Читать книгу Радуга - Валерия Лисичко - Страница 2

Виталик широко раскинул руки и ухнулся вниз. Верёвка жадно врезалась в горло, наждачкой протёрла кожу. Юноша затрепыхался, но недостаточно натёртая мылом, верёвка неторопливо сжималась на горле, вместо того, чтобы резко удушить. Виталик вцепился в неё руками, стараясь облегчить петлю и унять перетирающую кожу боль.

Кирпичные дома-близнецы, в три подъезда и три этажа, смотрели друг другу в окна, скалясь балконами. Между ними болтался юноша: верёвка от его шеи тянулась к парапету на одной из крыш.

Кирпичных братьев разделял двор с детской площадкой, песочницами, лавочками и узкой полосой невысоких, круглокронных деревьев. С одной стороны, домишки отрезала от остального мира узкая линия железнодорожных путей; с другой мостились, кренясь друг на друга, как опята на пеньке, сарайчики-полуземлянки. Стены от полуметра до полутора вырастали из земли. Вокруг бегали куры и гуси, громоздились пирамиды связанных бечёвками дров – хозяйство местных. Вдаль тянулось поле с декоративными оградками – квартирантам полагались участки по четыре-шесть соток: под огороды.

Казалось бы, местные должны были сбежаться на такое зрелище, как висельник, особенно учитывая, что он болтался прямо перед окнами соседей… но Виталик давно уже не видел жителей. Поначалу они вежливо здоровались, а он чурался их, отворачивался, вжимая голову в плечи. Они шушукались, потом перестали замечать странного парня, а потом и вовсе исчезли. Они всегда казались Виталику какими-то неправильными, чужими, страшными, непривлекательными и не вызывающими никакого внутреннего отклика – обезличенные существа, оболочки без наполнения. Да и мир вокруг – полупрозрачный, почти бесцветный… Не будет больше этого серого невразумительного пятна… так думал юноша, шагая с крыши с петлёй на шее.

Заскрипела, накренилась секция ограждения над головой и выломалась. Виталик вновь полетел, кувыркаясь в воздухе, так, что небо с землёй смешались перед глазами. На этот раз полёт завершился жёстким приземлением. Притяжение вогнало в ноги колы боли, от чего парень повалился на бок.

В глазах почернело, и они налились тяжестью. Виталик посильнее зажмурился.

Когда тьма отступила, тело застонало на все лады. Кряхтя, Виталик перевернулся на спину. Верёвка прошерстила по стёртой шее. Он выругался и попытался снять петлю. Но попытка поднять руку отозвалась гудением в спине, и парень предпочёл замереть.

– Даже повеситься нормально не мог, – услышал он недовольное бурчание над головой. – За что я привязана к такому неудачнику? Нет, ну скажите? Я, с моими талантами? Он даже… пффф.

Кара вошла в поле зрения. Худая, бледня, с глазами навыкат, невыразительного болотного цвета, крупным носом и широкой линией рта, тощая и плоская, как подросток, с торчащими костяшками запястий и ключиц, она напоминала наркомана.

– Слушай, – девушка присела на корточки, нависнув над головой самоубийцы-неумехи. – Покончить с собой ведь не такая сложная задача. Ладно, допустим, всё в жизни делаешь наперекосяк, но хоть один раз сосредоточиться и подойти к делу серьёзно можно? Недоразумение какое-то, а не парень.

– Серийный самоубийца, – смешивая слова с кашлем, ответил Виталик. Кажется, лёгкие тоже отбил. И на языке ржавый привкус крови.

– Ладно, пошли, неудачник. Раз уж ты не умер, нужно проплатить Интернет.

– Тебе нужно, сама и проплачивай, – огрызнулся Виталик и рывком скинул с шеи петлю.

Кара замерла, обернулась медленно. Её взгляд через плечо одарил неудавшегося самоубийцу волной холодного презрения. Она не ответила, вскинула подборок и, выкидывая ноги вперёд, претенциозно зашагала к углу дома.

Виталик поднялся, пошатнулся. Мышцы ломило. Комом подкатывала тошнота. В одном ухе звенело. И, самое обидное – момент был упущен. Виталик понимал, что не поднимется больше на крышу и не повторит эксперимент. Не логично, конечно. Ведь, рассуждая объективно, состояние его ухудшилось болью. И было бы разумно использовать эту боль, как ещё один весомы аргумент в пользу избавления от жизни. Но вместо этого юноша поплёлся к банкомату. На сегодня лимит решимости исчерпан. Да и усталость от волевого напряжения и провала, уверенно вела парня прочь от буйных «развлечений».

У торца одного из домов стоял терминал – плати за телефон, пополняй электронные кошельки. У торца другого томился зелёный банкомат. Несколько лет назад, когда их только поставили, местная молодёжь решила ценность эту «приватизировать». На следующий день приехали банковские служащие и популярно объяснили местному населению, что проблему решают в первый и последний раз, и что самим жителям он нужен больше, чем компании: ваш банкомат – ваши проблемы. Исчезнет – вы же с носом и останетесь. Придётся для проплаты коммунальных платежей и моментальных переводов ездить в соседний населенный пункт. Вот и стали банкомат стеречь. Владельцы за оборудованием почти не смотрели – раз в месяц приезжали в лучшем случае. Так и повелось.

Виталик подошёл к терминалу. Последний клиент перевёл деньги на счёт, и парень проплатил ими Интернет, кинул полсотни на телефон. Он редко кому-то звонил, всегда по работе. Но, иногда, оплачивал кое-какие приложения. Банкомата и терминала парню хватало. Работал он через Интернет: копирайтером, сайты наполнял, лайкал в нужных группах нужные посты, добавлялся в сообщества, делал несложные заказы по вёрстке и обработке фото, иногда раскачивал персонажей в онлайн играх. Непыльная дешёвая работа. Но и потребности у Виталика были скромными под стать: ел он мало, обходился в основном крупами и бомж-пакетами, одежду новую не покупал. Стандартными статьями расходов стали коммунальные услуги и Интернет. Раз в неделю мимо домиков проезжала машина с продуктами, они принимали карточки – так как местный банкомат денег не выдавал, да и жители опасались прятать наличные в квартирах – двери-то картонные, жизнь на отшибе. Небезопасно. Вот и приезжали предусмотрительные бизнесюки с маленькими аппаратами – проведешь карточкой, спишется денежка.

За железной дрогой виднелись крыши деревенских домов и торчала, вырываясь за линию горизонта золочёной маковкой, колокольня. Но за железнодорожные пути Виталик не ходил. Бывало, подойдёт, потопчется да и махнёт рукой. Ну что ему там делать? По деревне гулять? Чего он там не видел? Запрос в поисковике вбил – и всё те же картинки. Тоже мне невидаль.

Дома Виталика уже ждал новый заказ на добавление в группы и лайки. Он залез в социальные сети и принялся за работу. Кара, вороной нависала над плечом.

– Стой, стой, стой, – выпалила она, когда Виталик подводил курсор мыши к ссылке на другую страничку.

– Что такое? – выговорил Виталик с хрипотцой, падение отдавалось ломливыми волнами сонливости.

Но погружаться в сон он не намеревался как можно дольше.

– Нажми на страничку вот этого, – и Кара тонким пальцем указала на аватарку смазливого парнишки.

Виталик улыбнулся и повиновался. На экран вылезла страничка незнакомца. Серийному самоубийце даже не нужно было смотреть на подругу, чтобы увидеть, как она замерла и закусила губу. Когда что-то казалось ей соблазнительным, она всегда так делала.

– Он всё равно тебя не заметит, – сообщил Виталик, и запоздало понял, что сказал слишком радостно.

– Всё из-за тебя, – выплеснула гнев Кара и ударила его в плечо. В то самое, на которое пришлось приземление.

Боль отголоском прошлась по всему телу. От накатившей слабости глаза стали смыкаться.

– Спи уже, – приказала Кара. – Всё равно не спрячешься от личного ада.

– Да я уже сплю, наверное, – неуверенно пробубнил Виталик.

– Вечно ты ни в чём не уверен, – отрезала девушка и скрестила на груди руки. Её сутулые плечи выгнули спину горбом, от чего она стала похожа на знак вопроса. – Реальность от сна отличить не можешь. Докатился.

– А ты можешь? – вяло поинтересовался Виталик.

– А то! – хитро сощурилась девушка. – Но тебе не скажу. Мучайся, как я мучаюсь по твоей милости.

– Ааа, – простонал Виталик, понимая, что или упадёт спать на кровать, или просто потеряет сознание над клавиатурой.

– Сотрясение мозга, наверное, – промычал он.

Кровать стояла в полуметре от рабочего места. И Виталик нагнулся к ней, опёрся руками и перекатился на мягкий матрац. Стоило закутаться в одеяло, как глаза сковала темнота… если бы сна. Виталику казалось, что его глаза особенные – с двумя веками: с наружной стороны глаза и с внутренней. Стоит закрыться одним векам, как автоматически открываются другие. Или это одно веко, диаметром меньше диаметра глаза. И стоит ему сомкнуться на одной стороне, как размыкается на другой. Мир видится из глубин черепушки. Виталик даже сформулировал своеобразную концепцию: если бы глаза открывались не только во внешний мир, но и во внутреннюю сторону и там бы проецировалась 3Dкартинка, то кто бы мог отличить вымысел от реальности?

Вот у Виталика и открывался внутренний обзор. Только он никак не мог понять, какой из обзоров настоящий.

Стоило глазам закрыться, как Виталику открылась новая картинка: он проснулся на узкой кровати в тёмной, пахнущей старостью и пылью, комнате.

Дверь в коридора была открыта, и там, сидя на трёхногой табуретке, раскачивался из стороны в сторону старик.

– Добро пожаловать в дурдом, – радостно шепнула вездесущая Кара.

– А ты где настоящая: тут, или там? – вяло поинтересовался Виталик.

– Не скажу, – Кара села на край его кровати и закинула ногу на ногу.

Виталик чувствовал себя на удивление хорошо. Секундный переход между реальностями, и он избавлен от тягостных последствий удара.

– Здесь тебе, конечно, самоубиться не удастся. Поэтому будь другом, сходи к сестре, возьми снотворного – и полетели обратно. Нужно завершить начатое.

– И за что ты меня так ненавидишь? – поинтересовался Виталик.

– Может быть, тебе сочинение на сто листов рукописного текста представить? Так ты того, подожди немного, я как раз последние девяносто девять страниц допишу – и сразу на ковёр! – Кара скорчила рожу, от чего её и так непривлекательно лицо стало уж совсем страшным.

– Пора, – донеслось из коридора.

«И вправду, пора» – подумал Виталик. Он поднялся и пошёл.

Кара за ним не последовала. Да и зачем? Эта своенравная барышня и без того всегда точно знает где он. Догонит.

Уже много лет Виталик бродил по больничным коридорам. И ни разу не приблизился к выходу. Мало того, каждый раз он словно попадал в новые хитросплетения внутренностей здания. Ну разве это не доказательство того, что он псих? Или еще лучше – его дом, казался даже менее правдоподобным, чем эта больница с живыми коридорами. Он не помнил родителей, не помнил соседей – все жители дома казались ему совершенно незнакомыми. И это при том, что, по всей видимости, он прожил в кирпичной трёхэтажке всю жизнь!

А родители? Их то он должен помнить! Ну как можно забыть родную маму? В общем, взвешивая, какая из двух реальностей настоящая: дурдом, или крохотная квартирка на отшибе, Виталик пришел к выводу, что дурдом со всеми его странностями больше похож на правду, чем дом, в котором он чужак. Нет, ну если подумать, где ему, жителю двух миров, не способному заснуть, ещё место, кроме как не в дурке?

Виталик поворачивал в очередное ответвление коридора, когда цепкие пальцы впились в запястье. От неожиданности парень подпрыгнул и резко сдал в сторону, но старческая рука уверенно держала юношу. Растрёпанная женщина, ровной, как у дорогой гувернантки, спиной прижалась к стене и почти вросла в неё. Её сухие губы разомкнулись и трещины, складываясь в уродливую гармошку выдали:

– Иди по радуге. По РАДУГЕ!

Виталик отшатнулся, но тут же взял себя в руки и всмотрелся в старуху. Знакомое предчувствие уже стучалось, вот-вот и ухватит путеводную нить. Тогда ему откроется дорога к Профессору, дорога мудрости. Нужно только уловить нить и поймёшь куда двигаться, чтобы услышать тот самый важный, самый нужный совет. Это будут не просто слова очередного сумасшедшего. Мудрость постучится в его сознание, возможно даже оборванными фразами очередного психа… И единственная подсказка – это особенное внутреннее напряжение, такое, как сейчас…

Морщины на лице старухи складывались в лабиринт. Они менялись при каждом движении, при каждом вздохе, меняя рисунок пути.

– По радуге! – вот оно, сложилось, тот самый момент. Только нужно быстро… быстро…

И Виталик быстрым, переходящим на бег, шагом понёсся по коридорам. Поворот, ещё, теперь прямо, за дверь, мимо седовласого, проскочить между двумя разговаривающими женщинами, дверь, ещё, ещё одна. Виталик влетел в комнату с аппаратурой.

Всё.

Он растеряно огляделся. Пульты, кнопки, два экрана с линиями и цифрами – что-то вроде обновляющегося графика. За одним из пультов – высокий, крепкий мужчина, с упругим пучком седых волос на затылке.

Мужчина щёлкал никелированными тумблерами и сверялся в своих действиях с записями в блокноте.

– Что это? – спросил Виталик.

Наваждение прошло. Нить привела его сюда. И теперь он чувствовал себя глупо и потерянно. Очень хотелось просто уйти. Но… Парень знал, что ситуация всё равно его не отпустит, вернёт на это место, только с большими потерями, с большим трудом дастся то, что он должен извлечь из этого странного опыта.

– Тщщщщ, – шикнул на него мужчина, продолжая настраивать неизвестный механизм.

Виталик послушно замолчал и отошел в сторону, ожидая, когда этот высокомерный псих, даже не соизволивший оглянуться на гостя, оторвётся от своего дела.

Наконец, мужчина закончил щёлкать и теперь внимательно сравнивал получившуюся «картину» с записями в блокноте. Удовлетворённо хмыкнув, он закрыл записи и убрал блокнот в карман, обернулся и внимательным взглядом окинул гостя.

– Ты не похож на сумасшедшего, – наконец, сказал он.

Холодные глаза мужчины светились мыслью, его движения, мимика выдавали человека образованного, вдумчивого и собранного.

– Вы тоже, – любезностью на любезность ответил Виталик. Красноречием он никогда не блистал.

– Потому что я в своём уме, – спокойно ответил мужчина.

– Обострение? – уточнил Виталик.

Он слышал, что многие сами ложатся в больницу, предчувствуя грядущий кризис – в основном шизики. Если в больнице прибавилось народу – одно из двух: или осень, или весна. Их, зачастую, именно в эти периоды накрывает. А в остальное время – талантливые изобретатели, технари, инженеры, художники.

Собеседник скорчил мину.

– Я тут работаю, – пояснил мужчина.

Виталик окинул взглядом аппаратуру и кивнул.

– Профессор? – спросил юноша.

– Профессор, – ответил собеседник, и ядовитая улыбочка расправила ему губы. – Технических наук. Физик-ядерщик я.

– Аааа… – протянул Виталик, а про себя подумал: «очередной залётный шизойд».

– Из оборонки, – добавил новый знакомый.

– Почему здесь? А не в институте исследовательском? – спросил Виталик.

– Здесь безопаснее. Как ни крути – это местечко лучше всего подходит. Во-первых, никто не будет искать пульт от секретных установок здесь, среди чокнутых. Во-вторых, никто не поверит задействованным в секретном проекте сотрудникам, реши они продать информацию – людям со справкой даже за бугром верят с трудом. А справки, ради сохранения секретности, выписывают самые, что ни на есть, настоящие. И, наконец, текучка кадров не беспокоит – течь отсюда некуда.

Виталик ещё раз оглядел комнату со старыми пультами, напоминающими реквизит для постановки фильма о научных исследованиях начала двадцатого века, в крайнем случае – о послевоенном времени.

– И как же Вы согласились на такую работу? Одни минусы, – растерянно сказал Виталик. – Мало того, что нет признания, уважения, так нет жизни за пределами работы. Ответственности – море. А для всего мира существует только бумажка, свидетельствующая о Вашей ненормальности….

– Благополучие одних всегда держится на самоотречении других, – в голосе учёного проскользнули нотки нравоучительной усталости. – А если эти другие не готовы самоотрекаться – им помогут. Но добровольные самоотреченцы хотя бы могут претендовать на положение героев, а вот принудительно самоотречённые – навсегда останутся жертвами. В конце концов, мораль основанная на страхе – порочна. Инициатива, выбор должны идти изнутри, из глубокого внутреннего понимания и принятия понятий хорошего и плохого. Кто-то должен взять удар на себя, чтобы остальные нежились в полноценной жизни.

– Несправедливо, – протянул Виталик.

Помолчали.

– А вы не знаете, где тут выход? – спросил юноша.

– Мы же на первом этаже – заметил высокоморальный герой.

– И что? – не понял Виталик.

– Любое окно – дверь. Мысли шире. Эта больничка старая. Решетки не установлены. Этаж низкий. Смысл тратить время на путь до двери?

– А руководство больницы знает о Вашей работе?

– Нет, что ты! – хохотнул профессор. – Я здесь вроде как вип-клиент, со своей просторной комнатой. И на условиях тех, кто платит за моё пребывание. А одно из их условий – сформировать для меня эту комнату, с аппаратурой. Больнице перечисляют хорошие пожертвования. И они никого ни о чём не спрашивают. Да и сверху им дают понять, что спрашивать не стоит.

– Понятно, – кивнул Виталик.

– А ты знаешь, что я могу к чёртовой бабушке подорвать треть земного шара! – неожиданно резко заявил собеседник. – Вот она, волшебная кнопка, – и он с размаху опустил ладонь на красный выпуклый цилиндр. Виталик нервно вжал голову в плечи, но стервец-профессор не нажал кнопку – ладонь лежала на поверхности, ни на миллиметр не вдавив ядовитого цвета кнопку в пульт… красную, резкую, очерченную острым контуром. Эта странная кнопка резанула по глазам и зацепила глубже. Она выбилась, вылетела из безвкусного бледного мира, заставляя почувствовать страх, облегчение, близость смерти, беспомощность. И почувствовать неожиданно ярко, насыщенно!

Профессор расхохотался.

– Прости, друг, ко мне так редко заходят нормальные. Не смог удержаться от этой шутки: будто я и вправду сумасшедший учёный и окончательно слетаю с катушек!

Виталик осторожно вышел из комнаты. А перед глазами стояла кнопка под ладонью профессора. Небольшое усилие, он бы вдавил её, и тогда стало бы ясно, псих он или нет. Но пусть лучше держит свои руки подальше от показательного эксперимента.

Виталик шёл по коридору, глядя на мысы своих кед. Мягкий свет струился ему навстречу. Юноша поднял глаза. В конце коридора – окно. Что если не сбавляя шага, выйти из него на улицу? Выйти и плевать первый этаж, или сотый? Может, он ошибся в своих расчётах, и психушка живёт только у него в голове? Почему бы из двух миров не выбрать тот, в котором ему лучше? В котором он свободен? Мир, где у него есть дом. И с чего он решил, что смерть в одном из них полностью погрузит его в другой?

Красная кнопка пульсировала в голове. Виталик неожиданно для себя понял, что мир не серый. Просто цвета не вызывают отклика в душе. Они все ему одинаково безразличны. И ощущение серости – отсюда. Он подошёл к окну вплотную, упёрся лбом и ладонями в стекло. Почему раньше он не обращал внимания на окна? Были ли они до этого разговора? Почему эта простая идея – выйти из окна, не приходила ему в голову? А за окном снег тянулся одеялом по полю. Он доходил до кромки леса, накрывал пухлой попоной деревья. И красное предзакатное солнце окатывало ледяным светом. Его лучи резали тонкими лезвиями инея, напитывались алой кровью. И пустая стекляшка небесного светила только отражала чужую кровь.

Виталик потянулся к ручке, один поворот, окно откроется, и он на улице…

– Давай скорее, – со спины шепнула в ухо Кара. – Тебе нужно успеть до леса добежать, чтобы там замёрзнуть. А то на поле ещё заметят и спасут.

Виталик отдёрнул руку от окна. И вправду, куда он собрался? В лёгкой одежде на мороз? Нужно утеплиться… или, может, подождать весны?

Кара хотела сказать, что в вечно холодном краю не бывает весны, но смолчала. Пусть ждёт.

Следующий отход ко сну, вытолкнул Виталика в его маленькую квартирку. Тело по-прежнему ныло. Голова гудела. Поэтому в течении нескольких дней Виталик бестолково перекатывался из больничной койки в койку домашнюю и обратно. Наконец, голова более-менее пришла в порядок. Тело уже просило движения. И Виталик вернулся к работе: лайканье всякой философской ерунды в социальных сетях.

Виталик вышел в онлайн одним из своих фэйков – Алисой, милой девушкой, не поступившей в театральный ВУЗ и теперь готовящейся ко второму заходу. Она любила красиво оформленные цитаты, состояла в нескольких сотнях групп, имеющих отношение к театральным вузам, актёрскому мастерству и кино. Её уже несколько раз звали сниматься в массовке. Но девушка жила в далёкой деревеньке. И даже, если бы сорвалась на съёмки сию минуту, не успела бы приехать в срок. Алиса дружила со студентами и педагогами театральных, постоянно сидела на форумах и в чатах, принимала активное участие в бесплатных онлайн курсах и тренингах, правда всегда с выключенными камерой и звуком – только по переписке. В друзьях у Алисы значилось больше полусотни имён. И со всеми она поддерживала связь. Они часто постили и лайкали выкладки на её стене, что было на руку Виталику, скрывающемуся за фасадом фэйка по имени Алиса.

Среди друзей Алисы набралось и несколько не из театральной среды. Пара парней желающих познакомиться – не в счёт. А вот Маша – студентка медицинского и будущий фармацевт; Элла – дама в самом расцвете сил и Ульян Шар заслуживали отдельного внимания. Они стали первыми друзьями Алисы в сети. И они были такими же фэйками Виталика, как и сама Алиса. Маша постила информация о медикаментах, тематические статьи и новости о всяких выставках, встречах, наборах в вузы и т. д. Вела свою группу, где отписывала едкие комментарии в адрес реформ и министерства здравоохранения.

Ульян Шар – начинающий поэт, увлечённый современной литературой. Когда Виталик заходил за него, в голове часто рождались волшебные строки, они расходились тысячами репостов по сети. Жаль, редко получалось выдать что-то стоящее. Ульян – один из самых редко посещаемых аккаунтов Виталика. К этому аккаунту Виталик относился, как к святыне, требующей особого очищения и душевного настроя.

Зато Эллочка тянула зайти за неё постоянно. Любительница эффектного белья, не брезгующая постить новинки секс-шопа и состоящая в интимной переписке с парой десятков мужчин. Секс по переписке значился в её увлечениях. А сменяющие друг друга статусы в иносказательной форме приглашали мужчин к диалогу. Только переписка, никакого видео и фото, а уж тем более живого общения – строго отвечала она навязчивым поклонникам, желающим познакомиться поближе. И как бы удивились эти самые поклонники, узнав, что за образом утонченной и извращённой блондинки скрывается прапорщик, переживающий кризис среднего возраста. Он был самым первым фэйком, созданным Виталиком. После него парень создал ещё несколько, уже отживших свой век и удалённых. А прапор карабкался на поверхность. Только родившись и пропустив окошки с поздравлениями о состоявшейся регистрации, он, по воле своего создателя Виталика, принялся постить новинки туристических и рыболовных магазинов (для этих целей и был создан брутальные вояка). Но, как назло, обстоятельства всё тянул и тянул прапора в другие степи: то нужно было срочно лайкнуть товары интимного характера, а времени на создание нового аккаунта катастрофически не хватало; то брутальный мужчина вывешивал на стенку кружевное женское бельё, то комментировал какую-то бдсм-историю, да так, что вокруг его коммента раздавался хай на несколько сотен сообщений…

Да и тянуло бывшего вояку на странных друзей. Аккаунт должен вызывать доверие, для этого формируется своя аудитория: завязываются диалоги, кидаются приглашения в друзья к реальным людям. Так почему же к прапору липли свингеры, да проститутки; шведские семьи, да желающие вступить в интимную переписку? И сам вояка, нет-нет да и займёт позицию «той, которой нужно добиваться».