Читать книгу Палач приходит ночью - Валерий Шарапов - Страница 13

– Приходи к нам в комсомольский агитотряд, – сказал я.

Мы с Ариной стояли на нашем любимом месте – на берегу, откуда открывался красивый вид на село и на изгиб реки. Погода была хмурая, все завалило снегом, но я любил зиму, было в ней свое суровое очарование. Наверное, любил я и Арину, только и ее очарование тоже становилось каким-то суровым. И от того робость моя никуда не девалась, а только росла.

– В агитотряд? – удивленно приподняла она бровь. – Я?

– Ну да, – горячо закивал я, любуясь на нее – такую ладную и точеную, напоминающую Снегурочку в своем отлично подогнанном полушубке и пушистой шапке. – Ведь ты… Ты такая. Ты же почти состоявшаяся актриса. Такие нам нужны.

– Ой, Ванюша. – Называла она меня всегда только так. – Все эти наивные детские игры. Все эти балаганы… Я уже давно взрослая. И жизнь моя взрослая.

Да, тут она права. Эта ее показная взрослость смущала меня больше всего.

Она вернулась в начале 1941 года, по окончании медучилища, и теперь работала вместе с отцом в больничке в Вяльцах. И за то время, что мы не виделись, изменилась очень сильно. Действительно перестала быть тем наивным и непосредственным ребенком, а становилась вполне взрослой дамой, которая все время приценивается, стреляя метко глазами и что-то выбирая, при этом как бы само собой демонстрируя свои многочисленные достоинства.

Восемнадцать лет – девушка уже на выданье. Однако она относилась к «отвергательницам», которые заняты больше не тем, кого выбрать из воздыхателей, а как отвергнуть больше народу. В результате таскался за ней хвостом только я, остальные держались на расстоянии. А потом, решив, что время положило конец былым раздорам, пошел в атаку Купчик.

Она же упоенно занималась тем, что приближала сначала одного из нас, потом другого. Прорывался в ней какой-то злой, бесшабашный женский норов.

Я вздыхал по ней. Мучился. А потом погружался в заботы и на время забывал. А она обижалась.

Потом она снова разругалась с Купчиком, как клялась, уже окончательно. И куда более благосклонно поглядывала в мою сторону. Так эти качели и раскачивались. Я уже привык к этому и жил то отвергаемый, то приближаемый. Время от времени думал расставить все по своим местам в серьезном разговоре с ней, но в очередной раз не решался.

В апреле Купчик, который все маячил в самые неподходящие моменты у меня перед глазами и раздражал неимоверно, куда-то пропал. Вместе с ним пропал и его приятель Оглобля. Поговаривали, что органы все же заинтересовались ими, вот они и сдернули от греха подальше. И как-то свободнее сразу дышать стало. Я сильно надеялся, что больше их не увижу.

Между тем пришла новость, которая опечалила меня, хотя я давно ожидал чего-то подобного. НКВД взяло Сотника при нападении на военные склады. До этого он слонялся по лесам, собирая свою освободительную армию. И вот решил затовариться оружием. Попался в ловушку. Теперь сидел в Луцке в следственной тюрьме НКВД. Понятно, что судьба его предрешена. Поставят к стенке, к доктору не ходи. И хотя он и противник нашему делу, но все равно мне было его жалко. Да и жизнью ему обязан. Но тут уж поделать ничего было нельзя.

Настало жаркое лето. К нам в МТС пришла еще техника, ее нужно было налаживать, имелось много брака, так что работы прибавилось.

Так я и крутился волчком. Готовился к призыву в армию. Иногда мотался с агитотрядом по городам и весям.

Эх, хорошо, когда только начинаешь сознательную жизнь. Все пути перед тобой кажутся светлыми и прямыми. Это только позже они начинают извиваться и путаться. А порой безжалостное течение жизни и ход истории так переплетают их, что перед тобой уже и не путеводные нити, а сплошной гордиев узел. Так запутаешься, что и не распутать, только разрубить. И вот таким великим путаником стала для всех нас война…