Читать книгу Не время умирать - Валерий Шарапов - Страница 6

Еще один осмотр, проведенный уже в светлое время суток, к картине мало что прибавил. Обнаружили нечто похожее на ложе, где было изнасилование, но в отсутствие факта такового не было и оснований так называть. Другой эксперт, не Симак – тот сослался на то, что его дежурство завершилось, а сам он стар и болен, – признал:

– Ничего. Чуть примятая трава, даже следов борьбы почти никаких.

Яковлев вставил:

– Неравные весовые категории.

– Не острите, товарищ лейтенант, – брезгливо оборвала Введенская.

Кашин, откашлявшись, предположил:

– Может, просто вызывает доверие. Знаете, есть такие люди, которых подпускают без опаски – и вот.

– Весьма вероятно. – Введенская обратилась к Яковлеву: – Вы – осматривать окрестности.

– Еще раз?

– Именно. Товарищ Кашин, пускайте Анчара, я с вами.

Анчар вел уверенно, но, как и сказал давеча Кашин, в одном месте замешкался, точно сомневаясь, кружил, чуть не втыкаясь носом землю. Старшина проговорил:

– Опять тут же. – И вдруг легко, как молодой, кинулся на колени. – Товарищ лейтенант. След.

То ли поскользнувшись, то ли потеряв бдительность, идущий наляпал на клочке влажной земли отчетливые отпечатки. Проводник, растянув ладонь, прикинул размер:

– Тридцать сантиметров. Сорок пятый.

Катерина подсчитала:

– Под два метра ростом. Приметный человек.

Кашин добавил:

– И вот, глубина разная. Хромой.

– Тоже должно бросаться в глаза. – Катерина, не совладав с нервами, хрустнула пальцами. – Высокий, хромой, с вещами. Кто-то же должен был его видеть?

Они проследовали к железнодорожным путям, проводник то и дело сдерживал собаку, и оба, останавливаясь, принюхивались, присматривались. Так добрались до насыпи.

– Здесь нашли удавку, – недовольно пояснил Кашин.

– Павел Иванович, что не так?

Тот как будто ждал вопроса:

– Да вот, товарищ лейтенант…

– Катерина, – раздраженно позволила она.

– Катерина, вчера я заметил следы, точно человек шел на цыпочках, то есть он бежал. Теперь же мы с вами видим следы, показывающие, что он шел. Что же он, шел-шел да вдруг помчался сломя голову?

– Понимаю, Павел Иванович. Спасибо, будем думать.

Анчар, такой же недовольный, как и его боевой товарищ, с раздражением нюхал и нюхал землю – пока Кашин наконец не отозвал его, опасаясь за драгоценные собачьи рецепторы. Пес сделал вид, что подчинился, но сам все равно то и дело утыкался в землю и все забирал, забирал в сторону от пути, по которому они пришли, тянул в лес.

– Пойдемте, – решила Катерина.

Пройдя некоторое расстояние, пес повернул голову, гавкнул и повел дальше, в густые заросли. Анчар шел все увереннее, хотя человеческому глазу не было видно ни следа тропы – сплошные заросли и кусты. Но именно такие места надежно хранят запахи. Пес следовал по ним, все ускоряясь, и наконец пустился бегом. Потом – так же внезапно, без видимой причины, вдруг встал столбом, точно закопавшись в землю, воткнулся мордой в траву, гавкнул и взлетел на крутую заросшую горку.

Оказалось, что это насыпь оплывшего окопа. Анчар спрыгнул в него, Кашин тоже и тотчас предостерегающе поднял руку:

– Стойте. Тут землянка.

Анчар же тянул внутрь, оглядываясь на людей. Наконец раздраженно рявкнул, призывая не стоять столбом. Катерина достала «ТТ», спрыгнула в окоп, старшина снова остановил:

– Погодите, мало ли. – И пустил Анчара на коротком поводке внутрь.

Тот снова разлаялся, но радостно, с повизгиванием – овчарка сообщала, что опасности нет. Прошли внутрь – Кашин, потом Введенская, – согнувшись, миновали небольшой коридор, очутились в довольно просторной камере с амбразурой. По стенам на двух плечиках были развешаны вещи: платья, косынки, чулки и прочее, под ними стояла обувь. Третье платье, с беленьким кружевным воротником, валялось у входа, тут же лежали белье и чулки. Кашин, обернув платком крохотный ботинок, поднял его.

К горлу подкатило, Катерина, сглотнув, сделала вид, что закашлялась, отвернулась, зло куснула руку – не хватало еще прилюдно опозориться. Старшина, деликатно отвернувшись, достал из кармана кулек, из него – кусок сахару и премировал собаку.

Продышавшись, Введенская с деланым и потому глупо выглядевшим спокойствием попросила:

– Павел Иванович, прошу вас доставить сюда группу и, главное, понятых.

– Давайте лучше вы. Вдруг вернется.

– Выполняйте.

– Есть.

Катерина, оставшись одна, немедленно вышла на воздух, как следует продышалась и вернулась внутрь. Глупо харчи метать, когда настигает большая, колоссальная удача!

Наверняка это его тайник. А раз так, то есть надежда обнаружить конкретные следы. Как удачно, что на этот раз она прихватила нормальный фонарь и можно задействовать обе руки – пусть делать этого не хотелось.

Катерина повозилась в том, что валялось у порога. «Почему эти вещи тут, не развешаны? Наверняка это вещи последней жертвы. Почему их он бросил? Торопился? Кто-то спугнул? Вот кое-что, следы – эксперты проявят, проверят… ага! Вот и оплошность, глупость! Только… где же футляр?»

Футляра-то скрипичного и не было.

…Когда, завершив дела, добрались до Петровки, замначальника МУРа, грозный Китаин, немедленно потребовал Введенскую к себе.

– Что у тебя с этим Чертовым прудом? – И, едва дослушав доклад, недовольно предписал: – Думай, Катерина. Думай.

Она смиренно призналась:

– Думаю, товарищ полковник.

– Усерднее думай. Дело на контроле, заменить тебя некем.

– Понимаю.

– Не уверен, что понимаешь. Даже если и понимаешь, этого мало. Еще одна жертва, ребенок, в том же квадрате, а результатов нет.

– Так точно.

– Жертва должна стать последней.

– Согласна.

– Тебя никакой черт не спрашивает, согласна ты или нет… Соображения?

– Немедленно распространить уведомление по городу, предписать на местах повысить бдительность и соблюдать осторожность.

– Кому предписать?

– Прежде всего участковым. Наряду с этим родителям, педагогам, девочкам тринадцати-пятнадцати лет, как наиболее возможным объектам посягательства.

– Логично. Дальше.

– Организовать общественное патрулирование. Участковым – обойти кварталы, школы, провести беседы с родителями, педсоставом, проработать, напомнить о бдительности.

Помолчав, полковник признался:

– Огорчаешь, Катерина. Я от тебя умных вещей ждал, а ты такое городишь, что уши вянут.

– То, что я предлагаю, – первоочередные мероприятия…

Китаин поднял ладонь. Введенская замолчала, и начальник ласково объяснил:

– Никому ничего сообщать не надо. Вся Москва и так гудит: по Сокольникам бегает душегуб, юных гражданок грабит, убивает, насилует. Или в другом порядке, в зависимости от испорченности рассказчика. Так что работу по просвещению населения смело можем оставить. Согласна?

Введенская, набрав побольше воздуха, выдала:

– Не согласна.

Полковник удивился. Сначала даже решил, что послышалось, поэтому переспросил. Но Катерина твердо повторила, что не согласна.

Китаин попытался уточнить причины бунта:

– В связи с чем не согласна?

– Патрулирование и содействие общественности необходимо, пока не будет твердой уверенности в том, кого именно мы ищем. И содействие должно быть повсеместным, поскольку не можем предсказать место следующего нападения.

– Если он знает, что его тайник в Сокольниках обнаружен, то, скорее всего, ляжет на дно, чтобы переждать.

– Так точно. Но, как только станет известно о задержании подозреваемого в убийстве Любы… полагаю, что в больнице уже сменились дежурные и слух уже идет.

– То что?

– Настоящий убийца может, успокоившись, проявить себя.

– Дальше.

Катерина, плюнув на риторику, повторила:

– Если наша задача предотвратить следующие жертвы, то надо работать с населением и патрулировать.

– В Москве почти четыре с половиной миллиона населения, кого-то, возможно, удастся мобилизовать. В городе одиннадцать центральных районов и дюжина окраинных. На все распыляться – ресурсов не хватит.

Введенская подняла руку:

– Разрешите? – И, дождавшись позволения говорить, раздвинула занавески на карте города. – Не надо охватывать сразу весь город. Предлагаю исходить из того, что известно. Все убийства совершены в этом квадрате, – она очертила границы, в центре оставив Чертов пруд, – тайник тоже тут же. Велика вероятность того, что досюда он добирается пешком по лесу и таким же образом эвакуируется. Вот по этой лесополосе, далее – по железной дороге, чтобы не следить.

Введенская очертила путь на окраину.

– Собака неоднократно брала след, он вел именно в эту сторону.

– Предлагаешь принять за рабочую версию то, что убийца с какой-то из окраин в этом секторе?

– Так точно, – отозвалась Катерина и поправилась: – За одну из рабочих версий. Хотя, конечно, нельзя исключать…

– Отставить эмпиреи. С одной стороны – да, с другой – нельзя исключать, что нет. Конкретные предложения есть?

Все-таки за время, проведенное в декрете, Катерина утратила привычку общения с командованием. Нервирует это вот хождение по кругу и медленная скорость соображения. И все-таки Введенская с полным спокойствием еще раз повторила предложение:

– Необходимо провести в прилегающих районах профилактические беседы и организовать патрули. Начать предлагаю вот хотя бы с этого. – Она обвела на карте место своего обитания.

Китаин вздохнул:

– С сорокинской окраины. Чтобы поближе к дому.

Катерина, чуть покраснев, ничего не ответила. Полковник продолжил:

– Не куксись. Вижу проведенную тобой траекторию, соглашусь: весьма вероятно, что пути этого мерзавца проходят именно здесь. Что ж, отправляйся к Сорокину и проповедуй о патрулях. Притом что, – он достал какую-то папку, заглянул в нее, – тут решен вопрос о переводе в его район приемника-распределителя.

Введенская чуть слышно крякнула, покраснела еще больше, но продолжила:

– Привлечение общественности необходимо. Владимир Ильич Ленин отмечал, что главным образом успех борьбы с преступностью зависит от добровольного участия масс трудящихся в этой борьбе.

– Я это без тебя помню. Ты, Введенская, основной тезис позабыла: советский строй не порождает… что?

– Преступности, которая есть вредная отрыжка буржуазной науки.

– Молодец.

– …Однако, даже когда строй не порождает преступности, в обществе остаются вечно во всем правые индивидуумы, протестующие, склонные переоценивать собственную персону…

Полковник приказал:

– Остановись. Я тебе официальную версию напомнил, чтобы ты… что? Не забывалась. Но согласен с тем, что при отсутствии мыслей о том, кого искать, нам остается патрулирование и профилактика. Считай, получила добро.

– Благодарю.

– Я тебе ничего не приказывал.

– Так точно.

– Работай, пока Волина не выпустят с больничного.

– Есть. Только почему я? Даже не старшая по званию.

– Мало ли что не старшая. Прямо сейчас отправляйся к Сорокину – и на сегодня свободна. Выспись, что ли, а то синяя, как покойник.

– Есть.

– И в соседние районы, смежные с парком, лесополосой, отряди бойцов, пусть поговорят с тамошними. Но особо подчеркиваю: без паники, сиречь шума. Усекла?

– Так точно.

– Должно быть тихо. Понимаешь?

– Так точно, – поддакнула Катерина, совершенно ничего не поняв.

Как это все можно проделать негласно? Ночами привозить народ, незаметно вываливать под кусты всех доступных оперов, курсантов школ милиции, агентов? Лесные массивы незаметно прочесывать, чтобы никто не почуял?

Бред. Иными словами – совершенно невыполнимо.

Вернувшись в кабинет, она сняла трубку с телефонного аппарата:

– Город. – И, дождавшись ответа, заговорила медовым голосом: – Николай Николаевич, дорогой, это я, Сергеевна. Да погодите. Понимаю, но… Скажите Наталье – сегодня точно буду дома!.. Я уже еду… я ведь… Товарищ капитан, я по делу! Все нужны, обязательно. Через час буду.

…И вот среди бела дня лейтенант Введенская возвращается из центра, но не к семейству. Поэтому и в поезде, и сойдя на платформу, и на дороге от станции она трусила и озиралась. Упаси бог встретить саму золовку или даже кого-то из знакомых – обязательно донесут Наталье, что Катька вернулась, но домой не идет.

В райотдел лейтенант Введенская также пробиралась задами-огородами. Там ждало следующее испытание: вежливый и холодный, как лед, Сорокин.

Лишь потому, что было сказано, что дело важное, Николай Николаевич собрал свой нищенский оперсостав: лейтенанта Акимова, сержанта Остапчука, себя самого, сбросил трубку с телефона, приказал запереть двери.

Катерина, ощущая себя ведьмой перед коллегией инквизиторов, попила водички, изложила дело. Показала Любины фотографии. Спросила, есть ли у кого вопросы. Сержант Остапчук первым делом проворчал:

– Прямо так сразу… – И замолчал.

Лейтенант Акимов, откашлявшись, уточнил:

– Собачка не могла ошибиться?

– Раньше не ошибалась. К тому же на верность направления указывают схрон, удавка, следы.

Сорокин, лицом чернее тучи, повторил:

– Удавка, вещи, обувь. Что же, там, в дзоте, именно те вещи по предыдущим… кхм, эпизодам?

– По совокупности фактов можно предположить…

– А надо не предполагать, а проверить.

– Да, спасибо.

– Не за что, – машинально отозвался Сорокин, но опомнился: – Ты дура? При чем тут «спасибо»?!

– Николай Николаевич, понимаю, ситуация у нас критическая.

– Это у вас критическая! А у нас полная… – Капитан сдержался, не выругался, чуть более спокойно продолжил: – Людей нет. Население растет, приемник для дефективных в «Родину» заселяют, уже решено. А людей нет!

– Понимаю.

Капитан со свистом втянул воздух, зло прищурил глаз:

– Ни черта ты не понимаешь. Не играй в дипломатию, лиса облезлая, говори толком: что, след ведет к нашему лесу от центрального парка?

– Да.

– Полагаете, тут у него логово?

– И это возможно.

Акимов, откашлявшись, поднял по-ученически руку:

– Сергеевна, я понимаю, что собачка не ошибается. Но все-таки это не исключено: она же теряла след, и проводник высказал сомнение, и изменение характера следов. Преступник по рельсам мог вообще не дойти до нашего района или, напротив, уйти дальше, в область.

– След мог кто-то перекрыть, в похожей обуви, – добавил Остапчук.

– Вы правы. Была и такая версия. Потому я не утверждаю, что убийцу надо искать где-то на вашей… на нашей с вами земле. Наш район – ближайший густонаселенный к очерченному квадрату, на котором имели место быть предыдущие случаи.

– А другие районы – пусть себе потрошат? – съязвил Остапчук.

– В другие районы сигнал подан, – сухо сообщила Катерина. – И я тут не для того, чтобы переругиваться, выполняю приказ непосредственного командования…

– Ладно, ладно, завелась, – проворчал сержант, – толком говори, что делать.

– Вести разъяснительную работу среди родителей, педагогов, девочек указанного возраста, по возможности организовать общественное патрулирование.

Сорокин постучал карандашом по столу:

– Шутить изволишь? Так, ладно, чтобы не переругиваться… превенция – это чрезвычайно умно и мило, а искать кого?

Катерина, вздохнув, ответила:

– Кого угодно. Уголовника, имеющего судимость по аналогичным делам…

Остапчук резонно заметил:

– Такие изверги редко с зоны выходят. Там остаются, в отхожих местах. У нас в районе подобного навоза точно нет.

Акимов вмешался в разговор:

– Судимого, так? Соображающего, как и что мы обычно ищем. Может, бывшего, из органов?

Остапчук возмутился:

– Говори, да не заговаривайся. Где и когда ты такое у нас видел?

– Возможно, хромого, – добавила Катерина, не отреагировав. – По наблюдениям след одной ноги глубже другого следа. Размер ступни большой, не исключено, что высокий.

– Может, инвалида тщедушного? – предположил Сергей.

Капитан снова постучал карандашом по столу:

– Ты к тому, что физически слабый человек нападает на тех, кто не может дать ему отпор?

– Нечто вроде…

Сорокин заметил:

– Экивоки – это заразно. Глупая главковская привычка. Не нечто вроде, а именно так. Но удавка, примененная умело и неожиданно, уравнивает любые силы. К тому же, насколько я понял из ее блеянья, похоже, что жертвы по каким-то причинам подпускали его.

– Может, знакомый? – предположил Акимов.

– Или просто слово секретное знает, – добавил Остапчук, – имеет подход, удивляет.

– И не факт, что вот эта, – Сорокин ткнул пальцем в сторону Катерины, – нашла след именно убийцы.

– Вы правы, – покорно согласилась она, – уверенности нет, потому и лучше не упустить все возможные варианты.

Остапчук, откашлявшись, снова заговорил:

– И все-таки я бы, товарищи, предложил искать молокососа.

– Почему так? – спросил Акимов.

– Тычут острым наугад, и неоднократно, малолетние.

– …Или ненормальные, – добавил капитан.

– Или вообще бабы, – закончил сержант.

Введенскую передернуло.

– Только не это. И к тому же не наугад натыкано. Удары наносились точно.

Сорокин подвел итог:

– Все понятно: на всех обращайте внимание. На тех, кто появился недавно или наезжает время от времени… Есть такие, товарищ Остапчук?

– Ну как не быть! – съязвил Иван Саныч. – Свеженькая лимита прибыла с деревень – один другого краше. Кстати, вот, сразу отправляйте товарища следователя Акимова шерстить фабричный оргнабор, который понабрали на нашу голову.

Сергей в долгу не остался:

– Шерстить в таких случаях надо толкучки – вот первое дело!

– Вещи мы нашли, – заметила Катерина.

– А вот футляр пропал! – возразил Акимов. – Почему не предположить, что и у других он что-то ценное отбирал, тряпье складывал для коллекции, а ценное продавал.

– Снова мне отдуваться, – констатировал сержант.

– Все хапнем, – успокоил Сорокин.

Катерина, откашлявшись, продолжила:

– …И особое внимание уделять профилактике…

– Чему-чему? – переспросил Иван Саныч и тотчас спохватился: – А, разговоры и запугивание. Понятно. Это само собой.

– Бригадмил хорошо бы, – с трепетом произнесла Катерина.

– Был, да вышел весь, – огрызнулся Сорокин, – у пролетариата нет желания, а заводилы разъехались – кто на Дальний Восток, кто в декрет ушел, кто в главк.

– Надо возобновлять, Николай Николаевич, – скривившись от шпильки, твердо сказала Катерина. – В таких делах общественное патрулирование куда эффективнее всяких стратегий…

– Умная, да? Спихиваешь с больной головы на здоровую? Мол, мы там, на Петровке, такие все умные, что делать – не ведаем, а вы тут патрулируйте. – И, усмехнувшись, Сорокин завершил мысль: – И вообще, домой ступай. Будет тебе там профилактика.

Сергеевна послушно заверила, что уже уходит, и, как бы спохватившись, решила донести самую возмутительную часть поручения:

– Понимаю, что сейчас скажу глупость…

– Одной больше – одной меньше. Говори, – разрешил Сорокин.

– …Руководство велело поднимать поменьше шума. Если он… ну, в общем, если будет расширять географию…

– Кыш! – гаркнул Сорокин. – Вон домой! Не глупее тебя!

Она, поджав хвост, сбежала…

– Теперь поработаем. – И Сорокин выдал пачку кратких, сухих распоряжений. – Иван Саныч, поднять в штыки всех рыночных осведомителей, прежде всего перекупщиков.

– Есть. Что искать?

– Ориентируй на любые более или менее ценные предметы, принесенные инвалидами, калеками, подростками. Новыми, прежде не виданными людьми. На всякий случай Лещову-самогонщицу дерни, если кто-то из мужиков попытается всучить женские украшения, часики и прочее…

– Понял.

– Шума поменьше.

Остапчук мог бы сказать, что без огласки никак и слишком много «подозрительных» получится, не отработать до второго пришествия, но не стал.

– Есть. Разрешите идти?

– Разрешаю.

Остапчук ушел.

– Сережа, с тобой разговор особый.

– Слушаю.

– Тут эта много чего говорила. Надеюсь, главное ты понял.

– Насчет чего, товарищ капитан?

– Насчет осторожничанья и недопущения паники. Вот все, что до этого касается, – все забудь. Немедленно к Ольге, потом к Большакову. Девчат указанного возраста проработать так, чтобы в одиночку боялись на горшок ходить.

– Как же, товарищ капитан. Катька сказала – поменьше шуму, а паника пойдет.

– Она и так пойдет. С Ольгой поговори. Ну, что смотришь? Темноволосая девица подходящего возраста.

Сергей хотел возразить, но капитан поднял палец:

– Тихо, мало времени. Предпиши ей пионеров на уши поставить, настроить на бдительность. Они же шляются по дворам за своим барахлом, что там? Металлолом, макулатура.

– Так точно.

– Вот пусть не елозят впустую, а примечают, не появляется ли кто чужой – в особенности с той стороны, со стороны леса. Понял?

– Так точно.

– Предупреди о том, чтобы тимуровщину прекращали. Никаких «проводить до дома», «помочь сумки донести», «котят покажу» – ничего. Ориентируй на полное недоверие.

Акимов был абсолютно согласен и лишь для порядка осмелился-таки напомнить:

– По шапке получим.

– Это уж не твое дело. – Сорокин потер переносицу, вздохнул. – Выполняй.

– Есть.