Читать книгу Матрица - Валерий Смирнов - Страница 8

Хорошенькое дельце
Картина седьмая

Оглавление

Утром, второго мая, все уже были в полном боевом. Прораб и Чиф, оголенные по пояс, посматривали друг на друга, ухмылялись.

– Ты неплохо выглядишь, сынок, тяги у тебя хорошие, в каком весе?

– Сто семьдесят восемь рост, семьдесят два вес.

– А у меня два ноль пять рост, сто тридцать пять вес.

Прораб хохотал.

– Слушай отец. Как-то неудобно Чиф да Чиф, давай как-то по другому.

– Зови меня отец. Я согласный. Будешь мне сынком…

Ну что, начнем?

И закрутилась бетономешалка, покатились деньки. Прораб подтаскивал на стройку раствор, кирпичи, подкидывал к мешалке песок, глину. Чиф, впрягшись в огромную телегу, возил воду в пластмассовых флягах. От скважины и обратно – сто метров туда, сто метров обратно. Вода заливалась в железную бочку, оттуда насосом перекачивалась в бак летнего душа, солнце нагревало бак до кипятка – горячая вода. Летняя кухня под навесом, дощатый стол, скамейки, на столе пузатый чайник с зеленым чаем. И больше всего ему, он и кормилец, и поилец, он и папа, он и мама. А ведь надо еще вагончик протереть. Главное условие – гигиена. У них появился помощник – старичок с ишачком. Подвозил продовольствие, чистую питьевую воду. Дед подружился с Чифом и, пока тот хозяйничал на кухне, дед подсаживался к нему и оба мурлыкали на одном языке. Сынок только удивлялся как быстро отец входит в роль.

Кирпич свистнул, даже не заметили как, и тут появился баскарма. Это был крепкий мужчина сорок с небольшим, рябой с коротко стрижеными курчавыми волосами, одет элегантно. Он прошелся по площадке, приветливо со всеми поздоровался и отвел Чифа в сторонку. Грачи бросили работу и с интересом уставились на обоих. Болтали они о чем-то весело, дружески, Чиф закурил сигару, тот щелкнул золотым портсигаром, вставил в рот сигарету и задымил. По всему было видно, что разговоры у них какие-то приватные.

– Хоп, – сказал тот, хлопнув Чифа. – Все тебе будет, дорогой. – и уехал. В тот же день пришла машина с кирпичем, потом цемент, глина, песок. Появился энергетик, запустил глубинный насос, работа пошла.

Перед отбоем оставалось несколько минут, каждый отсек проводил его по-своему. В правом отсеке держался крепкий запах табака, отец и сын курили. У Чифа был ларчик с сигарами и на сон грядущий он позволял себе сигару. Прораб смолил сигареты. Перед сном они обязательно подводили итоги дня. Был составлен график и старались строго придерживаться. Здесь и разговоры были про цемент, кирпич, что в какой последовательности. Совсем другое было в левом отсеке. Там не курили. Валет вывернул весь свой парфюм, что привез в балетке. Тут благородные запахи, богема, изящные беседы. Валет завладел Маришкиным списком и по часам кормил Малыша.

– Что вы думаете, Малыш, о современной эстраде?

– Я вообще-то небольшой специалист, с детства увлекался джазом. Теперь вижу, ошибался. Эпоха джаза прошла, теперь на эстраде вокально-инструментальные ансамбли. Характеризуются прежде всего обедненной полифоничностью. Исчезли духовые инструменты практически, скрипичная группа, фортепиано, остались струнные, ударные, может где-то саксофон. Все это привело к обедненной музыке, вокалу. В ресторане «Алма-Ата», где мы сидели, был хороший джаз в десять инструментов, два певца – мужчина и женщина. Теперь шесть инструментов и одна певица. Скоро и этого не будет. Я сам играю в ресторане – четыре инструмента и, наверно, скоро разгонят.

– А почему?

– Джаз, во-первых, дело дорогое, а во-вторых, нужны новые композиции, а их нет. А на старом материале далеко не уедешь.

– А вокал, что вы скажете о вокале?

– Самодеятельность голимая. Ни у кого не работают легкие, нет правильного дыхания. Вокалист тянет горлом, рвет связки- это значит голос не поставлен. А голос тебе может поставить только профессор в консерватории. Вокалист на эстраде поет с придыханием. Вы слыхали когда-нибудь, чтобы тенор в опере или оперетте пел с придыханием? А этим можно.

– Короче, вы за классику.

– Да, классика мне нравится.

– А вот современные голоса, какие вам нравятся?

Малыш задумывается:

– Только с точки зрения джазового музыканта – Андрей Миронов и Людмила Гурченко. Первый фокстрот-тенор, а вторая джазовое сопрано. Вы слыхали о Европейской программе – это бальные танцы. Два фокстрота, два вальса и танго. Так вот, петь эту программу может только фокстрот. Это такой тенор, у которого есть акцент, по которому его можно узнать из сотни других теноров. Лучше всего родиться с таким акцентом. У Миронова как раз такой акцент. У него и голос не поставлен, и поет с придыханием, и мимо микрофона, а акцент изумительный. Все неправильно, а все вместе великолепно. Его даже оперетта заметила. Поет партию с таким голосом – «Небесные ласточки». А про Гурченко и говорить нечего. С ее голосом только зеленые мелодии.

Знал бы Малыш зачем его пытает Валет.

Это случилось на первой неделе. Валет проснулся ночью от странных звуков: кто-то тихонько плакал. Разумеется, это был Малыш.

– В чем дело, – встревожился Валет.

– Руки, – весь в слезах отвечал тот. Выяснилось – потянул связки на лопате. Валет поднял правый отсек.

Прораб, сынок, быстренько в рощу, нарви лопухов, да побольше листы, Валет включи газ, приготовь кипяток, – скомандовал Чиф. – Не плачь, Малыш, вылечим тебя. День, два – все пройдет.

Мягкими лапами он обмотал руки Малыша распаренными лопухами, плотно забинтовав их. Малыша, на пока, определили на кухню. Этот случай странным образом сблизил Валета с Малышом.

В воскресенье завели выходной. В субботу трудились до двух. После пяти убирались. Чиф переодевался в чистое и уходил на центральную, у него там появилась зазноба.

Не хочешь со мной, сынок. И для тебя бабенка найдется.

– Тяги нету, – бурчал Прораб.

– Тогда останешься за старшего. Всем отдыхать.

И грачи разваливались на диванах. Валялись без движения, набирались новых сил. Блаженное ничегонеделание. Чиф появлялся в воскресение вечером, подтягивал к себе Прораба и обои утыкались в график. Май мелькнул – не заметили.

Матрица

Подняться наверх