Читать книгу Двое в тиши аллей - Валерий Столыпин - Страница 3

над мыслями я не властен

я в них и горел и гас

когда меня спросят о счастье

я буду молчать

о нас               

Саша Мисанова

На улице было промозгло, ветрено, очень скользко, после ледяного дождя, а у Пал Палыча, участкового терапевта, как назло накопились двенадцать вызовов на дом.

Восемь пациентов он уже посетил, теперь шёл как на настоящую Голгофу к хронической больной – Марии Ивановне Прониной, удивительно пряничной старушке с манерами высокородной аристократки в сотом поколении, которая два раза в неделю обязательно оформляла срочный вызов на дом.

Павел знал, что болезни лишь повод – бабуле катастрофически не хватает общения.

В первый раз, когда пришёл её спасать, Мария Ивановна встретила доктора настороженно, выглядела так, словно не умирать собралась, а как минимум на спектакль в театр, на премьеру, и сразу повела в гостиную, где исходил паром цветастый, под хохлому, самовар.

Стол, накрытый вышитой скатертью, был заставлен сухарями да сушками, домашнего приготовления сладостями, свежеиспечёнными плюшками.

Старушка была жизнерадостна, бодра, словоохотлива и весьма активна: сходу пригласила за стол и потчевала, потчевала, потчевала. С шутками да прибаутками. Задавала тысячу вопросов, нисколько не относящихся к профессии озадаченного таким приёмом посетителя. Отказаться участвовать в священнодействии, было невозможно. Визит затянулся часа на полтора.

Теперь Пал Палыч заранее обдумывает, как избежать сладкоголосого плена, хотя раздражения и неприязни не испытывает: просто работы много, даже на себя времени не хватает.

Осмотрев бабушку для порядка, Павел выписал рецепт, детально проконсультировал на все случаи жизни, отпустил для соблюдения сложившегося протокола посещения с десяток заготовленных загодя комплиментов.

– Извините, Мария Ивановна, стемнело уже, а у меня ещё три вызова, один в вашем подъезде. Я ведь с утра на службе: шесть часов принимал больных на участке, два часа потратил на бюрократические отписки. Теперь на обходе задержался, а у меня маковой росинки во рту не было.

О сказанном Пал Палыч тут же пожалел, но было поздно. Пришлось пить чай с сочниками и рогаликами. И выслушивать с восторгом поведанные истории из её жизни в совсем другой, непохожей на нынешнюю, стране.

После второй чашки Павел запросил пощады.

– А кто у нас заболел, не Фёкла Степановна? Хворала она, это точно.

– Нет-нет, не она. С этой дамой я уже познакомился на той неделе. Нет, – Павел достал журнал вызовов, – Акимова. Люся Леонидовна. Ошиблись наверно, скорее всего Людмила.

– Всё правильно, Люсия она. Мама у неё из Словении, то ли сербка, то ли хорватка. Красивая девочка, премиленькая. Просто куколка. А какая умница! Что же с ней случилось, милок? Молодая ещё болеть-то!

– Простуда у неё. ОРЗ или грипп. Разберёмся.

– Ты ей от меня вареньице передай. От простуды первое средство – малина. И смотри там – не озорничай. Она девочка порядочная, одна теперь живёт. Надо будет завтра обязательно проведать.

Уходил Пал Палыч от больной постепенно, по одному шагу, после чего следовала ещё одна маленькая история из богатой событиями жизни, потом ещё одна. И ещё.

Павел беспокойно поглядывал на часы, открывал рот… и опять слушал. Неудобно было перебивать хозяйку на полуслове.

Время неумолимо приближалось к вечеру.

– Три вызова, три вызова, три вы-зо-ва. Ещё целых три, – назойливо вертелось в голове.

Двадцать первая квартира была на седьмом этаже. Нужно торопиться.

– Я уже думала, что вы не придёте, доктор. Заждалась, – прохрипела девушка с измождённым видом, каплями пота на носу и под глазами, с вымученной недугом мимикой.

Пал Палычу очень импонировало, когда называли не врачом, а доктором. Он был родом из семьи потомственных лекарей, где слово врач недолюбливали, обходили стороной, находили его неприличным, потому что намекало на недобросовестность и склонность к обману.

Его словно приласкали, погладили. Во всяком случае, настроение резко подпрыгнуло. К тому же Люсия действительно оказалась на редкость привлекательной, несмотря на серьёзное недомогание. Кроме того моментальному установлению контакта способствовал очень знакомый, до одурения приятный уютный запах.

Пал Палыч принюхался, стараясь сделать это незаметно для больной, и задумался в попытке вспомнить, когда, где, при каких обстоятельствах познакомился с этим ароматом.

– Ароматами лечусь, доктор. Мама научила. Бергамот, лаванда и можжевельник. Пока не помогает. Извините, меня немного штормит, и говорить трудно. Я присяду.

Шея пациентки была обмотана пушистым шарфом раза три, не меньше.

– Понятно, похоже на ангину. Где у вас горячая вода? Руки вымыть.

Больная махнула рукой вглубь коридора и показала шагающими пальчиками, что ждать будет в комнате.

Лицо девушки искажала гримаса боли. Без осмотра было видно, что у неё высокая температура, что её знобит и лихорадит. Ничего выдумывать не было необходимости, разве что горлышко (именно так, горлышко, он и подумал) посмотреть, да рецепт выписать.

– Зовут меня Павел Павлович. Ваш участковый. На что жалуетесь, – спросил он, разворачивая фонендоскоп, – не переживайте, я его погрел, он тёплый, – и внимательно посмотрел Люсе в глаза в надежде на её догадливость: для осмотра и прослушивания необходимо раздеться.

– Доктор, у меня только горло болит.

– Понимаю, даже вижу. Существует определённая процедура: сбор анамнеза, осмотр, прослушивание. Видимые симптомы – вершина айсберга, мне же нужна цельная клиническая картина заболевания, этиология воспалительного процесса, причинно-следственная связь. Я должен определить очаги поражения, понять, что и чем лечить, откуда растёт корень проблемы. Раздевайтесь уже.

– Доктор, – пациентка попросила жестом, чтобы наклонился, осмотрелась по сторонам, словно опасалась, что могут подслушать и прошептала, – я же девушка! А вы мужчина. Неудобно как-то.

Увидев недовольную реакцию доктора, больная кокетливо пожала плечами, – ну-у-у, ну ладно, моё смущение будет на вашей совести.

Люсия развернула шарфик, стараясь казаться неприступной и гордой, затем нехотя, словно жертва насилия, сняла свитер, с закрытыми уже глазами домашний халатик, посмотрев на Пал Палыча настолько сурово и обиженно, словно угадала единственную цель осмотра – совратить невинную жертву.

– Гм… в следующий раз предупреждайте регистратора, чтобы присылали на вызов женщину. Мне, знаете ли, не до сантиментов: меня ещё два пациента ждут. Могу не осматривать. Под вашу, конечно, личную ответственность. Я доктор, а не жиголо. Ваши прелести меня не волнуют.

Пал Палыч принялся было укладывать снаряжение в баул, когда Люсия решительно сняла ночную рубашку, оставшись в прозрачных трусиках, встала в горделивую позу, прикрывая малюсенькие груди и глаза, на которые наворачивались слёзы.

– Глаза можно открыть, я не собираюсь вас пытать. Закружится голова – можете упасть. Руки уберите. Пожалуйста. И расслабьтесь уже. Я доктор, ну! Впрочем, как хотите. Можете одеваться, если для вас это так принципиально. Не настаиваю.

– Нет-нет! Слушайте доктор, осматривайте. Вдруг у меня воспаление лёгких. Или туберкулёз. Я ещё молодая совсем, я детишек хочу. Слушайте!

Девушка смело убрала руки. При этом кожа на лице, шее и груди начала стремительно наливаться краснотой, кулачки Люсия сжала так, что на их тыльной стороне выступили сливового оттенка вены, соски налились и бесстыдно восстали, что неожиданно вывело Пал Палыча из равновесия, хотя до этого момента он пересмотрел и перещупал наверно сотни таких пациенток.

– Дышите ровно. Успокойтесь.

Пал Палыч нежно, почти невесомо прижал ниже девичьей груди акустическую головку фонендоскопа, но никак не мог сосредоточиться на прослушивании шумов и ритмов дыхания, потому что видел, даже чувствовал, как дрожит и напрягается пациентка. И оттого, что от осмотра отвлекал насыщенный аромат молодого горячего тела, который невозможно было воспринимать как часть болезни.

Мужчина медленно перевёл взгляд на окаменевшее лицо Люсии, в глазах которой метались искорки растерянности и смятения. Отлепить взгляд от её парализующих глаз было попросту невозможно.

Руки Павла медленно задрожали, словно импульс неведомой энергии включил внутри его тела некий генератор, заставляющий вибрировать, и одновременно отключил мозг от выполнения лечебного долга.

Люсия, точнее её неожиданно соблазнительная грудь, находилась от его лица на расстоянии всего лишь нескольких сантиметров.

Пал Палыч медленно, с наслаждением и страстью, словно завороженный  передвигал по нежной девичьей коже, покрытой плотными мурашками, блестящую головку медицинского прибора, не обращая внимания на шумы в лёгких и чего-то там ещё. Про болезненное состояние пациентки он отчего-то совсем забыл. Перед ним была не больная – женщина в беспомощно соблазнительном виде, от созерцания которой голова шла кругом.

Время как бы остановилось, сосредоточив внимание доктора на том, что его и её сердечные ритмы зачем-то пытаются объединиться.

Доктор плавно проваливался в подобие гипнотического транса, потом и вовсе забылся, в то время как руки выполняли привычные действия, а перед глазами в подвижном густом мареве плавали горячие и упругие маленькие холмики, излучающие странную энергию, дразня восставшими так некстати спелыми вишенками, отвлекающими от принципов врачебной этики.

– Доктор, доктор, – услышал он глухо, словно издалека, чей-то зов, – вам плохо?

Пал Палыч медленно возвращался в реальность, обнаружив, что крепко обнимает Люсию за талию, уткнувшись лицом в её плотный животик.

– Простите ради бога, голова закружилась. Устал, наверно. Много работаю. Вы как, не испугались? Сейчас-сейчас, приду в себя. И продолжим.

– Что вы, доктор. Теперь я вас обязана лечить. У меня где-то бальзам звёздочка был. Прилягте, намажу вам височки. Не переживайте, всё будет хорошо. Мама меня учила, как справляться с такими ситуациями. Советую пить воду со свежим лимоном. Мне всегда помогает.

Люсия суетилась возле Пал Палыча, не обращая внимания на то, что на ней совсем ничего нет, кроме трусиков. Мужчина уже окончательно пришёл в себя, но не хотел себя выдавать. Ему определённо нравилось наблюдать, как подпрыгивают упругие грудки, чувствовать нежные прикосновения, слушать мелодичный голос.

Голос! Удивительно, но Люсия не хрипела, не обливалась потом, не выглядела больной и беспомощной. В сложившейся ситуации было что-то нереальное, мистическое. С чего бы, например, ему, взрослому мужчине, отнюдь не мальчику, было спасаться бегством в беспамятство от приступа мимолётной впечатлительности, укрываться спасительным обмороком, словно застенчивый юноша, впервые увидевший распустившийся бутон девичьей груди?

Такой силы эмоциональный стресс, направленный на пациента, тем более, на молодую женщину, посетил его впервые в жизни.

Пал Палыча трясло от избытка энергии. Его корёжило и ломало неведомое греховное влечение, нарушающее принципы врачебной этики, силу и причину которого он, дипломированный терапевт, не мог объяснить и понять. В его врачебной практике такое случилось впервые.

На настенных часах, куда Павел нечаянно посмотрел, было уже без четверти девять. Впереди  два нереализованных вызова, а он лежит и глазеет исподтишка на обнажённую нимфу, вынашивая в подсознании откровенно пикантные планы, которым никогда… никогда не суждено воплотиться в реальность.

Зачем он ей такой нужен, зачем!

Тем временем женщина отвернулась, бесстыдно выставив напоказ не менее соблазнительный контур, чтобы одеться. Её грациозные, волнующие женственностью движения приводили Павла в неистовство, заставляли страдать и восторгаться одновременно.

Мужская психика, не выдержав борьбы желаний с запретами, раскалилась добела, вытворяя с телом немыслимое: сердечные ритмы пошли вразнос, кровь сосредоточилась ниже пояса, дыхание запирало, эйфория и возбуждение перемежались приступами отчаяния.

Пал Палыч затаил дыхание, сосчитал до десяти, – Люся Леонидовна, зря вы всё-таки оделись. Я вас так и не осмотрел. Давайте уже завершим процедуру. Назначу вам лечение и пойду уже на следующий вызов.

– Ага, видела, как вы эмоционально реагируете на девичью грудь. Я так испугалась, когда бросились меня обнимать, а вы брык и в техническом нокауте. Не нужно меня больше лечить, мне уже лучше. Наверно простуда от страха убежала. Это надо было видеть: взрослый мужик насмотрелся на сисечки и поплыл в мир грёз. Чудеса, да и только. Экий вы доктор впечатлительный. Я вас, пожалуй, провожу. Что-то переживаю. Куда нам на следующий вызов?

– Нам!

– Не могу же я вас такого беспомощного бросить на произвол судьбы. Как ни крути, я теперь за вас в ответе.