Читать книгу В лесу было накурено - Валерий Зеленогорский - Страница 2

Я окончил школу, когда еще не было дезодорантов, никто не брил подмышек и ног и причинное место женщин представляло дикорастущую кущу по фасону «пудель». Слово «эпиляция», как и «менструация», было неприличным.

Женщины носили белье двух фасонов: панталоны летние до колена и панталоны зимние на байке, фасон – за колено. Люди мылись в полный рост раз в неделю. Одеколон «Шипр» был три в одном: парфюм, дезодорант и освежитель рта.

Желания были острыми и требовали конкретной реализации. «Камасутры» не было, поэтому основными источниками были воспаленное сознание, наскальные рисунки и надписи в туалете и рукописное сочинение «Баня», приписываемое одному из Толстых. Это были три кита, на которых стоял мир вожделений.

Мне было семнадцать лет, анатомию я изучал в раздевалке спортивного зала контактно и бесконтактно. Небольшой опыт слияния с женским полом был, но до главного не доходило по разным причинам. Для этого было необходимо три компонента: что? где? когда?

По первому вопросу ситуация была более-менее ясна. Ответ абсолютно однозначен – всех!

Где? Это была проблема из проблем! Дома нельзя, в подъезде неудобно и холодно, на природе – очень мало солнечных дней, и вообще климат в России не располагает.

По третьему вопросу ответ неоднозначен: утром – учеба, днем – рано, вечером – им надо домой. Вот такой фон, на котором происходит история моего грехопадения. Поступив в институт, где в основном были девушки, я предполагал, что вопрос будет решен по закону перехода количества в качество. Для нормальной жизни в институте необходимо было избежать посещения урока физкультуры и поездки на картошку. Для этого было приобретено удостоверение кандидата в мастера спорта по настольному теннису. Выбор вида был определен однозначно. Данный вид спорта был мне доступен. Через месяц после начала учебы меня вызвали на спорткафедру и объявили о республиканском соревновании клуба «Буревестник». Учитывая, что я по рейтингу был в команде суперпервый (у меня было удостоверение), я понял, что за все в этой жизни надо платить и позор, который меня ожидал, был неминуем.

Мне выдали спортивный костюм и вьетнамскую ракетку, и мы поехали. В столице братских славянских государств в новейшей истории нас поселили в общежитие иняза и дали талоны на питание в кафе «Березка» в центре города. Описать его сейчас мне трудно – это было как сегодня «Vogue-cafe». Там собирались девушки из иняза и юноши из элитных вузов. Я тогда не пил ничего, а стакан вина «Монастырская изба» делал из меня Мела Гибсона за 7–8 минут. В то время в ресторанах и кафе сидеть одному или парочке за отдельным столом было невозможно. Столы набивались незнакомыми людьми. Мне выпал такой расклад, что я сидел с парой дебилов-командированных и молодым человеком, который представился сотрудником Института технической эстетики. Через минут пять он стал моим гуру, Моисеем, и мы выпили бутылку вина. Он спросил меня, хочу ли я познакомиться с местными куртизанками. Я бодро сказал, что не против, но опыта у меня немного, то есть никакого. Знакомство с таким социальным явлением, как проституция, было на уровне «Ямы» Куприна. Но нужно было начинать и вступить в мир порока и неуемных страстей. Территориально зона греха и порока располагалась в сквере рядом с ЦК партии. Мой новый друг вел меня на сексуальную голгофу.

В то время никто не знал 90–60–90 и вкусы были разношерстными. Мне нравился вариант среднерусская низкосрущая, формы пышные, жопа стульчиком.

В первом приближении объекты соответствовали, это был стандартный набор – черненькая и беленькая, одна симпатичная, вторая по контрасту и, как правило, более доступная.

Знакомство было стремительным и в жестком контакте. Через минуту черненькая сидела на коленях у моего гуру, мне досталась бледная тень и наперсница звезды. Довольствуясь малым, я искал преимущества менее качественного объекта, где главным была доступность.

После предварительного маркетинга стало ясно, что сегодня нам ничего не обломится, это была стандартная ситуация – «не сразу». Денежный эквивалент отсутствовал по определению, главенствовал натуральный обмен. Было принято решение на следующий день выехать за город в зону отдыха. Эта тема требует пояснения. Отсутствие мест соития в принципе требовало от участников нескончаемой изобретательности. Мой гуру знал, что в данной зоне отдыха был создан палаточный городок, где за один рубль можно было получить палатку с тюфяком и постельным бельем и, что характерно, паспорт не спрашивали. Я до сих пор не понимаю, как это могло быть! Есть подозрение, что это была тайная программа по изучению межвидовых отношений в среде комсомольцев. С утра, прикупив вина и какой-то еды, мы ждали на вокзале своих наложниц. Я заметно волновался. Определив логистику, я был в состоянии Матросова перед падением на амбразуру. При свете дня моя избранница оказалась еще хуже, но коней на переправе не меняют. Приехав на место, получив палатку и серое белье, я пошел в психическую атаку.

Вина я не пил, организм в ту пору не принимал алкоголь на генетическом уровне. Опыт употребления был негативным.

Первый серьезный удар я получил в 16 лет. В десятом классе у меня был роман с приличной девушкой. Отношения были серьезными, и все шло по нарастающей. Секса в полном объеме не было. У девушки была бабушка, которую каждое утро водитель выносил во двор на свежий воздух. Но когда я с девушкой возвращался домой для постельных упражнений и слышал шаги бабушки на лестнице, они звучали в моей голове как шаги Командора в известной трагедии. Желание пропадало, а я размышлял, какая сила могла поднять бабушку для сохранения девственности тела внучки. В один из дней девушка хотела представить меня своим друзьям из элитного класса. Я был младше их на год и ни разу не носил костюма – его у меня просто не было. За три дня мне перелицевали костюм брата. К сожалению, портной был не Gucci, костюм на мне не сидел, а лежал.

Когда я пришел на свой первый бал, девушка нервничала, ожидая меня.

Один юноша, видимо, потенциальный соперник, решил меня вывести из строя и налил мне стакан водки до края. Я понял, что это тест на вшивость. Я ставил на эту ночь очень многое и решил, что надо выпить. Свои ощущения передать не могу, но в результате острого токсикоза я начал блевать на гостей сразу, не успев сесть на свое место. Харч летел из меня вне законов физики, то есть во все стороны. Проведя свою ковровую бомбардировку, я проснулся в кухне в одних трусах. Бедная девушка с отвращением жалела меня и плакала. Крепость я не взял, но понял, что спиртное и секс не идут рядом, а лежат.

Возвращаясь к истории данной темы, мы расположились в прибрежных кустах на пикник. Помня о прошлом, я выпил сухого вина и продолжал борьбу за трусы, девушка была обучена этой игре неплохо, она довела меня, а потом утешила, но благосклонность свою дозировала очень грамотно.

Мой гуру, как человек дела, уже сходил в кусты на первую ходку и плотоядно оглаживал свою дичь, как хозяин. Я же бился, как лось. Кровь шумела в голове, яйца звенели, как колокола.

Дело было к вечеру, и впереди был решающий тайм в палатке. Ночью игра шла с переменным успехом. Девушка надела спортивный костюм, а треники затянула поясом и какой-то веревкой, разрезать которую можно было, лишь только расчленив ее. Зато сверху плацдарм был взят бесповоротно. Сколько угодно, но до полной победы было далеко. Взят был только Киев, и до Берлина был долгий путь.

В электричке наутро я спал как убитый, без сил и надежд. Нужно было отдохнуть и поднакопить силы. Вернувшись в общежитие, я исследовал расположение объектов и нашел комнату, пригодную для низких целей, подготовил ложе любви. Я пошел на свидание с Телом. Тело спокойно приняло приглашение продолжить банкет, проникло со мной в общежитие, где было все готово для победы. В течение часа буднично и споро я получил все, что хотел, не заметив качественного перехода в новый мир – большое видится на расстоянии!

Соревнования еще не начинались. Я еще раз, уже на свежем воздухе, утвердил себя. На третий день в душевой я почувствовал некоторое жжение в причинном месте. Не придав особого значения этому явлению, я продолжал жить настоящим мужчиной. На следующее утро я очнулся с ощущением, что трусы и член составляли единое целое. Трусы стояли, как щит у викинга. Отклеить их от себя было невозможно. Казалось, что кто-то выдавил в трусы тюбик клея «Момент». В душе я провел обследование, мой диагноз был быстрым. Это триппер – медицинское просвещение взяло свое. Поколебавшись, я понял, что надо идти сдаваться в кожвендиспансер. Страха не было, но я понял, что «так дальше жить нельзя». Найти заведение оказалось просто.

Замечу, что в то время родильные дома, диспансеры и почти все медицинские заведения носили имя Н.К. Крупской. Я долго думал об этом феномене и понял, что это месть Сталина Ленину по политическим мотивам.

При первичном осмотре, даже не делая никаких анализов, милая докторша сказала, что мой диагноз верен. Для лечения необходим источник, то есть моя наперсница. Если ее не будет, здесь лечить меня не будут. Ее нужно найти и обезвредить. Кроме ее имени и смутного упоминания, где она работает, я не располагал больше никакой информацией. Я вспомнил фильм «Семнадцать мгновений весны», когда Штирлиц в подвале гестапо придумывал версию для Мюллера. Ему грозила смерть, а мне бесчестье.

Я реконструировал события последних дней и выловил из больного мозга, что девушка работала. После некоторого маркетинга было два варианта: завод телевизоров и завод электронно-вычислительных машин. Там работало около 20 тысяч человек на каждом, и задача моя была непростой. На следующее утро с зудящим членом я встал на вахту у проходной завода. Смену за сменой я пропускал через себя трудовой потенциал столицы. Ближе к ночи я вычленил из толпы свою пассию. Она была приятно удивлена моей рожей. Шел дождь, мы шли рядом. Она, как светский человек, заговорила о погоде: с неба капает – сказала она.

Я поддержал тему и сообщил, что у меня капает тоже. Она удивилась, но не сильно, заявив, что у нее ничего нет. Это меня не убедило, и я попросил ее прийти к Крупской на освидетельствование. Она пришла, доктор забрал ее, и позже ее посадили в стационар на принудительное лечение. Меня начали лечить, и доктор показала мне схему. Внутри схемы в кружочке была написана фамилия моей девушки, и в разные стороны убегали стрелки, как на плане Генштаба при окружении Берлина. Каждая стрелка обозначала пораженный член.

После первых уколов мне стало лучше; с соревнований меня сняли за неявку, проб на допинг тогда еще не было. Так я не стал олимпийским чемпионом, так как похоть победила дух. Возвращаясь домой, я решил навестить свою девицу, купив букет.

Бабушка на вахте, принимая от меня букет, сказала, что она здесь уже сорок лет и видела разных посетителей. Одни приходили с молотком, другие – с топором, но с цветами она видит впервые. Когда цветы передали, моя ласточка крикнула, что, когда я выздоровлю, могу продолжать.

До встречи, моя голубка!

Занимаясь этим уже второе тысячелетие, к слову сказать (девушки, за которыми я ухаживал, уже начали умирать), пережив революцию от панталон до танга, стрингов и килотов, я утверждаю, что все у нас будет хорошо.