Читать книгу Боевые дельфины - Валерий Рощин, Валерий Рощин - Страница 5
Часть I
Иринарх
Глава 3
ОглавлениеРоссийская Федерация, Черноморское побережье.
Три недели назад
Не знаю, что меня больше заинтриговало: обнаруженная на дне торпеда или странный предмет, буквально «оживший» на моих глазах и умчавшийся в сторону открытого моря.
Всплываю. В голове сумбур.
Сделав несколько взмахов руками, обнаруживаю неподалеку надувную шлюпку с подвесным мотором и сидящими на ее бортах парнями-спасателями.
Подзываю их и прошу обозначить место якорным буем.
– Нашел? – помогают мне спасатели забраться в шлюпку.
Открываю рот, чтобы рассказать о торпеде, и… лишь пожимаю плечами. Внезапно приходит осознание простой вещи: если я не проясню ситуацию с удивительно «ожившей» штуковиной, то никогда не прощу себе эту слабость. А для выяснения подробностей необходимо еще раз спуститься под воду.
«Что, Черенков, охота пощекотать в паху нервы? – спрашиваю сам себя. И себе же отвечаю: – Ну, тогда овощ тебе в помощь. В смысле – хрен с тобой…»
– Показалось, будто что-то лежит на дне, вытянутое… Воздуха не хватило. Нужно еще разок проверить.
– Мы как раз акваланг подвезли, – информирует старший.
– Проверили? Заправлен?
– Давление в норме.
Приваливаюсь к борту.
– Сейчас, мужики, чуток передохну.
– Ничего-ничего – мы подождем. Сигаретку дать?
– Спасибо – не курю.
– И то правильно. Для такой работенки легкие нужны, как меха у баяна!..
Под ненавязчивый треп спасателей я гляжу в небо и думаю о найденной торпеде. Я уже догадался, что за боеприпас мне попался на двадцатиметровой глубине.
Солнце довольно высоко, и дно освещается – лучше некуда.
Старенький акваланг работает исправно. Я на глубине. Осматриваюсь…
Торпеда со следами моих раскопок лежит на прежнем месте. А вот второй предмет, внезапно сорвавшийся со дна и уплывший, исчез.
Тяну за рукоятку нож и медленно приближаюсь к песочному бархану, под которым покоилось это нечто…
На песке небольшие углубления; вокруг – полосы и росчерки, словно размышляя над сложной задачей, кто-то рисовал замысловатые фигуры.
Делаю вокруг торпеды большой «круг почета», внимательно вглядываясь в каждую складку…
Никого. И ничего. Что ж, займемся торпедой…
Повторно и более основательно изучая семиметровую «дуру», чье боевое зарядное отделение содержало двести восемьдесят килограммов взрывчатого вещества, я уже не сомневаюсь: передо мной одна из первых немецких электрических торпед – G7e, принятая на вооружение флотом фашистской Германии в начале Второй мировой войны. Революционное для своего времени изделие – «бесследное» и способное пройти на тридцати узлах дистанцию в семь с половиной километров. К слову, Советский Союз подобного совершенства в производстве торпед достиг лишь к концу войны.
Просьба Анапова из Агапы выполнена – заключение готово. Жаль, что на дне оказалась настоящая торпеда, а не кусок трубы, – людей действительно придется эвакуировать. Но свою работу я сделал качественно. Теперь можно и расслабиться. Сейчас выполню «круг почета» и рвану наверх…
Круг я не завершил, увидев летящую из мутной глубины тень.
Господи, да что за хрень тут происходит?!
До поверхности далековато, спрятаться не за что. Остается одно – выхватить нож и приготовиться ко всякого рода неожиданностям.
Сгруппировался, жду. План предельно прост: хочу увернуться от первого удара и пустить в ход свое единственное оружие.
Часто подрагивая вверх-вниз, тень приближается, ее размеры увеличиваются…
Приглядевшись, я вдруг понимаю: это же афалина! Обыкновенный черноморский бутылконосый дельфин.
От данного открытия легче не становится. Да, дельфин. Да, лучший друг человека в море. Но с его психикой явно что-то не в порядке, ибо случаев нападения этих животных на людей я не припомню. Хоть убей – не припомню.
Работая мощными хвостовыми плавниками и разгоняясь, гибкое гладкое тело скачет вверх-вниз, вверх-вниз. Дистанция стремительно сокращается.
Чувствую, уклониться от атаки будет невероятно сложно.
Я уже гадаю, чем он нанесет удар – развитым клювом или выпуклой лобно-носовой подушкой, – когда ситуация разом меняется: на удалении метров восьми дельфин вдруг перестает работать хвостом и теряет скорость. До меня он доплывает по инерции.
Выставляю левую ладонь с тем, чтобы отвести в сторону его морду, а он делает последнее резкое движение: уходит вниз и бьет по предплечью высоким спинным плавником. Это не похоже на атаку, а скорее имитация.
Обессиленный дельфин беспомощно опускается на дно.
Погружаюсь следом и замечаю тонкий блестящий предмет, торчащий в его светлом брюхе.
Ах, вот в чем дело! Видимо, какая-то сволочь решила поохотиться и всадила в афалину стальной гарпун. В таком случае агрессивное поведение взрослой и довольно крупной особи вполне объяснимо.
Афалина мягко ложится на дно и конвульсивно дергает телом, отчего торчащий гарпун чертит на донных отложениях замысловатые фигуры. Теперь понятно происхождение линий и росчерков вокруг углублений на песке.
Внешне дельфин спокоен, но глаза и грудные плавники выдают нервозность. К тому же периодически слышен тонкий свист – звук, издаваемый этими животными в минуты опасности.
Подплываю ближе. Осторожно прикасаюсь к глянцевой спине. Осматриваю торчащий в теле гарпун…
Нет, пожалуй, лучше его не трогать. Гарпун нанес проникающее ранение, и неквалифицированная помощь может навредить внутренним органам бедного дельфина.
Глажу спину у плавника, смотрю в усталые, наполненные болью глаза. Эмоций у животного почти нет.
Вспоминаю о том, что дыхательные паузы у афалин продолжаются от нескольких секунд до шести-семи минут. Особо натренированные особи способны находиться под водой без дыхания до четверти часа.
Прячу нож и обхватываю тело раненого бедолаги. Пойдем-ка, дружище, наверх – подышим!
Его длина – метра три с половиной, вес – более трехсот килограмм. Солидный экземплярчик!
Он совершенно ослаб и не оказывает сопротивления.
Несмотря на интенсивную работу моих ног, на поверхность мы поднимаемся очень медленно…
Спасатели в шлюпке встретили наше появление на поверхности дружным возгласом:
– Оп-па! Это и есть та злополучная торпеда?
– Нет, это раненый дельфин. А торпеда лежит на дне ровнехонько под нами.
– Что, правда? Прямо под нами? – испуганно таращит глаза начальник спасательной станции.
– Правда. Старая немецкая торпеда G7e.
– Охренеть…
– Ладно, ребята, чего там удивляться! Она почти семьдесят лет тут отдыхает и еще столько же пролежит. Бросайте буй…
В воду летит якорь, увлекая за собой белый пропиленовый фал от яркого бело-красного буя. Таким образом мы маркируем место найденной торпеды, дабы специалистам по разминированию было проще ее отыскать.
Я остаюсь в воде и прошу парней помочь доставить к берегу раненого дельфина.
Распределившись, начинаем движение: одной рукой я цепляюсь за борт, другой обнимаю афалину; начальник станции поддерживает животное за грудной плавник; молодой спасатель у мотора управляет лодкой.
Медленно приближаемся к берегу…
– Что? Что там? – подбегает к самой воде местное начальство.
Мы осторожно затаскиваем «трофей» на мелководье. Затаскиваем и укладываем на песок под накатывающую волну так, чтобы не потревожить торчащий в брюшном боку гарпун.
По ходу рассказываю о сделанном заключении. Анапов из Агапы бегает вокруг и всплескивает короткими ручками:
– Вы уверены? Вы не ошиблись? А вы хорошо посмотрели?..
– Немедленно звоните в МЧС и хотя бы оцепите пляж, – повышаю голос. – На дне лежит немецкая торпеда времен Великой Отечественной войны. Вес боевой части – двести восемьдесят килограмм.
Этой информации достаточно. Перепуганный Илья Игоревич с прижатым к уху телефоном убегает подальше от линии прибоя. В принципе, Агапов – молодец, свои обязанности главы районной администрации худо-бедно исполняет. Одному богу известно, сколько я встречал мрази, пришедшей во власть исключительно ради собственного кармана. Такой и пальцем бы не пошевелил, прознав о старом боеприпасе, лежащем на дне общедоступного пляжа.
Подхожу к девчонкам со «Скорой помощи».
– Поможете?
– Чем? – нерешительно мнутся они.
– Надо бы вытащить гарпун из афалины. Жалко животину – мучается.
– Я не возьмусь, – решительно мотает головой врачиха. – Понятия не имею о внутреннем строении дельфинов. А по неопытности можно что-нибудь повредить наконечником этой острой штуки.
– Я тоже ничего о них не знаю, – испуганно шепчет медсестра.
– Что же делать? Кто-то из людей искалечил его – значит, мы же, люди, и должны помочь.
Они растерянно пожимают плечиками.
Сижу вместе со спасателями возле дельфина. Черт его знает, но иногда вид умирающего животного вызывает во мне такое сострадание, которое заслуживает не всякий человек. Девушки-медики топчутся рядом.
Тишина. Тихий шелест прибоя. И только вдалеке слышатся нервные завывания сирены…
– Я знаю, кто поможет! – вдруг заявляет врачиха. – Эльвира – дочь главврача!
– Точно, – восторженно шепчет сестра.
Осторожно интересуюсь:
– А она специалист?
– Она заочно учится в зооветеринарном. Перешла на последний курс.
Зооветеринарный? Это уже ближе, сгодится.
– Далеко живет?
– Тут все рядом. В Анапе во все концы – двадцать минут! Мы сейчас ее привезем!.. – похватав шлепанцы, убегают девчонки.
Мы переглядываемся и в легком недоумении провожаем порхающие над горячим песком тонкие белые халаты.
Автомобиль «Скорой помощи» появляется на пляже одновременно с несколькими спецмашинами: МЧС, пожарными, милицейскими. Из «Скорой» выходят трое и направляются к нам. Женщина лет сорока пяти несет металлический чемоданчик и ведет под руку молоденькую девушку; та, в свою очередь, держит за переднюю лапу рыжего орангутанга-подростка.
– Главврач с дочерью, – тихо подсказывают спасатели.
– А почему она ведет дочь под руку?
– Эльвира слепа от рождения.
Понятно. Эльвира – тоненькая, светловолосая девчонка в простеньком сарафане поверх купальника. На бесстрастном лице темные очки, походка неуверенная, осторожная. На вид – лет девятнадцать-двадцать.
Ее мама – обычная женщина: средний рост, нормальная комплекция, ничем не примечательная внешность. Вот только во взгляде усталость и жуткая безысходность.
Орангутанг – беззаботный и шаловливый, как все дети. Получив свободу, он тут же присаживается возле дельфина и с любопытством изучает его морду.
– Здравствуйте, – говорит главврач серым невыразительным голосом. – У вас тут какие-то страсти намечаются? Саперов вызвали, пляж оцепляют, а Эльвира уговорила меня приехать – хочет осмотреть вашего пациента.
Делаю шаг навстречу.
– Доброе утро. Афалину нашли со стальным гарпуном в брюхе. Сами вытаскивать железяку побоялись.
– И правильно. Лучше не трогать, – тихо говорит девушка. – Покажите, где он?
Мать подводит дочь к афалине, а я вкратце пересказываю историю нашей встречи на глубине.
Выслушав, она аккуратно ощупывает рану, интересуется:
– Давно он лежит на мелководье?
– С полчаса. Но это же не опасно. Он же не рыба, он дышит воздухом.
– Опасность заключается в другом…
Ее тонкие пальчики нежно поглаживают кожу афалины. Мама стоит позади и ни словом, ни жестом не вмешивается в действия дочери. Доверяет.
Зато орангутанг Яшка весь душой и сердцем с ослабевшим дельфином. Обнимая длинными мохнатыми руками его блестящее тело, он прижимается, смешно складывает в трубочку губу и целует новоиспеченного друга в лоб.
Я вместе со спасателями зачарованно смотрю на руки Эльвиры, с помощью которых она получает всю информацию из внешнего мира.
– …Опасность заключается в том, – убежденно говорит она, – что дельфин не может находиться длительное время на суше.
– Почему?
– Из-за большого веса тела и повышенного давления его внутренние органы деформируются.
– Понятно.
– Что это? – спрашивает девушка, наткнувшись на небольшое ровное отверстие в спинном плавнике.
– Дырка. Я ее заметил еще под водой, – пожимаю плечами. – Обычный след от старой раны. Наверное, за что-то зацепился. Знаете, под водой ведь много всякого мусора: арматура, проволока, куски металла и стекла…
– Да-да, я слышала об этом. Пожалуйста, поливайте его время от времени водой, чтобы не пересохла кожа и не произошло теплового удара.
Мы послушно выполняем указание. А Эльвира начинает извлекать гарпун.
Я ни черта не смыслю в лечении животных, но, по-моему, девушка торопится и забывает об осторожности.
– Стоп! – протестую против юношеского максимализма. – Предлагаю его подержать – он же ударом хвоста быка свалит!
– Нет-нет, что вы! – смеется она. – Афалины очень терпеливы и с благодарностью принимают медицинскую помощь от людей.
Терпение терпением, но я, поминая о чувствительном ударе в спину, все же отгоняю юного орангутанга и кладу руку на хвостовой плавник.
Словно заметив мою предосторожность, девушка улыбается и ловко извлекает гарпун из белого дельфиньего брюха.
Мне пришлось вновь поплавать с новым приятелем. Вернее, потаскать его по мелководью.
Создав оперативный штаб и выставив оцепление вокруг пятисотметровой пляжной зоны, товарищ Анапов из Агапы добрался и до нас.
– Евгений Арнольдович, примите мою сердечную благодарность за помощь в классификации этой проклятой немецкой торпеды, – разводит он короткими ручками, – но я вынужден попросить вашу дружную компанию освободить берег. Через двадцать минут сюда прибывает группа разминирования.
Молодец, дядька, быстренько все организовал. Ты – реликт, попавший в списки «Единой России» по счастливой ошибке. Побольше бы таких «ошибок» на бескрайних российских просторах – глядишь, и жизнь бы у нас наладилась…
Безропотно подчиняемся. Совместно со спасателями перемещаем афалину на метровую глубину и потихоньку транспортируем до границы зоны оцепления. Девушка в сопровождении своей мамы и заботливого Яшки проделывает тот же путь берегом.
На новом месте – возле пирса, уходящего в море метров на двести, – главврач «Скорой помощи» просит нас присмотреть за дочерью и отбывает в оперативный штаб.
Я бы рад присмотреть, но вскоре мой взгляд натыкается на приехавших специалистов по разминированию. Двое относительно молодых мужчин лет по тридцать подошли с сумками к шлюпке и начали обряжаться в акваланги… Не знаю, насколько они опытны как саперы, но пловцы из них никакие – это видно за версту.
Извинившись перед девушкой, направляюсь к стоящему на безопасном расстоянии Агапову.
– Илья Игоревич, кто эти ребята?
– Как кто? – удивляется тот. – Офицеры из ближайшей инженерной воинской части.
– Вы поинтересовались, сколько у них за плечами погружений?
– Нет.
– Напрасно…
– А в чем дело? – настороженно промокает он лысину.
– В том, что двадцатиметровая глубина отлично подходит для ознакомительного погружения начинающего дайвера. Так… поболтаться минут десять-пятнадцать у дна, поглазеть на красивые кораллы и рвануть обратно на поверхность.
– Вы хотите сказать, что для выполнения серьезных работ…
– Естественно, Илья Игоревич. Вы же неглупый человек, насколько я успел убедиться.
Он долго трет платком наморщенный лоб, а я с усмешкой наблюдаю за процессом возле шлюпки. Вздохнув, предлагаю:
– Давайте я пойду на глубину вместе с ними и осторожно, не мешая их работе, подстрахую.
Лицо дядьки просветлело.
– Правда? Поможете?
– Куда ж от вас деваться?.. Про царский обед с водочкой только не забудьте…
Работа по разминированию старой торпеды продолжалась около часа. Парни оказались неплохими спецами и довольно быстро отделили от носовой части проржавевший инерционный взрыватель. Я находился поблизости, наблюдал и пару раз своевременно подавал команду на всплытие, потому что саперы напрочь забывали контролировать давление в баллонах.
Во время всплытия я притормаживал молодецкий порыв, спасая ребят от легкой формы кессонки. В шлюпке помогал сменить аппараты и давал кое-какие советы, облегчающие работу на глубине.
В общем, мы неплохо справились с работой и передали обезвреженный боеприпас прибывшему буксиру с работягами-водолазами. Те быстренько его подцепили и поволокли на военный полигон для полного и окончательного уничтожения.
Простившись с ребятами, я отправился проведать спасенного дельфина.
Подхожу. Как ни странно, возле слепой девушки вижу только орангутанга по имени Яшка. Он обнимает афалину, словно старого друга. Эльвира увлеченно занимается пациентом: обрабатывает рану, делает инъекции.
Присаживаюсь рядышком и я, с изумлением наблюдая за тем, как девушка безошибочно находит в небольшом современном чемоданчике нужные инструменты и препараты и искусно с ними управляется.
Обрадовавшись моему возвращению, она запросто поддерживает разговор, из которого я узнаю весьма занятные вещи. Оказывается, слово «дельфин» происходит от греческого «дельфос», означающее «брат». Оказывается, в той же Греции за убийство дельфина карали смертной казнью, ибо на протяжении тысячелетий они были и остаются лучшими друзьями человека.
С искренним удовольствием признаю:
– Вы очень любите животных и свою будущую профессию. Это здорово.
– А как же иначе? Вас Евгений зовут?
– А вы – Эльвира?
– Да. Если хотите, можем на «ты».
– Конечно. Так проще.
– Ты кем работаешь, Евгений?
– В данный момент нахожусь в отпуске.
– А между отпусками?
– Служу в отряде боевых пловцов. Ныряю, как этот дельфин, только плавать под водой так хорошо еще не научился.
Наш пациент постепенно отходит от болевого шока. Продолжая удерживать хвостовой плавник, я ощущаю невероятную силу в его мышцах.
Яшка ничего не боится: ползает по глянцевому телу, издает какие-то звуки, прижимается к нему.
Вскоре девушка заканчивает врачевание, собирает и складывает медицинский инструмент в свой блестящий чемоданчик.
Спрашиваю:
– Что с ним делать дальше?
– Не знаю. Он здорово ослаб. Неплохо бы предложить ему живой рыбы.
– Сейчас устроим. – С надеждой смотрю на десяток рыбаков, сидящих на пирсе с длинными удилищами. – Пяток минут подождешь?
– Конечно.
Выудив деньги из кармана шорт, несусь на пирс.
Рыбачки сговорчивы: продадут – еще наловят, и вскоре я возвращаюсь с целым пакетом живой кефали.
Вначале дельфин не реагирует на угощение. Эльвира настойчиво гладит его, уговаривает. Что-то по-своему пытается объяснить и Яшка.
В конце концов, афалина нехотя съедает одну рыбешку, вторую… Аппетит постепенно просыпается, и пакет медленно, но верно пустеет.
– Ну вот и славненько. Молодчина, – нахваливает девушка. И легонько касается моей руки: –Женя, у меня к тебе просьба…
Она звонит по мобильнику маме и говорит, что нужно задержаться на берегу возле дельфина до позднего вечера. Подумав, мать соглашается, при этом просит передать мне трубку и довольно строгим голосом требует точно к полуночи доставить юную особу домой.
Деваться некуда – соглашаюсь.