Читать книгу Девятый круг - Валерий Шарапов - Страница 3

16 мая, суббота

Крякнула утка, за ней вторая, в следующий миг целая стая вырвалась из камышей и подалась через озеро. Что-то спугнуло водоплавающих. Водоем был внушительным, не всякая утка перелетит.

Птицы уселись на воду. Снова наступила тишина – какая-то неустойчивая, временная. Ветра практически не было, водная гладь застыла. Но в небе все было иначе: облака на месте не стояли, плыли, сгущались. С севера подступала страшная темная туча, похожая на бараний курдюк, заполненный жиром. Тишина напоминала затишье перед бурей. Заросли камышей теснились в воде, расступались, образуя пологий спуск. Ивняк перемежался низкорослыми осинами. У воды виднелось свободное пространство, дальше начинались заросли, петляла тропа между деревьями. Монотонно позвякивали уключины, плескалась вода: к берегу подходила плоскодонка с единственным пассажиром.

Мужчина в штормовке и резиновых сапогах вяло греб, направляя посудину в пространство между камышами. Весла застыли, он проводил глазами утиную стаю, покосился на приближающуюся тучу. Снова заскрипели уключины. Взыграла рыба под кормой. Сработал инстинкт: мужчина резко повернул голову.

Лодка ткнулась в берег. Рыболов перебрался через носовую банку, прошлепал по воде. Крякнув, вытащил суденышко на берег – не такая уж и тяжесть для физически развитого человека. Снова глянул на циферблат наручных часов, покачал головой и пробормотал:

– И где же нас носит, Дмитрий Васильевич? Все сроки приличия вышли. Вот и полагайся на таких родственников…

Безмолвие, зависшее над озером, становилось зловещим. Туча надвигалась, оттесняла безвредные кучевые облака. Никакой трагедии в этом не было, грозы – явление скоротечное, а за деревьями рыбака поджидала машина.

В округе никого не было, только одинокий рыболов-любитель. Человек следил за собой, сохранял подтянутый вид – возможно, в прошлом был военным. Он забрался в лодку, вынул спиннинг и досадливо поморщился: леска запуталась, вокруг катушки образовалась «борода». Такую и за час не распутать. Зачем вообще забрасывал? На блесну ловятся хищники, а в этом озере их практически не осталось.

Помимо спиннинга имелась удочка. Он отнес «пострадавшее» удилище в сторону, положил на камни. Пружинящей походкой вернулся к лодке, стал, расставив ноги, посмотрел вокруг. Туча наезжала, внезапно поднялся ветер, затряслись камыши. Вода покрылась рябью. Еще минута – и покроется кругами от дождевых капель.

Спохватившись, он отправился к лодке, выбросил из нее объемный рюкзак. Достал со дна проволочный садок с рыбой. Улов был знатный, десятка полтора – в основном жирные караси. Ловил на червя бамбуковой телескопической удочкой.

Он поднял садок, полюбовался на добычу. Рыба возмущалась, стучала хвостом, шевелились пухлые губы. Улов следовало погрузить в воду, прежде чем бежать к машине. Он достал из лодки заранее заготовленную рогатину с заостренным концом, вошел в воду и стал вкручивать ее в илистое дно. Садок положил рядом – не убежит. Работу прервал шум, возникший за спиной. Кто-то подходил, поскрипывала пока еще сухая глина.

– Ну, наконец-то, Дмитрий Васильевич… – Мужчина разогнул спину и обернулся. Лицо вытянулось от удивления, в глазах мелькнуло беспокойство: – Мы знакомы? Вы кто? Эй, подождите, что вы де…

Удар обрушился на голову – сравнительно мягким, но тяжелым предметом. Искры брызнули из глаз. Рыболов потерял сознание и упал на землю – вместе с первыми дождевыми каплями…

В столице было теплее. Там жарило солнце, расцветала природа. В Сибири же весна события не форсировала: деревья зеленели неспешно, плюс эти неприятные ветра и дожди…

Майор Кольцов поежился, поднял стекло, покосился на водителя ведомственной «Волги». Парень закусил губу, подался вперед, всматривался в дорогу. Проселок петлял между осинами, возникали ассоциации с фронтовой дорогой, по которой подвозят боеприпасы. Недавно по городу и окрестностям прокатилась гроза, почва раскисла. Автомобильная поездка затягивалась. Город давно оборвался, машина погружалась в дикую природу.

Майору недавно исполнилось тридцать пять. Он был сравнительно высок, русоволос, обладал представительной внешностью и толикой загадочности благодаря своим светло-серым глазам.

Машину тряхнуло на ухабе, водитель глухо чертыхнулся, пробормотал:

– Извините.

Кольцов обернулся. На заднем сиденье томились двое, прилипли к окнам – каждый к своему. Оба молодые, хорошо одетые. Вадим Москвин то и дело зевал, деликатно прикрывая рот. Он прибыл с Кольцовым и, в отличие от последнего, в самолете не спал. Хотя предупреждали: время другое, в Сибири будет день, и уже не поспишь. Второй пассажир был из местных – старший лейтенант Славин, брюнет с «усредненным» незапоминающимся лицом. Он повернул голову, изобразил подобие улыбки:

– Скоро прибудем, Михаил Андреевич, пять минут до Тепличного озера. Дорожка – так себе, но надо потерпеть. И с погодой сегодня не заладилось. Еще утром было солнце, тепло – не хуже, чем у вас в столицах. А потом как хлынуло, все пропало. Удивляюсь, что ваш самолет нигде не задержали. Диспетчеры в Толмачево – народ простодушный, могли и в Барнаул отправить, им-то что?

– Пусть только попробуют, – глухо проворчал светловолосый Вадим Москвин и снова с есенинской грустью уставился в окно.

Самолет действительно прибыл по расписанию. Признак дурного тона – отправляться в командировку в пятницу вечером. Но кому-то из начальства не терпелось. В «конторе» выходных не бывает. Дело особой важности – объяснили в высоком кабинете.

Прибыли вчетвером: помимо Кольцова и Москвина – Алексей Швец и Григорий Вишневский. Славин встретил их в аэропорту; хорошо, что один, а то прицеп пришлось бы искать.

«Серьезная команда, – оценил он состав столичной делегации, – неужели настолько все плохо?»

О делах в пути молчали – смотрели на шумный полуторамиллионный город. Даже в субботу улицы не пустовали, на выезде из города образовался затор: горожане рвались на природу.

Управление располагалось на улице с говорящим названием Коммунистическая. Там же, впритирку, – двухэтажное здание ведомственной гостиницы.

– Впервые в нашем городе, товарищи? – поинтересовался Славин. – Оно и видно, сочувствую. Без бутылки в наших хитросплетениях не разобраться. Один центр за неделю пешком не обойдете.

Город раскинулся на огромной площади по обоим берегам Оби. Кварталы частного сектора сменялись жилыми массивами. Над городом высился единственный «небоскреб», видимый с любого места – 25-этажная гостиница на привокзальной площади. Местные товарищи действовали четко – доставили быстро, тут же заселили в «отель», оказавшийся вполне приемлемым. Каждому – свой номер, пусть небольшой, но чистый и с телевизором.

– Балуете, товарищи, – одобрительно урчал Григорий Вишневский, рослый, черноволосый, из породы тех, на кого оглядываются женщины. – А мы по простоте душевной думали: хуже будет…

– Собирай людей, Николай, – распорядился Кольцов, – и рабочее помещение подготовь. Будем в курс входить, уж извиняй за испорченные выходные.

Через четверть часа их испортили окончательно. Михаил раскладывал вещи, когда в проеме показался возбужденный Славин.

– Виноват, товарищ майор. На Тепличном озере обнаружен труп. Тело принадлежит Запольскому Владимиру Кирилловичу – заместителю директора проектного института «Сибмашпроект». Вы упоминали это учреждение. Тема интересует? Жертва, по-видимому, рыбачила. Милиция уже там, обещали до нашего приезда ничего не трогать. Машина у подъезда.

Тема еще как интересовала! В случайные совпадения Кольцов не верил. Открытый чемодан остался в номере, Михаил задвинул его под кровать. Тащить с собой все войско смысла не было – взял Москвина, остальным приказал сидеть и ждать указаний. И нечего шляться по незнакомому городу!

В дороге выяснилось: тело нашли в озерной местности к северу от поселка Кольцово (Москвин тут же прошелся по «однофамильцу»), где недавно открылся научно-исследовательский институт молекулярной биологии. Места глухие, посещаемость низкая – только рыбаки да охотники.

Ближе к месту легкое недоумение вылилось в полное непонимание. Ехали долго, по таким местам, где не то что телефона – прохожего не найти.

– Объясни, Николай, – он снова повернулся, – едем по глухим местам. Для любителей природы, может, и сойдет, но с цивилизацией – полная беда. Допустим, нашли тело. Но как с такой скоростью сообщили в милицию? Где тут телефоны? И как идентифицировали? Рыбаки что, носят с собой паспорта и трудовые книжки?

– Да, странно, – согласился Славин. – Но на самом деле все просто, товарищ майор. Сообщение пришло от товарища Гурского. Товарищ Гурской – подполковник милиции, заместитель начальника городского УВД. Он близко знаком с Запольским. Они даже родственники: женаты на сестрах или вроде того. Договорились отдохнуть в субботу без жен, детей, шумихи. Здесь заповедник, к тому же действует запрет до июня на рыбную ловлю: рыба нерестится. Но кого это смущает?

– Барину можно, – буркнул Москвин.

– Вот именно, – кивнул Славин. – У них, как я понял, свое прикормленное место. Лодку тут держат, лесники за ней приглядывают. Рыбы на Тепличном озере – завались. Гурской опоздал на полтора часа. Говорит, кретин какой-то ночью машину поцарапал, а он в гараж ее не убрал. Пока вызвал своих дружков из ГАИ, пока опросили соседей – время прошло. Запольский, понятно, без дела не сидел, рыбачил в одиночестве. Гурской подтянулся, гроза как раз стихла – а на озере труп. Гурской в шоке. Это же его земля! Говорит, Запольский еще теплый был. «Скорую» вызывать не стал – смог отличить мертвое тело от живого. Побежал обратно к машине. В «Волге» «Алтай-3М» установлен – система автоматической телефонной связи. Дозвонился до дежурного по городу, описал ситуацию. Понятно, что милиция выехала без проволочек: не простолюдин все-таки вызвал. Дежурный раскинул мозгами и на всякий случай позвонил в УКГБ. Не просто же труп, а заместитель директора серьезного засекреченного предприятия. Дело, как ни крути, государственное. А если это убийство?

– Снова стечение обстоятельств, – вздохнул Кольцов. – Выпади что-то из цепи – и до завтра бы не узнали.

– Так и происходит, – пожал плечами Славин, – родня переживает, а у милиции свои порядки: пока не убьют, не приходите.

Прогресс неумолимо наступал. Советский Союз был новатором не только в космосе. Именно в СССР впервые разработали систему мобильной телефонной связи, не зависящей от проводов. Устройство было громоздким, состояло из двух тяжелых блоков и могло размещаться только в машине (как вариант, в танке). Удовольствие, к сожалению, полагалось не всем: не хватало радиоканалов. Мобильной связью пользовались чиновники, милицейское начальство, оперативные службы. Устройство постоянно модернизировали, пытались уменьшить габариты; заменили диск кнопками – в самом деле, покрути этот диск, когда преследуешь по ухабам вооруженных преступников…

– Подъезжаем, товарищ майор, – бросил Славин.

Во все края простиралась глушь. Поселок Кольцово с его молодыми микробиологами остался в стороне. Земля не сохла после дождя, машина с трудом пробиралась по раскисшей колее. На повороте водитель сбавил скорость, колеса плыли, вертелись вхолостую. Шофер перешел на пониженную передачу, надрывался двигатель.

Замурлыкал за спиной Славин: «Вот новый поворот, и мотор ревет…» Песня пользовалась бешеной популярностью, хотя к ее создателям и исполнителям у Комитета давно назрел ряд вопросов.

Пространство расширилось, слева показалась поляна. Справа – стена деревьев. Обозначилась тропа вглубь лесного массива – видимо, к озеру.

На поляне стояли «УАЗ» и «Жигули» с милицейскими номерами. За ними «Волга» – тоже с характерными номерными знаками (товарищ Гурской не стеснялся использовать служебный транспорт в личных целях). Особняком от них – зеленый ВАЗ-2102 с кузовом универсал – машина явно новая, не обкатанная и, кажется, понятно, кому она принадлежала…

Майор выбрался из машины – в светлом плаще, в ботинках, надраенных кремом, чертыхнулся: носок погрузился в грязь. Это следовало пережить. Грязь майор Кольцов не выносил органически. Коллеги считали его чистюлей, посмеивались за спиной. Родная жена обзывала конкретно: чистоплюем, смеялась, когда он скупал носовые платки, и даже обвиняла в «грязебоязни». Мнение окружающих его мало беспокоило – таким уж мама вырастила. Иногда, впрочем, закрадывалась мысль: а все ли с ним в порядке?

Михаил перебрался на траву, вытер испачканный ботинок и заспешил за Славиным – тот махал рукой, призывая в лес. До озера было метров семьдесят. Тропу торили явно не сегодня.

Вереница людей вышла к воде. Местечко было живописным – в Москве такого не найти. Гроза ушла за горизонт, в воздухе царило удивительное спокойствие. По зеркальной глади плавали утки, их не пугало присутствие людей. Застыли деревья, камыши. Пейзаж дополняла лодка, вытащенная на берег, а рядом с лодкой – тело.

Оно лежало на боку. Вокруг трупа возились люди, негромко переговаривались.

– Что, Петрович, не приняли в пенсионеры? – хихикал кто-то.

– А тебе какая забота? Поработаю еще, потреплю ваши нервы, – ворчал пожилой мужчина с седым «ежиком», видимо, эксперт-криминалист.

Двое носили форму, остальные были в штатском. Несколько человек курили в стороне. Появление незнакомцев восприняли неоднозначно. Поднялся мужчина, сидевший на камне. Он был невысокий, полноватый, сильно обрюзгший. Носил брезентовую куртку, болотные сапоги с подвернутыми голенищами. Он только что отпил из фляжки, завинтил крышку, сунул в карман и вразвалку подошел к приехавшим. Исподлобья смотрели колючие глаза.

– А вы еще кто такие? Посторонних попрошу удалиться. – У него был неприятный скрипучий голос.

Присутствующие тоже повернулись, посмотрели без радушия.

Михаил вынул удостоверение, показал собравшимся. Мужчина раздраженно поморщился:

– Аа, Москва…

– Она, родимая. – Кольцов убрал документ. – Так надо, долго объяснять. Полагаю, вы – Гурской Дмитрий Васильевич?

– Гурской, – проворчал мужчина, поколебался и протянул руку.

Пожимать не хотелось, но Михаил пожал. От заместителя начальника УВД исходил запашок дорогого алкоголя. Чуть не вырвалось: «Горе заливаем, товарищ подполковник?» Гурского не смущало, что обратно придется ехать за рулем, причем долго.

Михаил сдержался. Это как красному казаку запрещать ездить пьяным на лошади. Начинать командировку с конфликта не хотелось.

– Что случилось, Дмитрий Васильевич?

– Не видите, человек умер, – проворчал подполковник. – Свояк мой… – Он отвернулся, глухо выругался. – Запольский Владимир Кириллович, работает… работал в проектном институте… Вот дьявол, беда-то какая… – Гурской смотрел в пространство со злостью. Он был расстроен и выбит из колеи. Алкоголь не врачевал, наоборот, только ухудшал состояние.

– Сочувствую, Дмитрий Васильевич. Родственникам сообщили? У вас же телефон в машине.

– Я сам родственник, – огрызнулся Гурской и скрипнул зубами. – Нет, не сообщил. Страшно, майор, не знаю, как это сделать. Вот сижу, коньяк глушу, с духом никак не соберусь…

– Придется, Дмитрий Васильевич. Мы с вами позднее поговорим, хорошо?

Видя, что ничего не происходит, оперативники возобновили работу. Прибывшие разделились. Москвин отправился к воде, стал с любопытством разглядывать садок, лежащий на дне водоема. Емкость сплющилась, но рыба еще шевелилась. В метре торчала одинокая рогатина, вдавленная в ил.

Славин покосился на выброшенный рюкзак, заглянул в лодку. На дне лежало весло, бамбуковая удочка. Там же скопилась вода – возможно, дождевая. Один из оперов (видимо, рыбак-любитель) сидел на корточках рядом со спиннингом, непригодным к применению. Катушку опутывала «борода» из лески.

Кольцов приблизился к трупу. Сидящий на корточках криминалист поднял голову.

– Комитет государственной безопасности. Все в порядке, товарищи, продолжайте, мы не мешаем.

Пожилой криминалист неопределенно крякнул. Остальные переглянулись. Легко сказать «не мешаем» – уже помешали!

Тело лежало на боку с подогнутыми ногами. Это был жилистый мужчина лет сорока пяти или больше. Глаза были полуоткрыты – видимо, смерть наступила мгновенно. При таком ударе – ничего удивительного. Левая височная кость была раскроена, кровь впиталась в землю, частично смылась дождем – визуально ее было немного. Уключина лодки – стальной наплыв с отверстием – тоже испачкалась. Дождь отчасти смыл следы, но вокруг отверстия осталась желтоватая налипшая субстанция. Смотреть на нее было неприятно.

В горле предательски запершило. Михаил с усилием отвел глаза. Странное дело: весло было извлечено из уключины, лежало вместе с удочкой на дне лодки.

– Других повреждений на теле не вижу, – заключил эксперт, вставая на ноги. – Смерть наступила от удара об уключину, тут и к бабке не ходи.

– Ну, спасибо, Петрович, а то мы тупые, – проворчал приземистый малый в куртке из искусственной кожи.

– Следов, полагаю, нет, – предположил Кольцов.

– Да откуда, – отмахнулся эксперт. – Бедолага скончался еще до грозы. Хлынуло со страшной силой – если что и было, в кашу превратилось. Бесполезно искать.

– Сами-то как считаете – несчастный случай?

– А это, товарищ, не мое дело, – усмехнулся криминалист, – пусть другие считают и версии строят, а наше дело – трупы осматривать, вскрытия проводить да заключения писать.

– Ясный перец – несчастный случай, – сказал малый в кожзаме. – Камень в землю врос, видите? Ковырялся, видать, в своем барахле, на камне поскользнулся, пытался устоять – и со всего маха виском об уключину. Бывает, не повезло.

– Так метко – прямо об уключину? – засомневался Кольцов.

Оперативники насупились. Они не роптали, но присутствие «посторонних» на месте происшествия их заметно напрягало.

– Так, все понятно, – грузно подошел Гурской. – Убийства не было, еще чего не хватало. Владимир Кириллович погиб по случайности – давайте честно признаем. Операм и криминалистам можно было не приезжать – моя ошибка. Мы же не собираемся выстраивать надуманные версии? Пусть приезжают медики, забирают тело. И ради бога, укройте потерпевшего, что он тут лежит… – Гурской передернул плечами, неласково покосился на Кольцова и побрел к насиженному камню.

Опера продолжали работать. Один из них пристроился на корточки, заполнял протокол.

Михаил отошел, вынул початую пачку «Стюардессы». Сбоку приблизился Москвин, щелкнул зажигалкой.

– Обидно, товарищ майор, – сотрудник понизил голос. – Налог на яйца есть, а на идиотов – нет. Вам тоже кажется, что этих деятелей пора увольнять за несоответствие занимаемой должности?

Майор усмехнулся. «Налог на яйца», как прозвали в народе налог за бездетность, был не лучшим достижением советского строя. От него страдала добрая половина населения. Брали немало – шесть процентов. Поступления в бюджет были колоссальные, но вряд ли это утешало простых граждан. Налог взымали со всех бездетных мужчин от восемнадцати до шестидесяти, в том числе, с женатых, если у них отсутствовали дети. Женщин это тоже касалось – за исключением замужних. Бездетные женатики возмущались такой дискриминацией.

– Посмотрим, – пробормотал Кольцов, – пока трудно сказать что-то определенное. Но в случайности мы не верим – это точно…

Внимание привлек один оперативник, сравнительно молодой, задумчивый. Он подошел к воде, уперся взглядом в садок. Потом не побоялся замочить ноги, поднял за ручку рыболовный атрибут. Рыба еще подавала признаки жизни, ворочалась.

– Хороший улов, – оскалился эксперт Петрович. – Вот достанете меня, уйду на пенсию – каждый день буду такие приносить. Демаков, ты бы выпустил рыбку, пусть живет. Кому она теперь нужна?

– Сдохла, почитай, уже не оклемается, – проворчал оперативник, опуская садок обратно в воду. Задумчиво посмотрел на торчащую из озера рогатину. – Имею неприятные известия, товарищи. Судя по всему, это убийство.

– Чего? – поднял голову сидящий на камне Гурской.

– Мне жаль, товарищ подполковник, – вздохнул опер, – если позволите, расскажу.

– Да иди ты, – досадливо крякнул коллега.

– Демаков, тебе больше всех надо? – вскинулся малый в кожзаменителе.

– Ладно, дело хозяйское, – пожал плечами оперативник. – Пусть будет несчастный случай. Вас это устраивает, товарищ? – обернулся он к Кольцову.

– Слушаю, – насторожился Михаил. – Есть мысли?

– Здесь все началось. – Демаков ткнул подбородком себе под ноги. – Жалко, коллеги, что не видите очевидного. Потерпевший рыбачил на лодке, клевало хорошо. Мог бы и дальше сидеть, но испугался тучи. Понял, что скоро хлынет, решил переждать на берегу. Доплыл, вытащил лодку на берег. Рыбу в садке решил сунуть в воду, для этого воткнул рогатину. В этот момент его и ударили по голове…

– С какого перепуга? – фыркнул Гурской. – Фантазер ты, Демаков.

– Не били его по голове, – возразил Петрович. – Осталась бы шишка или еще что. Единственное повреждение черепа – в районе виска.

– Садок до рогатины он так и не донес, – невозмутимо продолжал Демаков. – Садок лежал в воде. Стряхнуть его ветром не могло – ручка проволочная, концы рогатины длинные. Товарищ подполковник, вы бы так поступили? Хотел повесить, но не успел, отвлекли. По голове дали глушарем – все присутствующие знают, что это такое. Мешочек с песком – оглушишь с гарантией, если хорошо треснешь. Следов на черепе не остается. Уголовники такое практикуют – как бывалые, так и начинающие.

– Урка, значит, работал? – насупился криминалист.

– Или тот, кто знает их повадки. Штука небольшая, помещается в кармане плаща. Оглушенного гражданина оттащили к лодке. Убийца развит физически – если, конечно, был один. Следы волочения смыл дождь – даже не ищите. Взял его за шиворот и треснул виском об уключину, после чего пристроил рядом с лодкой – дескать, поскользнулся, разбил голову. Весло снято и лежит в лодке. Почему? Второе на месте – в правой уключине. А потому, что бить по металлу эффективнее, чем по дереву. Достаточно одного удара, если умеючи. Невозможно так упасть, поскользнувшись. Он бы лбом треснулся, а не виском. Да и сила, с которой его приложили, – это с неба надо упасть, а не с высоты собственного роста…

– Ладно, не сочиняй, – отмахнулся Гурской. – Мегрэ хренов. Начитался глупых детективов. Ближе к земле надо быть, Демаков.

– Повторяю, дело хозяйское, товарищ подполковник. – Демаков искоса глянул на «заинтересованное лицо». – Это не все. Чтобы ударить жертву об уключину, преступник взял его за шиворот. Обратите внимание, – Демаков присел на корточки рядом с трупом, аккуратно перевернул его лицом вниз. – Видите, ткань порвана – вот здесь, сзади? Преступник продавил ее пальцами, когда схватил потерпевшего. Капюшон остался под подушкой ладони, а пальцы изнутри прорвали ткань. Брезент так просто не проткнешь, но в данном случае приложили усилие, а штормовка не новая, материал обветшал. Все видят? Дыры, как в кастете, куда просовывают пальцы. Назовите другую причину, почему на загривке у покойного порвалась ткань? Как ее вообще там можно порвать?

Оперативники сгрудились, внимательно слушали. Возразить было нечего. С недовольством подошел Гурской, растолкал людей, тоже уставился. Потом сплюнул, проворчал:

– Тьфу на тебя, Демаков.

– Блин, Андрюха прав, – пробормотал кто-то. – А мы, лопухи, не заметили…

Оперативник снисходительно посмеивался, но самодовольства не проявлял.

Михаил поманил его пальцем. Тот помялся, подошел.

– Наблюдательный ты парень, молодец. Кто по званию?

– Старший лейтенант.

– Негусто… Будешь работать по этому делу. Полномочия получишь, с твоим начальством я договорюсь. Наплюй на него, теперь твое начальство – я, майор Кольцов Михаил Андреевич, Комитет государственной безопасности. Дело, без преувеличения, государственной важности, запомни это. Подбери толковых ребят. Будут вставлять палки в колеса – сразу сообщи, телефон управления я дам. Будут подвижки – тоже звони. Рой землю, но выйди на след убийцы. Больше ничего сказать не могу, сам понимаешь: государственные секреты.

– Хорошо, товарищ майор… – Оперативник растерялся, но явно был польщен. – А что, так можно?

– Нужно, Демаков. Жаль, что в нашей стране разбрасываются ценными кадрами. Уяснил задачу?

Осталось разобраться с «некоторыми руководящими кадрами». Он направился к Гурскому. Тот смотрел исподлобья, сопел от злости. Налог на идиотов этой стране бы точно не помешал…

Совещание он проводил лично, тем же вечером, на Коммунистической. В кабинете, выделенном под нужды командированных, горел приглушенный свет. Под ногами – ковровое покрытие. Со стены бдительным оком взирал Феликс Эдмундович в картузе, с бородкой клинышком – пламенный революционер и основатель знаменитой ВЧК.

Присутствовали прибывшие москвичи и двое местных – старший лейтенант Славин и капитан Некрасов, мужчина лет сорока, спокойный и рассудительный. Ставить в ружье всю местную контору Кольцов не собирался, ограничился беседой с начальником управления полковником Ракитиным, вручил, так сказать, верительные грамоты. Чем меньше посвященных, тем больше вероятность сохранить секреты.

Сейчас он разглядывал постные лица сотрудников. Доводить информацию закончил минуту назад – люди переваривали. На столе стояли чашки с чаем, пепельницы. Вентиляция работала – дым не задерживался.

– Коньячка бы еще, – пошутил в своей манере Григорий Вишневский, но отклика не дождался. Шутить не хотелось.

Планы по созданию в КГБ отдельного Управления по борьбе с промышленным шпионажем оставались пока теоретическими. В недрах 6-го управления (безопасность на транспорте) сформировали засекреченное подразделение «Х», оно и занималось данным вопросом. Майор Кольцов и его люди представляли именно эту структуру.

– Вопрос позволите, Михаил Андреевич? – поднял голову капитан Некрасов. – Какие у вас полномочия в нашем городе?

– Неограниченные, Виктор Алексеевич. В рамках, разумеется, действующего законодательства. Ваше руководство в курсе. С этого дня сотрудников, прикрепленных к нашей группе, не волнуют желания их начальства и прочих властей.

По закону местные органы ГБ подчинялись местным властям. На деле же – центральному аппарату КГБ. Республиканские и областные чиновники фактически не контролировали деятельность собственных органов.

– Есть еще вопросы, товарищи?

– Считаете, агент Звонарь – это погибший на озере Запольский? – спросил Некрасов.

– Пока не знаю. Наши противники в курсе, что Толмачев попался, Пол Саймон задержан, и информация о Звонаре рано или поздно всплывет. Но имени агента Толмачев не знает. Пол Саймон тоже не обязан его выдавать. Его дело – выразить глубокое возмущение произволом советских властей, задержавших добропорядочного дипломата, дождаться консула, освобождения из-под стражи и выдворения из страны. Возможно, он уже в Америке. Имя Звонаря останется тайной. Наши коллеги из ЦРУ это понимают.

– Тем не менее точно к нашему прибытию гибнет один из руководителей предприятия, на которое мы хотим обратить внимание, – заметил Алексей Швец, мрачноватый мужчина средних лет с мучнистым лицом. – Вопрос на засыпку, Михаил Андреевич: знают ли наши оппоненты, что в Н-ск выдвинулась группа по поиску Звонаря?

– Знают, – кивнул Михаил, – иначе как-то неудобно за наших американских коллег. Поэтому будьте осторожны. Запольского убили, это никакой не несчастный случай. Нас могут увести со следа, подставив невиновного. Жестоко, но нашим врагам не до сантиментов. Ничего технически сложного: узнали о планах, задержали Гурского, поцарапав его машину… Неуклюже, топорно, но у них не было времени подготовиться. Вторая версия – Запольский и есть Звонарь. Но странно, Звонарь, безусловно, ценный агент. Избавляться от ценного агента, когда над ним еще не висит дамоклов меч, просто неразумно.

– Может, не последний? – предложил неожиданную версию Вадик Москвин. – Кстати, Михаил Андреевич, в пользу вашей второй версии говорит тот факт, что убийство пытались замаскировать под несчастный случай. Зачем это делать, если Запольский невиновен? Убили бы открыто.

– А это хитрость, – улыбнулся Вишневский, – лично я так бы и сделал, чтобы запутать расследование.

– В общем, темный лес, – заключил Кольцов. – Милиция пороется, посмотрим на результат. Но рассчитывать на их успех я бы не стал. Утверждение, не требующее доказательств: ликвидировать ценного кадра на оборонном предприятии западные спецслужбы не будут. Используют до последнего. А разоблачат – не беда, информация уже ушла, будут готовить потомство. Либо Запольский не агент, либо, как выразился Вадим, агент, но не последний. Данная версия – так себе. Вряд ли оставшийся шпион будет плодотворно работать, зная, что и его однажды ликвидируют. Поэтому предлагаю закрыть глаза на смерть Запольского и начать поиски Звонаря.

– А как будет Звонарь по-английски? – встрепенулся Славин.

– Мм… Bell ringer. А что, Николай?

– Не знаю, – смутился Славин. – Просто на ум пришло.

– Тогда не мешай работать.

– Что по Гурскому, товарищ майор? – спросил Москвин. – Он прилагал старания, чтобы дело выглядело как несчастный случай.

– И что? – удивился Кольцов. – Меньше всего замначальника УВД хотел бы быть замешан в деле об убийстве. Пусть не напрямую, но все же. К тому же дела семейные, и что там у них… понятия не имею и иметь не хочу. Он вел себя глупо, но логично. Субъект неприятный, но это не делает его фигурантом. Работать в этом направлении не вижу смысла.

– Подобным персонам и так неплохо живется. Они редко становятся фигурантами шпионских дел, – поддержал Швец. – Злоупотребление служебным положением, промысел в неположенном месте, пьяная езда… что там еще? Ну, супершпион.

– Иностранцев много в городе, Виктор Алексеевич?

– Хватает, – кивнул Некрасов. – Хоть и Сибирь, но третий город в стране. Масса оборонных предприятий, научных институтов, проектных учреждений. Уж молчу про Академгородок, где секретам упасть негде. Город, тем не менее, не закрытый, в отличие от того же Горького или Севастополя. Не все, конечно, иностранцы шпионы. Подавляющее большинство – из стран социалистического лагеря. Из буржуазного мира тоже хватает. Туристы, журналисты, бизнесмены. По возможности их отслеживаем, но на весь поток не хватит ни сил, ни средств. Болгарские строители, индийские медики, преподаватели из Чехословакии. Есть несколько торговых представительств, в том числе капиталистических стран. Продаем лес, уголь, пушнину, получаем детали к железнодорожным вагонам, лекарства, многое другое. Выставки, ярмарки, фестивали. Периодически при торговых представительствах открываются консульские отделы, постоянно мелькают посольские из столицы – у всех, разумеется, дипломатическая неприкосновенность. Промышленный шпионаж, особенно в научных кругах, – явление рядовое.

– Свое придумать не могут, вот и тырят у передовой экономики, – смело заявил Славин. Сотрудники спрятали улыбки.

– Клоака у вас, – усмехнулся Кольцов. – Конечно, не Москва, все светлые головы – здесь. Ладно, шутки в сторону. Главное внимание – проектному институту «Сибмашпроект». «Крот», работающий на американцев, обосновался там. И смерть Запольского это косвенно подтверждает, независимо от того, в деле он был или нет. Есть еще опытный завод «Точприбор»… – Перед глазами лежала карта Н-ска с пометками, Михаил нашел на ней нужную точку, задержал палец.

– Кировский район, левобережная часть города, – подсказал Славин. – Пять минут ходьбы от площади Ефремова. Она же площадь Сибиряков-Гвардейцев.

– Два названия у одной площади? – не понял Кольцов.

– Бывает, – пожал плечами Некрасов. – Чтобы шпионов запутать.

– От завода до проектного института – целая марсианская пустыня, – продолжал Славин. – Предприятие огромное, на нем действует особый режим секретности.

– Так не сковородки производят, – проворчал Кольцов. – На заводе наличие шпионской сети маловероятно – так объяснили столичные эксперты. Во-первых, производство разбито на сегменты, во‑вторых, там зверствует… вернее, ответственно работает Первый отдел, и секретность на высоте. Здесь же, в центре города… не сказать, что казачья вольница – надзор осуществляется, но есть послабления и нравы свободнее. Хотя, допускаю, мое мнение не совпадет с мнением руководства института. Шпионам не нужны стальные болванки, готовые изделия и тому подобное. Им нужны чертежи, расчеты, технические обоснования и, возможно, фото макетов. Все, что требуется ЦРУ, находится в институте. Мы получим пропуска и сможем проходить в здание беспрепятственно. Также готовится допуск к материалам и документам. Работы по конкретному проекту осуществляет сводная инженерная группа: конструкторы, технологи, автоматчики, операторы ЭВМ. Это единый коллектив под единым руководством. Надеюсь, территориально они тоже вместе. У шпиона первая форма допуска. Или вторая, но он имеет право получать чертежи и знает проект. Рядовые инженеры нас не интересуют: они разрабатывают отдельные узлы и цельной картины не знают.

– Вопрос, Михаил Андреевич, – поднял руку Вишневский, – как выстраивать работу? Висеть над душой у проектировщиков, заглядывать через плечо?

– Именно, – кивнул Кольцов. – Знакомство с фигурантами, с порядком работы, с нравами в коллективе, беседы с каждым по отдельности – пока на рабочем месте. При необходимости вызывать в управление. Не исключаем наружное наблюдение – в нерабочее, разумеется, время.

– Взбаламутим народ, сорвем сроки выполнения плана – по головке не погладят, – засомневался Вишневский.

– До этого не дойдет. Предвосхищаю ваш вопрос, товарищи. Да, «крот» занервничает, прервет свою шпионскую деятельность. Это неплохо. Пусть беспокоится, допускает ошибки, нам это на руку. Может попытаться скрыться, но не выйдет: где тут ближайшая государственная граница? Против него весь аппарат госбезопасности и милиция. Найдем преступника. Список фигурантов, удовлетворяющих требованиям, будет коротким. В беседах – не важно, с кем: с руководством, с рядовыми ли сотрудниками – ни слова о шпионе в организации. Надеюсь, это понятно? Причина интереса к институту – смерть заместителя директора Запольского, и ничто другое. Можно намекнуть об убийстве. Тогда озабоченность Комитета объяснима и очевидна: напрямую задета национальная безопасность. Намекнем о шпионе – начнется смута. А нарушать работу организации мы не вправе. План не лучший, но другого пока не вижу. Искать лазутчика в режиме секретности – как вы это представляете? Внедрять в коллектив своего человека под видом сотрудника? Месяцы уйдут.

– Завтра воскресенье, – напомнил Некрасов. – Институт не работает.

– Я в курсе, Виктор Алексеевич. Намекаете на выходной? К сожалению, выходные в нашей организации не гарантируются. Соберите все материалы по учреждению «Сибмашпроект» и его руководству. Что за фигура покойный Запольский? Не будем сбрасывать со счетов и товарища Гурского. Его причастность маловероятна, но он может что-то знать. Всё, товарищи. Пока свободны. Напоминаю, Виктор Алексеевич, о нашем списке пожеланий: два парных комплекта портативных радиостанций с возможностью ежедневной подзарядки аккумуляторов, транспортное средство, оснащенное системой «Алтай». Возможно, оружие, но пока не горит…

В номере гостиницы под защитой «дружеских штыков» было невесело и неуютно. Отопление в городе отключили, а с природой согласовать забыли. В однокомнатном номере было чисто, мебель не разваливалась, но о домашнем уюте оставалось только мечтать. Сколько он перевидал этих гостиниц во всех краях необъятного государства – и везде одно и то же. Как и еда в управленческих столовых: вроде съедобно и продукты нормальные, а удовольствия нет…

Что-то подспудно беспокоило. Кольцов блуждал по номеру, но источник тревоги не выявлялся. В этом городе, безбожно разбросанном по сибирским просторам, было что-то протестное, иная атмосфера, с чем он до этого не сталкивался. Вроде все как везде, а вот не совсем…

На журнальном столике стояла пепельница с ясным намеком: курите на здоровье, товарищи офицеры. Только форточку открывайте, имейте совесть… Он покурил, разобрал чемодан, повесил одежду в шкаф. Время не позднее, но выходить в город не хотелось, лучше привести в порядок мысли.

Майор принял душ с тараканами (парочку он зорким глазом точно засек), вскипятил воду для чая. Мелькнула смешная мысль: когда он сам научится собирать чемоданы? Доверишь женщине, а потом удивляешься, почему чемодан не оторвать от пола. Блок болгарских сигарет, кипятильник, зонтик, консервы на черный день, миниатюрные шахматы, тройник для розетки, куча лекарств – хотя он не помнил, когда в последний раз болел. Не говоря уж про десятки трусов, носков и прочих изделий легкой промышленности.

Однажды Михаил пошутил: «Противогаз, любимая, забыла положить – резиновое изделие номер один. В жизни всякое ведь может случиться». Только шутка, но супруга вдруг испугалась, и вопрос о резиновом изделии номер два повис в воздухе. Знала, наверное, что это такое.

Замерцал голубой экран, задымила сигарета. По второй программе шли «Спокойной ночи, малыши»! Неизменная тетя Валя, несравненная Валентина Леонтьева, как всегда, наставляла Хрюшу и Степашку. Начался мультик – майора госбезопасности хватило на полминуты. Встал, переключил на первую программу. Завершалась очередная серия «Вечного зова». Сериал Михаилу нравился: было в нем что-то душевное, невзирая на излишнюю идеологическую загруженность. Следить за судьбами героев было интересно. Но бесил чекист Алейников со своими извечными подозрениями и обвинениями заведомо невиновных. Он был не пламенным ленинцем, а пламенным идиотом, без устали теребящим людей. Из-за таких вот «товарищей» превратили в концлагерь нормальное государство, выиграли войну – вопреки им, вся жизнь из-за них – не на радости созидания, а на страхе…

Пошли финальные титры, началась программа «Время». Новости зачитывала Анна Шатилова – правильная и положительная женщина, но однажды признавшаяся в узком кругу (у которого тоже имелись уши), что не вступила в партию лишь потому, что лень было учить Устав КПСС. Выводов не последовало, а «благодарные слушатели» только посмеялись в фургоне. В стране все шло своим чередом, выполнялись решения 26-го съезда партии, росло благосостояние народа. Полным ходом шла посевная. Дорогой Леонид Ильич выступил с очередным историческим докладом на Пленуме ЦК и выглядел, как всегда, «бодрым и нестареющим».

Он выключил телевизор, вернулся в кресло, закрыл глаза. Собственное мнение о событиях в стране и мире Кольцов имел, но держал его при себе. Страна воспитала его, дала образование, работу, и это была хорошая страна (несмотря на отдельные недостатки). Он офицер, присягал коммунистической партии, и это судьба.

По-хорошему, стоило выспаться. Предыдущий сон в самолете был недолгим. Он вертелся на кровати, не мог уснуть. Разница во времени просто убивала. А каково командированным в Магадане? От Москвы до Колымского края – даль необъятная. Даже отсюда далеко.

Он уснул, но ненадолго. Проснулся в два часа ночи, и дальше – ни в одном глазу. Вертелся, потом все заново: кипятильник в стакане, сигарета. Взгляд наткнулся на телефон на прикроватной тумбочке. Стало стыдно. Порой забываешь об элементарных вещах!

Он снял трубку, попросил соединить с Москвой. Подобная услуга в таких гостиницах – в порядке вещей. Телефонистка не артачилась. Соединение прошло оперативно, зазвучал гудок вызова. Михаил покосился на часы: в Москве половина одиннадцатого, терпимо.

– Не забыл, надо же, – оценила Настя. – А мы сидим где-то в далекой столице, смотрим на телефон с угасающей надеждой.

Супруга работала филологом и иногда загибала такое, что его высшее университетское образование порой казалось церковно-приходским.

– Валюша тоже не спит?

– Валентина Михайловна спит, – ответствовала супруга. – Это я фигурально. Мы немного повздорили, что естественно ввиду отсутствия папы. Но в результате победила дружба, и одна из нас уснула. Но давай про твои дела.

– Устал, – признался Михаил. – Семь потов сошло, пока чемодан с твоими вещами до номера доволок.

– Но я же люблю тебя.

Логика поражала – он не нашелся, что ответить (кроме унылого «и я тебя»). Количество высших образований на женскую логику не влияло.

– Ладно, все в порядке. Устроили в гостиницу, познакомили с интересными людьми, завтра начинаем работать.

– Завтра воскресенье. Прости, вырвалось. Рассказывай, что у нас в Сибири? Мерзнешь? Зима уже кончилась? Ты хоть что-то ешь? Стоит ли спрашивать про медведей с балалайками на центральных проспектах? Прости за банальность, но мне интересно.

О работе супруга она не знала совершенно ничего. Поговорить за семейным столом они могли только о ее работе. Настя знала одно: муж служит в КГБ.

– Зима еще не кончилась, – подтвердил Кольцов. – Но у всех печки – выкручиваемся. С едой и медведями все нормально: как раз разделали с мужиками тушу, на неделю хватит.

– Неправда, – возразила Настя. – В Сибири никогда не ели медведей. Ни в древности, ни сейчас. Причин воз и маленькая тележка. Во-первых, животное похоже на человека повадками, привычками, строением костей. Только посмотри, как медведи купаются или ловят рыбу – это же вылитые люди. А лесных людей не едят. Во-вторых, брезгливость: как есть того, кто недавно мог съесть тебя? В-третьих, в медвежатине водятся паразиты. Например, разносчики бруцеллеза. В-четвертых, их мясо просто невкусное. Хотя порой встречаются извращенцы-любители…

– Ты у меня ходячая энциклопедия, – похвалил Михаил.

– Скорее, засыпающая энциклопедия, – поправила Настя. – Все, ложись, хватит бодрствовать. Чувствую по голосу: у тебя все в порядке. Я тоже прилягу, если позволишь. Звони чаще, Кольцов, а не только в те минуты, когда не можешь уснуть…