Читать книгу Колдуй или умри. Магическая техника безопасности от физика-экспериментатора - Валерия Швец - Страница 4

Меня всегда волновали странные и мистические явления: чудесные совпадения, полтергейсты, привидения и то, почему Ольга Бузова так и не научилась петь. Конечно, я не надеялась, что в университете объяснят, почему Машка из соседней квартиры за три года три раза вышла замуж – и все три раза за алкоголиков. Но и ответа на вопрос «Как же это все устроено?» я не получила.

Выяснилось, что современная наука не в состоянии объяснить, почему омары не стареют и не умирают от старости, а человек умирает. Или почему люди спят и видят сны. Что было, когда ничего не было, и откуда все взялось. А уж что такое время, жизнь, в чем секрет бессмертия и почему возникает шизофрения, так и осталось для человечества тайнами за семью печатями.

Также выяснилось, что наука остановилась в своем фундаментальном развитии, потому что достигла некоего экспериментального предела, даже построив адронный коллайдер.

Еще в начале прошлого века ученые считали, что всепознание закончено! Вещество разложено на основополагающие кирпичики – атомы, – и вот-вот будет понятно, из чего состоит мироздание.

Но появились Эйнштейн со своей мышью[4] и Шрёдингер со своим полудохлым котом и щелкнули академических мужей по носу, показав им, что они недалеко ушли от сторонников теории плоской Земли.

Рис. 2. Кот Шрёдингера. Нейросеть Кандинский

Вот, например, взять хотя бы этого многострадального кота Шрёдингера[5].

Представьте себе, что ваша подруга Татьяна оставила питомца одного в квартире. Потом звонит и просит: «Наташ, поди проверь, как там мой кот. Сама не могу, уехала, дела». Вы пошли и посмотрели. Кот, к сожалению, окочурился безвозвратно, и вы впали в уныние. Через 10 минут ваша алогичная подруга снова вам звонит: «Пойди еще раз глянь, как там мой кот». Вы удивляетесь, но опять идете и обалдеваете, потому что кот жив и подмигивает вам зеленым глазом. Через 10 минут снова звонок, снова «иди посмотри». Кот в очередной раз не проявляет признаков жизни, а еще через 10 минут жив и просит колбасу.

В конечном итоге вы, думая, что сошли с ума, задаете три вопроса. Кот на самом деле жив? Кот все-таки упокоился? И ключевой вопрос: «Тань, а это точно кот?»

Приблизительно в таком же ментальном ступоре оказались ученые, которые рассчитывали, что элементарные частицы – это просто маленькие «котики» вещества. А на самом деле они вовсе не котики, а что-то непонятное и сложное. Они умудряются быть «живыми» и «мертвыми» одновременно, да и ведут себя безобразно, не так просто, как хотелось бы.

Выяснилось, что описать мир «упрощенно» не получится: чем глубже закапываются ученые вглубь атомов, тем более понятно, что там соединяются большое и малое, микроскопическое и космическое. Пространство, время, вещество – все там. Но все это остается таким же непонятным, как и тысячи лет назад, в «эпоху плоской Земли».

Получается, даже в рамках строгих физических теорий не все явления можно обосновать логично и рационально. Из-за неполноты представлений об устройстве нашего мира мы часто не можем вывести прямую причинно-следственную связь между событиями. Нам не хватает каких-то знаний и дополнительных фактов о мире, в котором мы проживаем. Физики называют это скрытыми переменными, умалчивая о том, что за скрытыми переменными теоретически может скрываться существование другой вселенной. А может, и нескольких.

Никто не спорит, что наука – это круто. Никто не говорит, что научный способ мышления не годится. Прогресс и наука дают нам комфорт и высокое качество жизни. Но людей больше всего интересует то, что касается лично их, особенно если комфорт может кончиться. Перефразирую известное выражение: плохо то, что он «иногда может внезапно кончиться»[6]. Причем по совершенно непредсказуемым и неуправляемым причинам. Человека как раз и тревожат эти логически оборванные цепочки причин и следствий, никак не проясненные наукой: когда должно случиться что-то, но оно не случается, а случается иное, совершенно непонятное, и почему-то именно с ним.

Если случается неожиданное хорошее, то это называют чудом, если неожиданное плохое – фатумом. Нейтральный нежданчик называют феноменом.

Конечно, наука оставила себе лазейку – все можно свалить на теорию вероятности, хотя эта математическая дисциплина меня всегда смущала. Уже само слово «теория» в названии указывает на необязательность исполнения и как бы намекает, что «не все так однозначно». Мол: «Мы не знаем, какие причинно-следственные связи привели к этому событию, но формулу умную предложить можем. Потому что мы ученые, а не барахло».

ЧИТАТЕЛЮ НА ЗАМЕТКУ

А вы знаете, что рациональная информация успокаивает? Знание, что уши растут со скоростью 0,22 миллиметра в год, должно принести вам душевное облегчение.

Я думаю, американец Джозеф Фиглок тоже усомнился в научности этой дисциплины, когда ему на голову начали падать дети.

Джозеф работал дворником в Детройте. Однажды утром 1937 года он, как обычно, исполнял свои служебные обязанности. Вдруг он почувствовал что-то неладное, когда ему на голову свалилась девочка, выпавшая из окна на четвертом этаже. Девочка не пострадала. Джозеф тоже не перестал ходить на работу и продолжал убирать дворы. Безмятежная вера в случайности длилась еще один год, пока ему на голову не выпал еще один ребенок. Уже мальчик. Все опять кончилось хорошо, мальчик выжил. Выжил и Джозеф, переживший двойное падение детей на свою голову, но переставший верить в теорию вероятностей. Утешило его то, что он стал героем Детройта.

Люди вообще как-то предвзято относятся к статистическим формулам. Причем чем опасней профессия человека, тем менее он доверяет теории вероятности. Даже в стране «победившего атеизма».

Например, во время Великой Отечественной войны доблестные советские летчики-штурмовики страдали форменным мракобесием. Среди них была распространена вера в роковые числа. Вот что рассказывал младший лейтенант Пётр Маркович Кацевман, летчик 141-го гвардейского штурмового полка:

У нас в полку старики сразу просвещали салаг о проклятых приметах. Считалось, что обычно сбивают на третьем или четвертом, на тринадцатом-четырнадцатом и на тридцать третьем или тридцать четвертом вылете. Если больше тридцати пяти вылетов сделал и живой, значит, еще долго протянешь. Кстати, примета оказалась верной, меня три раза сбивали, и именно на этих «роковых числах».

Ученые, конечно, с мнением штурмовиков не согласны, отправляя летные приметы в область обскурантизма[7] и объясняя все человеческим фактором и нелепыми случайностями. А ведь авиацию поддерживает ее преемница космонавтика, являющаяся одной из самых опасных профессиональных областей. Удивительно, но такая высокотехнологичная отрасль тоже погрязла в суевериях.

Основоположник космонавтики Сергей Королёв запрещал старты ракет по понедельникам. Из-за этого у него возникли нешуточные конфликты с руководством страны, считающим это суеверностью конструктора. Но Королёв стоял на своем, и чутье его не подвело. Как только правило не стартовать по понедельникам отменили, произошло 11 аварий ракетоносителей. Запрет снова вступил в силу. С 1965 года понедельник считается в советской, а теперь и российской космонавтике почти официально «не стартовым» днем.

Также первопроходцы космонавтики на полном серьезе занимались дискриминацией усатых космонавтов из-за того, что у усатого Виктора Жолобова были неполадки во время полета и его пришлось досрочно прекратить. Целых шесть лет считалось, что растительность на лице неизвестным науке образом влияет на успешность полета.

Ученые и тут не подвели и все обосновали: люди опасных профессий верят в ритуалы и приметы, потому что это снимает стресс и помогает сосредоточиться на решении сложных задач. Прекрасная версия. Оказывается, в свободное от суеверий время космонавты и летчики рассеянны и невероятно тревожны. За такое разъяснение смело можно давать Шнобелевскую премию[8].

ЧИТАТЕЛЮ НА ЗАМЕТКУ

Анекдот. Умерли атеисты. К Богу заходит ангел и говорит: «Атеисты прибыли». Бог отвечает: «Передайте им, что меня нет».

Возвращаюсь к нашим баранам, то есть ко мне. Поступив в университет, я узнала главное: на вопрос «Что мы знаем о мире?» наука туманно и заковыристо отвечает: «А ничегошеньки».

Оказалось, в микромире происходят явления, которые алогичны и парадоксальны. Электрон злонамеренно нарушает вероятность своего нормального местонахождения, оказываясь не там, где его ожидали, и вообще «чувствует», когда за ним наблюдают. Чтобы объяснить, где его носит, приходится допустить существование параллельных вселенных (ММИ)[9].

Атом не так прост, как казалось. Частица Бога неуловима[10]. Что такое пространство, время, материя – непонятно. А энергии адронного коллайдера категорически не хватает для полноценных исследований. Физики-экспериментаторы уперлись в потолок своих возможностей.

Зато ученые точно выяснили, что 70 % Вселенной покрыты мраком. То есть состоят из темной материи, а она уже покрыта мраком. Что это и где это, ученые до сих пор не имеют ни малейшего понятия, хотя прошло уже 100 лет после появления этого термина, который впервые употребили в 1922 году. Получается, на данный момент наука не имеет понятия о 70 % того, что нас окружает, и того, что нельзя ни измерить, ни увидеть, ни пощупать.

В чем наука достигла успехов, так это в критике «мистического мышления», попросту назвав его мракобесием. Когда происходит событие, непонятное науке, легко списать его на «показалось», «случайность» и «помутнение разума».

Ребята, вы изобретаете способы выделения ванилина из коровьего навоза, изучаете, как крокодилы влияют на успех в азартных играх, и левитацию лягушек[11]. Вы сами-то «в своем уме»?

РЕЗЮМЕ ГЛАВЫ

Почему-то не доказанная никем теория о случайностях, называемая теорией вероятности, принимается официальной наукой и даже преподается в качестве точного математического предмета. Хотя ее польза ограничена, а точность весьма сомнительна. Что уж точно вывело человечество из своего коллективного опыта: случиться может всякое, даже самое невероятное, не описанное ни одной формулой. Как сказал Марк Твен: «по-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться».

Житейский опыт показывает, что очень неосмотрительно верить в могущество науки, которая знает об этом мире чуть больше, чем ничего. Если мы что-нибудь считаем невозможным, то мы, скорее всего, просто не можем это воспринять, а это на самом деле возможно. Или, может, мы этого не заметили.