убийство. Возможно, он и так совершил глупость, изначально пойдя на поводу у Кира. Следовало раньше связаться с Акламиным. Глеб попросил Аристарха, чтобы тот сам приехал со своими операми.

Дверь квартиры этажом выше была деревянной, филенчатой, тяжелой на вид, в коричневых тонах. Сбоку кнопка звонка, также коричневая, в тон двери. Исай нажал на кнопку, но не услышал за дверью никакого звука, тогда постучал костяшками пальцев. Подождал. На стук никто к двери не подошел. Исай стукнул еще несколько раз. Опять в ответ – тишина.

Тогда один из охранников ударил в дверь кулаком. Никому не верилось, что в квартире никого нет. Так как с момента убийства в квартире этажом ниже прошло немного времени. Однако как знать – может, убийца и тут оставил после себя трупы. А может, спрятался там. Ведь куда-то же он свалил. Маловероятно, конечно, что снова вернулся в эту квартиру. Но проверить не мешает.

– Ломаем? – спросил глухо охранник и расправил сутуловатые плечи.

– Надо полицию подождать, – посоветовал второй охранник, вытягивая вперед голову на короткой шее. – У них корочки. А то накроют нас, и отдувайся потом за трупы.

– Все так, – согласился Исай, – да времени жалко. В машине монтировка. Принеси.

Охранник кувырком скатился по ступеням, не дотрагиваясь до металлических перил. Ждали недолго. Охранник так же стремительно вернулся с монтировкой в руках. Вставил ее в щель против замка, отжал дверь. Двое навалились на дверь, та затрещала, показался язык замка. Казалось, еще вот-вот, и будет успех.

Но в это время внутри раздался грохот, выстрел из ружья. Пуля вырвала кусок щепы из дверного полотна над головами охранников и впилась в противоположную стену.

Люди кинулись за выступ стены. Второй выстрел последовал за первым, полетела новая щепка.

– Вот зверина, палит по людям, зараза! – выругался охранник с короткой шеей. – Он что, из ружья наших положил, что ли? Слишком громко. Тут что-то не то.

Выстрелы прекратились. Впалые щеки Исая побагровели. Он выглянул из-за выступа стены, потребовал:

– Бросай оружие, никуда не уйдешь, крышка тебе! Повторяю, сдавайся! А то придушу своими руками за ребят!

– Я вас всех под корень! – разнеслось в ответ из-за двери, и снова ударили выстрелы, опять выбив щепки из дверного полотна, а напротив полетели брызги кирпича. И новый отчаянный вопль: – Я вас, тварей, в кисель! Только суньтесь!

– У него что там, пули на медведя? Так гвоздит. Умом рехнулся. – Охранник с сутуловатыми плечами удивленно сжал кулаки.

Стрельба по двери велась из двустволки. Исай определил это по перерывам на перезарядку патронов. Засомневался, что это убийца шлет свои приветы. Не придурок же он, в конце концов. Профессионал вести себя так не станет. Может, хозяин квартиры? Допер, что соучастником пойдет, и теперь мечется от безысходности. Надо было раньше думать. Исай повернулся к охраннику с короткой шеей:

– Узнай у соседей, кто тут живет!

Парень махнул к дверям других квартир, но на стук ответа не было, квартиры будто вымерли, никто из жильцов не отзывался и не открывал, всех явно напугал грохот выстрелов.

Снизу прибежал Корозов, застегивая на ходу пуговицы пиджака и не понимая, кто стреляет. Остановился посреди лестничного марша, видя прижавшихся к крашеным стенам охранников. Исай движением руки показал Глебу, чтобы тот не подходил к двери. А сам крикнул тому, кто палил из квартиры:

– У тебя нет шансов, гад, клади ружье! Я просить тебя не собираюсь, но тебе будет хуже, если я сам войду! Открой дверь!

– Это кто гад?! Это я гад?! – в ответ из-за двери высек надрывный голос. – Это вы подонки, бандюки клятые! Я вас всех положу на пороге, если сунетесь!

По лицу Исая прошла судорога:

– Ты что-то перепутал, приятель! Морда бандитская – это как раз ты, палишь по людям! Моим парням чуть головы не посшибал!

– Люди двери не ломают и в чужие квартиры не ломятся! – надсадно прозвучало. – Таких людей, как ты, надо под корень! Понятно? Под корень!

В это время снизу раздался шум голосов и топот ног по ступеням. Стремительно возникли люди в камуфляжной форме с оружием в руках, и прозвучала команда:

– Стоять! Полиция! Стоять! Стволы на пол! Руки за голову!

Корозову завернули руки за спину, он не успел опомниться и сказать, что стволов нет, как его прижали лицом к стене. После этого он что-то произнес, пытаясь возражать, но над ухом раздалось требование не двигаться.

Исая с охранниками тоже развернули лицами к стене, заставив заложить руки за голову. Исай не сопротивлялся и не объяснял, что они безоружны, понимая, что в такой суматохе никто его не захочет слушать. Все встанет на свои места, когда группа захвата закончит работу.

Полицейские шумно протопали по бетонным ступеням на площадку, выложенную серой плиткой, и постучали в дверь квартиры:

– Откройте дверь, полиция!

– А откуда мне знать, что вы настоящая полиция? – недоверчиво раздалось из-за двери.

– Это вы недавно звонили в полицию, сообщали о нападении бандитов на квартиру?

– Звонил! Только что-то вы очень быстро прискакали! – после недолгой паузы снова прозвучало из-за двери. – Полиция так быстро не появляется! Может, вы и не полиция вовсе, а подельники тех, кто ломится в мою дверь!

– Полиция, полиция! – ответили ему. – Открывайте.

– Чем докажете? Другие тоже ментами представлялись, даже корочки показали, а оказались бандюками! Меня чуть не пристрелили, потом связали! Если бы сам не развязался, то сейчас эти бандюки пришили бы уже! Давайте доказательства, а то пальну через дверь, мало не покажется! У меня ружье наготове!

Командир группы, круглолицый, коренастый, с коротким широким носом, стал злиться:

– Не дури! Пальнешь – срок себе намотаешь! Какие тебе нужны доказательства?

Человек за дверью откашлялся и попросил, чтобы их документы посмотрел его сосед по квартире. И добавил, что сосед всегда дома. У него больные ноги, и он выходит подышать свежим воздухом только на балкон. Соседу он поверит.

Полицейские надавили на кнопку звонка соседней двери. Внутри квартиры раздалась громкая и долгая соловьиная трель. Не дождавшись ответа, ударили кулаками в плоское темное полотно с двумя замками. Дверь задрожала от стука. Снова подождали. Но опять никто не отозвался. Еще постучали и покричали соседу, что это полиция. И вновь из-за двери никакой реакции. Если сосед на самом деле был дома, то бесповоротно затаился и отзываться не собирался.

Командир группы разозлился не на шутку, вернулся к филенчатой двери, изрешеченной пулями из ружья, нервно выкрикнул:

– Не отзывается ваш сосед! Будем ломать вашу дверь!

В квартире что-то брякнуло, скрипнуло, и недовольный голос за дверью торопливо проговорил:

– Не надо. Открываю.

Щелкнул замок, и дверь медленно отворилась. На пороге появился немолодой, хмурый, с жиденькими волосами, дерганый человек в рубахе, с нервным тиком на худом лице, в домашних штанах, тапочках на босу ногу и с ружьем в руках.

Его быстро обезоружили, и группа вошла внутрь.

Именно в этот момент снизу на площадку поднялся Аристарх Акламин с двумя оперативниками. Поджарый, прямой, среднего роста, с серьезными неулыбчивыми глазами. В легком летнем сером костюме, синей рубахе с планкой, прикрывшей пуговицы, и темных туфлях.

Он несколько оторопел, увидав группу захвата и Корозова с его людьми, застывшими под стволами автоматов. Явно для него это было сюрпризом. Не понял, откуда здесь группа захвата и как она опередила его, пока старший группы не объяснил, что они проезжали неподалеку, когда им последовала команда изменить маршрут, поскольку был звонок о бандитском нападении на квартиру.

Полицейские быстро разобрались между собой, и группа захвата отбыла. Остались оперативники во главе с Акламиным. Аристарх поручил одному из оперов стрелка из ружья, а сам со вторым опером и вместе с Глебом спустился в квартиру этажом ниже, куда уже поднималась бригада скорой помощи.

Оперативники приступили к работе. Вызвали криминалиста. Скорая помощь забрала раненого.

Аристарх уединился с Корозовым в другой комнате, оклеенной обоями неяркой зелени, выясняя подробности произошедшего. Сел на зеленый диван перед журнальным столиком, над которым висела небольшая люстра из почерненного металла с хрустальным наполнением с четырьмя лампочками-свечами и цветными матовыми чашками под ними.

Напротив дивана, за журнальным столиком, стояли два зеленых кресла. В углу у окна без штор – простенький телевизор. У стены – два мягких стула в зеленом цвете. И все. Впрочем, для какой-то другой мебели в комнате уже не было места.

Глеб прохаживался по комнате. От стены – к окну, затем назад. Всякий раз при этом круто разворачивался и приостанавливался, как бы в раздумье, с какого боку лучше начать разговор. С самого начала, от звонка Былеева, или с того, что оперативники увидели в этой квартире. От этого зависела суть повествования. Раскручивать историю, начиная с Сыча, либо искать киллера, который оставил здесь трупы.

Аристарх ждал, не понимая, почему Корозов медлил. Достал записную книжку, пару раз нетерпеливо хлопнул ладонью по ней, так напоминая Глебу, что время не стоит на месте. Затем взял ручку, постучал ею по обложке, приглашая Корозова к разговору.

Они несколько лет знали друг друга. С момента свадьбы Корозова и Ольги. Подругой Ольги на свадьбе была жена Акламина. Там Глеб и познакомился с Аристархом. С той поры поддерживали отношения. Знали характеры друг друга и повадки. Поэтому сейчас Аристарх догадывался, что Глебу есть что сказать, но внутри него идет какая-то борьба. И он своими действиями подталкивал Корозова быстрее разрубить гордиев узел сомнений.

Глеб остановился, расставив ноги, пробежал пальцами по пуговицам пиджака, ему не понравилось, как его поторапливал Акламин.

– Да подожди ты, Аристарх, убери записную книжку! – сказал. – Тут разговор не для записи. Тут такие дела, что у тебя волосы дыбом встанут. Хотя ты уже столько видал-перевидал, что вряд ли тебя можно чем-то удивить. Все события связаны с чужой тайной!

Акламина такое вступление несколько напрягло. Что-то уж очень длинно и мудрено. Но он все-таки послушался Глеба и прикрыл ладонью записную книжку. Корозов продолжил:

– Хозяин тайны запретил мне обращаться в полицию. Не доверяет он вашему брату, боится за свою жизнь. – Глеб развел руки в стороны, как бы говоря – увы, как есть, так есть, – и продолжил: – Но обстоятельства обернулись таким образом, что все заплетается в какую-то криминальную косичку, без тебя уже не обойтись.

Акламин проследил за сдержанной жестикуляцией Корозова и спокойно остановил его:

– Моя профессия, Глеб, распутывать тайны, чьи бы они ни были. Так что не тяни резину, может порваться, а когда порвется, тогда поздно будет. Это понимаешь? И чья же тайна тебя гложет?

– Былеева, – негромко произнес Глеб и выдохнул воздух, словно сбросил давление пара.

– Кира, что ли? – спросил Аристарх так, будто Былеевых было много и Акламин хотел уточнить, о каком из них конкретно шла речь. Уперся руками в колени, выпрямил спину, подал голову назад. – Так его же в ресторане похитили. Полная неясность пока что. Свидетелей много, а концов нет. Показания противоречивые. Запутанное дело. Какая, к черту, тайна? Если у тебя есть что сказать по этому делу, говори!

Корозов усмехнулся. Акламину эта усмешка показалась какой-то странной, даже неприятной. А Глеб опять ступил от стены к окну и обратно, туда-сюда, как маятник.

– Запутанное, еще как запутанное, Аристарх, – подтвердил он. – В этом как раз и зарыта собака. Именно в этом, Аристарх. И это все имеет отношение к сегодняшним событиям.

Акламин оторвал ладонь от записной книжки, дотронулся до авторучки. Посмотрел в окно без штор, за окном начинали опускаться сумерки. Время летело – не остановишь. Если подумать, то ведь совершенно верно, что жизнь – всего лишь миг. Но сколько же за этот миг люди способны наделать глупостей и гадостей друг другу – уму непостижимо. Но глупости и гадости можно еще с большой натяжкой допустить, а вот чтобы этот прекрасный миг омрачать убийствами друг друга – подобное надо пресекать, как чуму.

– Давай-ка без всяких выкрутасов, выкладывай, что у тебя есть! – Аристарх постучал пальцами по столешнице. – А я разберусь, что тайна, а что преступление!

– Дай слово, что до нужного момента никто об этом не узнает! – попросил Глеб, остановился против Акламина. – Твои оперативники в том числе! Тут какая-то игра со смертью.

Аристарху это не понравилось, не хватало, чтобы он еще слово давал и спрашивал у кого-то разрешения на поиски преступников. Ему стала надоедать вся эта словесная перепалка. Совершено серьезное преступление, а Корозов нагнетает какую-то таинственность, требует от него нелепых обещаний. Должно быть понятно, что он полицейский, занимается оперативно-разыскной работой, а потому будет делать свое дело, несмотря ни на что, пока не раскроет это преступление. Но Глеб уперся, как бык рогом, и не отступал от своего условия. Акламин укоризненно покачал головой, мол, злоупотребляешь, Глеб, нашими хорошими отношениями, злоупотребляешь, давай-ка рассказывай по порядку, а я сам решу, что дальше делать.

И тогда Корозов медленно начал отступать, понимая, что дальнейшее замалчивание истории Былеева еще больше усугубит положение Кира, что все это может закончиться плачевно, что без Аристарха теперь никак не обойтись. И Глеб все выложил от начала до конца.

На протяжении всего рассказа лицо Акламина менялось многократно. От недоверия до изумления, от усмешки до сосредоточенной задумчивости. Иногда ему хотелось сказать Глебу, что не Былеев, а он, Корозов, виноват в том, что работа оперативников была холостой и что потеряно время. Но при этом Аристарх прекрасно понимал, что трупы во всей этой истории, видимо, неминуемы и предусмотреть обстоятельства, в каких они могут появиться еще, очень сложно. Акламин был хорошим оперативником, потому, получив информацию, увидал, что копать придется глубоко, чтобы собрать железные факты и доказательства.

Он согласился с Глебом, что раскрывать сейчас то, что Былеев жив, было бы верхом глупости. Преступники могут залечь на дно, и никакими хитростями тогда их оттуда не выковырнуть.

Закончив с Корозовым, Аристарх пригласил Исая, выслушал его объяснения и версию убийства в квартире. После чего, не говоря ни слова, захлопнул записную книжку, привычно положил ее в карман пиджака, быстро поднялся из-за журнального столика и пошел наверх, чтобы взять объяснения от стрелка из ружья.

Глеб двинулся за ним следом.

Они поднялись в квартиру с испорченной выстрелами дверью и нервно-злым хозяином. Тот уже переоделся, был в розовой рубашке в полоску и черных брюках с кожаным ремнем. На ногах – кожаные шлепанцы и черные носки. В прихожей горела небольшая хрустальная люстра с одной лампочкой и бра на стене с двумя. Хромированная пряжка ремня поблескивала в их свете.

Он хмуро пригласил в кухню. И, прихрамывая, прошел туда первым.

Кухня была небольшая с кухонным гарнитуром и потолком с подсветкой. Против окна – стол со стульями. Окно занавешено шторами. На одном из стульев сидел оперативник. Перед ним лежали два листа бумаги. Один – с объяснениями хозяина, исписанный его мелким косым почерком. Второй – с исходными данными хозяина.

Хозяин нервозно глянул на оперативника, затем на Акламина и Корозова и показал рукой на свободные стулья, приглашая сесть. Сел сам. И задвигался на стуле суетливо и беспрерывно, как будто сильно страдал геморроем и не мог сидеть нормально на одном месте. Он то переваливался на одну ягодицу, то искал удобное положение для другой ягодицы. Нервный тик на лице заметно уменьшился, но все-таки время от времени давал о себе знать.

Акламин и Корозов тоже сели. Оперативник подвинул листы Аристарху, сообщив, что криминалист уже отработал квартиру. Акламин наклонил голову, пробежал по бумаге глазами, кивнул, поднял неулыбчивое лицо, сказал:

– Ладно. Иди, помоги внизу.

Оперативник молчком встал и вышел из кухни. Хозяин квартиры замер в напряжении, ожидая дополнительных вопросов к тому, что уже написал. Аристарх повернул лицо к нему, спросил:

– Как же так, Голошин Дмитрий Иванович, могло получиться, что вы чуть людей не убили?

– Я стрелял вверх, – хмуро пробурчал и заерзал тот. – Это видно по пулевым отверстиям в полотне двери. Разрешение на оружие у меня в полном порядке. Моложе был, любил поохотиться.

– А зачем стреляли? – спросил с нажимом Аристарх. Он вглядывался в лицо Голошина, пытаясь поймать глаза мужчины, но хозяин квартиры опускал их или бегал взглядом по всей кухне, смотрел куда угодно, только не на Аристарха.

– Я там все написал, – Голошин лихорадочно задвигался на месте, рукой показал на лист бумаги перед Акламиным. Но, видя, что тот никак не отреагировал на его замечание, заговорил: – Думал, что это бандюки, которые раньше были. Они же меня чуть было не ухлопали в собственной квартире. Один из них так прямо и сказал: «Этого Бумбараша надо отправить к богу парламентером!» Это он меня, сволочь такая, Бумбарашем назвал! Ну помните, фильм такой был?

Аристарх в ответ кивнул, а Голошин, всего на долю секунды задержав на нем взгляд, продолжил:

– Нет, вы только представьте. В лоб мне навели свой поганый пистоль, заклеили меня по рукам и ногам скотчем, на рот скотч прилепили и под кровать запихнули, как мешок с костями. Меня – под мою же кровать. А она у меня с панцирной сеткой, я вам покажу ее. Знаете, старая, но надежная. Сейчас таких кроватей нет, сейчас такие кровати немодны. Но я очень дорожу ею, это память. Вот такой я несовременный человек. Все гребут драгоценности, а я, знаете, дорожу этой кроватью. Ее покупал еще мой родитель в шестидесятые годы прошлого столетия, она тогда недешевая была, новинка по тем временам, на вес золота. Впрочем, золото тогда для людей не было в такой цене, как теперь. Сейчас золотой телец пожирает всех, а тогда, знаете, что оно было, что его не было, один хрен для простого смертного. Отец, когда живой был, рассказывал мне, что приобрел ее при Хрущеве после денежной реформы. Она у меня как раритет теперь, память не только об отце, но и о том времени. Я, знаете, вырос без матери, отец воспитывал меня, хороший был человек, соседи его до сих пор помнят, вспоминают добрым словом, могут подтвердить. Правда, таких соседей-то во всем доме осталось всего двое, и те на ладан дышат. Время берет свое, вечно никто не живет. А жаль. Сколько бы мы могли от живых предков услышать такого, что они уже навсегда унесли с собой. Жаль. Так вот, благодаря своей кровати я и развязался. Вижу, торчит острый кончик проволоки, я и потянулся к нему, стал надрывать этот поганый скотч. И представляете, получилось, до сих пор не верится. Вот так все и было. Кровать спасла меня, вот что значит хранить память о прошлом. Теперь эта кровать для меня еще более ценной стала. Хотите, я вам покажу ее, чтобы вы убедились, что я не вру, – Голошин задвигался на стуле, намереваясь подняться на ноги.

Но Акламин рукой остановил его, Аристарху малоинтересно было слушать историю кровати. Было понятно, что Голошин страдает многословием, не может иначе выражать свои мысли, поэтому Акламин не прерывал хозяина квартиры, пока тот не завершил свой монолог о кровати, а затем старательно стал направлять беседу в нужное русло:

– Кровать мы посмотрим несколько позже, – пообещал Голошину. – А вот тот, кто вас Бумбарашем назвал, он как у вас появился?

Дмитрий Иванович, не остыв от длинного монолога, продолжая ерзать на стуле, снова охотно заговорил:

– Они же ко мне в обед приперлись. Я как раз сидел за столом, вот за этим самым столом, – он хлопнул ладонями по столешнице, – и допивал свой чай с конфетами. Знаете, я сладкий пьяница. Другие спускают деньги на водку, а я водку терпеть не могу, зато конфеты у меня не выводятся. Я их сметаю по килограмму за один присест. Ну люблю, что поделаешь с этим. Без конфет не могу. Без конфет – жизнь не в радость. Я вас обязательно угощу. У меня много всяких разных, на любой вкус. Так вот, сижу, пью чай. И тут звонок в дверь. Не вовремя, знаете ли. Но что делать? Поднялся, иду к двери. Открываю, говорят – полиция и корочками в нос тычут. Знаете, я человек законопослушный, впустил, как полагается. Полицию нашу я уважаю. Знаете, я не из тех, кто на каждом углу поносит ментов. Я всегда говорю так: прежде чем кого-то хаять – посмотри в зеркало и вытащи бревно из собственного глаза. Оплевывать легко, а пойди-ка сам полови бандюков. Которые ко мне завалились – это же отъявленные беспредельщики. И сколько таких стали рядиться в ментов, развелось хоть пруд пруди. Но не хочу наговаривать. Зашли они в квартиру ко мне вежливо, культурно, корочки настоящие, с печатями. Я хоть и не знаю, какие там должны печати стоять, но вижу – документ, как положено, я и пустил. Я всегда так понимаю: если на бумаге есть печать, значит, эта бумага настоящая! А у них удостоверения с печатями, как положено, имя, фамилия, отчество. И фото настоящие. Я даже фамилии запомнил. Один – Гусев, другой – Бородавкин. Я бы, может, не запомнил, у меня на имена память плохая, но я, когда прочитал фамилии в удостоверениях, вспомнил сразу, как в детстве, в деревне, меня гусыня больно ущипнула. Вы знаете, как гуси больно щиплют? Я после этого за километр обходил их. А бородавки – это такая зараза. Вот так и запомнил.

Акламин, чтобы прервать поток малозначащих слов Голошина, опять задал наводящий вопрос:

– Значит, их было двое? И как они выглядели?

– Выглядели как настоящие менты, – хозяин квартиры нервно подпрыгнул на месте, – сказали, убийство, мол, произошло ночью, им надо посмотреть, с какого балкона стреляли. Не с вашего ли? И пошли на балкон. Я им говорю, вы что, товарищи полицейские, я спал убитым сном, знать ничего не знаю. А сам думаю, пусть проверят, раз не доверяют. Мне что, трудно показать?

Аристарх, видя, что опять может разразиться поток ненужных слов и, чтобы заранее предупредить его, опередил вопросом:

– Что они было потом?

Голошин суетливо задвигался:

– Один из них, который Гусев, на балконе сказал другому, Бородавкину то есть, – да, это то, что надо. Я еще подумал тогда, что значит «то, что надо»? Уж не хочет ли он сказать, что с моего балкона стреляли? Но спросить ничего не успел. Гусев повернулся ко мне и говорит, вот и попал ты, дядя! И как врежет мне в зубы. У меня чуть голова не оторвалась от туловища. Я им говорю, вы что, товарищи менты, я ни сном ни духом. А они мне в лоб наставили свой поганый пистоль и таким матом обложили, что у меня уши завяли. Я за всю мою жизнь не слыхивал такого. И тут я сразу сообразил, что никакие они не менты. Но было поздно. Меня заклеили скотчем и под кровать запихнули. Потом долго тут сидели, разговаривали мало и совсем не по-ментовски. Говорили, уборочку сделать надо, зачистку провести, кого-то лишить голоса. А в конце Гусев сказал Бородавкину, чтобы тот топал вниз, заводил машину и был наготове. А сам ушел на балкон. Я выждал время и стал развязываться. При них боялся пошевелиться, пристрелить могли запросто.

– Но и почему же они вас не убили? – опять прервал монолог Голошина Акламин.

Хозяин квартиры вздрогнул от этого вопроса и несколько замешкался, завозился на стуле, прежде чем сказать:

– У них надо спросить. Я, пока лежал под кроватью, в любую минуту ждал, что вот-вот шмальнут в меня.

Аристарх посмотрел на лист бумаги с его объяснением и, видимо, не удовлетворившись чем-то, попросил:

– Подумайте еще, какие приметы особенно запомнились?

– Да какие приметы, – Голошин нервозно задергался, ерзая по стулу задом. – Оба в париках были. Точно говорю, в париках. Уж парик от настоящих волос я всегда отличить смогу. Будьте уверены. И усы наклеенные. Только я потом сообразил, что все это ненастоящее, а поначалу-то со страху даже не обратил внимания. В такие моменты совсем не об этом думаешь. Знаете, может, они потому и оставили меня в живых, что были в париках, усах и, возможно, в гриме. А почему нет? Поди узнай их, когда все это сдерут с себя. Хотя один роста был небольшого, шея короткая, глаза навыкате. Это Гусев. А другой – повыше, с длинной шеей, глаза близко расположены один к другому. Это Бородавкин.

– А особых примет не заметили? – спросил Акламин. – Ну, например, родинка, бородавка, шрам. Или картавость, шепелявость, голос не совсем обычный.

– Я же вам говорю, рожи как рожи, – хозяин квартиры перевалился с одной ягодицы на другую, – и голоса как голоса.

И опять перевалился на ягодицах, намереваясь пуститься в пространные объяснения.

Но Аристарх решительно взял инициативу в свои руки, задавая новые наводящие вопросы. В результате удалось выудить суть разговоров преступников и имена, вылетающие из их уст.

Корозов в течение всего дознания молчал, не проронил ни слова. Его овальное, чуть удлиненное лицо выражало спокойствие и даже некоторую отстраненность от происходящего действа. Мешать профессионалу было непозволительной глупостью. И даже если его подмывало задать свой вопрос, он просто крепко сжимал выразительные губы, как бы не давая им раскрыться и выпустить его из себя, показав ненужное любопытство. Лишь на длинные объяснения хозяина квартиры Глеб слегка хмурился и удивлялся терпению Акламина выслушивать такие монологи.

По большому счету объяснения Голошина не удовлетворили Аристарха. Дали не очень много. Учитывая, что это был единственный человек, кто видел преступников, можно было ожидать значительно больше. Однако определенно выяснить удалось лишь одно – что преступников было двое. Остальное – мелочи. От составления фоторобота Голошин отказался, сославшись на то, что на лица у него плохая память.

Потом, уже в полумраке, Акламин осмотрел балкон. Веревка привязана к металлическим поручням и опущена вниз. Голошин заявил, что это не его веревка, он к ней не имеет никакого отношения и не знает, откуда она взялась.

Все было не так хорошо, как хотелось бы.

На уличных столбах зажглись светильники. Свет от них был тусклым, безрадостным, плохо пробивал полумглу.

Возвращался домой Корозов уставшим. Раздражал свет фар от встречных машин и блеклый свет от светильников вдоль дороги. Так получалось в его жизни, что частенько он оказывался как на пороховой бочке. Жил как в песне: ни минуты покоя! Жизнь бурлила, словно кипящая лава. Стоило разделаться с одними трудностями, как тут же, как черт из табакерки, появлялись другие, а то и вообще начинали громоздиться одна на другую. Нельзя было расслабиться ни на минуту. Хорошо бы сам создавал их себе, а то ведь частенько разгребал чужие заморочки.

Из машины Глеб отдал распоряжение Исаю, чтобы тот удвоил охрану Крючка. Преступники заметали следы, и Крючок, без сомнения, был в цепочке предполагаемых жертв. Смутное предчувствие, что приближается что-то неприятное, давило беспокойством со всех сторон, сжимало сердце. Не хватало воздуха, духота изводила. До дому оставалось немного. Впереди был перекресток, правый поворот в тихий зеленый переулок.

На светофоре машина, сбавив скорость, ушла по зеленой стрелке. И в тот же миг на обгон резко пошел черный внедорожник. Водитель повернул голову влево и увидел, как тонированное боковое стекло у внедорожника опустилось и показался ствол автомата. Реакция была мгновенной: водитель сильно надавил на газ. Автомобиль ушел вперед, оставив внедорожник позади.

– Атас! – закричал во весь голос Корозову. – За нами – с калашом! Голову вниз!

Глеб автоматически пригнулся к сиденью.

Внедорожник снова рванул на обгон. Из него раздалась автоматная очередь. Водитель Глеба круто повернул руль влево, ударил обгоняющее авто в бок. Внедорожник со стрелком выбросило с дороги, он перескочил через бордюры и тротуар и сильно врезался в стену кирпичного дома, собрав гармошкой капот.

Машина Корозова пошла юзом, ее развернуло, и она, заглохнув, остановилась. Лишь свет фар продолжал бить в сторону от дороги. Придя в себя, водитель с Глебом выскочили из салона, кинулись к покореженному внедорожнику, в горячке забыв, что могли нарваться на пули. Мотор авто не работал, одна фара ярко светила в кирпичную стену. Рядом стоял столб со светильником, его свет бледно дрожал на кузове разбитой машины.

Рывком распахнули дверь, из-за которой стреляли, – и из салона вывалился стрелок с окровавленным лицом и автоматом в руках. Подумали, что при ударе автомобиля о стену стрелка бросило грудью на приборную панель и он потерял сознание. И только минутой позже рассмотрели, что в затылке стрелка зияло пулевое отверстие. Дверь водителя была открыта, за рулем никого не было. Успел скрыться, предварительно убрав стрелка.

Корозов разочарованно заскрипел зубами. Снова все концы в воду. Его водитель сплюнул:

– Вот сволочи, совсем оборзели! По трупам идут! Охрана нужна, Глеб! Эти твари не успокоятся, пока их всех не успокоить! Знать, удила закусили! Теперь уже кто кого!

Глеб в душе согласился с водителем: похоже, в деле Былеева он кому-то серьезно перешел дорогу. Это стало ясно как белый день. Покушение на него могло говорить только об одном: его начали опасаться и решили убрать. Неужели он так близко подобрался к преступникам, даже не подозревая об этом? Вероятно, а как иначе объяснить происходящее?

Но именно такие обстоятельства его больше всего раздражали, ведь на него началась охота, а он до сих пор предположить не мог, откуда ветер дует. Корозов посмотрел на труп стрелка – и, может быть, впервые так остро испытал, что все очень серьезно, очень. Надо основательно подумать о собственной безопасности, а не только о безопасности Кира. Кажется, сейчас они с Семенычем оказались в одной лодке.

Но преступники не на того нарвались. Его на испуг не возьмешь. Теперь уже, черт возьми, нашла коса на камень. Глеб достал телефон и набрал номер Аристарха. Потом перезвонил Исаю, чтобы тот подъехал с охранниками.

На дороге останавливались автомобили, из них выскакивали водители, с любопытством осматривали место аварии, перемалывали между собой.

Когда подъехал Исай, Корозов сидел в машине и молча выслушивал бурчание своего водителя на переднем сиденье, тот возмущенно сокрушался, что пострадало его авто. Жестикулировал перед собой руками, при этом расстегнутые рукава рубашки мотались как попало. Поглаживал ладонями руль, кляня на чем свет стоял подонка, стрелявшего по автомобилю. И хорошо, что отстрелялся. Туда ему и дорога.

Глеб ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубахи – сразу стало свободнее горлу, словно бы скинул удавку, что сдавливала кровеносные сосуды и мешала току крови. В приоткрытую дверь веяло прохладой, и Корозов набрал ее в легкие, ощутив некоторую легкость. Тем не менее его отвратительное настроение от этого не улучшилось.

Увидав машину начальника охраны, прервал возмущения водителя, положив ему на плечо руку:

– Радуйся, что живыми остались. Машина – дело наживное, а вот жизнь второй раз не купишь и не начнешь.

Он сидел скрестив на груди руки, дышал прерывисто и глубоко. Говорил скованно, как будто тянул из себя слова. И ему казалось, что вместе со словами он тянул из себя жилы.

Подошел Исай, шире открыл его дверь. Глеб, ничего не объясняя, сразу распорядился:

– Подбери для меня охранников! И заканчивай наконец тянучку с получением разрешений на оружие для ребят. Долго возишься. Дела, как видишь, хуже не придумаешь.

– Все уже сделано, – отозвался начальник охраны. – Завтра пятеро получают разрешения и покупают травматы. Остальные – чуть позже.

Глеб кинул взгляд мимо начальника охраны на авто преступников, фара продолжала светить в кирпичную стену. Рядом лежал труп киллера, прикрытый сверху большим черным полиэтиленовым мешком. А неподалеку под светильником толкались любопытные. Переулок освещался плохо, света было недостаточно. Автомобили осторожно объезжали стоявшую на дороге машину Глеба. Яркий свет фар от них бил по глазам. Корозов недовольно морщился и отворачивал лицо, разговаривая с Исаем. Выслушав того, сказал:

– Иди глянь на негодяя, который поливал по нам из автомата. Может, приходилось когда-то где-нибудь видеть?

Начальник охраны кивнул, оставил возле него охранника, а сам отправился к телу киллера.

Вскоре подъехал Акламин. Вместе с оперативниками выпрыгнул из авто, отдавая на ходу распоряжения. Опера направились к телу стрелка, а Аристарх – к Глебу, тот уже шел по асфальту ему навстречу. За спиной маячил охранник.

– Кажется, твоя история только начинается, Глеб! – покачал головой Акламин. – Определенно, ты угодил в хорошее дерьмо! Сегодня загрузил меня работой по самое некуда. Через каждые полчаса возле тебя – новый труп. Рассказывай, как все произошло! По порядку.

Корозов был напряжен, сквозь его старание оставаться спокойным прорывались вспышки раздражения. На замечание Аристарха отреагировал недовольно, с тугой натяжкой в голосе произнес:

– А что рассказывать? До дому вон осталось с гулькин нос. Не доехал. Посмотри на мою машину – и сам все поймешь. Кузов от пуль – как решето. Поговори с водителем, он вовремя отреагировал. Если бы не он, то, наверно, отправились бы к праотцам. Я абсолютно убежден, что это покушение связано с историей Былеева. Кому-то я, очевидно, наступил на больную мозоль. И, вероятно, очень больно наступил, коли поспешили убрать меня с дороги. Не думал, не гадал.

– А зря, – серьезно заметил Аристарх. – Всегда нужно думать, Глеб, всегда.

Поискал глазами водителя, подозвал к себе. Тот стал рассказывать обо всем с таким кипучим негодованием, что Аристарху приходилось несколько раз прерывать его для передышки. Когда сложилась полная картина событий, Акламин отпустил водителя. Прежде чем направиться к трупу, спросил у Глеба:

– Кроме водителя, другие охранники видели труп? Никто не узнал его?

Корозов повел подбородком из стороны в сторону, выговорил:

– Исай смотрел, ничего не сказал, думаю, пустой номер! Аристарх обследовал машину с пулевыми отверстиями:

– Думаю, убивать тебя не собирались, скорее хотели пугнуть, чтобы не совался никуда. Видишь, где прошлась автоматная очередь, – показал рукой, – по низу кузова. Стекла целы. Если бы убить хотели – убили бы. Когда хотят, тогда убивают! Тем более тут ничего им не мешало. Дело к ночи, переулок тихий, транспорта мало, прохожих – в час по чайной ложке, свет от фонарей – как от светляков в лесу. Гуляй не хочу. Палили из автомата, а все стекла целы. Не кажется тебе, странная пальба? Уж по крайней мере от стекол живого места не должно остаться, если бы прямо в тебя метили. В общем, предупредили. И наверняка не рассчитывали, что все пойдет не по сценарию. Смекалка твоего водителя спутала все карты.

Корозов расслабил мышцы. Версия Аристарха показалась ему вполне возможной. Он как-то не подумал об этом. Его мозг начал привыкать к этому варианту, и на душе несколько отлегло. Ну коль убивать не собирались, это уже меняет суть дела.

В тусклом свете фонарей от легкого ветерка на деревьях покачивались темные листья.

Акламин после разговора с Глебом осмотрел труп. Парень был молодым, а это означало, что в картотеке вряд ли были его пальчики. Впрочем, проверка покажет, не стоит спешить с выводами. Интересно другое. Кто работал? Профи или дилетанты? Можно посмотреть и так и этак. Для профи – слишком грязная работа, для дилетантов – довольно продуманная, учитывая, что сразу замели следы, убрав стрелка. Получается нечто среднее. Надо надеяться, что впопыхах оставили отпечатки в машине. Это было бы уже хоть какой-то зацепкой.

Придется основательно покорпеть. Козьма Прутков говорил: «Зри в корень», а корень все-таки – это Былеев, но начинать нужно с Крючка. То бишь от той самой могилки, про которую.

Корозов слышал от Кира.

Глеб оглянулся в сторону своего дома: тот был недалеко, метрах в трехстах. С сожалением вздохнул. Позвонил жене, предупредил, что задерживается. И уж конечно, ничего не сказал о происшествии. Этого еще не хватало, тревожить любимую женщину. Сколько проторчит здесь – не знал, но готов был торчать до упора, чтобы Аристарх нарыл хоть какую-то информацию. Впрочем, от его присутствия тут сейчас уже мало что зависело.

Медленно в свои права входила ночь. Где-то далеко солнце катилось за горизонт. Улицы города постепенно начинали затихать.

Аристарх вновь приблизился к Корозову:

– Я должен допросить Крючка.

– Прямо сейчас? – удивился Глеб.

– Ну зачем же? Можно завтра утром.

Глеб, сомневаясь, что это поможет делу, покачал головой:

– Он передо мной как уж на сковородке крутился, выторговывал себе удачу. Захочет ли выкладываться перед полицейским? Это большой вопрос. Думаю, вряд ли. Ведь у Крючка рыльце в пушку. Да еще в каком. Возможно, он с Пузырем не одного насильственно упокоенного закопал таким манером. Наверняка помнит, где все могилки. Так что Крючок сейчас должен бояться ментов не меньше, чем тех, чьи заказы выполнял с Пузырем.

– Может быть, – Аристарх на время задержался на лице Глеба. – Все может статься. Но тогда мы поступим иначе, – недолго думая, предложил, – пойдем к нему вместе и не станем раскрывать, что я из полиции.

Глеб ответил не сразу, тусклый свет фонарей тенями прикрыл усмешку в уголках его губ, он сначала слегка приоткрыл их, а потом негромко выдохнул:

– Мента за километр узнать можно. Преступники вашего брата по запаху чуют, как волки чуют опасность. Боюсь, что Крючок тоже унюхает. Сейчас у него страх бежит впереди. Инстинкт самосохранения зашкаливает.

Взгляд Акламина не отрывался от лица Корозова:

– У ментов, по-твоему, особый запах?

Тот козырьком ладони прикрылся от ударившего в глаза света фар проезжающей мимо машины, прищурился:

– Разумеется. Ваш запах ни с чьим не перепутаешь! Хотя и нюх на вас нужен тоже особенный, нюх преступника.

Аристарх весомо помолчал, прежде чем так же весомо заключить:

– Вот и проверим на Крючке, уловит он особый ментовский запах либо нет? Испытаем теорию на практике. Ладно, а сейчас, Глеб, можешь отправляться домой, к жене, ты больше сегодня не нужен. Завтра позвони мне, когда соберешься к Крючку, – и отошел от Корозова.