Читать книгу Побег из Лабиринта - Валерий Рыжков - Страница 1

1

На юго-западе города выстроен квартал в морском архитектурном стиле. Дома стоят в ряд, как корабли на рейде в Финском заливе. Квартиры в этих новостройках напоминают каюты корабля.

Виктор полгода живет здесь в съемной комнате в одном из многоквартирных домах – корабликах. В полночь в пятницу ему позвонил по телефону дальний родственник с радостным возгласом. Этот был один из многочисленных кузенов и кузин, дальних родственников, которыми богаты одинокие люди в столичном городе. То, что Виктор понял из бессвязного разговора по телефону, в полночь, находясь в своей холостяцкой комнате без книг, картин и ковра, то, что к нему едут новые гости. Так, вот, этот брат почему-то по счастливой случайности встретил родственника в большом городе, и не где-нибудь, а в Гостином Дворе, это все равно, что увидеть зайца в Летнем саду. Брат просидел с ним в ресторане и потратил все деньги счастливого родственника, так что даже чаевых официанту не досталось, унизившись, своей бедностью они покинули зеркальный зал в удрученном состоянии. Тот знакомый приятель по детству был проездом в этом городе из Риги в Москву, которому повезло встретиться с бесшабашным родственником Михаилом. Их встреча продолжилась, потому что братец разорвал его железнодорожный билет, которому он посулил прогулку по гранитной набережной ночного города.

Прогулка с обзором оград чугунных их быстро утомила, и они, продрогнув на холоде пустынных улиц, теперь отправились ночевать к Виктору. Доказывая, в пьяном угаре, друг другу, что ни по-людски не встретится еще с одним другом детства.

Они ввалились по обычаю бродяг, брат Михаил держал откупоренную бутылку вина, придерживая рукой Василия, который продрог от осенней питерской слякоти. Сели за круглый шаткий стол. Был подан горячий кипяток в прокопченном металлическом чайнике и заварка в пакетиках, еще сухари и конфеты, которые в изобилии лежали на клеенке стола. Брат разлил остатки вина в чайные чашки, и заставил их выпить за чудесную встречу.

– Ты расскажи ему, пусть он посмеется над нами, как мы с тобой встретились. Это значит, я иду, и вижу знакомую походку Василия. Он обернулся, и даже испугался, увидев меня, я его еле успокоил, от радости, обнял его, как брата. – Тут он сделал паузу, и продолжил взахлёб говорить. – Вы учились вместе? Да, знаю, в разных школах. С его старшим братом я учился. Помню его, маленького такого, толстого и ушастого, и вредного, а теперь вымахал, так, что его не узнать, а я его узнал, и почему, по зову крови.

– Не так быстро, – вдруг схватившись за голову, произнес со стоном Василий, он посмотрел на Виктора, и странно усмехнулся, что-то припоминая из общего прошлого, – а я тебя помню, и ещё твоего брата Александра, вы с ним погодки, помнишь на выпускном вечере, вы влюбились в мою девчонку. – Потом он схватил рукой за ворот рубашки Михаила. – Ты зачем, приятель, билет разорвал, его можно было сдать, и взять на эти деньги на утренний рейс. Теперь я безбилетный пассажир.

– Нет, теперь ты бомж, – едко ему заметил Михаил.

Василий говорил нервно, и Виктор начинал смутно припоминать его по манере разговора, и интонации речи. Он вспомнил тот выпускной бал в школе, и какое-то щемящее чувство грусти появилось у него. Василий был прав. Как он забыл обо всем этом.

– Давай поговорим о литературе, вот что ты читал за последнее время, какой журнал, – дотошно переспросил Михаил.

– Я спать хочу, – Василий произнес вяло и устало, отмахиваясь, как от надоедливой мухи. Видно было, что они уже успели досыта поговорить о литературе, последних политических новостях, и что все ему это порядком наскучило. Он хотел спать, заскучав, заснул за столом.

Потом утром, в субботу, они провожали Василия на вокзале, который теперь вместо купейного вагона вынужден был ехать, в плацкартном, на верхней полке. На прощание перед отъездом они зашли в столовую, взяли по порции макарон с сыром, и теплого пива. Безмятежно оттягиваясь от вчерашнего вечера, сбивая внутреннюю дрожь тела. Через несколько минут у них глаза замаслились радостью. Михаил снова стал приставать к Василию с вопросами, что именно, тот в последнее время прочитал из книг. Но Василий усмехнувшись, посмотрел на Виктора, и снова со злорадством вспомнил, как Виктор ухаживал за его девушкой. Но она, Милана, поехала за ним, Василием, тогда поступать в Москву, конечно, сразу не поступила, год проработала на заводе, потом закончила высшее учебное заведение, теперь благополучно живет и работает, не замужем, и он на неделю на правах друга остановится у нее в гостях.

Так случилось, что у Виктора было приглашение на конференцию в этот город, и он объявил, что будет рад, встретится с ними там, через неделю. Василий нахмурился, ему что-то не понравилось в пожелании Виктора, объяснив, что у него плотный график работы, и нет даже простой возможности встретится в суетном столичном городе, так как там совсем другая, почти сумасшедшая жизнь, другие интересы, и так безмятежно не живут, где спросят, когда заканчивается рабочий день, а не начинается. Тут брат Михаил настоял на том, чтобы тот оставил телефон подруги, о которой они говорят больше, чем о литературе. Василий сдался, пролистал записную книжку, и оставил ему телефон.

2

Через неделю Виктор оказался на площади трех вокзалов. Когда-то на всех тех вокзалах в семидесятые годы в буфетах предлагали столичные бутерброды на куске ржаного хлеба с ломтиками послойно колбаса, сыр, кружками нарезанные огурец и помидор с зеленью, в девяностые годы на тех же вокзалах в ларьках продавали пиво всех сортов и шаурму в виде блинов с кусочками мяса курицы, свинины и говядины. Что всегда было неизменным, то это суета пассажиров приезжающих и уезжающих на все четыре стороны света.

На перекрестке этих московских вокзалов стоит столичная гостиница. Всегда удивляешься неожиданным переменам, которые обнаруживаются в этом городе на семи холмах. Этот город разрастается то вширь, то ввысь, и будто всем тут есть место и дело, так ощущает каждый себя с утра, но к вечеру в неоновом свете, всё становится другим, неузнаваемым, и уже ночной город не для тебя труженика, а для искателей сладкой жизни.

Гостиница, когда-то предназначалась для партийных бонз, где на дверях постоянно висела табличка: «мест нет», как, вдруг, в большой кризис экономики страны, в перестройку к новой жизни, распахнулись двери для богатых и бедных, где командировочный билет стал не в счет. Виктор решился взять номер именно в этой неприступной когда-то роскошной цитадели старого мира. В гостинице он взял номер ради утоления любопытства о неведомых признаках комфорта партийной элиты. За что некоторые чиновники рвали свои пупки. И он ощутил в полной мере разницу частной жизни секретаря партийной организации. Виктор погрузился в огромную ванну, как в бассейн, где из кранов фонтанами текла вода, как минеральная вода кавказских гор, на мгновение он ощутил себя сказочным халифом в оазисе пустыни. Тут можно было ему заказать себе все. Но он отказался от искушения. Виктор позвонил по телефонному номеру, который оказался, приятельницы Миланы по работе, он невольно подумал, что по рассеянности, наверно Василий впопыхах отъезда перепутал номера телефонов, но, тем не менее, Виктор попросил милую подругу передать его приглашение для нее на вечер в Большой театр.

Как он ее узнал? По ее детской улыбке и глазам. Это была уже не угловатый подросток, а красивая девушка. Виктор взял ее за руку и полчаса молчал, говорила она, весело и непринужденно.

– Ты нашел свой Белый город, где живут счастливые люди.

– Нет. Я все ищу этот город солнца.

– Ты представляешь, тут тоже есть место, которое исторически носит название Белый город. Но это не то, что ищешь ты.

Милана была создана для любви, странно, что нашла себя на другом поприще, скорее ради стабильного заработка на фабрике, ради хлеба насущного.

После спектакля они посидели в кафе. В одиннадцать часов вечера они оказались на квартире, в мире ее вещей: красивой посуды, уютной мебели и большого телевизора.

Она коротко стриженная, в каких- то полосатых штанах, в обтянутом свитере. Милана сделала реверанс перед ним.

– Как выгляжу?

– Ночью меня разбудил крик, муж кричал на жену, а она на него. А я слушал их через стенку комнаты. Теперь смотрю на тебя, и думаю, неужели сейчас будет продолжение вчерашней ночи. Я пошутил. Забудь.

– Разве есть счастливые семьи?

– По статистики есть, да еще в рыцарских романах. Теперь, если счастлив час, месяц, а при удачи год, то тогда можно сказать, что в тебе поселилась любовь.

Она его окликнув, вернула в действительность.

– Ты не до рассказал. Пришел, побил, ушел. За тем она позвонила любовнику, тот пожалел. И тоже ушел.

– Наверно, было почти так, но из квартиры постоянно доносился, то смех, то плач.

– Так они наркоманы! Там нет ни любви, ни зла, только глюки. У меня есть такая подружка, с ней прикольно. Я тебя с ней познакомлю.

Виктор провел по ее руке своей горячей ладонью. Она не убрала свою руку, безразлично глядя в потолок.

– Вот видишь, я на тебя ни как не реагирую, на твои ласки.

– Так это и есть лесби?

– Откуда я знаю. Я на тебя не реагирую. Ты друг детства. Те поцелуи ничего не значат теперь, которые были для меня дуновением юности.

– Образно!

– Если хочешь, я пригреюсь к тебе. От этого я думаю ты не озвереешь?

– А надо?

Она легла на кушетку, которая была в комнате единственным спальным местом. За окном шел дождь, от ветра скрипели уличные фонари.

– У тебя есть еще одно одеяло? Ясно! Буду спать без него. Есть такой цветок в горах, эдельвейс называется, холодный, без запаха, и красив тогда, когда в ней есть капелька утренней росы. И только ранним утром. В полдень выглядит невзрачно и блекло.

– Как медуза в море, – поежилась Милана, и присела на край постели. – Я стада умнее, нет, другой. Я хотела создать семью, не получилось. С кем не спрашивай, это не интересно. В большом городе захватывает клубная жизнь, которая и портит характер, из-за них не складываются отношения.

– Как в модном бутике, где ни как не возможно подобрать нужный фасон, мода скоротечна, как возраст.

– Меня мучает бессонница! Мигрень. Скажи, наступит апокалипсис?

– Нет.

– Жаль…

Виктор в ночи вышел из высотного дома, похожего на муравейник, мимо передвигались разномастные веселые люди, которые проснулись для ночной жизни города, с его музыкой, радужным светом, лишенного запаха, размытый дождем.

Она вдруг в ночи прошептала ему в ухо: «Я люблю тебя». Как объяснить, что это значило в тот момент. Это были не слова любви, а скорее рецидив счастливой молодости, с признаками детской незрелости.

Так бывает в подростковом возрасте, когда хрупкий характер выказывает ни за что, ни про что, все чувства, как они есть, по велению сердца, вспыхнув бенгальским огнем, затухая без дыма. По молодости влюбленные чаще бывают прощены. Но не в зрелом возрасте, тут остановись мгновение, и держи ответ по жизни за тот трепет детской любви. Влюбленных не судят, но любовники наказываются человеческой совестью.

Виктор спросил, почему она ничего не сказала о своих чувствах, тогда на выпускном бале. Она улыбнулась наивности его вопроса, пытаясь сбивчиво объясниться, что этих чувств, как тогда, так и теперь их нет. Это ему надо понять, что здесь и сейчас из прошлого ничего не осталось, и не нужно ковырять палочкой муравейник прошлого. Тогда они прожили мгновение жизни в вихре танца и музыки выпускного бала, это была страстная вспышка влюбленности.

Виктор вспомнил, еще одно событие из его жизни. Когда он уезжал из города юности, до отправки самолета оставался примерно час, он развернул такси обратно из аэропорта, и поехал к ней, пытая счастья, наугад увидеть ее, но не застав дома, расстался с ней, так и не объяснившись на прощанье. Теперь через годы закончен этот скучный роман.

Прошло столько времени, годы, и, вот, какая-то случайность их снова соединила вместе, уничтожив в нем смысл любви в юности.

Записку, которую Виктор оставил, на ее столе, в которой тоже не было никакого его объяснения в любви, только его адрес почты в одноклассниках.

3

Из больницы был выписан пожилой пациент, почти старик для юных медсестер, и у него под подушкой обнаружили письмо, которое он назвал стихотворение в прозе.

«… Попробуй меня разглядеть…»

Все больные считали по палате, что у него не было с собой ни чего ценного, а вот он взял, да, и удивил, оставил след, в виде письма. Письмо получилось покаянным, такие записки оставляют самоубийцы, только тут орудием самоубийства была старость, медленная и затяжная дряхлость тела. Сколько передумает человек в момент болезни в бессонные ночи. Да и днем покоя нет от набегающих воспоминаний.

«… Старик капризный. Изводит попросту харчи. Бубнит всё время. Ну, сколько можно, замолчи.

За гранью нынешнего дня, попробуй разглядеть меня, когда мне было 20 лет и теперь в 60 годков.

… Вот миг один. Я мальчик непоседа милый. Мне десять лет. И карусель мне уже по силам. Я беру без страха первую высоту.

… Мне уже шестнадцать. Я – Я – Я – мечтаю о первом свидании. Я – Я – грущу. Я радуюсь. Нежный взгляд. Первый поцелуй. Дрожь в упругом теле.

…Что мне? Уже лет тридцать! Жена. Дети. …Сорок!? Пятьдесят!?!?

Жизнь летит вперед. Память не остановит время! Пусть мне будет снова тридцать, а лучше двадцать лет. Я так хочу! Но не могу. Все смешались дни в календаре, как поздравительные открытки на столе.

Спасибо памяти моей, что меня во сне отправила в шестнадцать лет на первое свидание, без щемящей грусти, прощая все капризы любимой девушки».

Дневник был утилизирован в мусорный бак. Старик забыт, как и его история жизни.

Черная лестница дома была освещена тусклым светом лампочки на третьем этаже, куда на ощупь на второй этаж пробирался подросток Саша, внук деда, ветерана войны и труда, как любил дед себя величать после стопки водки, а так угрюмо молчал, пока ему раскладывали продукты в холодильник на неделю. Дед за город не поехал, объясняя, кто ему там укол поставит. Старик весело улыбнулся беззубым ртом, где торчал пеньком шатающийся один зуб, который он называл геморроем. Теперь и огурец не может хрустнуть во рту и брызнуть соком.

– Давай разок в карты сыграем? – попросил старик.

– Опять мухлевать станешь? Дураком оставлять?

– Ну что ты, по честному играть буду.

– Только одну партию.

Тут дед давал внуку фору, первый раз проигрывая ему партию, и как только тот уже хотел уходить, он жалобно смотрел на него.

– Зачем так? Деда, в дураках и оставить хочешь, а я спать из-за этого не смогу.

– Последний раз!

И тут начиналась картежная игра, которая заканчивалась со счетом: десять – один. Дед после каждого выигрыша говорил внуку, что ему чуть-чуть повезло, в следующий раз непременно отыграется, только, почаще приходи, не забывай старика, а то он тут никому не нужен. Так он заводил старую свою песню, о житие – бытие.

– Ты меня свези к доктору Кошмаровскому, у меня спина болит, ноги не гнутся.

– Не знаю такого доктора?

– Как не знаешь, его каждый день показывают по телевизору. Он очень помогает, даже, когда на него смотришь. Не то что тот, который с кувалдой по столу стучит, всем срок отвешивает.

– Про судью, что ли говоришь?

– А про кого еще, которые понарошку ведут судебный процесс. Хорошо играют. Мне нравится. По справедливости срок отвешивают, ни как в жизни от балды.

– Что значит от балды?

– Вырастишь, узнаешь.

– Чего ты раньше думал, себя не берег. Поэтому у тебя сейчас все болит.

– Бабка что ли тебя сказывала про меня, она жалела, как кувалда, нет, как доктор, всегда готова была поставить клизму. Царствие ей небесное. Для человека безвозвратны две вещи: время и здоровье, – перстом указав внуку на облупившийся потолок.

4

Последний школьный звонок. По длинному коридору пробегает первоклассник с медным звонком. Прощай детство, здравствуй юность!

Итак, выпускник школы напичкан знаниями литературы, математики, географии, спортивно строен, физически подтянут.

Интеллектуальный коэффициент многих учеников определяется по аттестату, и особым мнением педагогического совета, кого оставить в проценте лишних людей в будущем светлом обществе. Только в детстве у каждого в жизни есть и родительский совет, где благословение родительское расходится с мнением педагогов.

И еще только в детстве снятся удивительные сны, и как хочется досмотреть приключение во сне, как звенит будильник в семь часов, когда неохотно встаешь без зарядки, с завтраком на ходу, и бегом в школу. Потом он научился просыпаться за пять минут до звонка, чтобы досмотреть сновидение до конца, и тогда потом была утренняя гимнастика. Чтобы не говорили большие ученые, а сон предтеча первой ступени сознания-познания к ощущению окружающего мира, в котором все по расписанию.

Есть еще у каждого своя бабушка, которая воспитывает внуков молитвами. И сколько им противоречат внуки, особенно в вопросе, что бога нет, а она им в ответ, что есть, и не беда, что их детские глаза еще не узрели этот новый мир.

Бабушка, родоначальница большой семьи, восседает на фамильном кованом сундуке, напоминающий в миниатюре ковчег, который спасал всех при передрягах жизни, который уже совершил за целый век путешествие из мещерских лесов до Алтая и Тянь-Шанских гор, и снова затерялся на сибирском полустанке.

– Ани, вот ты шепчешь в своих молитвах, обращаешься к богу, которого ты не видела за всю долгую жизнь. Может быть это твое заблуждение.

– Ты – богохульник! – произносит она.

– Я – атеист. Я живу, как написано в наших учебниках.

– А я живу по своим священным книгам. Ты веришь – тем книгам, а я – этим. Чья, правда?

– Не знаю. Я вчера дал клятву, и обязался жить по уставу партии.

– Это как?

– Трудится на благо общества, кто не работает, тот не ест.

– Так это было сказано еще апостолом Павлом к Фессалоникийцам.

– Каждый – за всех, все – за одного, был такой девиз у трех мушкетеров.

– Понятно, где человек человеку – друг, товарищ и брат, так и в писании записано.

– Ты надо мной смеешься, ты говоришь, как член нашей партии.

– Ну и хорошо, наши принципы совпадают? Запиши меня в свою новую партию.

– Если все правы, так отчего в обществе нет принципиальной сознательности в людях. – Вопросительно заявляет Виктор. – Я готов настойчиво учиться.

– Попробуй! Посмотрим, что выйдет через четверть века.

– Так это долго ждать, за эти годы мы построим сначала коммунизм.

– А потом?

– Суперкоммунизм!

– На календаре сегодня пятое августа семидесятого года.

– Так в двух тысячном году мне будет далеко за тридцать. Я буду уже старик.

– Нет, ты еще будешь молодой строитель нового общества.

– Ты шутишь?

– Бог знает, а мы его творение. – Произнесла она, улыбаясь глазами, продолжая читать молитву на кованом сундуке, где хранились вышивки ее бабушки, книги и дамские драгоценные украшения.

Если и мог Виктор припомнить из школьных лет, то отрывочно без связи момента события и дальнейших последствий на его творческую волю воображения. Ему было лет тринадцать, в шестом классе, он плохо вел на занятии, и учительница отправила его в коридор, и там прочитать на стенде «Кодекс строителя коммунизма». Выйдя в коридор, он обнаружил тишину и пустоту, дойдя до стенда, который висел, как икона, перед портретами членов Политбюро. Бегло прочитав изречения, взглянув на апостолов коммунизма, он в смятении вернулся в класс.

Диалог с учительницей был простой: «Прочитал?» – «Да.» – Осознал?» – «Да, учиться, учиться и учиться.» Последние слова он произнес на распев, как молитву, что выглядело странным образом, будто он пришел из церкви. Она печально посмотрела на присмиревших учеников.

Детство кончается с окончанием школы и наступает молодость.

Юность – это чистое небо без облаков, это воздух наполненного ароматом цветения деревьев родного сада за домом.

Дорога зовет из дома в новую жизнь, к новым приключениям.

Солнечный рассвет. Все выпускники всех школ собрались на центральной городской площади. Все ждут чуда. И первое чудо – это солнечный восход над весенним городом. В этот короткий миг в Викторе переменилась жизнь. Вчера все мечтали стать летчиками, космонавтами, физиками, а сегодня готовы поступать в любой институт по способностям. Очевидно, что будущее в жизни за кибернетикой, которая по-другому изменит мир.

Для человека безвозвратны три вещи: время, здоровье и деньги. В это утро Виктор молод, любим, еще и поэт.

– Ты, Виктор, выдумщик. Легкомысленный и не серьезный человек.

– Так, что мечтать, теперь стало вредно.

– Это не романтично.

– А я замуж хочу! А ты еще маленький, за тебя не пойду.

– Все верно, мне еще рано.

– Я чувствую, что ты за этот миг стал очень близким и дорогим.

– Близким и дорогим, – повторил он за ней.

– Ты завтра уедешь?

– Улечу!

– Ты напишешь мне?

– Напишу самое длинное письмо, – решительно заявляет он.

После этих слов Милана на мгновение прижалась к нему и отпрянула, испугавшись предосудительных взглядов, но вокруг все сидели, взявшись за руки, парочками, с первыми дипломами, с новыми путевками в жизнь.

Первые лучи солнца, и слепящий диск солнца взлетает к зениту, расплескивая ярко-золотыми красками света по молодой листве деревьев. Тут всё, и первая любовь веселых глаз, и юность, верящая в завтрашний день.

По радио передали, что рассвет придет 27 июня в 3.45 часа утра. В этой части планеты Земля наступил новый день.

Торжественность площади утра сменяется будничной городской суетой и уборочными машинами.

5

В четырехместном номере гостиницы, где кроме Виктора были еще два абитуриента, и командировочный инженер. Беспорядок поддерживался значимостью присутствующих. В подготовительный период абитуриентов привносил оживление командировочный, который рассказывал анекдоты из своей студенческой жизни, раздавая старые ненужные советы.

По законам драмы, фортуна могла улыбнуться одному из пяти абитуриентов, что соответствовало бюджетным вакантным местам на первый курс. О тонкой бухгалтерии поступления в учебное заведение среди поступающих никто из них не знал, поэтому после очередного сданного экзамена уже считали свои баллы, не теряя надежды на фортуну. Твердо веря, как принято, в справедливость предоставленного шанса.

После первого удачно сданного экзамена Виктора охватило ощущение мифического победителя, где он – цезарь, перешедший реку Рубикон.

В баре на набережной продавали винные коктейли. Через час, вокруг все возбужденно произносили тосты, подбадривая его, давай выпей еще один бокал коктейля, утверждая, что жизнь – это коктейль.

После второго не сданного экзамена все оборвалось, теперь его охватило горькое разочарование. Вчерашний веселый мир стал блефом, который превратился в прокисший компот.

Он зашел вечером в ресторан. Услужливый официант подсадил его к двум красивым девушкам, которые очаровательно выглядели в полутьме зала. Музыканты разогревали веселыми ритмами публику. Он был удивлен, как опять много вокруг веселых и красивых людей, которые праздно живут. Тут многие знали друг друга, как завсегдатае. И чем Сергей больше пил, тем сильнее злился, оттого что должен покинуть этот праздник жизни.

– Слушай, гарсон, у тебя нет ничего покрепче этой кислятины.

– Молодой человек, вам достаточно.

– Учить, меня будешь, как пить.

Девицы прыснули смехом, разозлив его так, что он вцепился в официанта. Через пять минут его вытолкнули на улицу из зала ресторана. Тут объявились снова две красавицы и с ними новый приятель, имя которого он так и не запомнил, который похлопывал его приятельски по карманам пиджака.

– Слушай, малыш, та девушка, на которую ты сейчас вожделенно смотришь, хочет с тобой познакомиться поближе. Если у тебя есть квартира, то можешь прямо сейчас её пригласить к себе.

Смазливая девица, загадочно поглядывала по сторонам, как воровка на доверии. Виктор беспомощно развел руками. И тогда она быстро исчезла в переулке. Он решился вернуться в ресторан, но тут Виктор обнаружил, что у него исчез из кармана кошелек.

Виктор через час увидел бывшую красотку уже в другой пьяной компании. Вот такая сказка случается у самого синего моря…

Сергей все это понимал, но почему-то именно этой случайной попутчице захотелось рассказать про свои чувства. Но тут подошел мужчина в кепке.

– Чего приуныл?

– С чего ты взял?

– Хочешь, я познакомлю с моей сестрой. Возьмешь ее замуж?

– А что, и возьму, если она от этого будет счастлива.

– Еще как будет счастлива. С тобой она пойдет даже в чулан.

– Эх, жениться, так жениться! – Виктор ему отдал последние мелкие деньги на шампанское, который тот быстро пересчитал, пообещал скоро вернуться, и исчез в темноте навсегда.

Виктор просидел еще час в парке, ожидая возвращения настоящего друга, так что продрог. Тут подошел сердобольный мужчина к нему.

– Чего не дома? Понятно, абитуриент. В ресторане был? Понятно. Пойдем ко мне, до утра пересидишь, про свою жизнь расскажешь, космонавт.

Новый знакомый оказался сторожем в морге. Сергей прилег рядом с пустым гробом на скамейке, и крепко заснул. Сколько проспал, он не помнил, только просунулся от грохота открываемых железных дверей и яркого света. Скрипели колеса тележки. Санитар насвистывал веселую песню. И вдруг, ни с того ни с чего, произнес: «Привет, покойнички!» Так что Сергей привскочил и ответил ему: «Привет». На что услышал в ответ душераздирающий крик санитара: «Спасите!» Сторож Михеич, который гортанно захохотал, сверкая золотыми вставными зубами, над незадачливым санитаром, который ему за месяц порядком тут надоел со своими приколами над покойниками.

Сторож всех пересчитал, записал в журнал, потом пришел патологоанатом, который перечитал диагнозы, с которыми еще вчера жили пациенты. Вот такова жизнь. Вчера жил, а сегодня нет. Выйдя из морга, Виктор вспомнил вчерашний день, как миг, и этот неожиданный абсурд его пробуждения.

В приемной комиссии института еще раз ему участливо сказали: «Приезжайте, молодой человек на следующий год, может, повезет».

В коридоре уборщица мыла пол, заботливо посмотрела на Сергея.

– Сынок, взгляни на этот пол. Видишь, как блестит. Так я намываю этот пол ежедневно тридцать лет. И что я видела хорошего в жизни. Все они тут, и ректор когда-то был студентом, бегал по этому полу, потом медленнее стал бегать, когда стал ассистентом, а дальше доцентом, профессором. Теперь важно передвигается, шаркая обувью.

И вся эта жизнь прошла как-то мимо меня. Сама виновата. Учиться не хотела. Пойдем к ректору, скажу, что ты мой племянник,

– Спасибо, тебе, добрая женщина. Ты мне за пять минут большую лекцию прочла.

Виктор порывисто пожал ее натруженную руку, мягкую ладонь. Уходя, еще раз взглянул на нее. Ее черты лица смягчились, она распрямилась, посмотрела ему слезливо вслед.

Он шел с твердым решением, что главное не задавать сейчас себе вопроса, зачем живешь. Виктор посчитал, что лучше, и этот вопрос оставить на потом.

Это самый сложный вопрос в человеческой жизни. А, правда? Зачем живем! Сказано, не спрашивай себя, доколе не вызрел до этого, поверь в случай, или в удачу.

Городская суета не давала Виктору возможности подумать о себе, поток толпы вобрал его в себя, где он не ощущал себя одиноким. Виктор еще не научился слышать и видеть красоту жизни, он только начинал познавать мир через неудачи. Жизнь лотерея. Главное не унывать, человек в человечестве никогда не пропадет.

Виктор странным образом вспомнил Милану. Она пригласила его в гости на день рождения. День рождения в детстве самое счастливое событие. По легкомыслию, или по еще каким причинам, он не мог припомнить, но он не пошел в гости. Между ними будто черная кошка пробежала, но через месяц она высказалась по этому событию, когда они оказались в том месте в тенистом парке.

– Я часто теперь тут бываю, – улыбнулась она, – тогда я ждала весь день. Я рассказала о тебе моей подруге.

– Обо мне? Что же интересного можно было рассказать?

– А все. Что ты добрый и хороший.

Эти слова оглушили его, в висках застучала кровь, и ему стало стыдно из-за своего эгоизма, который испортил ей праздник.

– И как прошел праздник? – сказал он ей еще одну глупость.

– Я разревелась. Но это быстро прошло. Мои родители подарили мне золотое колечко с камнем. И я успокоилась.

Милана встала со скамейки и быстро пошла, почти побежала прочь из сада. Виктору стало неловко, осознавая, что виноват перед ней, за свою неискренность в чувствах. Он встал и пошел в другую сторону парка.

6

Виктор в детстве часто снилась сказочная страна, и Белый город, где есть течение большой реки, где ночь длится полчаса, где живут счастливыми отшельниками без лампады в кельях коммунальных домов. Где смысл жизни этих смертных людей за гранями понимания, и главное, что они пребывают в гармонии со всеми кто рядом. Он нашел такую точку на глобусе земного шара в меридианах долготы белых ночей и широты оттаявшей вечной мерзлоты.

Случайно каждый может оказаться в этом городе туристом, а потом грезить этим всю жизнь, где прозрачный сумрак, блеск безлунный. Другие, которые тут родились, живя, ни каких чудес тут не замечают.

Виктор оказался в другом измерении времени. Он никому не завидовал, а удивлялся, что тут жители ведут себя, как беззаботные дети. Он смотрел и удивлялся на то, что происходит вокруг, как на детской карусели, где все движется, но по кругу.

Эпоха времени сверяется с именами поэтов, а не градоначальников, которые виноваты в коммунальных бедах бедных поэтов.

В России есть и будут поэты. Никуда от них не спрятатся.

Они порождают новые формы хаоса языка. Они есть, потому что тут каждый потомок, того или другого творца, с обязательной своей семейной истории. Да без них как-то, право, просто скучно. Не ругайте тут, поэтов, писателей, художников, тем более сантехников, которые иногда вдохновляют поэтов на великие дела.

В этом вечном городе они создавали свои утопии будущего мира. Провидцы всегда в толпе, но трусливое большинство людей боится слушать этих наивных безумцев. В большом городе все обезличивается, и внешность, и язык, который более понятен в граффити, чем в предвыборных словах депутата.

Многие лишают себя всякого путешествия, проживая по большей части, инкогнито в большом городе, им так удобнее жить.

Нравственные принципы общественного долга, гуманное отношение к человеку и социальная справедливость, а почему бы и не так, как поется в советской песне, что живет народ счастливо и богато в родной стране, в которой дымятся трубы фабрик и заводов, где мчат поезда, где шумят необозримые сады. И так далее.

Выбрать новый идеал? Любовь? Виктор на мгновение задумался о смысле жизни, попытался пофилософствовать на эту тему, но и эта мысль скоро его покинула.

А что, если Петербург, это и есть Белый город. Или все-таки Москва, или Париж, или Стокгольм? Или сибирский город в широтах вечной мерзлоты.

История делает не нужные зигзаги, и становится ясно, что только братство и равенство может править миром, а именно мирная дипломатия без ракет и танков. Мир без империй, без рабов и господ, и без лимита, как в песне: «Я люблю тебя жизнь, я люблю тебя снова и снова. Проходит детство, юность, где вокзалы, причалы, и первый поцелуй на рассвете, когда до седин юности, так еще далеко». Это поется в песне, а в жизни все иначе.

Прощальный разговор с Миланой. Когда она присутствовала рядом, то Виктор ее не чувствовал. И вот когда она ушла. Исчезла ее тень. Ее дыхание. Ее молчание. И тут ему стало не по себе, даже грустно. Леденящее ощущение тоски.

Виктор только в тот момент осознал: она не говорила ему «прости», не сказала ему «прощай». Чего она ждала от него, он так и не понял.

– Каждый играет за себя, – произнесла она. Она заговорила громче, ощущая полноту свободу. Милана сказала, что у нее появился новый друг.

– Я всех шокировала.

– Меня нет. Я знаю тебя…

– Как прекрасный идеал, но это неправда, я еще та штучка, прости меня. Ты должен был измениться по отношению ко мне. Ты подавлял меня.

– Ты все перечеркнула. Но я все-равно говорю тебе спасибо. Я стал другой. Я думал, что буду меняться с тобой. Буду нежнее. А стал грубее. Хотя ты такого и любила, такого и разлюбила.

– Оставь свой психоанализ.

И тут Виктор увидел то, чего не замечал раньше. Что она ему не принадлежит. Она принадлежала сама себе. Границы его власти заканчивались, там, где начиналась ее свобода.

– Ты не любишь меня?

– Я не могу сказать «да», потому что я с другим. Но и «нет», потому что я в мыслях с тобой.

– В общем ни да ни нет. Это значит ноль. Пустота. Вакуум. Обнуление чувств.

Виктор зашел на главный почтамт и там получил письмо «До востребования». Весточка была из дома от матери. Перевод денег на карманные расходы. Виктор был богат и смог позволить плотный обед в столовой или легкий ужин в ресторане. Он купил билет на вокзале на следующий день.

Поезд медленно отъезжал от перрона, и Виктор видел, как незаметно вечерний город растворился в белом тумане.

7

Пассажирский поезд едет с запада на восток через Уральские горы, через Западносибирскую равнину. Виктор в пути три дня и три ночи на верхней полке, под стук колес, а мимо мелькают станции городов и полустанки рабочих поселков.

Большая страна! Везде накопаны строительные котлованы для будущих заводов и космодромов. Как тут не петь, когда видишь богатства, которые создает трудовой человек.

Наша мечта – корабли, и ракеты, и новые пути к звездам. Свет поселков живой, тут живут сплоченные и влюбленные в дело жизни своей. Слова из песни советских лет не выкинешь, где люди делами славились, и днем, и ночью кипит руда кузбасская, где плавится металл. Нет песни – нет разговора.

Примерно, в таком жанре рассуждал худой мужчина, в тамбуре вагона. С наружностью инженера и четырехугольного значка на лацкане пиджака геологического института. Он ездил в столицу на согласование своего проекта, все ученые разводили руками, приговаривая, что такой проект под силу только научно-исследовательскому институту. Поставили вопрос ребром, и тот инженер, чертыхаясь, уступил свой проект другим, чтобы спасти дело всей его жизни. На банкете дружно поздравляли себя ученые и министры, забыв инженера, который утомленный проспал до следующего дня, вплоть до отъезда обратно на родной завод. Он выглядел изможденным, но счастливым гладиатором. Как в таких случаях бывает, его прорвало на разговор со случайными попутчиками, в числе которых оказался Виктор.

Поезд медленно катил по железной дороге, останавливаясь через каждый час на станциях коптящих и дымящих городков сталинских пятилеток.

– Я называю наш город – моей юностью, верю, что построим город – сад, хотя на самом деле разрушили другой рай сибирской земли. Память детская, цепкая. Собственно тут и города не было. Старая крепость – острог, пивоварня, да таможня, с населением в пять тысяч человек. Достоевский про этот захолустный городок написал, а это дорогого стоит. Теперь посчитай там людей, их полмиллиона, как гвоздей, которых крепче нет на планете.

– А это Маяковский так присочинил, когда к нему комсомолец в гости приехал. Известный факт.

– Историю знаешь! Молодец. Там, где была деревня Красная горка, есть металлургический гигант – завод.

– Была Красной горкой, а стала черным терриконом от копоти, – Виктор попробовал подшутить над ветераном пятилеток.

– Одноэтажные деревни канули в века, а жители из кустарей стали рабочими и строителями. За кинотеатром «Коммунар» было моховое болото с клюквой, теперь все под асфальтом.

Потом пошла история про реку Абу, которая ныне стала фиолетовой речушкой, без водорослей, а когда – то в ней купались, и рыбу удили. Краеведческие сказочки родного края.

– Расскажу, как строили. Сразу одновременно на улице Энтузиастов десять каменных домов. Подъемных кранов не было, так строительные кирпичи рабочие доставляли на верхние этажи на своих плечах с помощью особых приспособлений.

– И что все на одном энтузиазме?

– А как же! У каждого начальника строительного объекта в кармане был железный аргумент, пистолет, с одной пулей для себя. Не сдал вовремя объект, пускай себе пулю в лоб.

– Времена кипучей жизни.

– Вот и думай! За что награду дают. У нас ветеран тыла приравнивается к ветерану войны. Это не шутки. Нам песня жить помогала. Цель была – жить ради счастья простых людей.

– Вам жить от этого стало веселей?

– Без вопросов. Это была железная линия партии, где труд – дело чести. Такие мы русские, что нам нет преград, ни в море, ни на суше.

– Страна мечтателей!

– Напрасных слов не говори. Как не верти словами, а в целом страна героев, поверь мне.

– Поверю, чтобы вам не было горько за прожитые годы.

– Где тебе понять, молодой человек, – нахмурился инженер, и лицо стало дряблым, и морщинистым. – Я верю в прогресс.

Инженер докурил сигарету, и ушел в купе пить чай. Через полчаса вернулся в коридор и продолжил спор, переходя с монотонного нравоучения с раздражительным кашлем и черной мокротой.

Их было уже трое пассажиров из разных купе, потом пятеро, и все стояли у вагонных окон, рассматривая огни поселков и городов.

– Эх, нам бы еще время пожить, и все привести в гармонию: технику и природу, науку и искусство, и только лучшее останется для будущего человека.

– Только в вашем человечестве – нет человека.

Разговор пошел в виде плакатных тезисов. Что тут было правдой, что нет, было трудно разобрать из их спора. Так, например, что наука чудесами не живет, а титаническим трудом ума. Кто спорит?

Цивилизации улучшают развитие человечества. Человек в космосе прогресс. Замечательно! Мы земляне Вселенной. Еще лучше сказано!

– Дайте, нам еще идею.

– Нет, парень, сами ищите свою руду. Пиши свой учебник жизни. Вот такая арифметика жизни. Тогда выйдет толк из тебя. У каждого человека свое место в жизни.

Разговор на этом закончился, так как поезд прибывал на конечную станцию. Проводник собирал постельное белье, обходя купе вагона.

8

Маленькая девочка лет восьми из соседнего купе предложила Виктору погадать по линиям ладони на судьбу. Чем всех вокруг рассмешила, и все стали называть ее шутливо цыганочкой.

Виктор согласился. Алена, проведя своим пальцем по кривым линиям ладони Виктора, заучено затараторила: «Вот линия любви. Первая любовь тебя заставит страдать. Вторая тебя разочарует. Третья – будет короткая, и непонятно – ты полюбишь, или тебя полюбят. Но ты ни кому не верь. Вроде так говорят. Я ничего не забыла? Вот, еще, будешь счастлив!» – Тут вмешалась в их разговор мать ворожеи. – «Шалунья, Алена, девочка моя, это у тебя не ворожба, а сказки, но я про твою судьбу говорить не буду, по глазам вижу, какую сам сделаешь такой и будет. Положись на удачу. Кто тебя выведет с дурной дороги, не спрашивай. Будет и на твоей улице праздник! Вот эта линия, ломанная на твоей ладони, страдать будешь, но не мучиться, и счастлив этим будешь».

Виктор спросил для того, чтобы спросить. Тогда Виктор ждал, что должно было ему открыться наследство.

«Богатым буду?» Она в ответ: «Зачем счастливому человеку богатство!» Тогда его осенило, и вправду, зачем счастливому человеку деньги. Любовь купить можно, а счастья – нет.

Виктор подарил девочке конфету. Она улыбнулась и удивленно спросила: «Откуда ты узнал, что я хочу конфету. Ты что волшебник? Только в столице мало волшебников, там я была детском магазине, игрушек, столько много, но только мне никто не подарил».

На прощанье он протянул еще конфету и сказал, что в ее жизни много еще будет сладкого, что жизнь ее только начинается. Она весело заговорила о себе.

«Ты, Принц, а я твоя Золушка. Ты никогда не грусти, меня мальчишки за косички дергают, я не плачу, и даю им сдачи подзатыльниками. Жаль, что ты мне не брат, мы могли чаще с тобой видеться, как родственники. Я спою тебе песенку: «Жил в городе Таборе, веселый счетовод. Он целый день считает и песенку поет. Живи, пока живется, покуда сердце бьется – нам не о чем тужить!» Последние слова пропели они вместе и рассмеялись. Она тонкими руками обняла его шею и поцеловала его в щеку. Ее детские чувства на миг стали взрослыми, которые рассеялись, без страсти и влечения.

Виктор удивился этому порыву чувств, как в мгновение эта невинная девочка, пробудила у него желание к новой веселой жизни.

Она убежала в свое купе вагона, и через минуту весело напевала другие детские песни, что весело шагать по просторам, и петь лучше хором.

Девочка потом выросла и спела другую песню: «Бухгалтер милый мой бухгалтер. Зато родной, зато весь мой. А счастье будет, если есть в душе покой». Но это произойдет потом в девяностые годы. В те годы открылось Виктору наследство перед самым дефолтом, и тогда в одночасье он остался ни с чем, и без денег. Так и случилось, что не в деньгах – счастье, а в свободе без денег.

Поезд прибыл на городской вокзал, пассажиры покинули вагон. Виктор стоял на привокзальной площади, от которого лежали три проспекта в город.

Он молод! Он любит этот мир, и мир любит его. Он свободен.

9

По городу были развешены старые выцветавшие плакаты: «По уставу жить, легче родине служить», или «Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест». На что говорят, что без труда, и рыбку не вынешь из пруда.

В каждом городе есть, где собираются самые несознательные элементы общества, в поисках легкого заработка, так называемые «шабашники», без трудовой книжки. Для не имеющих людей рабочей профессии, милое дело. Тут в товарищи непременно найдёте спившегося интеллигента.

Виктор пустился в авантюру, представился строителем-каменщиком. Он накануне проштудировал учебник каменщика, а там всё просто, кирпич на кирпич, только клади то тычковым, или ложковым рядом, вот тебе и многоэтажный дом.

К нему пристроили двух биндюжников, так сложилась его бригада. В то время строили двухэтажный универмаг в совхозе. Виктор старательно выкладывал стену, которая выгибалась стиле арт-нуво, как у испанского архитектора Гауди, о котором помощники выслушали большую лекцию. Но когда стена наклонилась, как Пизанская башня, они, конечно, приуныли, и без голосования перевели из мастера в подсобного рабочего. Теперь он до обеда месил раствор и подавал кирпичи.

Это был его не лучший день из университета жизни. Тем не менее туда привозят туристов, и рассказывают о каком-то сибирском архитекторе, который тут жил и творил архитектурные чудеса, имя безвестного мастера пока не известно.

Вечерний город тысячами лампочек домов расцвечивается в ночной мгле, а в песне все поется: «В рабочем поселке все тихо давно. Стоят задремавшие елки. И светится только одно лишь окно в уснувшем рабочем поселке. Но дело тут в том, что приехала к нам хорошая девушка».

В каждой романтической истории появляется девушка мечты. Ничего не понимается дурманящей молодости, когда охватывает юношеское волнение до дрожи в теле с ночной истомой пробуждения плоти.

Расступается таежная тишина. Виктор поднимается в гору и перед ним на вершине, как на ладони, открывается заводской ландшафт города. Только он не видел тут своего предназначения. Виктор был молод, и ему просто хотелось влюбиться.

Есть при расставании даже со случайным спутником ощущение грусти. Утрата еще неосознанного чувства любви со щемящим ощущением упущенности и неповторимости произошедшего. В жизни есть встречи, есть и расставания. Он задал этот когда-то вопрос Милане.

– Что ты хочешь в жизни?

– Выйти замуж, да, создать семью, да, родить ребенка, да, но важнее быть любимой.

– Что такое в жизнь в двадцать лет?

– Это жизнь вроде плавания по океану. Можно стать Робинзоном на забытом острове. Или оказаться на песчаном берегу в пятизвездочном отеле. Потом непременно возвратится из плавания, и построить дом, посадить сад, рассказывая свои истории как приключение.

Диалог закончился прощальным воздушным поцелуем.

10

Родительский дом, в котором он жил, из детства был огромный, уютный только потому, что в нем присутствовала забота его матери. Он был свет в ее окошке, как всякий сын для матери.

Так случилось через много лет, когда она ослабела от болезни и не могла идти, тогда Виктор взял ее на руки и понес: «Вот, мама, когда-то ты на руках меня носила, теперь я тебя несу». Она тогда ему улыбнулась беззащитной улыбкой ребенка.

Это будет потом, а пока в доме, как всегда уютно и тепло. Самовар электрический на кухонном столе, с выпеченными пирогами.

В его комнате на столе лежат нераспечатанные письма от друзей. Много бесполезных книг. Настольная лампа. Железная кровать с пуховым одеялом.

В десять вечера семейный ужин с отцом. К полуночи все успокаивается, только дворовая собака на цепи при каждом постороннем шорохе начинает лаять на вороватых прохожих.

Полночь. Все в доме засыпает, под слова молитвы матери на ночь.

В рабочем поселке зимой с утра от печных труб поднимается дым, мелкой черной копотью рассеиваясь на снегу. Поселковая живность в дворовых загонах: корова, утки, куры, под охраной сторожевых собак. Вот такая веселая картинка поселка городского типа. Тут почти жизнь без страданий, так живем, потому что так жили и до них, размеренно и скучно.

Соседи осуждают бесхозяйственность, в тоже время спокойно относятся к пьянству в дни поминок. В гости ходят за солью и последними сплетнями.

Через месяц, а тем более через полгода воображению Виктору стало тесно в этом таежном углу человеческой жизни. Куда поехать, если такое сонное состояние и в другом городе. И так, он стал антигероем нового общества. В таких условиях он, как прекрасный человек, превращался в смешного и наивного простака. Виктор спасался от скуки чтением приключенческих книг.

Другое дело объяснение в чувствах к Милане. Надо только быть смелее. И ответить девушке его мечты, на главный вопрос юности.

– Скажи, что любишь?

– Самая лучшая девушка на свете.

– Скажи – люблю!

Виктор действительно влюблен. Только зачем говорить об этом. Слова о любви, отрывали его от действительности, растворяя в бесконечном пространстве и времени. С этого начался новый отсчет времени его жизни, когда приходили новые силы, которые растворялись в любви. Он пел от любви, и тут же каменея от нее.

У одного все есть, он богач, у другого всегда нет, он бедняк. Оба живут в заботах. Один – чтобы осталось то, что есть, другой – чтобы не было еще хуже.

Слепой и зрячий идут по одной дороге. Один надеется на глаза, другой – на слух. Оба идут по дороге навстречу друг другу.

Никогда не потеряешь то, что не имел.

За зимой пришла весна, обещая много полезных дней впереди. Забрезжили весенние рассветы с бездонным синим небом.