Читать книгу Пляски сумасшедших снов - Валерий Пушной - Страница 2

Толпа людей сначала всей массой метнулась в одну сторону улицы, затем в другую, потом врассыпную кинулась кто куда, невольно подчиняя себе шестерых друзей: Малкина, Лугатика, Раппопета, Катюху, Сашку и Карюху. Еще не сообразив, как они очутились в этой гурьбе, не понимая причины паники, но отчетливо слыша крики: «Облава, облава!», друзья слепо бежали по узкой улице, покрытой зеркальной тротуарной плиткой. Пока не увидели впереди идущую навстречу развернутую цепь людей странного вида. Молодые парни с голыми торсами, голубыми повязками на бицепсах рук, запястьях и горле, в коротких голубых шортах, голубых носках, тяжелых голубых ботинках с голубыми застежками и с непонятными устройствами в руках. Бегущая толпа резко остановилась, попятилась, стала биться о стены домов, плотно примкнутых друг к другу, пытаясь просочиться в очень узкие промежутки между некоторыми. Малкина, хоть они с Лугатиком также были с голым торсом, такая униформа надвигающейся цепи напрягла. Очевидно, что именно эти униформовцы являлись причиной возникшей паники. Вид униформовцев приводил людей в смятение. Интуиция Малкина указывала на опасность. Совершенно не понимая, где они находились, друзья крутили головами, стараясь заметить хоть какие-то знакомые очертания. Но все было тщетно. Высокие неизвестной архитектуры дома по краям дороги стояли единым монолитом, как крепостные стены, с той лишь разницей, что на них было много стекла. Все вокруг новое, неузнаваемое. Определенно можно было сказать, что это городская улица, но в каком городе она ютилась, ответа не было. На стенах домов никаких обозначений и никаких указателей. Впрочем, в такой безудержной суматохе, творившейся вокруг, рассматривать стены и выискивать обозначения улицы не было возможности. Не затоптать бы друг друга! Мужчины и женщины в легких летних одеждах простейших фасонов из тончайших тканей неярких тонов с маленькими детьми затравленно толкали друг друга, пробиваясь к первой попавшейся щели, чтобы укрыться в ней. Дети испуганно дико голосили. Родители, казалось, обезумели. Спрятаться всем было негде. Высоко в небе висела теплая синева, в которой плавало солнце, не замечая сумятицы, происходившей внизу на улице. Прилепленные один к другому дома с безжизненными стеклами и наглухо закрытыми изнутри подъездами безмолвствовали. Люди из толпы цеплялись за ручки дверей, как одержимые рвали их на себя, стучались в стекла, взывали о помощи и, не получая ответов, кидались к другим. Но и там не получали отклика и лихорадочно, с ужасом в глазах бросались назад. А сзади на них надвигалась иная цепь униформовцев. Она состояла из мускулистых молодых девушек с голыми бюстами и животами. Их униформа отличалась: розовые банты на локтях и горле, короткие розовые шорты, высокие розовые сапожки. В руках такие же непонятные устройства, как у парней.

– У них псипаралы, у них в руках псипаралы! – разносилось по перепуганной толпе, сбивавшейся в кучу: мужчины стали прятать детей и женщин себе за спины.

– Что происходит? – крикнула Сашка, цепляясь взглядом за ближайшую простоволосую женщину.

Та, удивленная вопросом, подхватила на руки маленького мальчика, прижала к груди и нервозно зашарила глазами, ища, куда забиться от страха.

Покоряясь поведению толпы, Малкин отступал, прикрывая собой Сашку, показывая парням, чтобы они так же защитили Катюху и Карюху. Раппопет и Лугатик сработали мгновенно.

– Ты видишь, они готовят псипаралы! – лихорадочно воскликнула простоволосая женщина, прижимаясь ближе к Сашке, тоже пытаясь спрятаться и спрятать сына за Ванькиной спиной.

– А что это? – спросила Сашка.

– Ты что, с луны свалилась? – изумилась женщина.

– Наверно, свалилась, – сказала Сашка.

– Псипаралы – это волновые психопарализаторы! – выпалила женщина. Обхватив мальчика, она с опаской глянула по сторонам, закончила: – Их волны разрушают биополе человека и парализуют нашу волю. Мы становимся бессильными и управляемыми. И тогда гецейские и лецейские делают с нами все, что им заблагорассудится.

– А что им от вас нужно? – продолжала спрашивать девушка.

– Они забирают наших детей! – Женщина дрожала всем телом. Ее дрожь передавалась сыну. И тот, уткнувшись носом в ее плечо, рыдал. Мать с придыханием, заикаясь, выдавливала из себя: – А у женщин и мужчин берут яйцеклетки и сперму.

– Зачем? – все больше не понимала Сашка. – Кто такие гецейские и лецейские?

– Это стражи правил анклава! Они из сообществ ге и ле! – выдохнула еще более изумленная вопросами женщина. Но все-таки снова пояснила, наклоняясь к Сашке, чтобы окружающий шум не заглушил ее голос. – Их кварталы пустеют, им постоянно требуется пополнение. За этим они приходят в наш квартал, устраивают охоту на наших улицах.

– Ничего не понимаю! – озадаченно отозвалась девушка.

– Ты откуда такая дремучая? – вытаращила глаза женщина. На какой-то миг ужас с ее лица слетел, по нему пробежало выражение ошеломления тем, что попадаются еще люди, которым приходится объяснять азбучные истины. Она замерла, пораженная. Но следом страх вернул ее к прежнему состоянию.

– Я из других мест, – пояснила Сашка. – Здесь первый день.

– Так бы сразу и сказала! – бросила нервно женщина. – А то я уже подумала, что у тебя с головой не все в порядке, что тебе нужна зачистка мозгов.

– Зачистка мозгов? – опять недоуменно спросила девушка. – А что это?

– Тебе лучше этого не знать! – дребезжащим голосом выплеснула женщина. – Больше молчи, чтобы ненароком не угодить в ГМОМ!

– Куда? – напрягла слух Сашка, думая, что из-за окружающего шума плохо расслышала.

– В Гипно-Магнитный Очиститель Мозга! – расшифровала аббревиатуру женщина.

Такая расшифровка еще больше поставила девушку в тупик. Она глянула в затылок Малкину, точно искала у него главную разгадку тому, где они очутились. Но, видя, что ответа на ее безмолвный вопрос у Ваньки нет, вновь посмотрела на женщину:

– У нас гецейские и лецейские отсутствуют! – выкрикнула ей, перекрывая шум толпы. – Мы живем обычно, как все нормальные люди.

– Нормальные ге и ле? – переспросила женщина, пытаясь, несмотря на ужас в ее глазах, разобраться, кто перед нею.

– Нормальные женщины и мужчины! – затрудненно начиная вникать в объяснения горожанки, уточнила девушка.

– Этого не может быть! – недоверчиво, с каким-то осуждением и даже возмущением вспыхнула женщина. – Гетеро – это сексуальные меньшинства. Нас принято считать извращенцами. Извращенцев не называют нормальными людьми. Если только ты не из какой-нибудь глуши, куда не пришла великая цивилизация. Неужели еще есть такие уголки вокруг анклава, где незнакомы с великими достижениями? Это, наверно, где-нибудь очень далеко отсюда.

– Не близко, – подтвердила Сашка, даже не подозревая, как она была недалека от истины.

Движимый массой толпы то в одну, то в другую сторону, Малкин заметил узкий проход между двумя домами, возле которого творилось столпотворение. Разрыв был настолько тесным, что протиснуться сквозь него грузному человеку невозможно. Полнотелые люди в смятении застревали, создавая у прохода пробку. Их оттирали более худые, торопливо проталкивали своих детей, сами боком пропихивались следом за ними. Ванька попер тараном к этому разрыву, увлекая за собой друзей. Толкнул в него женщину с мальчиком, затем Сашку и Катюху с Карюхой. Лугатику с Раппопетом некоторое время удавалось сдерживать напор оравы, но скоро гурьба надавила и оттеснила парней от прохода, оттаптывая ноги. Особенно тяжко пришлось босоногому Лугатику. В этой давке парням с трудом удавалось не потерять друг друга. Прибившись к стеклянной стене, они пытались сообразить, что делать дальше. Вероятно, от приближающихся гецейских ничего хорошего ждать не приходилось. Малкин схватил за плечо толкавшегося рядом невысокого испуганного мужчину в мятой полосатой рубахе.

– Где мы находимся? – крикнул ему в ухо.

Тот вздрогнул, пытаясь вырваться, с ужасом заорал:

– Идиот! Отпусти!

– Ответь! – не отпускал Ванька.

– В полном дерьме! – взвизгнул мужчина. – Сам не видишь? В облаву вляпались!

– Город какой? – настойчиво спрашивал Ванька.

– Идиот! – Мужчина глянул на него, как на чокнутого. Зажмурился, испуганно что-то пробубнил. Потом отпустил сальное словцо, вырвался и пропал в толчее.

– Кажется, ничего хорошего не светит! – взволнованно констатировал Володька Лугатик. – Надо мотать в щель между домами!

Легко сказать: «мотать в щель!» Малкин и Лугатик тощие, смогут протиснуться, если еще раз пробьются к ней, а вот невысокий толстячок Андрюха Раппопет застрянет, даже если втянет брюхо. Малкин промолчал. А Володька и сам тут же смекнул, что предложение не годится, и затравленно застучал зубами, поддаваясь общей панике. Столпотворение продолжалось. Между тем Ванька отметил, что чем ближе подходили гецейские, тем тише становилось в толпе. Крики постепенно гасли, люди с перекошенными лицами, как обложенные флажками звери, метались молча. Наконец все стихли. Наступившая тишина показалась ужасной. Она давила на уши хуже воплей и стонов. Путей к отступлению не было. Кому удавалось, тот продолжал нырять в тесный проход между домами, пока кто-то не застрял, создав прочный затор. Ни туда, ни сюда. Яростные глаза напирающих людей обдавали его бессловесной бранью. Но все было бесполезно. Он мучительно едва слышно пыхтел, не двигаясь ни вперед, ни назад. Толпа на улице продолжала беспорядочно колыхаться и вдавливать друзей в стеклянную стену.

– Ну что? Мотаем? – повернув лицо к друзьям, выдохнул Володька, натужно пытаясь локтями оттеснить людей и расширить для себя пространство.

Однако толпа стала настолько плотной, что оттеснить ее было очень тяжело. Между тем ждать, что произойдет дальше, задыхаясь в тесноте, просто невыносимо. Привычно отдавая первенство Малкину, Лугатик и Раппопет вопросительно посмотрели на Ваньку, ожидая его решения. Видя это, Малкин медленно, но настырно стал пробиваться вдоль стены к краю толпы. Скоро ощутил, что давление начало ослабевать и толпа стала раздаваться. И даже не раздвигаться, а выдавливать наружу, словно хотела выставить перед гецейскими впереди себя Малкина с друзьями, чтобы спрятаться за ними.

Парни не успели опомниться, как оказались вне толпы. Трое перед приближающимися униформовцами, у которых уже можно было хорошо различить лица. Передний гецейский, высокий накачанный парень с усиками под утиным носом, с повадками командира, отвел в сторону псипарал, что-то сказал другим гецейским и шагнул прямо к Ваньке. Рядовые гецейские разошлись полукольцом, остановились, направив псипаралы на толпу. С противоположной стороны улицы лецейские тоже встали наизготовку. Толпа замерла. Приятели насторожились. Ванька сделал шаг навстречу командиру. Тот, топая тяжелыми ботинками, твердо гвоздил цокающими подошвами сверкающее дорожное покрытие. В нескольких шагах от парней остановился и резко возмущенно выкрикнул отрывистым голосом:

– А вы за каким чертом здесь ошиваетесь?

Неожиданный и странный вопрос заставил парней замешкаться, пока Малкин вдруг не выпалил, потирая загоревшую голую грудь:

– Тут дела не только у тебя!

– Вы кто? – Гецейский недовольно посмотрел в глаза каждому.

– Напряги соображаловку! – раздул щеки и огрызнулся Андрюха, не ведая, как ответить, и опасаясь распинаться в объяснениях, чтобы не попасть впросак.

– Я вас не знаю! – подозрительно прищурившись, отчеканил гецейский.

– Мы тебя – тоже! – не полез за словом в карман Раппопет.

– Молчите! Мой гелескан сканирует вас! – Раскрыв ладонь, гецейский светящимся пятном на ней сканировал внешности парней, потом дотронулся до уха с пятном на мочке и с серьезной угрозой произнес: – Вас нет в базе нашего города! Это тяжкое преступление!

– Потому что мы в вашем городе проездом, – быстро нашелся Малкин.

Уперев свободную руку в бедро, гецейский смотрел тяжелым взглядом, от которого становилось неуютно. Впрочем, неуютно было не только от взгляда гецейского, но и от всего, что происходило вокруг парней, и от всего, что окружало их. Вся улица с безжизненным холодным стеклом стен домов давила и никак не сочеталась с лившимся сверху солнечным светом. Гецейский чуть повел псипаралом и, как истовый блюститель порядка, весомо пояснил:

– Вы обязаны сразу зарегистрироваться, едва переступив пределы города. Сканироваться для базы данных, зафиксироваться в генетической таблице кодов и сообщить все свои опознавательные параметры для полной идентификации вида.

Переступив босыми ногами по горячему дорожному покрытию, пошевелился Лугатик, ладонью провел по шее, осторожно вставил свое слово, боясь не попасть в строку:

– Мы недавно здесь оказались. Не успели еще.

– Делаю вам первое предупреждение! – отчеканил гецейский. – Я сканировал ваше изображение в базу. Для распознавания вида сообщите мне главный параметр: к какому гесообществу принадлежите?

– Ге-сообществу? – переспросил Раппопет и поперхнулся внутри себя.

– Тупить не надо! – грубо резанул гецейский, налегая на голос. – У нас принято гордиться своими достижениями и выпячивать великое достоинство вида!

Только теперь Малкин сообразил, почему гецейский вступил с ними в словесную перепалку. Он принял их за своих. Видно, голые торсы Ваньки и Володьки подвигли к этому. Ванька лишь сейчас особо заострил свое внимание на том, что, в отличие от него с друзьями и гецейских с лецейскими, вся толпа была в одеждах, полностью прикрывающих тела. Вопрос гецейского висел над головой, как дамоклов меч. Следовало что-то ответить. Но страшно было ответить невпопад. Пауза потянулась напряженно. Гецейский в упор смотрел на Раппопета. Тот растерянно моргал, вызывая искусственный кашель. И пока он кашлял, Малкин придумывал ответ, понимая, что отвечать придется наобум.

– К Кукушкинскому! – сказал первое слово, какое пришло на ум, словно ударил наотмашь. Но отступать было некуда, ибо любое слово могло вызвать непредсказуемую реакцию гецейского.

– Как-как? – вытаращив глаза, озадаченно переспросил тот.

– К Кукушкинскому! – придав твердости голосу, повторил Ванька, вытягивая шею.

Оторвав ладонь от бедра, гецейский вперился в нее, всматриваясь в светящееся пятно, потом тронул мочку, поднял палец вверх и недоверчиво уставился на Малкина:

– В каталоге нашего анклава не значится такое сообщество! – сказал с расстановкой.

– Ты уверен, что у тебя на ладони полный каталог всех сообществ? – усмехнулся Ванька.

– Что ты хочешь этим сказать? У тебя есть другой Базовик? – удивился гецейский.

Видя, что невольно залез во что-то неведомое, Малкин попытался выкрутиться:

– Кукушкинское сообщество находится очень далеко за пределами вашего анклава. В твоем каталоге его вполне может не быть. Но оно имеется в мировом Базовике.

– Значит, очень далеко за рубежами нашего анклава тоже есть нормальная жизнь! Хорошая новость! – мгновенно повеселел гецейский. – А к нам зачем прибыли?

– Перенять опыт, – вдруг выпалил Лугатик, опережая Ваньку. И, в общем-то, удачно вписался в канву диалога, потому что в глазах гецейского появилась благожелательность.

Между тем Раппопет опять поперхнулся: чертов Лугатик, язык как помело! Придется поставить его впереди, чтобы первым начал перенимать опыт.

– Очень хорошо! – сказал все тем же веселым тоном командир. – Тогда отойдите и смотрите, как мы проводим операцию по купированию объектов – носителей сырья для потомства нашего вида. – Обернулся к рядовым гецейским, показал рукой на толпу и взмахнул: – Начинаем!

Подобный жест последовал и от командира лецейских для своих подчиненных.

Дождавшись, когда Малкин с друзьями отступят дальше от толпы, они все сразу включили псипаралы. С двух сторон улицы на толпу пошел направленный тонкий звук. И тут же толпа на глазах стала безропотно распадаться на части. У людей на лицах возникли кроткие улыбки. Как по команде, люди стали садиться прямо там, где стояли. Когда псипаралы сделали свое дело, командир коснулся мочки, и Ванька услышал, как он чеканно, по-военному произнес, будто отчитался:

– Перевозчики, работа завершена!

Рядовые гецейские и лецейские, отключив псипаралы, сошли с дороги на тротуар. В то же время с двух сторон улицы раздался слабый шелест и по дороге словно подплыли открытые транспортные платформы. На них во весь рост стояли перевозчики. На одних – парни в голубых рубахах и шортах, на других – девушки в коротких розовых накидках на плечах. Соскочив с платформ, перевозчики приблизились к сидевшей толпе.

– Хороший улов! – похвалил гецейских старший перевозчик, осматривая людей на дороге и удовлетворенно потирая руки о шорты. Он был мал ростом, с внешностью, по которой невозможно определить возраст. Но по тому, как он профессионально осматривал каждого, к кому подходил, можно было предположить, что он далеко не молод, занимается этим делом давно и знает его досконально. Ибо тут же он тщательно проводил отбор по каким-то ему одному известным параметрам, отсеивая непригодный материал.

– Неплохой, – согласился командир гецейских.

Перевозчики стали подхватывать под руки людей, на которых указывал старший, и направлять их на платформы. Мужчин и мальчиков забирали на платформы ге, а женщин и девочек – на платформы ле. Люди поднимались и шли молчком с благодушными улыбками. Когда на улице остались только те, кто не прошел отбора, перевозчики прыгнули на платформы, и снова раздалось тихое шуршание. Командир гецейских удовлетворенно расправил плечи и повернулся к Лугатику:

– Здесь квартал сообщества меньшинств. У них хорошее сырье. Мы добываем его для Службы Воспроизводства ге и ле. Как видите, извращенцы необходимы для выживания и процветания наших кварталов. В наших сообществах были горячие головы, которые требовали запретить извращенцев в городе, каленым железом искоренить эту заразу, но жизнь показала, что они могут быть весьма полезны для нас.

В это время лецейские молча построились и стали удаляться по зеркальной дороге. Малкин усмехнулся в их сторону:

– Неразговорчивые ле.

– Они нас не любят, – пояснил командир гецейских, – и мы их взаимно. Разве можно уравнивать ле с ге? Хотя мы и они, к сожалению, находимся на одном высшем уровне.

– А что этому мешает? – удивился Ванька.

– Да, – протянул гецейский. – Вам, действительно, следует во многом разобраться и многому подучиться. Вот что. В нашем квартале сегодня вечером состоится заседание ОВГС – Объединенного Верховного Гелеционального Собрания сообществ ге и ле. Присутствовать разрешается всем желающим. Приглашаю. Посмотрите, послушайте, покумекайте.

Так и подмывало Ваньку задать гецейскому вопрос, на который недавно не ответил мужчина в полосатой рубахе: в каком городе они находятся? Но, опасаясь, что это вызовет новое подозрение, промолчал. Между тем Лугатик зашел с другой стороны:

– Городишко-то ваш ничего, – выдал он, надеясь раскрутить гецейского.

– Городишко? – возмущенно глянул тот и плотно сжал губы.

Пришлось Лугатику неудовлетворенно крякнуть, а Раппопет поморщился. Гецейские закинули на плечи псипаралы и построились на тротуаре. Их командир кинул последний взгляд на Ваньку:

– Советую немедля убраться из этого квартала. Дух меньшинств вреден, он способен развратить, поэтому контакты с извращенцами у нас не приветствуются, хотя не запрещаются. Извращенцы – это всего лишь сырьевой придаток для людей с нормальной ориентацией. Не медлите! Топайте отсюда! В конце эта улица выведет вас к кварталу сообщества ге. Там все свои. Там вы будете как дома. Можете идти следом за нами, мы направляемся к себе.

– Спасибо за совет, – ответил Ванька, – мы обязательно прислушаемся к нему! Да, но как найти, где состоится заседание Объединенного Верховного Собрания? – Для себя он уже решил, что нужно обязательно побывать там, чтобы изнутри увидеть суть происходящего.

– В Гелециональном Дворце! Дорогу к нему найдете, любой покажет вам, – сказал гецейский и отдал рядовым команду: – Марш!

Небольшая кучка не прошедших отбор отсортированных людей безмолвно сидела на месте, продолжая благодушно улыбаться. Некоторое время Ванька смотрел в спины удаляющимся униформовцам. Улица между плотной чередой домов со стеклянными стенами глухо молчала, лишь слабо слышалось затухающее цоканье подошв униформовцев по зеркальной дороге. Проводив их глазами, Малкин произнес для друзей:

– Кажется, кое-что прояснилось. Но меня это «кое-что» не очень порадовало. – Пробежал глазами по домам. – Теперь надо быстро найти девчат. Не хватало еще, чтобы в этом городе мы потеряли их.

– Ну что? Попремся до конца улицы следом за гецейскими или полезем в проход между домами? – справился Лугатик озабоченно. – Очень узкий разрыв. Андрюха в него не пропихнется, – заметил негромко.

Словно не слыша Лугатика, Раппопет сделал пару шагов вслед уходящим гецейским, нахмурился:

– Не могу допетрить, почему нас приняли за ге? Я, по-вашему, похож на такого? – спросил недоуменно.

– Спровоцировал наш внешний вид, – пояснил Ванька. – Мы одеты не как все в этом квартале.

Поведя глазами по затаившимся окнам домов, Малкин заметил, как в них стали возникать опасливые лица. Все больше и больше. Лугатик шагнул к тротуару, направляясь к разрыву между домами, но Ванька не двинулся с места. Его останавливало оживление за окнами. Подсознательно он предполагал, что оно должно выплеснуться на улицу. Однако оживать улица не торопилась. Количество лиц в окнах увеличивалось, но тишина в воздухе продолжала висеть. Люди определенно боялись выходить из своих гнезд. Глаза из окон настороженно смотрели на парней, и Ванька улавливал холодность. Сколько бы это продолжалось, неизвестно, если бы из прохода не показалась Сашка. Она вырвалась оттуда, как пробка из бутылки с шампанским. Длинная синяя Ванькина футболка на ней была сморщена от трения о стены домов, но лицо засияло от радости при виде приятелей. Кинулась к Ваньке, повисла у того на шее, плотно прижалась к его голому торсу, чем сильно смутила и заставила покраснеть парня, выдохнула:

– Вас не тронули? А мы боялись, что вы угодите под их гребенку! Нам рассказали, что, когда забирают при облавах, то мало кто потом возвращается назад.

– Как видишь, – сконфуженно буркнул Малкин.

Следом за Сашкой из разрыва между домами выскользнула Катюха в джинсах и блузке, за ней – Карюха в рубашке-сеточке и туфлях Лугатика. Обе возбужденно приветствовали приятелей, будто давно не видели их. Странное поведение девушек говорило Ваньке о том, что те узнали нечто такое, что явно не оставляло им надежды снова собраться всем вместе. Скоро из прохода появились женщина с мальчиком и еще несколько разнополых горожан. Окружили ребят, с любопытством рассматривая. Некоторые трогали за плечи, словно хотели проверить, что видят перед собой живых. Некоторые похлопывали по спинам, будто давнишних знакомых, и, переглядываясь с другими, почему-то кивали головами. После этого задвигались двери подъездов и из домов начали выходить жильцы. Толпа увеличивалась. В общем гуле голосов кто-тогромко недоверчиво спросил:

– А парни правда из наших? Гецейские их не тронули. Но ведь они не трогают только своих и наш отсортированный брак. А девушки не похожи на ле. Но одеты странно. – Этот голос невольно подтвердил догадку Малкина.

Между тем новый голос задал другой вопрос:

– Кто они такие?

– По виду – чужаки! Одежда на них необычная! – выкрикнули в ответ из толчеи.

– Чужаки могут быть опасны! – последовало замечание. – Мы не знаем, откуда они и с какой целью!

Толпа притихла. Сашка крепко держала Ваньку под руку, словно делала напоказ отношения, которых на самом деле между ними не было. Парень чувствовал, что все неспроста, и Сашка наверняка знала, что сейчас должна делать именно так, поэтому не противился. Кроме того, ему было приятно ощущать тепло ее тела. Она прильнула еще плотнее, когда Ваньку с другого боку подхватила под руку женщина с мальчиком и потащила сквозь толпу к подъезду дома. Подъезд был полутемным и не очень чистым. Под подошвами ног что-то шуршало и поскрипывало. Женщина подталкивала вперед мальчика, приговаривала: «Гляди под ноги. Поднимай ноги выше. Не споткнись». А сама не выпускала из руки локоть Малкина. Сашка оторвалась от Ваньки и пошла следом. За нею змейкой растянулись остальные. Компания прошла по широкому подъезду. Миновала площадку первого этажа, вышла через противоположную дверь на соседнюю улицу. Та была узкой, не в пример предыдущей, дома разной этажности с налетом готического стиля. Дорога и тротуары с таким же зеркальным отливом. Людей на улице немного. Они встречали компанию настороженно, умолкали, приближаясь.

– Наши, наши они, – не переставала повторять женщина и вела группу вдоль улицы, потом свернула за угол, где остановилась. – Здесь у меня квартира. – Показала на трехэтажный дом с одним подъездом. – Приглашаю в гости. Живем вдвоем с сыном, хотя недавно была большая семья. Я не одна в этом городе такая. У многих похожие истории.

– Но нас несколько человек, – обронил Ванька, оглядываясь на остальных.

– Это и хорошо, – отозвалась женщина. – От одиночества порой выть хочется.

– Мы же совсем незнакомы, – заметил Малкин. – Я вижу, как все сторонятся нас. Они чего-то боятся. У тебя могут быть неприятности. Зачем они тебе? Лучше мы пойдем куда-нибудь.

– Больше проблем, чем были, у меня вряд ли уже будет, – усмехнулась женщина и пригладила рукой волосы, у глаз пролегли грустные морщинки. – И потом, куда вы все пойдете? Девушки успели кое-что рассказать мне. Вы же впервые в нашем анклаве и городе, никого и ничего не знаете здесь. Быстрее других можете угодить в неприятную историю. Тут это очень просто случается. Уж лучше вам сначала послушать от меня, а потом решать, что делать. Это будет правильнее.

– Это так, – согласился Малкин, – ну, если ты приглашаешь от доброго сердца, спасибо. Веди! – Улыбнулся женщине.

Улыбнулась и Сашка. Катюха и Карюха посмотрели на подъезд, из которого в дверную щель выглянуло женское растерянное лицо с кудряшками на лбу и быстро скрылось за дверью.

Раппопет и Лугатик разбросали глаза по окнам. Дом как дом, окна безмолвны, затемнены.

– Если бы все совершалось по доброте душевной, – вздохнула женщина. – Теперь вопросы выживания важнее любой доброты, – сказала и шагнула к подъезду, подталкивая впереди себя мальчика. Была она невысокая ростом, худенькая, средних лет, но уже с проседью на висках. Мальчик тоже был щуплым, молчаливо жался к матери и даже когда она подталкивала его вперед, старался не отрывать от нее руку или взгляд. На вид ему было не больше шести лет, впрочем, все было относительно и все могло быть совсем не так, как казалось на первый взгляд. Она открыла дверь подъезда, и навстречу выскользнула женщина с растерянным лицом, которое недавно выглядывало в дверную щель. – Это ты, Алуни? – приостановилась мать мальчика, придержала дверь и пропустила мимо себя женщину с кудряшками.

– Я, это я, – настороженно отозвалась та. – А вот ты, Илата, кого привела в дом? Они не опасные люди? Вид у них не очень подходит для твоих гостей.

– Не опасные, Алуни, – успокоила Илата. – Ты же не думаешь, что я сошла с ума.

– Этого еще не хватало! – фыркнула та. – Хотя все мы тут уже давным-давно чокнутые! – прошмыгнула мимо и свернула за угол.

Илата по лестничному маршу поднялась со всей компанией на площадку третьего этажа к своей квартире, приложила палец к черному пятну на двери, открывая ее, впустила мальчика и гостей, приговаривая:

– Проходите, располагайтесь.

Квартира была с большой прихожей, большими комнатами, красивой мебелью и слегка затемненными окнами. Солнце с улицы мягко пробивалось сквозь слабую затененность. Раппопет огляделся, присвистнул:

– Для двоих это хоромы.

– Я же говорила: у меня была большая семья, – напомнила Илата. – Устраивайтесь.

– Хорошо бы под душем сначала взбодриться, – попросила Карюха, глубоким предвкушающим вздохом поднимая грудь.

– Под душем? – не поняла Илата. – А что это такое?

– Ну ополоснуться, помыться под струями воды! – удивленно пояснила Карюха. – Вы что, в этом городе не моетесь, что ли?

– У нас нет струйной помывки, – отозвалась Илата. – Расходовать воду на подобные цели – это преступление. Пресная вода – большой дефицит. Для этого существуют импульсные магнимассажные очистители. Пошли! – сказала и провела Карюху в очистительную камеру. Открыла дверь, вошла вместе с девушкой. – Разденься и положи одежду сюда. – Показала рукой, девушка исполнила требование, Илата опять показала: – Сюда стань ногами. Так. Вытяни руки вверх и коснись пальцем красного пятна над головой. Закрой глаза.

Выполнив это, Карюха испытала легкое щекотное пощипывание по всей коже. Ощущения были приятными: сначала расслабляющими, затем бодрящими, потом разнесся короткий писк, девушку слегка встряхнуло, и она услыхала мягкий голос, пролившийся сверху:

– Очистка с массажем завершена. Чистота кожи необходимая. Продолжение не рекомендуется: кожа может быть травмирована. На коже имеются царапины, а также мозоли на ногах от обуви неточно подобранного размера. Опасная микробная среда в царапинах и мозоли на ногах устранены. Береги кожу. Одежда с обувью очищена. Следующая очистка – по твоему усмотрению.

Девушка открыла глаза, провела руками по телу. Невероятно – как будто смыла с себя вековую грязь, до скрипа. Илата стояла у открытой двери и грустно улыбалась. Карюха подхватила рубашку-сеточку с туфлями, которые еще недавно были не первой свежести, но теперь отдавали безукоризненной чистотой, надела и с легкостью выскочила из очистительной камеры. После этого очистку прошли все ее друзья. Илата также побывала в камере. Вышла оттуда, словно с обновленным лицом, без налета усталости и страха, как будто помолодела до возраста Сашки, Катюхи и Карюхи. Не зная заранее, никто бы не подумал, что она старше. Все расположились в одной из комнат на несложных стульчиках с мягкими сиденьями. Мальчик примостился на маленьком стульчике рядом с матерью. Посреди комнаты стоял стол с огромной вазой под потолок, у стен – гнутые шкафы. Малкин огляделся, проговорил:

– Чтобы так жить, надо быть богатым человеком или хорошо зарабатывать. Чем же ты занимаешься?

– Здесь ничего нет дорогого, – ответила Илата, отводя волосы за уши, – все это дешевые вещи. Мебель сформирована конструктором-молекулятором. Заработок у меня средний. Хватает, чтобы жить нам с сыном и содержать квартиру. Когда семья была полная, все было иначе. Верили в будущее, надеялись. Теперь ничего не загадываем, живем, полагаемся на везение и удачу.

Опустив глаза, Ванька умолк – неудобно было допытывать женщину о том, что, как казалось, явно тяготило ее и о чем она, сдавалось, не очень хотела говорить. Сиденье под ним было удобным, он откинулся к спинке, уловив слабый скрип, скрестил на голой груди руки. Лугатик на своем месте нетерпеливо заерзал, явно раздираемый любопытством, но, сцепив пальцы рук, сжал губы и удержался от расспросов. Раппопет смотрел исподлобья, ему также хотелось быстрее выяснить, в какой истории они оказались, но, видя сдержанность Малкина, не торопил события. Однако Сашка женским чутьем улавливала желание Илаты выговориться. Накопленные и запертые страсти рвались из нее наружу, но выработанная привычка все скрывать в себе удерживала и останавливала женщину. Катюха смотрела на мальчика и думала, что тот слишком серьезен для своих лет и слишком не уверен в себе, коль не отходил от матери ни на шаг. Карюха же глядела на все просто: нечего разводить антимонии. Чем быстрее удастся разобраться в обстоятельствах, тем понятнее будет, что делать. Поэтому задала вопрос вместо Ваньки:

– Так что же произошло, Илата? Где твоя семья?

Поправив за ушами волосы, женщина грустно сказала:

– Я сама ищу ответ на этот вопрос. Не раз обращалась в лецейское и гецейское Управления, но так и не получила никакого объяснения. Семья исчезла в один из дней. Вся. Муж, старший сын, мать, сестра. В этот день была Обложная облава, как сегодня. Я уверена, что люди, которых сегодня увезли, больше не вернутся домой. Впрочем, иногда некоторые возвращаются, но вытянуть из них ничего не удается – они молчат, и никто не знает, что с ними произошло. Приходится только догадываться. И я тоже догадываюсь, что произошло с моей семьей, но вам о моих догадках знать не обязательно. В нашем городе чем меньше будешь знать, тем больше проживешь.

– Странно вы здесь живете, – протянула Карюха, натягивая на колени рубашку-сеточку. – Какая-то необъявленная война между людьми.

– Не заблуждайся. Мы относимся к виду гетеро, меньшинству. По правилам анклава гетеро не являются нормальными людьми. Просто меньшинство низшего уровня, и все, – объяснила Илата. – В нашем анклаве все права и власть принадлежат двум видам высшего уровня: ле и ге. Мы же не везде можем работать, не любую должность занимать, мы – извращенцы, состоим на особом учете.

– А как же демократия? – подал голос Лугатик.

– А что это? – недоуменно посмотрела на него женщина.

Озадаченно расширив глаза, Володька сбивчиво, скомканно выговорил:

– Власть народа. То есть большинство народа, независимо от национальности и принадлежности к какому-либо полу, участвует в выборах, принимает решения, а потом все исполняют их. Для тех, кто после этого отказывается исполнять решения большинства, существуют суд и разные наказания, вплоть до тюрьмы.

– Тюрьма? Что это? – не понимала Илата.

– Место, куда человека, совершившего преступление, на определенный срок по решению суда изолируют от общества, – пояснил Лугатик.

– Зачем так сложно? – поразилась она. – В анклаве все проще.

– Так принято в демократии, – пробормотал Володька.

– У нас высшая форма правления – гелекратия, – отозвалась Илата. – Все иное находится под строгим запретом. Все обязаны исполнять решения Объединенного Верховного Гелеционального Собрания.

Положив руки на колени, Малкин оторвался от спинки стульчика, вытянул вперед худую шею, спросил:

– Где и кем ты работаешь?

– Мне повезло, – после некоторого молчания отозвалась Илата и погладила по голове сына. – Я работаю в ЦИЧГ – Центре по изучению человеческих глупостей.

– Центр по изучению человеческих глупостей? – переспросил Малкин, наклоняясь вперед и еще сильнее вытягивая шею. – И какими же глупостями вы там занимаетесь?

– Всеми. Например, признано, что сообщество гетеро – это не только меньшинство и извращенцы, но еще сборище глупостей, – сказала Илата.

– Кем признано? – не выдержал Лугатик.

– Геленаукой, – ответила Илата. – Одной из признанных глупостей считается утверждение, что для продолжения человеческой жизни необходимы мужчина и женщина.

В ответ Лугатик сумел только что-то пробормотать, изумленно почесав за ухом. А Сашка вскинула брови и выпрямила спину:

– А кто, если не мужчина и женщина?

Погладив сына по голове, Илата поднялась на ноги, поправила блекло-зеленую бесформенную блузку, серую юбку до колен и прошлась по комнате:

– Геленаука утверждает, что человек создан искусственным путем, стало быть, основа продолжения жизни – искусственное размножение из искусственных половых клеток, созданных человеком. Совершенство искусственной половой клетки в том, что в нее можно вложить все, что необходимо человеку. Гетеро влечение становится бессмысленным и даже вредным, ибо оно развращает человека, превращает извращенца в изгоя. Роль мужчины и женщины в связке друг с другом, как продолжателей человеческого рода, уходит в прошлое. Ге-ге влечение и ле-ле влечение – вот великое приобретение человека.

– И ты веришь в такую геленауку?

– Я обязана верить. Иначе у меня не будет работы. К тому же других правил у нас нет.

Почувствовав жар под мышками, Раппопет насупился, расстегнул верхние пуговицы рубашки, оттянул полы, подул на грудь и снова застегнул, посмотрел на Илату снизу со стульчика:

– Получается, что в этом квартале живут преступники, и ты одна из них.

Чуть съежившись, женщина этим движением тела как бы подтвердила слова Андрюхи, но произнесла иное:

– Люди меньшинства не преступники в нашем обществе, но не приветствуются. Это не запрещается, но считается очень большим изъяном, болезнью. Считается, что человек меньшинства имеет возможность излечиться, исправиться и, если ему сильно повезет, переехать из квартала извращенцев в квартал нормальных людей. Отрицание утверждения, что гетеро влечение не является извращением, – еще одна великая глупость. Геленаука доказывает обратное, гетеро влечение – это отступление от нормы. А норма в том, что всякий человек – это индивидуальность и должен существовать вне зависимости от противоположного пола. Женское влечение к женщине, мужское – к мужчине. Мы, меньшинства, наверно, действительно больные люди, наверно, нас надо лечить, чтобы зараза не распространялась по анклаву, – последние слова Илата сказала таким тоном, что было понятно: она произносила не свои мысли, а повторяла довлеющее над нею общественное мнение.

– Боже мой, куда мы попали? – воскликнула Катюха, встряхивая головой.

– Вот именно, боже мой! – подхватила Сашка. – А как же бог, Илата?

Остановившись против нее, хозяйка квартиры продолжительно посмотрела Сашке в глаза и, вдруг изменив на своем лице выражение на близкое к восковой маске, заученно однотонно проговорила:

– Истина в том, что не Бог написал Библию. Если бы это сделал Бог, он бы подтвердил, что гетеро влечение – это всего лишь начальный этап размножения человека. Поэтому утверждение о том, что гетеро влечение определено природой как основа продолжения жизни – просто безумная глупость. Геленаука не подтверждает этого, ибо по природе мужчина неспособен вынашивать плод и рожать – стало быть, он гомогенен. Точно так же и у женщины без мужчины не завяжется плод – значит, и она гомогенна.

– Вот именно! – подхватилась с места Сашка. – Что и требовалось доказать! Именно мужчина с женщиной в паре – продолжатели жизни!

– Нет! – покачала головой Илата. – Геленаука говорит, что Бог искусственно создал мужчину и женщину, – значит, и человек должен воспроизводиться искусственно. Будущее всего мира за ге и ле.

– Погоди, погоди! – прервала Сашка хозяйку квартиры. – Ты серьезно все это? А тебе не кажется, что ваша геленаука – сплошное извращение и глупость несусветная?

– Я работаю архивариусом и не могу перечить современной геленауке, – как бы отгородилась невидимой стенкой Илата, давая понять, что обсуждать сейчас со своими гостями выводы геленауки она не собирается.

– У вас еще и архивы имеются! – присвистнул Раппопет и оторвался от сиденья. – Значит, дело поставлено на широкую ногу. – Мускулистый невысокий толстячок не прошел, а будто подкатился к окну. – Тогда ответь, что мешает тебе излечиться и переехать жить в другой квартал? И скажи, черт побери, почему у тебя затемнены окна? В комнате мало солнца! Здесь не хватает ярких солнечных лучей! – Он резко повел рукой, будто отодвинул занавеси, которых не было.

Неожиданно Илата мгновенно оказалась возле него, оттолкнула от окна, стремительно коснулась пальцем черного пятна на подоконнике, и затемнение окон резко увеличилось, погрузив комнату в сумрак. Женщина щелкнула пальцами, и сверху полился теплый свет. Ее зрачки спокойного серого тона вдруг блеснули дикой кошачьей зеленью. И медленно погасли, приняв прежний оттенок. Андрюха удивленно вытаращил глаза. Она проговорила:

– Утверждение меньшинств о том, что не стоит заглядывать в чужую кровать, – это еще одна непреложная глупость. Заглядывать нужно, просто необходимо, чтобы увидеть, свободен ли человек от вредных заблуждений или в нем сильна его ограниченность и не дает ему постичь простые истины!

Терпеливо слушая, Малкин смотрел на женщину и пытался понять, о чем думала Илата в те минуты, когда произносила догмы геленауки. В какие-то моменты казалось, что она пропитана ими настолько, что неспособна увидеть разницу между черным и белым. Но иногда сдавалось, что она просто излагала для них суть окружающего мира, в котором они очутились, а сама смотрела на этот мир их глазами. Впрочем, и то и другое было спорно. Смотреть их глазами она не могла, ибо была частью своего мира, но и принимать его в таком виде тоже, вероятно, не могла. Очевидная борьба внутри нее не находила выхода. Тем не менее, когда Илата быстро затемнила окна, для Ваньки это стало неким откровением: непросто человеку жить под вечным страхом. Он опять прижался к маленькой спинке сиденья, вытянул перед собой ноги, спросил:

– Тебе-то чего бояться, Илата? Ты живешь на последнем, третьем этаже. Заглянуть в твое окно непросто.

– Есть дома, где гораздо больше этажей, – ответила женщина.

В голове у Малкина тут же возникли соседние многоэтажки, которые громоздились неподалеку и хорошо были видны из ее окна. Его покоробило от вдруг возникшей неприятной мысли:

– Выходит, у вас тут за всеми подглядывают, и вы за темными окнами пытаетесь спрятать свою жизнь?

– Наши предки, возможно, не знали затемнений. А мы не живем без этого, хотя за темными окнами ничего спрятать нельзя, – грустно вздохнула Илата, лицо ее осунулось и вмиг потеряло свежий налет. – Люди знают об этом, а те, кто не знает, догадываются, что в нашей жизни никакая тень неспособна уберечь никакие секреты, даже литые стены не спасают от этого. Но людям свойственно надеяться – надежда прибавляет сил, жить с надеждой комфортнее.

Подтянув ноги, Ванька оттолкнулся от спинки стульчика и нескладно вскочил с сиденья:

– Все надеются, и никто не пробует с этим бороться? – спросил, выгибая позвоночник.

Такой вопрос как будто удивил Илату – ведь она, кажется, доходчиво все объяснила, но, похоже, требуется разжевать.

– С этим невозможно бороться. – Сказала, шагнула к столу и оперлась на столешницу.

Проследив за нею, Малкин отметил паутинки морщин на тыльной стороне ладоней, а на ее слова недоуменно пожал голыми плечами:

– Тогда для чего нужно затемнение? Да и одежда ни к чему. Бегайте с фиговыми листками, как в каменном веке.

Прозвучало это не совсем корректно, но Илата как будто не заметила вызова, убрала руки за спину и подхватила, отходя от стола:

– Одежда, затемнения и стены действительно бесполезны для плойдэров, но простым гражданам запрещено иметь плойдэры. У них только глаза, а для глаз одежда, затемнение и стены – препятствия.

Недовольно супившийся после того, как женщина оттолкнула его от окна, Раппопет наморщился больше:

– Что еще за плойдэры? – спросил монотонным голосом.

Проведя грустным взглядом по всем, Илата медленно прошлась по комнате и только потом отозвалась. Впрочем, это не был ответ и не было удивление, скорее сожаление о некомпетентности гостей:

– Да, видно, из дремучих мест вы прибыли сюда, что не понимаете и даже не догадываетесь, о чем я говорю!

Качнувшись на ногах взад-вперед, Малкин сунул руки в карманы и негромко успокоил:

– Пожалуй, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но ведь всякая вещь может попасть к кому угодно. И все, что хорошо для одной стороны, может быть так же полезно и для другой. Надо только суметь воспользоваться этим.

От Илаты повеяло холодком. Она приняла упрек на свой счет, точно Ванька обвинил ее, что она не сумела добыть для себя плойдэр, и потому зашторилась сухим сдержанным тоном:

– Ты только что появился в нашем городе и анклаве, совсем ничего тут не знаешь, а уже твоя фантазия буйно разыгралась. Умерь пыл. Не спеши с выводами. Может, в тех местах, откуда вы пришли, многое проще, чем у нас, но не думаю, что настолько просто, что можно в одночасье все поставить с ног на голову или наоборот.

На минуту в комнате повисло молчание, от которого Малкин испытал неловкость. Кажется, он действительно поторопился со своими суждениями: не зная броду, полез в воду, побежал впереди паровоза. Слегка замялся, покраснел и ретировался:

– Конечно, ты права.

С облегчением тихо Илата вздохнула, подняв грудь под тканью блекло-зеленой блузки, и продолжила:

– Под воздействием псипаралов люди рассказывают все о себе, о родственниках, о друзьях, о соседях, о делах, о мыслях, даже не нужны плойдэры, чтобы видеть сквозь ткань, черное стекло, бетон и металл. После каждой облавы, как сегодня, в нашем квартале гецейские и лецейские наводят шмон. Находят людей, тайники, если такие есть, изымают все. Недовольные исчезают навсегда. Поэтому у всех на окнах затемнение, а рты на завязках, пока их не развяжут псипаралы.

– Но ведь ты не молчишь сейчас, – осторожно заметил Малкин.

Слегка усмехнувшись, женщина вернулась к столу, села на стульчик и коснулась ладонями вазы, провела по ней бережно, как по большой ценности, словно от прикосновения к ее стенке испытывала особое удовлетворение. Мальчик соскочил со своего сиденья и метнулся к матери, притулившись сбоку. Она обняла сына, прижала к себе и после этого перевела взгляд на Ваньку:

– Нет, я тоже молчу, – ответила ему. – Говорю лишь о том, о чем знают все и что скрыть невозможно. Не знаю, надолго ли вы к нам пожаловали, но если не на один день, тогда сначала присмотритесь, пооботритесь чуть, понюхайте, что чем пахнет, включите мозги, а уж потом займитесь делом, по которому прибыли. Но не ранее, чтобы не оказаться объектами для переработки в молекулы.

Щеки у Малкина опять покраснели, его обдало жаром, вспыхнули кончики ушей – понял, что опять вылез с нелепым замечанием и нарвался на новый укол. Ничего не оставалось, как стерпеть и вежливо оправдаться:

– Благодарю за совет. Ты не первая сегодня, кто советует нам. Видно, мы действительно выглядим глупо, отстали от жизни, не догоняем вашего прогресса. Нет времени задерживаться у вас, но, наверно, сейчас у нас выбор невелик. Одна просьба: коль ты уже нас приютила, Илата, потерпи чуток и помоги дальше разобраться во всех тяжких.

– Мог бы не просить, – пообещала женщина.

Сделав минутную паузу, Ванька выговорил:

– Гецейский посоветовал сегодня вечером побывать на заседании Объединенного Верховного Гелеционального Собрания. Что ты на это скажешь, Илата?

Погладив по голове мальчика, женщина одобрила:

– Это хороший совет. Я бы на твоем месте приняла его. Только не стоит идти туда всем вместе одной компанией. Коль тебя пригласил гецейский, стало быть, он принял тебя за ге. Не следует разрушать его представления о тебе. Это может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому парням надлежит пойти отдельно от девушек, как ге, а девушкам самим по себе, как ле.

– А если мы пойдем как меньшинства? – вставила Сашка, откинув за плечи длинные светлые волосы.

– Это не запрещено, но не приветствуется, – ответила Ила-та, положив руки на стол перед собой. – Как правило, меньшинства на заседания ОВГС не ходят. Нас туда не то чтобы не пускают, нам элементарно там нет места. До нас просто доводят решения ОВГС, которые мы должны исполнять. Однако до вечера далеко – есть еще время побродить по городу, посмотреть, как живут люди.

– С удовольствием! – охотно подхватил Малкин. – Ты согласна быть гидом?

– Почему бы нет? – кивнула женщина.

– Тогда чего же мы сидим? Отправляемся на экскурсию!