Читать книгу Проект «Оазис» - Валерий Ременюк - Страница 5

Виталий налил себе чаю с малиной, отхлебнул и продолжил:

– Для начала, что такое, на мой взгляд, религия. Я её определяю как систему понятий об устройстве мира и смысле жизни человека, а также кодекс норм поведения, отвечающих установленному религией смыслу жизни. Вот. Мне такая трактовка нравится больше других.

– Не возражаю, – заметил Кнут, смачно надкусив яблоко, – звучит логично.

– Идём дальше. Характерной чертой религии является догматический характер её базовых постулатов, принимаемых на веру, то есть бездоказательно. Где не хватает научных знаний, белые пятна в представлениях о законах природы заполняет религия как паллиативная модель мироустройства. Слепая вера – основа религии.

– О! Именно слепая вера! Это ты точно подметил. А давай я попробую экспромтом продолжить твою мысль с этой точки. Вот, смотри, что я думаю. Функциональная роль религии – это аналог операционной системы (ОС) в кибернетической системе. Согласен? Ведь именно ОС отвечает за логику принятия решений на каждом шаге вычислительного процесса. То есть религия даёт оценку «хорошо / плохо» при выборе религиозным человеком каждого конкретного решения из альтернативных.

– Хорошо, Кнут! Я тоже об этом думал. Но я бы ещё заметил, что религия также выступает как способ самоидентификации народов по признаку одинакового понимания законов мироздания и смысла жизни. Общность по религии помогает им объединяться в борьбе за жизненное пространство и продление рода.

– Да, Виталий, и с этим не поспоришь. Но мне ещё кажется, что причины существования различий в религиях разных народов – в неоднородности человечества и неравномерности его развития в отдельных географических зонах, различии географических условий проживания, культур и исторических этапов развития. Кратко назову это «географический фактор».

– Кнут, а давай порассуждаем, почему так живучи религиозные представления, несмотря на бурное развитие наук?

– Давай! Мне кажется, пока существует дефицит жизненных ресурсов – денег, энергии, воды, еды, жизненного пространства, женщин и т. д., различные группы людей или народы будут соперничать, даже враждовать, воевать за право обладания необходимыми им жизненными ресурсами. Это соперничество может основываться на религиозной почве, а может и нет. Для борьбы с конкурентом или врагом требуется сплочение, объединение сил народа. И религия здесь выступает как дополнительный – иногда главный – механизм сплочения и самоидентификации, позволяющий распознавать человека по признаку «свой / чужой». Вспомним обращение вашего Сталина за помощью к православной церкви в первые месяцы Великой Отечественной войны, хотя, как известно, тогда церковь была гонима.

– А ты хорошо знаешь нашу историю! – усмехнулся Виталий.

– Это вещи общеизвестные, – махнул рукой Кнут и продолжил: – Объединяющим механизмом в борьбе народов за жизненные ресурсы может быть религия, а может – чувство попранной справедливости, жажда возмездия, реванша, оскорблённая гордость. Например, многовековой конфликт евреев и арабов вокруг Храмовой горы в Иерусалиме – это неурегулированная конкуренция за доступ к собственным религиозным святыням, расположенным в одном и том же месте. И историческая память об обильно пролитой обеими сторонами крови здесь служит для каждого народа энергетиком, подпитывающим упорство в противостоянии с конкурентом. Закон кровной мести в общенациональном и историческом масштабе это вообще самый сильный двигатель возмездия обидчику. О причинах вражды и о том, кто первым бросил дохлую кошку в огород соседа, вопрос уже не стоит. Он уже неразличим для обычного зрения, так как лежит где-то глубоко на дне рек пролитой крови.

– Нет возражений! – оценил Виталий мысль и подхватил её: – Я бы назвал ещё один спусковой крючок вражды между народами – гордыня. Она может проявляться в форме национал-фашизма, или шовинизма, или другой политики, основанной на убеждении, что твоя нация самая-самая крутая и наиболее достойная лучшей доли в мире, достойная властвовать над другими народами. Это гипертрофированное проявление естественного стремления народа к физической безопасности и комфорту, но принимающее опасную форму стремления к мировому или региональному господству. Эта болезнь излечивается только через приобретение человечеством иммунитета после тяжёлых периодов мировых войн и многомиллионных жертв.

– Хорошо, принято! – одобрил и этот пассаж Кнут. – Я бы ещё добавил, что частная, но не мене важная причина вражды – это несовпадение культурных и религиозных ценностей, норм поведения и критериев дозволенного в странах, исповедующих мультикультурализм, активно принимающих большие массы иммигрантов с иной культурой. Закон перехода количества в качество здесь срабатывает таким образом, что, когда иммигрантов было несколько тысяч, принимающая страна могла себе позволить продолжать жить по старым привычкам, не оглядываясь на новичков, которых здесь Христа ради приютили и спасли от голода. Когда же в районах компактного проживания иммигрантов их стали десятки, а то и сотни тысяч, они начали обижаться и консолидированно отвечать актами агрессии на поведение хозяев, оскорбляющее их нравы, их святыни.

– Да, – подхватил Виталий. – Но хозяева забыли старую истину: не стоит швырять камни в соседа, если сам ты живёшь в стеклянном доме. А тем более если ты соседа своего пустил жить в свой хрупкий стеклянный дом! Пусть даже швыряние камней это твой национальный обычай и для тебя он является символом твоей свободы, гордости и независимости. Новое количество создало новое качество жизни, и против этого закона диалектики не попрёшь! Я бы провозгласил главным лозунгом мультикультурализма взаимное приспособление, выработку нового кодекса поведения в условиях мультикультурной среды. За нежеланием видеть эти причины кроется, опять же, национальная гордыня…

– А давай как-то назовём наш с тобой проект! – проговорил Кнут. – Для определённости и краткости.

– Операция «Ы», – усмехнулся Виталий.

– Почему «Ы»? – слово в слово повторил Кнут знаменитую фразу директора склада из фильма Гайдая.

– Чтоб никто не догадался! – рассмеялся Виталий, уже не в силах сдерживаться. Потом объяснил опешившему Кнуту причину своего веселья и снова стал серьёзным.

– Как тебе название «Проект “Оазис”»? – предложил Кнут. – Цветущая земля, окружённая безжизненной пустыней. К ней бредут караваны и путники, измученные жаждой…

– А что, неплохо звучит, хороший образ и название хлёсткое! – согласился Виталий. На том и порешили. А для вящей краткости назвали идею «Проект “О”».

Около одиннадцати вечера во дворе раздался тихий шум мотора, по окнам мазнули фары тётиной «ауди». Марта Руслановна вошла в гостиную весёлая и энергичная:

– Мальчишки! Вы ещё не спите? А я вам от Элен презент привезла!

Она сняла с полки серебряную салатницу, выставила на стол и эффектно высыпала в неё из контейнера изрядную порцию устриц.

– Попробуйте – свежие, средиземноморские. Это божественно!

После ужина Кнут подвёз Виталия до кемпинга и, прощаясь, предложил:

– Виталий, у меня до возвращения в университет осталась ещё неделя каникул, и я собираюсь провести её в горном парке Йотунхеймен. Там у меня заказан номер в кемпинге. Завтра я собираюсь туда переехать – это около двухсот километров отсюда. Моя подруга Лиза, из Бергена, приболела, приехать не сможет. Так что как раз одно место в комнате освободилось. Не хотел бы ты составить мне компанию? Погуляем вместе по горным тропам, подышим свежим осенним воздухом, продолжим наше обсуждение проекта «О» – тем более что мы подошли к самому главному: чем насытить содержание новой религии и какой придумать план её распространения по миру?

– Отличная мысль! Спасибо, присоединюсь с удовольствием! – обрадовался Виталий.

Парк Йотунхеймен располагается неподалёку от города Лом и отличается тем, что на его территории находится высшая точка Норвегии – вершина Галлхёпигген, 2469 метров над уровнем моря. В кемпинг «Спитерстулен» у подножия вершины ведёт неширокая асфальтовая дорога, местами делающая крутые виражи серпантина. Сама турбаза разместилась на высоте 1100 метров. Вокруг центрального каменного здания администрации и столовой сгрудились деревянные спальные корпуса и отдельные домики. Рядом шумит мощная горная река, через которую подвесной мостик ведёт в заречье – палаточную часть кемпинга со своим социальным блоком (кухня, кают-компания, душ, туалет – стандартный набор услуг). Номер в корпусе оказался небольшим, буквально три на три метра, в одно окно, с двумя простыми деревянными кроватями-топчанами и небольшим столиком между ними. В холле всю торцевую стену от пола до потолка занял змеевик батареи водяного отопления, предназначенной для сушки промокшей одежды постояльцев.

– Я тут бывал пару раз ещё в скаутском лагере, школьником, – объяснил Кнут Виталию по дороге. – Остались самые лучшие воспоминания! Мы две недели ходили в походы, отрабатывали технику скалолазания и ледолазания, страховку, ориентирование и выживание в горах, первую помощь пострадавшему, собирали гербарии, делали три восхождения… Какие у нас инструкторы классные были! А дискотеки! У меня тут даже первая любовь случилась в четырнадцать лет. Её звали Улла, на два года старше меня, пловчиха из Тронхейма. Сейчас она за сборную Норвегии выступает, перезваниваемся иногда.

Кнут вздохнул и замолк, погрузившись в романтические воспоминания золотого детства. При регистрации выяснилось, что кемпинг уже полупустой, дорабатывает последнюю пару недель и закрывается на межсезонье, до Рождества и зимних лыжных каникул. Окрестные горные склоны уже покрыл свежий снег, регулярно подсыпавший вершинам своих седин по ночам, когда температура воздуха наверху уверенно уходила в минус. Травяные склоны в нижней части гор поражали глаз всевозможными оттенками красного – от нежного жёлто-оранжевого до агрессивного бордово-брусничного.

– Какая красотища! – не уставал озираться и ахать Виталий.

Разместив вещи и пообедав в просторной столовой, товарищи взяли рюкзачки, оделись по-походному и вышли прогуляться вверх по пологой долине, уходившей на юг к невысокому перевалу. От кемпинга вела туристская тропа, хорошо натоптанная и обильно отмаркированная турами и камнями с красной литерой «Т» – даже если не захочешь, увидишь, куда идти!

– Божественно! – в очередной раз проговорил Виталий, рассматривая открывающиеся по сторонам виды боковых долин и ущелий.

– Я рад, что тебе нравится! Вот ты упомянул Бога. А что ты думаешь по Его поводу? И какую роль в будущей единой религии Он должен занимать, что скажешь?

Они неторопливо шагали параллельными курсами, плечо к плечу, по широкой грунтовой тропе и продолжали рассуждения.

– Я полагаю, что Бог для верующих – это обобщённая, неперсонифицированная метафора всемирной первопричины, – ответил Виталий. – И хотя Его присутствие на Земле в разных религиях олицетворяют Его провозвестники, читай: пророки – Иисус, Мухаммед, Будда, – под понятием «Бог» верующие понимают все те причинно-следственный связи, управляющие миром, которые скрыты от научного знания. То есть мы снова приходим к функции религии как суррогату, временному заместителю научного знания.

– А как ты видишь роль Бога в единой религии? Ведь все современные мировые религии стоят на догме монотеизма, единобожия. Следует ли сохранить эту концепцию или, может, разумнее вернуться к системе политеизма, многобожия, как это было у древних греков, римлян или славян, например?

– Ты знаешь, я думаю, по мере отмирания государства человечество всё меньше будет нуждаться в монотеизме, ведь он возник и насаждался в периоды, когда народам требовалось укрепить в государствах единоначалие, консолидироваться в борьбе за выживание или против внешнего врага. Чем централизованнее власть в государстве, тем больше она нуждается в монотеистической религиозной подпорке. Но отмирания государства и религии ещё долго не случится, гражданское общество вряд ли в течение нескольких поколений вытеснит государство на периферию жизни даже в самых развитых и стабильных странах. Я уже не говорю о странах с неустойчивой политической и экономической ситуацией. Поэтому, мне кажется, в единой религии надо пока что опираться на монотеизм как неизбежный компромисс между наукой и традицией. Стоит только насытить его содержанием, гуманным и бесконфликтным для разных народов.

Немного помолчали, обдумывая этот важный смысловой камень в фундаменте их проекта. Потом Кнут сказал:

– Нет сомнений, что религия постепенно вытеснится научным знанием, как тьма светом. Проблема в том, что главные вопросы естествознания и философии: кто мы и откуда пришли? как зародилась жизнь? что такое душа и разум? куда мы идём? в чём смысл и цель жизни человека? – наукой будут решены, вероятно, ещё не скоро, и это надолго оставляет место для религиозных (теистических) трактовок законов мироздания и мистического определения смысла жизни на Земле. Кстати, непримиримость человеческого разума с физической смертью провоцирует человека принимать сладкую сказку религий о бессмертии души. Это один из главных рычагов вовлечения человека в систему религиозных представлений.

– Молодец! Очень правильная мысль! – оживился Виталий. – И что из этого следует?

– Поэтому теоретически возможный путь борьбы с религией – найти ответ на эти Главные Вопросы Человечества, открыть глаза миру! И тогда у религий отпадёт мировоззренческая функция, останется лишь нравственно-этическая или мемориально-традиционная, объединяющая племена и народы на культурно-этической почве или по ностальгическому признаку общей истории. А это будет означать уже совсем другое, гораздо более слабое влияние религий на массовое сознание, и потенциал конфликтности на религиозной почве существенно снизится. Следовательно, необходимо всемерно развивать естественные науки, проясняющие механизмы мироздания. Это – стратегия.

– Ну, хотя я с тобой концептуально полностью согласен, об этом в единой религии говорить не получится, – возразил Виталий. – Иначе надо на ней ставить крест и призывать всех к атеизму и просвещению, а к чему приводит атеизм как государственная политика – мы уже убедились на примере одной немаленькой страны…

– Согласен, – ответил Кнут. – Эволюция познания – улита медленная, доползёт до желанной цели, по всему видно, не скоро. Следовательно, другая, тактическая задача может заключаться в том, чтобы не придумывать новую религию взамен старых, традиционных, а найти общее поле этических и мистических ценностей, на котором получится возвести фундамент единения и дружбы народов, преодоления конфликтности. Например, на этой основе найти, объявить частные святыни отдельных религий святынями общими, организовать к ним общее уважение, паломничество, общие молебны, общие новые ритуалы…

– Слушай, а это мысль! – загорелся Виталий. – Это наглядно можно изобразить моделью ромашки – общая базовая сердцевина и непересекающиеся лепестки частных традиций и верований на периферии, имеющие лишь историческое значение для каждой из религий. И не надо никого объединять, и лепестки драть не следует – за исключением удаления тех частей, которые поражены гнилью и заразой и угрожают здоровью соседей пропагандой агрессии и нетерпимости к людям иных вероисповеданий. И всё же смысловой сердцевиной всех религий является движение души к Богу, в объятия первоисточника, так сказать. А чем заменить этот посыл, если внедрять идею нашей «ромашки»?

Кнут некоторое время шёл молча, пожёвывая травинку. Остановились, присели у ручья на привал, хлебнули хрустальной ледниковой воды, сжевали по бутерброду.

– У меня пока нет ответа на этот вопрос, – наконец проговорил Кнут. – Надо подумать. Но ещё я хочу заметить, что все церкви объявляют проекты единой религии ересью и стращают тем, что это попытки возвести на трон сатану и заставить людей поклоняться ему. Церкви, сдаётся мне, будут яростно бороться против единой религии, так как это ведёт к уменьшению их влияния на прихожан, угрожает их доходам и экономике. Подрубает кормовую базу, короче говоря. А этого ни один бизнес, пардон – церковь, не потерпит.

Так, неспешно, за разговорами, Кнут и Виталий добрели до моренного озерца диаметром метров в сто, подпиравшего взлёт тропы к перевалу. В центре водоёма высился небольшой островок, на котором чудом угнездился чубчик полярной берёзы. Из-за перевала грозно поднимались башни кучевых облаков неприятного свинцового оттенка.

– Слушай, Виталий, давай-ка махнём обратно в кемпинг, – обеспокоенно предложил Кнут. – Что-то мне эти облака не того… Как бы они серьёзно не подмочили нам репутацию на обратном пути!

Но, как ни торопились туристы, им не хватило получаса, чтобы опередить дождь! Сзади неожиданно налетел ветер, задул в хвост и гриву, придавил косматым туманом, сыпанул крупным дождём. В общем, на базу приятели явились изрядно промокшими и сполна оценили мудрость устроителей кемпинга, предусмотревших в туалетах горячий душ, а в холлах корпуса – змеевики сушилки.

Нудный дождь зарядил на весь следующий день, убивая на корню малейшее желание совать нос на улицу, где температура воздуха упала до трёх градусов Цельсия. Все немногочисленные обитатели лагеря сидели в гостевом холле главного корпуса в мягких креслах, расположенных лепестками вокруг низких столиков. Пол холла укрывал светло-серый немаркий ковёр, посетители были в носках, оставив уличную обувь и куртки в прихожей. Умиротворяюще потрескивал камин, по комнате растекался аромат берёзовых дров, тихо звучала музыка – что-то небесно-симфоническое, из Вивальди или Грига. По широченным окнам фасада текли потоки воды, за ними в верховьях долины вибрировала и едва угадывалась даль, окрестные вершины целиком исчезли за облаками. Виталий и Кнут просмотрели новости в Интернете, почитали книги, полистали фотоальбомы местной библиотечки, поиграли в шахматы. Виталий остановил шахматный мазохизм на счёте 7:0, хотя в школьные годы играл по второму разряду. В промежутках между этими занятиями несколько раз заходил разговор о проекте «О». Надеялись на улучшение погоды, прогноз которой администрация вывесила на доске объявлений: на завтра обещали плюс семь и солнце внизу, на уровне вершин – до минус пяти. Было решено вписаться в это погодное «окно» и с утра предпринять восхождение на высшую точку Норвегии, гору Галлхёпигген. По описанию и по воспоминаниям Кнута, путь должен занять семь-восемь часов, но, с учётом свежевыпавшего наверху снега, надо было рассчитывать на все десять.

Вышли в восемь утра, хорошо загрузившись на завтраке и прихватив с собою термос с горячим куриным бульоном, усиленные бутерброды, шоколад, фонари, карту, компас – на случай густого тумана и непредвиденных блужданий вокруг тропы. Виталий взял на прокат крепкие горные ботинки, непромокаемую куртку покрепче его гортэкса, вязаную шапочку, тёплую куртку-флиску и перчатки, а также пару трекинговых палок – по совету Кнута. Термобельё и трекинговые носки просто купил – для восхождения и в целом на будущее. Кнут всем необходимым инвентарём запасся ещё дома.

Утро оказалось облачным, но без дождя, в разрывах облаков угадывалось будущее солнце. Первый снег на крутой тропе встретился уже после трёхсот метров набора высоты – сначала он лежал порошей, потом встал сплошным слоем в палец толщиной и очень скоро превратился в настоящий снежный покров глубиной по щиколотку. Тем не менее шагалось легко и непринуждённо, тропа была густо маркирована знаками «Т», от каждой марки виднелись как минимум две следующие в обоих направлениях – и вверх, и вниз. И снова ритмичное движение по тропе стимулировало в горовосходителях мыслительный и вербальный процесс, и они продолжили рассуждения на тему проекта «О».

– Кнут, смотри, – начал разговор Виталий. – Вот мы уже несколько раз касались смысла жизни как центрального элемента всей концепции единой религии. У тебя-то самого какие соображения на этот счёт?

– Я ждал от тебя этого вопроса. Но начну отвечать из-за угла. Точнее, со встречного вопроса: что ты думаешь… о душе?

– О душе? – удивился Виталий.

– Да, именно. О том, что якобы покидает тело человека после его физической смерти.

– А какое отношение душа имеет к смыслу жизни?

– Наипрямейшее! Ты отвечай давай, потом поймёшь! – засмеялся Кнут.

– Ну… грубо говоря, понятие души это симулякр.

– То есть?

– Симулякр – упрощённая модель некоторого явления, физического смысла которого мы не понимаем.

– Ну, определение симулякра я знаю хорошо, – усмехнулся Кнут. – Ты обоснуй, почему душа – симулякр?

– Очень просто! Почему неорганические соединения превращаются в органические, а органические формируют ДНК и объединяются в живые организмы – это до конца непонятно, насколько я изучил вопрос…

– Изучил глубоко! – сыронизировал Кнут, протирая запотевшие тёмные очки.

– Так вот. Церковники придумали, а верующие поверили, да и неверующие не особо возражают пока, что живое образуется из неживого в момент, когда Бог вдыхает в неживое некую особую животворящую субстанцию – её и назвали душой. Хотя никто не понимает, как это работает и можно ли этим управлять. Но все стремятся её спасать от чего-то! Вот тебе и симулякр! – Виталий глянул на часы. – Ого, идём уже три часа. Скоро должны выйти на гребень.

– Точно! И про гребень, и про душу ты очень верно всё описал. Молодец, зачёт, два очка в копилку!

– Ну и какое отношение это всё имеет к смыслу жизни? Не темни давай, колись!

– Всё дело в том, как и для чего на Земле образовалась жизнь… – медленно и задумчиво произнёс Кнут.

– Не понял… Как – это вопрос логичный, я понимаю. Но для чего – это что значит?

Кнут не отвечал, что-то думал про себя, при этом напряжённо шевеля белёсыми бровями. Виталий, не дождавшись ответа, продолжил:

– То есть ты хочешь сказать… что жизнь… э-э… инициирована или… э-э… запущена на Земле кем-то… и для какой-то конкретной цели?

Кнут остановился.

– Привал! Давай глотнём бульончику и зажуём чего-нибудь, подсос начался. А то на гребне будет ветрено.

Минут пять они сосредоточенно жевали бутерброды, прихлёбывая из термоса и присев на сидушки – небольшие коврики из пенополиуретана, буквально в габаритах «пятой точки». Потом снова двинулись в путь, и вскоре перед глазами замаячила кромка склона – они выходили на гребень. Дальше тропа поворачивала влево, на юг, и шла по скалам и крупной осыпи, забирая всё выше и выше. Её профиль выглядел как трёхгорбый верблюд. Третий, самый большой горб и был высшей точкой Норвегии, вершиной Галлхёпигген.

– Что-то ты темнишь, Кнут! Намёками какими-то стал изъясняться… – возобновил беседу Виталий. – Говори прямо, что ты знаешь или какая у тебя гипотеза насчёт души?

– Понимаешь, есть две альтернативные теории относительно происхождения жизни. Одна – креационистская, она предполагает, что над жизнью есть центр управления, условно называемый Создателем, Богом. Другая – эволюционная, считает, что жизнь возникает спонтанно в силу естественных свойств материи, которые проявляются при определённом, благоприятном стечении внешних условий. Так вот, если права эволюционная теория – смысла у жизни нет. Тогда жизнь – это просто одна из форм существования материи во Вселенной, которая есть постольку, поскольку она есть. И никакая цель при этом не преследуется. Если же верна креационистская теория – тогда надо понять замысел Создателя, ведь жизнь затеяна Им ради какой-то цели!

– А если это случайная шутка Его специфического юмора? Шалость пера, каприз бесцельный? – усмехнулся Виталий.

– Э-э нет! Такие масштабные и энергозатратные проекты даже Он случайно не затеял бы…

– А у тебя что, есть предположения, ради чего это всё создавалось?..

– Предположения нет. Я просто знаю… – как-то очень обыденно проговорил Кнут и остановился на гребне. Виталий встал рядом с ним, переводя дыхание. Их глазам открылся вид на ледник, лежащий по другую сторону хребта. Под ногами простиралась пропасть – здесь гребень обрывался крутыми скальными стенами. Виталий глянул на Кнута – не шутит ли? Кнут прямо и открыто смотрел на него, протирая снятые очки. Голубые глаза его щурились – то ли от яркого горного света, то ли от с трудом сдерживаемого смеха.

– Шутишь? – с упрёком произнёс Виталий. Но ответить Кнут уже не успел.

Вдруг раздался мощный шум винтов, и из пропасти, из-за кромки гребня, как чёрт из табакерки выскочил небольшой жёлто-серый вертолёт без опознавательных знаков. Он живо перемахнул гребень и завис в двадцати шагах от горовосходителей. Виталий и Кнут присели на корточки, придерживая шапки, чтобы их не сорвало с голов потоком ветра от винтов. В стенке вертолёта отворилась дверца, и из неё на снег выпрыгнули четверо рослых мужчин в камуфляже и масках-балаклавах. В руках у десанта были короткие автоматы с толстыми стволами.

«Что за ерунда? – успел подумать Виталий. – Учения какие-то у норвежских спецслужб, что ли?..» Это было последнее, что он сделал. Потому что буквально через пару секунд десантники подскочили к ним, не говоря ни слова, втроём схватили Кнута и, ловко завернув ему руки за спину и согнув в три погибели, сноровисто поволокли к вертолёту. Четвёртый повернулся к Виталию и коротко ударил его стволом автомата в лоб, сбив с ног. Виталий ничего не успел предпринять. Даже захоти он это сделать, вряд ли бы ему что-то удалось. Десантник легко подхватил его под мышки, развернул к себе спиной и дал мощнейшего пинка под зад, добавив для верности тумака между лопатками. Как щепка, подхваченная вихрем, Виталий взвился в воздух, легко пересёк расстояние, отделявшее его от края хребта, и рухнул в пропасть…