Читать книгу Мой (не)любимый дракон. Выбор алианы - Валерия Чернованова - Страница 8

В зале как будто стало меньше воздуха, а тот, что остался, уже почти искрился от напряжения. Скальде больше не сидел в вальяжно-непринужденной позе. Резко выпрямился, хищно подался вперед, вперившись взглядом в стражников, ведущих… нет, волокущих под руки двух мужчин.

Того, что тащили первым, и мужчиной-то можно было назвать с большой натяжкой. Еще совсем мальчик. Худой как щепка, изможденный. В изношенной одежде, в истоптанных, видавших виды сапогах. Второй…

Вторым был Крейн. Я усмехнулась тихонько, мысленно поминая старейшин незлым тихим словом. Какие же они все-таки предсказуемые. Мало им показалось вчерашней сцены, захотели продолжения трагикомедии.

А Герхильд… Покосилась на Ледяного, который сейчас вполне мог сойти за Огненного. В глазах мага полыхали костерки пламени, на скулах резко обозначились желваки. Удивляюсь, как еще дым из ушей и ноздрей не повалил, и как он им здесь все не закоптил. Или не превратил стройный ряд своих советников в ровную полосочку пепла.

– Эррол Корсен, что это значит?

Кадык на тощей шее мага нервно дернулся. Старейшина интуитивно попятился. Я бы на его месте поступила так же. На смену одному советнику пришел другой: седобородый старец, имени которого я не знала. Но часто видела его восседавшим по правую руку от Герхильда во время вечерних трапез.

Старик поклонился. Без лишнего раболепия, коим страдали все без исключения придворные и некоторые из императорских советников.

– Ваше великолепие, это я настоял на том, чтобы именно эсселин Сольвер судила заключенных.

– Я не разрешал.

Голос дракона звучал глухо, тихо и тем не менее, уверена, достиг каждого закутка зала. Придворные, алианы, стражники – все вздрогнули как по команде. И я в том числе; от стаи мурашек, проползших по спине.

– Если эсселин Сольвер станет императрицей…

Не стану, не парьтесь.

– Если она ею станет, то в будущем должна будет принимать сложные решения и при этом оставаться беспристрастной. Ситуация с герцогом непростая, я бы даже сказал – трагичная и неприятная. Но в то же время это отличная возможность выявить у ее утонченности наличие либо же отсутствие необходимых для правительницы качеств.

Во загнул. И конечно же, все исключительно ради выявления этих самых качеств, и никакая это не попытка окончательно втоптать в грязь многострадальную репутацию Фьярры.

– Уведите их, – бросил Герхильд, будто и не услышал распинавшегося перед ним старейшину.

– Вы не должны ее ограждать от принятия сложных решений, – прытко парировал пожилой маг. Бесстрашно встретил лед в стальных глазах, устоял под напором глухой ярости тальдена. – Если желаете однажды увидеть ее рядом с собой на троне.

Как же мне все это осточертело. Не хочу, чтобы он за меня заступался. Не хочу чувствовать себя ему обязанной. Не хочу становиться яблоком раздора между ним и магами. И меня уже тошнит от постоянного ревнивого шипения Керис, от того, что дуется Майлона, ноет Рианнон, упрекая в том, что его несравненность снова выделяет меня среди других невест.

Своим поведением Скальде возводил между мной и алианами стену из обид и зависти. Хотя завидовать тут было нечему. И между нами тоже ничего не было.

Мне не нужна нянька, и я не просила протягивать мне руку помощи.

– Что от меня требуется? – спросила с самым невозмутимым видом.

На коленопреклоненного Крейна старалась не смотреть, дабы не воскрешать в памяти страшные картины недавнего прошлого и не чувствовать, как в груди противно ноет сердце. Не то чтобы мне было жалко герцога… Но и удовольствия от созерцания измученного пленника я тоже не получала. Если на его светлости и оставалось живое место, то мне оно видно не было. Разве что только где-то под лохмотьями спряталось, в которые превратилась нарядная одежда Крейна.

– Воля ваша.

Скальде откинулся в кресле, снова источая холод, что пробирал до самых костей.

Так как возражений больше не последовало, старейшина заговорил, обращаясь ко мне:

– Эсселин Сольвер, перед вами два преступника. Леан Йекель обвиняется в мошенничестве и воровстве. Герцог Блейтиан Крейн… Его вина известна вам лучше, чем кому бы то ни было.

«Вот только вы, господин интриган, в нее не верите», – так и вертелось на языке.

Сумела сдержаться и продолжила внимать речам старца с каменным выражением на лице. Правду говорят, с кем поведешься (это я про Герхильда), от того и наберешься. Хотя лучше бы я на него не велась и ничего от него не набиралась.

– Каждое из этих преступлений заслуживает строгого, но справедливого наказания – десять лет на галерах.

– В качестве рабов? – Мой голос дрогнул, и тело тоже прошило дрожью. А камня на лице как не бывало.

Старейшина кивнул, удостоив меня неким подобием улыбки, которую можно было бы запросто принять за болезненную гримасу, будто у него только что живот прихватило и ему срочно требовалось остаться с самим собой тет-а-тет.

– Зачем же вам я, если и так уже определились с наказанием?

Жалко паренька. Не знаю, кого он там надул и обокрал, но участи стать рабом я ему не желала.

– По старой традиции, один из заключенных в первый день нового года может быть помилован. Ему даруется шанс начать жизнь заново. И вам, только вам, решать, кто из преступников его получит.

Приехали.

Все-таки гордыня – страшный порок. Нужно было молчать в тряпочку и позволить Герхильду самому со всем разобраться. Но я взбрыкнула и вот теперь должна стать судьей для незнакомого паренька, глядевшего на меня точно так же, как совсем недавно смотрела Бусинка-Зорька. У него были такие же несчастные глаза, в которых отражались мольба и надежда.

Глаза Крейна, наоборот, прожигали ненавистью. Жгучей, яростной, бессильной. И наверное, ему самое место на каторге. Вот только кто я такая, чтобы решать его судьбу? Я не императрица, а это не настоящий суд.

– Эсселин Сольвер… – нарушил маг тягостную тишину.

Скальде больше не вмешивался, предоставив мне самой выбираться из трясины, в которую я так бездумно себя загнала. И теперь медленно, но верно в ней увязала.

– Десять лет рабства – слишком суровое наказание за мошенничество и попытку насилия.

– Все по законам Сумеречной империи, эсселин Сольвер. Решайте! – жестко ответил старейшина.

Не думаю, что здешние галеры многим отличаются от земных галер былых веков. А значит, условия там адские. И в лучшем случае Крейн или вот этот дурачок Леан вернутся через десять лет на сушу немощными старцами. В худшем – вообще не вернутся. Чем же тогда это наказание милосерднее смерти?

– Я не считаю себя вправе отнимать десять лет жизни, а может, и всю жизнь ни у одного из этих людей.

– Защищаете? – сделал неправильные выводы императорский советник, явно намекая, что пекусь я о судьбе своего любовничка Блейтиана.

– Пытаюсь быть справедливой. Вы ведь этого требуете от императрицы?

Беря пример все с того же Герхильда, взглядом обрушила на голову интригана снежную лавину. А потом еще и от себя добавила, в мечтах от души огрев его сковородкой по темечку.

– Я уже говорил и повторюсь еще раз, эсселин Сольвер: быть императрицей – это не только примерять наряды и носить корону, радовать супруга и услаждать взоры придворных, восседая на троне…

– Вы забываетесь, эррол Тригад, – рыкнул на старика Герхильд, перестав изображать из себя снеговика-пофигиста.

– …это готовность идти на жертвы и принимать непростые решения, – продолжал гнуть свою линию трижды гад, давить авторитетом и дико меня раздражать. – Вот что значит быть императрицей!

– Тогда, – сердце ударилось о ребра, а потом затихло, – я… Я не достойна ею быть.

Зал накрыла звенящая, оглушительная тишина.

Если бы силою мысли можно было испепелить, мой прах уже сегодня отправили бы в родовой склеп Сольверов. К счастью, в таком способе убийства его мрачность оказался не силен, зато преуспел в другом: последние несколько мгновений успешно делал мне лоботомию взглядом.

Я на тальдена принципиально не смотрела, решив, что на сегодня с меня достаточно переживаний. Сфокусировалась на дымке, маячившей перед глазами, сквозь которую пленники походили на большие темные кляксы.

– Значит ли это, что вы отказываетесь продолжать принимать участие в отборе? – силясь сдержать рвущееся наружу ликование, вопросил гадский гад, он же эррол Тригад.

Я открыла рот, собираясь ответить, хотя даже смутно не представляла, что скажу. За опрометчивую фразу, минуту назад сорвавшуюся с языка, Блодейна вполне могла пустить меня на корм фальвам. Или выпихнуть под машину Лешу. Поэтому, как бы ни рвалась из Ледяного Лога, следовало обуздать эмоции и впредь быть осторожней.

К счастью, Герхильд избавил меня от необходимости отвечать.

– Это значит, что эсселин Сольвер снова проявляет характер, когда ее об этом не просят.

Челюсть отвисла еще ниже, грозя в любой момент познакомиться с полом.

– Но она… – это снова старейшина.

– …должна пройти испытание и наконец вынести преступникам приговор, – невозмутимо закончил за старца Ледяной.

– Она должна ответить, – почти взмолился эррол.

Бедолага. Как же ему не терпится от меня избавиться. Им всем.

– Эррол Тригад, я всегда ценил вашу сдержанность и редкое умение говорить только по существу и когда это нужно. Но сегодня вы меня разочаровали. У вас что, словесное недержание?

Я же говорю, что-то с желудком.

По залу прокатился сдержанный смешок, что немного разрядило обстановку. Вовремя. Не знаю, как остальные здесь собравшиеся, но я чувствовала себя заброшенной в кратер вулкана, из которого вот-вот должна была хлынуть раскаленная лава.

Старейшина пошел пятнами. Заскрипел от досады зубами и, кажется, собирался продолжить настаивать на своем, когда Герхильд подозрительно вкрадчивым голосом попросил:

– Давайте не будем заставлять эсселин Сольвер судить сразу трех заключенных.

Намек был более чем прозрачен. Эррол Тригад благоразумно ретировался. Влился в ряды своих молча негодующих коллег и зашептался о чем-то с соседями справа и слева.

– Упростим вам задачу, эсселин Сольвер.

Я не видела усмешки тальдена, потому как по-прежнему старалась на него не смотреть, но чувствовала ее всеми фибрами своей забравшейся в пятки души и каждой клеточкой своего-чужого тела.

– Раз вам так нравится заводить домашних питомцев, заведите себе еще одного.

– То есть? – нахмурилась.

– Выкупите одного из заключенных.

Настороженно покосилась на Герхильда, гадая, где тут подвох.

– Разбрасываетесь моими подарками вы без сожаления и, думаю, будете рады отдать безделушку в обмен на жизнь пленника. Которого – решать вам. Как сказал эррол Тригад, один может быть освобожден по закону. Другой отправится вам в услужение. Хотите себе в пажи Крейна?

От такого предложения герцога перекосило. Он слабо дернулся, но был тут же придавлен к полу древком алебарды. Даже в самом жутком кошмаре Крейн не мог представить себя мальчиком на побегушках у той, что вчера была в его власти. Ну а мне, понятное дело, смотреть на этого маньяка противно, и ни в какие пажи я бы не взяла его даже под угрозой пыток.

– Ну так что, эсселин Сольвер? Отдать вам герцога?

– Нет, благодарю, – процедила сквозь зубы. Ненавижу эту герхильдовскую манеру разговаривать со мной (да и со всеми остальными тоже) так, будто я пыль на подошвах его сапог. – Уж как-нибудь обойдусь без такого пажа.

– Тогда даруйте ему свободу и выкупите мальчишку.

– Знаете же, что не хочу ему ничего дарить. Не заслужил он свободы, – прошипела тихо, вынужденно подаваясь к тальдену.

– Вы сами не знаете, чего хотите, эсселин Сольвер, – усмехнулся Герхильд. Возвысив голос, чтобы придворные не изнывали от любопытства, гадая, о чем мы там перешептываемся, громко спросил: – Ну так как поступите?

Паренек смотрел на меня молящим, полным надежды взглядом. Кот из «Шрека» при виде его удавился бы от зависти.

– Хорошо, я выкуплю Леана Йекеля, – вздохнула и предупредила: – Но герцог должен будет уехать.

– Обещаю, в Ледяном Логе он не задержится, – невозмутимо заверил меня наследник.

Я потянулась к застежке ожерелья, готовая расстаться с ним без сожаления, лишь бы этот фарс поскорей закончился, когда услышала насмешливое:

– Другое, эсселин Сольвер.

– Другое что?

Тальден пробежался взглядом по лифу платья, многозначительно задержавшись на моей… булавке.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ты ж драконьей матери сын!

– Нет!

Накрыла зачарованное украшение ладонью, желая защитить, оградить его от посягательств бессердечного Ледяного.

– Тогда возвращаемся к первоначальному варианту, – безразлично пожал плечами Скальде. Со скучающим видом откинулся на спинку кресла, махнул рукой в сторону заключенных. – Решайте, кого отправлять на каторгу.

Паренек сник. Понуро опустил голову и больше не пытался встретиться со мной взглядом, чтобы мысленно молить о пощаде. Крейн чему-то усмехался, и в тот момент мне страх как хотелось отправить его на каторгу. Только, боюсь, совесть меня потом замучает. Не хочу брать грех на душу и до конца жизни нести на себе бремя вины, каждый день вспоминая, что обрекла человека, пусть и отпетого негодяя, мерзавца, на десять лет страданий.

Придворные поочередно переводили взгляд с меня на его подлючество, не понимая, почему мешкаю. Не догадываясь, что, расставшись с булавкой (для них – копеечной безделушкой, а для меня бесценным сокровищем), буду обречена испытывать чувства к человеку, достойному одного безразличия. Без булавки станет ведь еще больнее.

Пальцы дрожали, пока отстегивала украшение; не слушались, как будто не желали, чтобы гранатовая крошка бусин распрощалась с изумрудным шелком наряда. Нечаянно укололась об острый кончик. Обожглась, когда коснулась тальденовой ладони, отдавая ему подарок.

Пусть подавится!

На Скальде не смотрела и в тот момент отчаянно клялась самой себе, что больше никогда и ни за что на него не взгляну. И теперь уже точно найду способ исчезнуть из Ледяного Лога!

– Забирайте свой трофей, эсселин Сольвер. – Герхильд поднялся, указав на первого заключенного. – А этого уведите, – приказал страже, мазнув по Крейну отмороженным взглядом.

– Но ты же пообещал ему свободу! – рванулся к своему подданному Игрэйт.

– Я обещал, что его не будет в Ледяном Логе. Больше ничего. Эррол Тригад, пойдемте, – почти что мягко обратился к старейшине наследник, не обращая внимания на исходящего злобой кузена. И обо мне, статуей застывшей на троне, кажется, тут же позабыл.

Жаль, я без булавки так быстро забыть о нем не сумею.

– Представление окончено, можете расходиться, – напоследок бросил придворным, раскрошив голосом лед по залу приемов.

Стремительно удалился, уводя с собой как будто постаревшего на десяток лет, ссутулившегося и бледного советника.