Читать книгу Романс с голубоглазой Эстонией - Валерий Рощенко - Страница 5

В конце мая, после кругосветного путешествия в подводном положении, поставившего мировой рекорд (не занесенный в «The Guinness book of records», дабы не рассекречивать потенциал советского подплава), экипаж нашей подлодки направлен на отдых в Вызу. Это - на севере Эстонии. Таким образом, мы из синего моря погрузились в зеленое. Разноцветные домики, как разномастные шлюпки, ныряют здесь по лесу. За стволами сосен с шелушащейся розовой корой посвечивает щемящая синева Финского залива. Деревья на берегу причесаны на пробор господствующими ветрами. Два одноэтажных коттеджа со стеклянными верандами, в которых располагаются столовые, выбежали к песчанной береговой черте, чтобы полюбоваться бухтой Кясму-Лахт.

Таков дом отдыха в Вызу...

Писать дневник или что-то подобное в Советской армии опасно. Во-первых, тебя на каждом шагу подстерегают замполиты, которые уверяют, что за такого рода «документами» охотятся все разведки мира, а НАТО в первую очередь, во-вторых, кругом твои товарищи, которые заглядывают через плечо, или - просто из любопытства, или - из любопытства с дальним прицелом. Цель ясна: «заложить» товарища в порыве патриотизма, а самому выдвинуться вперед...

Со времён поручика Лермонтова духовный мир русского офицера под постоянным прицелом литературы. Но теперь – иные времена, и офицеры иные. Много патриотических слов, а то, чем по-настоящему жив офицер, то есть - его духовный мир, пускается по боку. Возможно, поэтому я берусь за перо, начиная новую амбарную книгу. Буду под видом политконспектов вести дневник, скрупулезно избегая подводных камней «военных тайн», строго придерживаясь «частнособственнической» канвы. И то – хлеб!.. При малейшей промашке можно, конечно, навлечь на себя суд офицерской чести; и это, разумеется, пугает, но не настолько, чтобы вовсе отбило охоту описывать текущие события. Предыдущие амбарные книги постигла одна участь – они были уничтожены при первой опасности. Возможно, и этим наброскам уготовлен подобный финал, но писать-то надо; того требуют события, как личной жизни, так и общественной, в воздухе веют ветра перемен, жизнь наполняется каким-то новым содержанием и смыслом; на горизонте мелькают смелые настроения, интересные люди, среди которых, между прочим, одна красавица по имени Вийви...

Возможно, пройдет немного времени и эти сумбурные записки превратятся в важный документ истории, если не эпохи. Шучу!.. Разумеется, я не тешу себя подобной иллюзией. Зачем мне это?.. Просто - как там поётся у Высоцкого - «не забыть бы потом, не простить, и не растерять»!..

Итак – Вызу. На второй день нашего пребывания здесь я познакомился на шахматной веранде с белоглазым, белоголовым финном. Его зовут Урхо. Держу пари, он мастер по шахматам, или по крайней мере – кандидат в мастера. Из четырех партий я смог одну свести вничью, одну выиграть, и то благодаря тому, что нам пора было идти в столовую. Урхо по-свойски похлопал меня по плечу:

- Дерзайте, каплей! – и положил своего короля набок.

Я не обиделся. Мы собрали шахматы и отправились обедать. Столовая, где питается команда нашей лодки, рядом со столовой для отдыхающих. В соседнем комплексе.

Жизнь на отдыхе, естественно, вольготнее, чем в походе. Моряки спокойно разгуливают среди отдыхающих, кто - в форме, кто- в пляжной рубашке, играют в теннис и волейбол, в «экипаж» должны являться только на вахту да на вечернюю проверку. Офицеры смотрят на всё сквозь пальцы, потому что сами не прочь уединиться с кем-либо из отдыхающих в поисках живописных мест или потанцевать в клубе под аккордеон. Массовик-затейник, по слухам, проповедует там бесшабашное веселье, которое, в общем-то, успешно прививается.

После обеда мы с Урхо, как по команде, вынесли из столовой по котлете и угостили бродячего пса, который дежурит у входа. Задумчивый и грустный, черный пудель, как видно, давно сделался частью этого посёлка - как разноцветные домики, как сосны у берега, как море за соснами. Трудно определить на глаз, сколько лет собаке; но, верно, пудель был не такой уж старый, хотя глаза за космами кудрей слезились и шерсть на холке свалялась, как пакля. Кто-то, выходя из столовой, щёлкал пса по носу, кто-то почёсывл за ухом, кто-то бросал конфету.

- Красивая собака, но бездомная, - сказал Урхо, наблюдая, как пудель поглащает наши котлеты.

- Наверно, кто-то завез сюда и «забыл», - высказал я предположение.

- В такой деревне, как Вызу, потеряться трудно, - не согласился Урхо, он до конца не понимал русского слова «забыл». – Мог бы побежать за автобусом, - финн принялся развивать свою версию. – Эти собаки, если надо, всегда отыщут хозяина. Хоть за сто километров. Скорее всего, пудель сам бросил плохого хозяина! Обиделся и ушёл. Я знаю: собаки – гордый народ. Как люди! Не находите, капитан?

- Возможно. Кого же он всё время высматривает?

- Нового хозяина. Доброго человека, - заключил финн, моргая белесыми ресницами.

- Что ж, у нас есть шанс стать добрыми людьми! – сказал я, смеясь.

Так и есть, за вкусные котлеты мы были вознаграждены собачьей признательностью: пес увязался за нами. Мы вернулись на шахматную веранду, а пудель вертелся у ног. Сыграв две партии, мы пошли к теннисным кортам, понаблюдать за теннесистками, а черный клубок катился за нами. На мостике через гремящий ручей с просвечивающим коричневым дном мы поравнялись с эксцентричной компанией из трех молодых женщин и долговязого парня в вельветовых джинсах. Звидев пуделя, они напербой стали звать его по-эстонски:

- Хунть! Хунть!.. Крантсь! Пицу!.. Мефисто!..

Наверно, они перебрали все эстонские прозвища. Урхо захохотал:

- Он такой же «хунть», как я ласточка!

Я тоже засмеялся: пудель, действительно, был похож на «волка», как финн на ласточку. Собака уселась на мосту и поглядывала на людей, явно колеблясь, кому отдать предпочтение.

- Позовите его по-русски, капитан! – попросил Урхо. – Это русская собака.

Я не поверил, но на всякий случай крикнул первое, что пришло в голову:

- Боцман, ко мне!..

Надо же! «Боцман», покорно наклоня голову, посеменил в мою сторону. Урхо захлопал в ладоши. Эксцентричная компания зашумела, переходя на русский язык:

- Эгей, не заманите чужую собаку!

- Кто сманывает?! Кто заманывает?! – возмутились мы. – Это вы заманываете нашего Боцмана!

- Какого «Боцмана»?! Это Мефисто! Он за нами шёл вчера!

- А за нами - сегодня!

- Ну, и что? За нами – раньше. Значит – он наш!

- Убийственная логика! – хохотнул Урхо. – Выходит, если этот офицер, - он кивнул на меня, - сегодня пойдет за вами, то завтра уже ваш?!

- Конечно! – ответила по-русски белозубая блондинка, загорелая до шоколадной черноты. – Если у него хватит смелости!

Вот так! Вызов брошен. Все взоры обратились на меня. Компания ждала оригинального хода, иначе я рисковал принять на себя весь всеь заряд курортной насмешливости. Пудель жмурил черные глазки и ничем не собирался мне помочь. Урхо тоже улыбался индифферентно, как наблюдатель ООН. Блондинка сверкала жемчугом бус и зубов. Она была крупновата, но прекрасна, как Афродита Праксителя. Таких рослых, продистых девушек я встречал на островах в Балтийском море. Щемящей синевы глаза, вероятно, были способны менять оттенок в зависимости от настроения, как море в непогоду. «Солома волос, ресниц синева»! – подумал я стихами Назыма Хикмета. Видя, что пауза работает не в мою пользу, я не нашел ничего более оригинального как заявить смиренно:

- Ну, что ж, я готов! Забирайте меня вместо пуделя!..

Подойдя к соломенноволосой, я взял её под руку. Она тоже смиренно улыбнулась, не двигаясь с места, и даже приклонила голову в мою сторону: мол, все в порядке, что и требовалось доказать. Все присутствующие, не исключая пуделя, не спускали с нас выжидающих глаз.

- Что теперь? – крикнул Урхо. – Кем теперь доводится этот молодой человек?

- На моего жениха! – прыснув, ответила блондинка по-русски.- Только очень робкого жениха...

Слово «жених», давно попахивавшее для меня махровым мещанством, в ее устах обрело «второе дыхание». Мне стало весело.

- Что ж, годится! – отвечал я и, поворотясь, припечатал горячий поцелуй в её полные сочные уста.

Такого «хода конем» никто, естественно, не ожидал. Рука девушки дрогнула, глаза стали наливаться тягучей синевой. Я сам испугался: не перехлестнул ли через край? Все перестали смеяться. Долговязый парень в вельвете вцепился в руку рыжей спутницы, будто это её хотели увести вместо пуделя.

- Ну, что? – захохотал Урхо. – Вот так! Отличный ход, капитан!..

- Ладно, - отступил я на шаг от блондинки, - не стану настаивать на продолжении. Мефистофель - ваш. Забирайте!

- Ah, so! – непроизвольно ахнула девушка. – Значит, уже обратно?..

Все облегчённо расхохотались.

Так, смеясь и оглядываясь, прекрасная компания двинулась дальше; мы с Урхо – в свою сторону. Пудель, уяснив нечто своё в шутливой перепалке людей, двинулся за нами.

За мостом, на пригорке, компания еще раз обернулась и весело помахала нам на прощание.

- Красавицы все из-за моего стола, - доложил Урхо. – Приехали вчера, я с ними ещё не знаком. К тому же, должен признаться, капитан, с такими «великосветскими» дамами я всегла тюфяк тюфяком. Зато у вас, вижу, получается неплохо. Поделитесь опытом!

- Да нет, - признался я, - я тоже теряюсь в женском обществе.

- Вот так?! – финн рассмеялся. – Сразу – под белые руки и в губы! На морском языке это называется «теряться»?!

- Случайно! Все из-за него! – я кивнул на пуделя, который вопросительно стрелял в нас черными дробинками глаз.

- Слушайте, капитан! Давайте приручим его! – предложил Урхо.

- Чтобы он пережил еще одну трагедию?

- Какая трагедия на берегу Кясму-Лахт?!..

- Трагедии не выбирают места.

Урхо меня не послушался. Приспособив под ошейник свой брючный ремень, он привязал доверчивую собаку к скамейке, на которой мы сидели наблюдая за теннесистками. Мефистофель перегрыз ремень и скрылся в зарослях цветущей сирени.