Читать книгу «Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов - Валерий Шамбаров - Страница 4

Конечно же, митрополит Сергий (Страгородский) – и не только он, а весь Временный Синод, издавая свою Декларацию, лелеял надежды, что таким образом получится как-то смягчить политику большевиков, касающуюся Православия. Заслужить если не благожелательное, то хотя бы приемлемое отношение с их стороны. Но ничего подобного не произошло. Напротив, в 1928–1929 годах развернулась еще одна массированная кампания против Церкви. Всю страну охватили антирелигиозные акции. В Ленинграде в Рождественский сочельник учинили «ночь борьбы с религией» и взяли всех, кого застали в церквях. На Кубани под Рождество закрыли храмы, устроив в них молодежные вечеринки. В этот раз воинствующие безбожники обрушились даже на рождественские елки. Несмотря на то, что теперь их стали наряжать не на Рождество, а на Новый год, их объявили «религиозным пережитком». Были выпущены плакаты: «Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов». По улицам ходили патрули из комсомольцев и добровольцев, подглядывали в окна, проверяя, кто еще следует «поповским обычаям»?

На Пасху комсомольцы по разным городам и селам так же дружно закидывали камнями Крестные Ходы, в Оренбуржье даже подожгли одну из станиц только для того, чтобы сорвать праздничную службу [108]. Для молодежи организовывались буйные антирелигиозные шабаши с факелами, шествиями, плясками, кощунственными песнями и частушками. Священнослужителей в первую очередь репрессировали в ходе раскулачиваний. Закрывались храмы, их передавали для использования колхозам. А если прихожане пытались протестовать, это объявлялось «кулацкими восстаниями» и, соответственно, подавлялось.

Между прочим, эта кампания нацеливалась не только на религию. Одновременно ставилось целью добить и русскую культуру, и русскую мысль. Доломать фундамент традиций, чтобы на «пустом месте» насаждать нечто совсем иное. В том же самом 1929 году в Академию Наук были введены Бухарин, Покровский, Кржижановский, Рязанов, Деборин, Лукин, Фриче. Устроили там крутую чистку, из Академии было изгнано 648 сотрудников. Увольнениями гонители не ограничивались, было раздуто дело об «академическом заговоре». За решетку попал весь цвет российских историков, философов, мыслителей: Платонов, Тарле, Ольденбург, Любавский, Готье, Измайлов, Лихачев, Бахрушин, Греков, Веселовский, Приселков, Романов, Черепнин, Пигулевская, Лосев и др. А под руководством Бухарина и «красного академика» Покровского для народа разрабатывалась совершенно другая история. Ее сводили к истории классовой борьбы. Все князья, Цари, полководцы, государственные деятели скопом охаивались как эксплуататоры или слуги эксплуататоров.

Справка: кто есть кто?

Бухарин Николай Иванович. Масон. Жил в Австро-Венгрии, Швейцарии, Швеции, США, в публикациях выбрал себе псевдоним Мойша Долголевский. Сотрудничал с Парвусом, был близок к Троцкому. В Советском Союзе стал идеологом партии, редактировал главные печатные органы, «Правду» и «Известия», член исполкома Коминтерна. Имел большое влияние среди коммунистической молодежи, в Академии красной профессуры, откуда вышли многие антисталинисты.

Комплексная программа Наркомата просвещения поучала: «Особой беды не будет, если дети не усвоят исторические факты и события, которые имели место до Октябрьской революции» [115]. В «Малой советской энциклопедии», изданной в 1930–1931 годах, статью об Отечественной войне 1812 года писала ученица М.Н. Покровского профессор М.В. Нечкина. Даже слово «Отечественная» давалось в оскорбительных кавычках! С революционной точки зрения разъяснялось: «…»Отечественная» война, русское националистическое название войны, происшедшей в 1812 году… вооруженные чем попало крестьяне, защищая от французов свое имущество, легко справлялись с разрозненными французскими отрядами… дело тут было не в подъеме патриотического «духа», но в защите крестьянами своего имущества. Наполеон был вынужден покинуть Россию. Далее война… велась уже вне пределов Российской империи под громким лозунгом «освобождения» Европы из-под «ига Наполеона». Окончательная победа над последним явилась началом жесточайшей всеевропейской реакции…» [69, т. 6, с. 186, 187; т. 7, с. 418.].

О направленности кампании на полную переделку мышления людей говорит и тот факт, что теперь, в отличие от начала 1920-х, гонения развернулись против любых религиозных конфессий. Ликвидировались протестантские и сектантские общины, до сих пор действовавшие совершенно свободно, «коммуны» толстовцев, баптистов, молокан. Преследовали буддистов. На территории СССР были закрыты все дацаны, арестовывали и расстреливали лам. Под преследования попало и исламское духовенство, закрывались мечети, медресе. Закрыли даже часть синагог.

Украинская автокефальная церковь поддерживала хорошие отношения с «живоцерковниками» и с властями, и до сих пор ее не трогали. ОГПУ пользовалась ее услугами – потому что часть структур УАПЦ находилась на территории Польши, это открывало хорошие возможности для разведывательной и диверсионной работы. Но в 1930 году открылась связь УАПЦ с подпольной организацией националистов, Союзом освобождения Украины. Арестовали митрополита Николая (Борецкого), несколько епископов и более 300 священников. От руководства церкви ОГПУ потребовало созвать чрезвычайный собор и принять постановление о самороспуске. Через несколько месяцев церковь разрешили возобновить, но из названия убрали слово «автокефальная», митрополичью кафедру приказали перенести из Киева в Харьков (который был в то время столицей Украины), а все епархиальные управления ОГПУ жестко взяло под свой контроль.

А уж по Православной Церкви репрессии прокатились как паровой каток. В общем угаре местные начальники больше не смели покрывать верующих, и были разгромлены структуры «катакомбной церкви», монашеские общины, все еще существовшие «в миру» (как, например, община Дивеевских сестер, изгнанных из монастыря, но обосновавшихся в Муроме). Такие братства верующих теперь квалифицировались как «организации», причем подпольные и контрреволюционные. А за это наказания были суровые. Лагеря, ссылки на «спецпоселения» в отдаленные гиблые места. Были и казни. В 1932 году в ростовской тюрьме расстреляли митрополита Кавказского Серафима (Мещерякова), епископа Барнаульского Александра (Белозера) и 120 священников и монахов. Случайный свидетель-геолог поведал об убийстве 60 священников в июле 1933 года на берегу Лены. Их ставили на край ямы и задавали вопрос, есть ли Бог. Каждый твердо отвечал: «Да, есть Бог!» – и звучал выстрел [98].