Читать книгу Леди и одинокий стрелок - Валерия Вербинина - Страница 4
Часть I
Не стреляйте в пианиста
4
ОглавлениеОни приволокли меня обратно в ту же комнатку на самом верху. Так как я долго не приходил в себя, то кто-то сбегал за водой, которой меня окатили так щедро, словно я был русалкой, выброшенной на берег.
После этого мне связали не только руки, но и ноги. Федерико встал возле меня с револьвером в руке, и Санчес снова начал требовать, чтобы я раскрыл ему, где находится тайник. Нос у бордельного магната был сломан, и вообще последний являл собой довольно жалкое зрелище.
– Санчес, – ухмыльнулся я, – зачем тебе такие деньги? Бабы у тебя есть, имей – не хочу, дом – полная чаша. Ты же все равно не сможешь потратить миллионы. А сынок твой уже сдох, ему они тем более не пригодятся…
Санчес завизжал, как взбесившаяся кошка. На губах у него выступила пена, он подскочил ко мне и стал пинать меня. Это был слабый мужчина, и удары, которыми он осыпал меня, были не больнее шлепков, которыми снисходительная мамаша награждает не в меру разошедшегося шалуна-младенца.
– Не смей так говорить про моего сына! – кричал он. – Убью! Ублюдок, паскуда, гринго!
– Санчес, к чему такие слова? Мы же с тобой партнеры, разве забыл?
Он ничего не забыл и перестал пинать меня. Запыхавшись, он повалился в кресло, но тут у него снова пошла кровь из разбитого носа, и повелитель шлюх опять начал ругаться последними словами. Выудив из кармана дорогой платок, Санчес стал вытирать кровь, но вот незадача: тот предназначался для городских пижонов, а для ран, полученных на поле боя, был совершенно бесполезен. Впрочем, оно и понятно: богатые очень дорожат своей кровью и стараются никогда не проливать ее.
– Кажется, сеньор Стил, я был не прав, когда попытался по-хорошему договориться с вами, – прошипел Санчес, когда спокойствие вновь вернулось к нему. – Вы не понимаете хорошего обращения. Что ж, придется действовать по-другому. С вами или без вас, но я все равно найду этот тайник.
– Дурак ты, Санчес, – сказал я ему. – Неужели до тебя так и не дошло, что я знать ничего не знаю ни о каком тайнике? Я выиграл этот булыжник в Париже у одного парня, который дымил, как паровоз, но все равно воняло от него меньше, чем от тебя.
– Не отпирайся, амиго, – промолвил Санчес, качая головой. – Я знаю, что тебе известно, где алмазы, и ты меня к ним приведешь.
– Я приведу тебя в ад, – жестко ответил я. – К твоему ублюдку. То-то вам будет хорошо вместе!
– Может, пристрелить его? – предложил Федерико, который не мог слышать, как я поношу и оскорбляю его хозяина.
– Нет! Он знает то, что нам нужно. Выиграл алмаз в карты, ха… И ты хочешь, амиго, чтобы я поверил в эту детскую сказочку? Санчеса так просто не проведешь!
Мне было все равно. Я сказал чистейшую правду, но мне никто не верил. Тем хуже для них.
После этого угрозы, уговоры и увещевания продолжились. Санчес то грозился разрезать меня на такие мелкие кусочки, что даже ангелы в день Страшного суда не сумеют меня собрать, то клялся, что облагодетельствует, как родного сына. Я отвечал в том духе, что его сыном не хотел бы быть ни за какие коврижки. Это его разозлило. Откровенно говоря, я не сомневался, что в конце концов меня все равно убьют, но не собирался из-за этого упустить последней возможности покуражиться. В ярости Санчес ушел за дверь, а Лопес сел на стул и стал лениво щелкать складным ножом, то открывая его, то закрывая. Когда Санчес вернулся, я заметил, что он переменил рубашку – прежняя была заляпана кровью, шедшей из носа.
– Пойми, – почти жалостливо сказал он, – ты в моих руках, амиго. Этот город – мой, я держу его, и тебя никто не хватится.
– А хозяин в гостинице?
– Ты заплатил ему за два дня и через два дня съехал среди ночи, – объяснил Санчес и развел руками, его лицо сияло. – Обычное дело для наших мест. Какие могут быть претензии? Вещи твои мы тоже забрали. Пойми, амиго: я могу сделать с тобой все, что захочу, и я не шучу!
– Это твои шлюхи говорят своим клиентам? – поинтересовался я невинно.
Санчес тут взбеленился, и я испугался, что у него вновь пойдет кровь из носа.
– Ты еще пожалеешь об этом! – закричал он, брызгая слюной.
Что ж… Как говорил один русский граф, которого я обыграл в Новом Орлеане пару лет тому назад, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Через неделю граф застрелился, но его слова я никогда не забывал.
– Ты можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится, – сказал я беззаботно, – но я все равно не смогу выдать того, чего не знаю.
– Это мы еще посмотрим… – с угрозой отозвался Санчес. Он отвел в угол Лопеса и что-то шепнул ему, после чего церемонно кивнул мне и удалился.
Меня вывели из дома и усадили на мула. Человек семь или восемь всадников окружили меня плотным кольцом. Занималось утро, и у дороги, свернувшись кольцом, лежала гремучая змея. Мы спугнули ее, она гибко развернулась и потекла прочь.
Проехав примерно с полмили, мы оказались за городом, в уединенной рощице, где нас никто не мог увидеть. Недоброе предчувствие начало покалывать мне сердце. Лопес стащил меня с седла, а Федерико услужливо поднес моток веревки, которую зачем-то, я видел, прихватил с собой из дома. Теперь я, конечно же, понимал, зачем он это сделал.
– Прощайся с жизнью, гринго, – просто сказал Лопес, закрепляя один конец веревки на дереве.
Ужасно вот так запросто быть повешенным… Меня держали с обеих сторон, и все же я попытался вырваться, но получил только удар по почкам. Лопес знаком приказал подтащить меня поближе к дереву.
– Ты надоел сеньору Санчесу, – бросил он коротко. – И мне тоже. В последний раз спрашиваю тебя: где тайник?
Чтобы не доставлять Лопесу удовольствия, я широко улыбнулся и плюнул ему в лицо. Он спокойно вытер плевок, угодивший ему точно в глаз, но я видел, что скулы у него побелели, несмотря на загар. Прочие бандиты застыли в изумлении. Очевидно, прежде никто не смел так с ним обращаться.
– Прощай, гринго, – сказал Лопес, и петля сомкнулась на моей шее.
И вот теперь я танцевал на самом краю скользкого камня, изо всех сил пытаясь не сорваться с него, ибо тогда петля захлестнулась бы и жизни Риджуэя Стила, только-только достигшего тридцати семи лет, наступил бы конец. Люди умирают и в пять лет, и в двадцать, и в сорок пять, и даже в сто, но статистика мало утешает, когда речь идет о таком неповторимом и талантливом существе, как ты сам.
– Выбирай, – спокойно говорил Лопес под смех своих дружков, – или ты говоришь нам, где тайник с алмазами, или… Да примет господь твою грешную душу, гринго, ибо лично мне она ни к чему.
Он стоял, скрестив руки на груди, и невозмутимо наблюдал за мной. Я почувствовал, как веревка чуть-чуть натянулась, и откинул голову назад, но в результате получилось только хуже, потому что веревка натянулась еще сильнее. Да, замысел подвесить меня был хорош, но меня самого он никак не устраивал. Может быть, лучше признаться в том, что я готов открыть, где находится этот чертов клад, и предложить отвести к нему? Потому что, честно говоря, я уже устал от своих балетных па на пороге смерти.
– Мир вам! – прогремел чей-то мощный баритон из-за деревьев, и в то же мгновение темная фигура отлепилась от ствола пальмы.
Это был монах. Возможно, один из тех, что молились у гроба Франсиско Санчеса. Он был в рясе и накинутом на голову капюшоне, из-под которого сверкали необыкновенно колючие глаза.
Меня так поразило его неожиданное появление, что я едва не свалился с камня. Но и бандитов оно мало обрадовало. Лопес направился к монаху.
– Падре, вам тут нечего делать, – проговорил он неприязненно. – Идите и забудьте о том, что вы здесь видели.
– Аминь! – возгласил монах, осеняя себя крестным знамением. – Но я с сожалением вижу, что вы казните грешника без отходной молитвы и обрядов, предписанных нашей святой матерью-церковью. – Он перекрестил Лопеса, и тот машинально склонился перед ним в почтительном поклоне. – Нечестивцы! Следовало бы сначала исповедовать его, ибо перед богом надо представать с чистой совестью.
– Мы и так пытаемся его исповедовать, – с кривой усмешкой ответил Лопес, – да он что-то не хочет. – Он сделал шаг вперед, оттесняя монаха к кустам. – Ступайте, падре. Вам тут не место.
– Что ж, – печально молвил монах, – будем надеяться, что вы достойны той благодати, которую я призываю на вас.
– Что за благодать? – фыркнул кто-то из бандитов.
– А вот эта, поганцы!
И два револьверных дула насупленно глянули из рук монаха. И изрыгнули свинец.
Лопес свалился первым с дыркой в голове. Остальные, похоже, так растерялись, что и не поняли, что происходит. Когда дым развеялся, я увидел, что все бандиты лежат на земле убитые, а монах невозмутимо перезаряжает «кольты», достав из-под рясы горсть патронов.
От такого зрелища я, забыв об осторожности, изумленно дернулся и все-таки свалился с камня, забарахтался в воздухе. Все заплясало у меня перед глазами, постепенно теряя очертания.
– Помо… – прохрипел я, болтаясь между небом и землей, как воздушный змей.
Монах поднял револьвер, прицелился и выстрелил. Пуля перебила веревку над моей головой, и я свалился на землю с обрывком удавки на шее. Снять ее я не мог, потому что руки у меня были связаны, но мой спаситель в два счета перерезал путы ножом.
Первое, что я сказал, когда наконец сбросил проклятую веревку и мог вздохнуть полной грудью, было:
– Не знаю, кто вы, святой отец, но я обязан вам жизнью.
Он искоса посмотрел на меня, спрятал оружие под рясу и откинул капюшон.
Передо мной стоял человек примерно моего возраста, светловолосый, со светлыми бровями и треугольным, сужающимся к подбородку лицом, на котором резко выделялся жесткий неулыбчивый рот. Глаза, как я уже говорил, были серые и колючие, льдистые.
Словом, если этот парень был католический монах, то я – папа римский.
– Твое счастье, что я случайно оказался поблизости, – заметил он. – Иначе ты бы уже беседовал со святым Петром.
– О, я недостоин такой компании! – отозвался я и протянул ему руку. – Риджуэй Брэдфорд Стил.
Он не пожал мою руку. А лишь кивнул белобрысой головой.
– А я – Стив Холидей.
Мне это имя ничего не сказало. Но не исключено, что он сам только что выдумал его. У человека, который так владеет оружием, могут быть веские на то причины.
– Кажется, я уже видел тебя прежде, – сказал я.
Показалось мне или он и в самом деле досадливо поморщился?
– Ты молился у тела Франсиско, пришел как раз вслед за мной. Скажу честно, для монаха ты здорово стреляешь.
– Я не монах, – ответил он спокойно.
– А кто?
– Гробовщик.
Вот тут, признаться, я малость растерялся. Честно говоря, я не очень жалую гробовщиков, как и всех, для кого мертвое тело – естественное состояние человека. Если бы этот парень сказал, что угоняет лошадей, или грабит поезда, или открывает сейфы дамской шпилькой, я бы поверил ему с ходу. Но гробовщик, да еще с такой фамилией![5]
– Фью! И часто ты так доставляешь себе клиентов? – спросил я, кивая на окружающий нас натюрморт с трупами.[6]
Он впервые засмеялся, обнажив ровные мелкие зубы.
– Нет, не часто. Но случается. Чем ты им не угодил?
Я мог бы наврать с три короба, но мне было любопытно, как он воспримет правду.
– Они думали, что я знаю, где спрятано сокровище.
– А ты знаешь?
– Нет.
Он пожал плечами и двинулся через кусты чапарраля к тому месту, где была привязана его лошадь. И я понял: если бы ему даже сейчас сказать, где находится Эльдорадо, он бы и то не остановился. Его это не интересовало, вот и все.
Отбросив колебания, я пошел за ним, но по пути задержался и подобрал с земли пару «кольтов». Они мне могли еще понадобиться, а вот их бывшим владельцам – вряд ли. Я сунул оружие под сюртук, Стив взял свою лошадь под уздцы, и мы зашагали по дороге.
– Это были люди Санчеса, – сказал я.
– А… – отозвался он.
– Ты его знаешь?
– Немного.
– А зачем проник в его дом? Просто так ведь никто не станет переодеваться монахом.
Он остановился и глянул мне прямо в глаза.
– Тебе-то что за дело?
– Если ты хочешь разделаться с Санчесом, я готов тебе помочь. Он едва не убил меня сегодня.
– Да, ты и впрямь неважно выглядишь, – согласился он. – На тебе живого места нет.
Я вытер кровь с разбитого лица. Ребра болели, почки ныли, но с каждым шагом мне становилось все легче и легче.
– Я у тебя в долгу, Стив. Может, я смогу для тебя что-то сделать?
– У тебя много дел в Ларедо? – спросил он.
– Никаких, – честно отозвался я.
Он подумал, почесал бровь.
– Может, ты и окажешься мне полезен. Там поглядим.
– Полезен в чем?
– Видишь ли, – серьезно сказал он, – дело в том, что я ищу одну леди.
5
Holiday по-английски означает «праздник».
6
Натюрморт по-французски буквально означает «мертвая природа».