Читать книгу Шоколад под дождем - Валерия Ганчо - Страница 6

Я сижу в крошечном кафе в старой части Брюсселя. Я в Брюсселе! Это не могу быть я – это другой человек путешествует по этому красивому городу.

У меня такое впечатление, будто передо мной развязался мешочек желаний, и они сыплются, и сыплются прямо под ноги, заставляя, тем самым, находиться постоянно в ощущении какой-то невесомости, в нечувствительности к реальности.

Золотые турецкие огурчики на фиолетовом шелке, золотые заклепки и множество золотых змеек в самых непредсказуемых места – это брюки. Огромные золотые львиные головы с разинутыми пастями на черном фоне – это куртка. И, наконец, золотые пряжки, алый цвет и белая платформа – это обувь, надетая на босу ногу, как завершающий штрих королевского образа. Этот смельчак взорвал серый унылый утренний Шарлеруа. Пружинистой походкой, едва касаясь пола, он проследовал к окошку «Вестерн Юнион» и через несколько минут исчез, оставив полусонную публику в легком недоумении.

…Полупустой поезд плавно набрал скорость, за окном начали проплывать вылизанные крошечные городки, темно-бордовые черепичные крыши и земля, залитая водой. Дождь, опять дождь. Как все же при таком климате бельгийцам удается выращивать овощи, собирать урожаи картошки, цикория и турнепса? И каким надо обладать терпением и трудолюбием, чтобы возделывать поля, больше напоминающие рисовые плантации в воде. Кажется, что крестьяне в этой стране находятся в вечном споре с дождем, и нет этому противостоянию конца.

Идеальные дворики с детскими горками и песочницами, остроконечные крыши с фигурными коньками, кирпичным, чуть выступающим декором, шпили с петушками, флюгеры, церкви… Природа постепенно исчезает, появляются многоэтажки, целые ряды железнодорожных путей, склады, трассы… Брюссель. На самом деле, такое описание пригорода, с незначительным отличием, – разрисованные граффити стены, старые вагоны на путях, дымящие трубы заводов вдалеке – всё это применимо к любому мегаполису, и столица Бельгии не исключение.

Людской поток мощной рекой устремляется через двери вокзала и разливается по улице, оставляя нас, будто после отлива, разбросанными на остановках автобусов-трамваев, ожидающими такси у края дороги.

Я оглядываюсь вокруг, складываю в голове вопрос о дороге, ведущей к центру города, ищу глазами, кому бы его задать, и… забываю обо всем. Там, впереди, раздвигая крыши зданий, уносится ввысь что-то торжественное и огромное. Мне непременно нужно туда попасть, прямо сейчас! Вот он – необъятный, гордый, знающий о своей красоте Сен-Мишель-э-Гюдюль (Cathédrale Saints-Michel-et-Gudule de Bruxelles). Я обхожу собор вокруг медленно, задрав голову кверху, и рискуя в таком случае споткнуться и упасть. Но желание впитать всю его красоту глазами сильнее осторожности.

Собор становится моим личным открытием, открытием без ожидания, без предвкушения, чистым чудом. Именно так и необходимо путешествовать – ведь наша память хранит не картинки городов, а эмоции, которые мы испытывали, прикасаясь к прекрасному. Увиденное и услышанное, запахи и тактильные ощущения – вот наш банк памяти и наши барометры отношения к незнакомым городам, местам и странам.

Описать Брюссельский собор под силу разве что Виктору Гюго.

Это не просто символ веры небесного покровителя в любовь и человеческие возможности. Он – доказательство божественности происхождения красоты. Собор олицетворяет стремления, чистые помыслы, желания приподняться над землей и побуждает входящих под его своды задуматься об идеалах, без которых все бренное перестает быть бессмертным.

На пляже малыш берёт мокрый песок и спускает его из сжатого кулачка вниз, наблюдая, какие причудливые формы приобретает этот материал под действием воды и его усилий. И здесь творцам удалось повторить песчаную причудливость форм в готических башнях. К счастью для нас, океан жизненных неурядиц пощадил это творение, и не стер с лица земли, как пляжный замок. Его удивительным образом обошли стороной революции и войны. Три столетия потратили на создание собора люди, добиваясь воздушности, легкости, величественности и небесной чистоты в линиях – и у них получилось!

Теперь собор стоит, окруженный лаконичными по архитектуре фундаментальными современными зданиями, не давящими на него своей бетонной массой. Кажется, будто они, в свое время, испросили у Сен-Мишель-э-Гюдюль разрешение встать рядом, не вторгаясь в его пространство, а поддерживая со всех сторон и выступая в роли союзников, доказывая всем своим видом, что современность может быть не только вражеской армией, вытесняющей старину.

Я ничего больше не хочу, кроме одного – подняться по ступеням и войти внутрь. Я одна, мне дано право единолично наслаждаться творением великих скульпторов и художников, и при этом слушать свое сердце и душу, откликающуюся на шедевры мастеров прошлого.

Зодчие добились невозможного – внутри собора не ощущается стен, он наполнен воздухом, которого так же много, как и света, струящегося из огромных стрельчатых окон. Он молод и любит петь. Его можно услышать, если закрыть глаза и просто прислушаться. Время не стало его бременем, напротив – собор научился с ним дружить, и теперь оно уже не отсчитывает срок его существования.

………

– Мадам желает что-нибудь к кофе?

– Что-нибудь бельгийское, национальное.

– Простите мадам, но у нас в ассортименте только турецкие сладости и булочки. Будете?

Приятная турчанка моего возраста вздыхает с сожалением и подвигает мне чашечку эспрессо.

……..

Я пью кофе, рассматриваю витрину дорогого магазина игрушек и прихожу в себя от увиденного.

Эмоциональная буря, вызванная красотой Собора и сокровищ Пассажа, постепенно успокаивается, и вот уже в душе намечается штиль и милые барашки.

Да… Пассаж, он же – Королевские галереи Св. Юбера, он же «зонт Брюсселя» – нельзя обойти, нельзя не зайти, нельзя не заметить. Это центральный шлюз исторической части города, через который проходят кораблики, попадая из 21 столетия в серебряный век.

Тут все из сказки, из другой жизни, из романов о милых барышнях и отважных гусарах, тут что-то такое, что заставляет нас всех невольно вздыхать по утраченной эпохе изящества. Мужские кепи, шляпы и трости! Трости с серебряными набалдашниками в виде головы собаки, льва, или же лисицы, обувь для дам – мягкая, удобная, со средним каблучком. Бутик по соседству предлагает кожаные сумочки с драгоценными застежками, жемчужные ожерелья и платки. Ох уж этот важный аксессуар, который, пожалуй, способны с неповторимым шармом повязывать только бельгийки и француженки.

А вот и магазин кружев, ручная работа, внушительные цифры на ценниках и большое количество покупателей. Сам магазин, больше напоминающий музей, пахнет лавандой – она разложена в льняные саше с кружевными оборочками, которые выглядывают из выдвинутых ящиков старинных комодов и украшают полки с бельем ручной работы. А вокруг пенятся кружева – знаменитые валлонские кружева. Чехольчики на хлебницы, скатерти и занавески, салфетки обеденные и для торжественных приёмов, кружева под стеклом для украшения стен и накидки – для коробочек с рукоделием. Бутик держат два брата-близнеца – пухлые, высокие, с вежливостью мопассановских приказчиков, они терпеливо обслуживают покупательниц, объясняя и разъясняя правила ухода за драгоценными кружевами. Выплываю из кружевного моря, и, еще не совсем оправившись от увиденного, попадаю в царство шоколада. Шоколатье за витринным стеклом создают «haut-couture» на глазах у изумленной публики, посыпая конфеты золотыми лепестками, или же серебряной пылью.

Все это выносится в зал, где толпятся у касс, предвкушая вкус, туристы. Я не буду расписывать вкусовые качества бельгийского шоколада, поскольку это такая деликатная область, что у каждого тут должны произойти личные открытия.

Кофе допит. Ответ на вопрос «Какой же он Брюссель?», кажется, найден: полноватый добряк, дружащий с головой, но далеко не простак, не скупой и чванливый бюргер, но и не транжира и мот, во всем любящий меру. И он жестом предлагает мне отправиться дальше.

– Ну, ведь это не все, у меня тут в запасе еще парочка мест, если, конечно, интересно! Не засиживайся! Ты же до сих пор не попробовала мой шоколад!

Он не желает размениваться на мелкие упреки, ему важно, чтобы я увидела его город. Он уходит вперед, а я спешу за ним. Впереди меня ждет еще одно открытие!

Вот оно, «чрево Брюсселя» – вот где расположено, как оказалось, царство устриц. Они в каждом ресторане, а ресторанов здесь не сосчитать.

– Мадам, зайдите на минутку, вы просто посмотрите, какие у нас устрицы. Не надо ничего заказывать, просто загляните сюда.

– Сейчас не могу, но давайте так: я немного погуляю по площади, а затем вернусь и скажу вам, что мое сердце с вами. Согласны?

– Конечно, мадам, я буду ждать.

Мне посылают воздушный поцелуй, я прохожу несколько шагов, и тут только меня озаряет: я говорила на французском, я понимала, что говорят мне, и отвечала!

От этой мысли пришлось даже остановиться – ведь для меня это было чем-то новым.

Цены одинаковые! Фактически вы выбираете место не по цене, а по дизайну и меню дня.

Устрицы, несмотря на то, что являются национальным блюдом, имеют достаточно демократичную стоимость.

Вдалеке я вижу спину Хранителя, его слегка потертый бархатный пиджак, широкую шею и кепку в мелкую клетку. Он приостановился, ожидая меня.

Иду, но медленно, наблюдая за людьми. Восточные семьи больше делают сэлфи и групповые фото с детьми, при этом не посещают музеи, японские и китайские туристы очень внимательно слушают гидов, и только получив всю информацию, приступают к священнодействию: снимают все подряд. Французские и немецкие медленно и степенно обходят все достопримечательности, наслаждаясь ничегонеделаньем, а вечером, как говорится, отрываются по полной в ресторанчиках, спеша наверстать упущенное за день.

Мой девиз: «Я не говорю по-французски, но я говорю!» За несколько дней речевой гул вдруг стал дробиться на слова, жду следующего этапа – полного понимания речи. Уху нужно время, чтобы настроиться на времена глаголов.

Ремарка! Брюссельцы, как и другие франкоязычные жители Бельгии, говорят четко, красиво и достаточно медленно. Они всегда попытаются вслушаться в ваш вопрос, и никогда не пожмут плечами с фразой: «Не понимаю».

О том, что площадь с золотыми домами фигурирует в каждом туристическом справочнике, я вспомнила только после шока, который испытала от увиденного. Я просто ехала в Брюссель, не готовясь специально к чудесам, а предоставляя право городу удивить меня! И Хранитель Брюсселя действительно совершил маленькое чудо – вывел меня прямо на «Гран-пляс», оставив в немом шоке посреди всего этого великолепия. Я стояла в безмолвном изумлении, силясь понять, на что же она похожа по ощущениям? Ну, представьте себе, что вы находите волшебную конфету, съедаете ее, уменьшаетесь в размерах до величины муравья и попадаете в золотую шкатулку. В ней горит и сияет все, несмотря на пасмурное небо: от колонн до золотых птиц, которыми украшены фасады зданий. Поразительно, но дождь не мешает этому свечению, напротив, в миллионах его капелек отражается драгоценный металл. И вот уже вам кажется, что золотой дождь пролился и на вас. Медленно кружите вы по площади, не в силах вырваться из ее объятий. Ваши воспоминания – ее пленники! Ту ли цель преследовали заказчики, подписывая архитекторам чертежи и макеты будущих зданий, неизвестно. Передо мной – скульптура золотой гусыни, украшающая вход в здание, и скромная табличка «Здесь жил Виктор Гюго». Сам Виктор Гюго! Порывшись в справочниках уже после поездки, обнаружила, что был он здесь в ссылке и не один, а с Жюльеттой (одной из многочисленных его любовниц, прим. Автора), которая, дабы сохранить приличия, жила отдельно. Но, как утверждают источники, великий писатель при этом ежедневно писал письма жене с заверениями в любви и параллельно с ними сочинял пьесу, ставшую впоследствии достаточно знаменитой.

Я стою под маленьким балкончиком в переулке, засунув мокрый зонтик под мышку, наслаждаюсь вкуснотой: бисквитная вафля, политая горячим шоколадом, заставляет меня жмуриться от удовольствия. Порция вафли, с любой из десяти начинок, стоит один евро. Роскошь за небольшие деньги – таков подарок Брюсселя всем, кто выдержал испытание сыростью. Я медленно ем эту национальную сладость крошечной вилочкой и, от нечего делать, рассматриваю группу китайских туристов, которые больше напоминают стайку маленьких птичек с ярким оперением, чем людей. Они пробегают мимом меня, выискивая укрытие от вновь начавшегося дождя, а я остаюсь, вспоминая только что увиденное в музее.

Два этажа так называемого дома Короля заполнены фарфором, картинами и огромной экспозицией истории возникновения Гран-Пляс. Диковинные фарфоровые листы капусты – блюда для подачи холодных закусок к королевскому столу, утки-супницы, чашечки-яблоки и персики, все это поражает и умиляет – такой себе садово-огородный фарфор, характерный для португальской фарфоровой компании «Бардало Пинейру» (осталось невыясненным, кто придумал этот стиль первым). Коридоры между залами наполнены пугающими своими размерами мраморными и фарфоровыми вазами. По крутой деревянной лестнице я поднимаюсь на третий этаж, где и, наконец, встречаюсь с писающим мальчиком… во всех национальных костюмах народов мира. Это было для меня неожиданностью, тем более, если учесть, что я всю жизнь (к своему стыду) была уверена, что «maneken pis» находится в Амстердаме, а когда обнаружила, что это достопримечательность Брюсселя – не нашла его, обойдя одну из центральных частей города! Причем, я честно его искала, теряя время, спрашивала дорогу, мне пространно объясняли, но все было безрезультатно!