Читать книгу Синее на золотом - Валерия Вербинина - Страница 9

Часть первая
Человек со шрамом
Глава 8

Оглавление

На следующий день путешественники попрощались с хозяином, который объяснил, как добраться до Реймса. Амелия повторила свое предложение отвезти графа куда он пожелает, но старик, как и вчера, ответил отказом.

Дорога, ведущая в Реймс, опять оказалась заполнена экипажами. Люди покидали насиженные места из страха перед пруссаками. Кое-где попадались группы солдат, дезертировавших из французской армии, но никто даже не пытался их задержать.

– Что будем делать? – спросил Луи у Амелии, когда им пришлось остановиться из-за повозки, которая опрокинулась где-то впереди и перегородила путь.

– Попытаемся объехать, – ответила молодая женщина, – а там видно будет.

И они опять стали пробираться окольными путями, но дорога становилась все уже. Карета перевалила через шаткий мостик и въехала в лес. Наконец Луи остановил лошадей.

– Предлагаю вернуться, – сказал он. – Так мы только время потеряем.

Амелия вышла из кареты и огляделась. Над головой чирикали птицы, белка, завидев людей, молнией взвилась вверх по стволу. Столбы солнечного света расходились до самой земли, в них плясали золотые пылинки и таинственно мерцали нити паутины. День явно обещал быть куда более пригожим, чем вчерашний, и только несколько туч на небе напоминали о том, что гроза может вернуться.

– Сначала поедим, – распорядилась Амелия. – А там будет видно.

Луи не стал спорить. Ева, кряхтя, выбралась из экипажа. От тряской дороги у нее болело все тело, но ведь госпожа не жаловалась, значит, она тоже не имела права жаловаться.

– Я пойду посмотрю, что да как, – объявил Луи и исчез.

Он вернулся через несколько минут и доложил, что неподалеку есть ручей и что неплохо бы напоить коней. Амелия не стала возражать, и Луи распряг лошадей и повел их к ручью. Свою тоже забрал с собой.

– А он хорошо управляется, – заметила Ева. – Не хуже покойного Якоба.

Она достала еду, расстелила на траве скатерть и принялась резать колбасу и пирог. Вскоре Ева объявила, что все готово и можно есть.

– Надо позвать Луи, – сказала Амелия. – Я схожу за ним.

Ручей плескался по камням, глубиной он был по колено, не больше. Лошади, наклонив свои красивые шеи, пили воду, и только светлая, подняв голову, вопросительно смотрела на Луи, который о чем-то говорил, начищая ей бок скребницей.

– Ничего я в женщинах не понимаю, – жаловался он. – Только вот эти глаза… эх! – Он вздохнул. – Как ты думаешь, они нарочно так смотрят, чтобы мы окончательно голову потеряли, или это нам только кажется? Иная посмотрит – и от нее только подальше убежать охота. И вроде красивая, и все при ней, а все равно – душа не лежит. А вот она… Как только она появилась, я даже перестал жалеть, что попался. Если бы только я мог понять, что все это значит…

– С кем это вы разговариваете, Луи? – прозвенел голос позади него.

Луи вздрогнул и уронил скребницу. Поднимая ее, он сконфузился и покраснел. Амелия, стоя в нескольких шагах, спокойно смотрела на него.

– Я… в общем-то…

– Вы, похоже, любите лошадей, – заметила она с подобием улыбки.

– Я? Ну, да… я еще в детстве был в Версале мальчиком при конюшне… – Он запнулся. – Привык к ним. И отец, он тоже был конюх… Ну и, словом…

Все это было совершенно лишнее, и ничего ему не давала его несвоевременная откровенность. Он сознавал, что, наверное, окончательно уронил себя в глазах молодой женщины, чей отец переписывался с самыми знаменитыми философами, и злился на себя – оттого, что в ее присутствии стыдился своего происхождения, оттого, что понимал, что не имеет никакого права его стыдиться, и оттого еще, что отчаянно перед ней робел. Обычно слова так и сыпались у него с языка, но в присутствии Амелии он терялся, сам не зная отчего.

– А ваша мать? – спросила она. – Кто она?

Луи дернул плечом.

– Я ничего о ней не помню. Она умерла, когда мне было года два. Меня воспитывала тетка.

– Она заменила вам мать?

– Какое там, – фыркнул Луи, – через день тумаки и попреки, что я сижу у нее на шее… я уж не чаял, куда сбежать от этакой заботы. А у отца была своя жизнь.

Он поглядел на Амелию, увидел на ее лице знакомое ему далекое выражение – и рассердился на себя еще больше.

– Откуда у вас этот шрам? – внезапно спросила она.

Луи насупился.

– Получил, – нехотя буркнул он. – На дуэли.

– Вот как? И из-за чего же вы с ним дрались?

– Из-за того, что он был сволочь. Вот так.

– И вы его убили?

– Нет, – с сожалением отозвался он, – не успел. Только покалечил… так, слегка. Но он это заслужил.

– Значит, не зря Ева вас боится, – заметила Амелия. – Она говорит, что вы опасный человек.

– Это я ее боюсь! – возмутился Луи.

Если бы его приятель Франсуа услышал эту шутку, он бы покатился со смеху; но на Амелию эта фраза не произвела ровным счетом никакого впечатления. И опять он видел перед собой это отрешенное красивое лицо – настолько отрешенное, что иногда его так и подмывало схватить ее и хорошенько встряхнуть, чтобы она взглянула на него по-другому, хоть с гневом, хоть с раздражением, но иначе.

«Я осел», – подумал он обреченно. Какого черта, в самом деле, он распустил язык? К чему ей знать о его тетке, об отце, о его жизни вообще? Все равно она никогда его не поймет, как и он ее. Да и не захочет понять.

– Ева приготовила еду, – сказала Амелия. – Она нас ждет.

Они поели, а потом двинулись дальше. Пару раз сбились с дороги, но к вечеру все же добрались до Реймса, где с большим трудом отыскали место в гостинице. Город был полон самых фантастических слухов – что Дюмурье уже удрал к врагам, подобно тому, как до него это сделал Лафайет, что в Париже вскоре вернут короля, а сторонникам свободы по старинке отрубят головы, не прибегая к гильотине. Но Амелию интересовало лишь, где найти стекольщика. Утром, едва заменив в карете треснувшее стекло, они снова тронулись в путь.

…Гром взорвался яростной канонадой, оглушил путешественников и покатился над землей, огрызаясь и ворча. Дождь, который хлестал отвесными струями, припустил еще чаще.

– Надо возвращаться в Реймс! – крикнул Луи.

Уже когда они покидали город, тучи налились свинцом и обещали скорую грозу. И в самом деле, стоило путешественникам отъехать от города меньше чем на два лье, хлынул дождь, и какой! Он превратил дорогу в жижу, в которой увязали лошади, ослепил кучера и, с яростью молотя по верху экипажа, почти оглушил обеих женщин. Вдобавок ко всему Луи умудрился сбиться с дороги, и теперь он даже не знал, в каком направлении они движутся.

Амелия крикнула что-то, но в реве грома он не расслышал ее ответ.

– Что? – крикнул Луи.

– Едем дальше! – донеслось до него.

Луи уже понял, что спорить с Амелией бесполезно. Бурча себе под нос разные слова, которые обычно отсутствуют в словарях французского языка, он хлестнул лошадей. Недовольно мотая головами, они перевалили через мост.

– Кажется, мы остановились, – заметила Ева, видя, что пейзаж за окном не меняется. Карета несколько раз дернулась и застыла на месте. Снаружи по-прежнему лил дождь.

Лошади храпели и фыркали. Амелия приотворила дверцу и высунулась наружу.

– Что там, Луи? – крикнула она, видя, что он стоит возле кареты и смотрит куда-то вниз.

– Я же предупреждал, что надо возвращаться! Мы завязли!

– То есть как? – пролепетала Ева.

– Карета застряла в грязи, вот что, – с досадой ответил Луи. – И я не могу сдвинуть ее с места.

Прежде чем он успел шевельнуться, Амелия распахнула дверцу и соскочила на дорогу, прямо в грязь.

– О боже, – беспомощно прошептала она, видя, что колеса ушли в вязкую жижу почти по самую ось.

У Луи вертелось на языке много разного – о том, что он предупреждал, сулил неприятности, и теперь, когда самое скверное все-таки произошло, это случилось исключительно по вине Амелии. Но он увидел ее потерянное лицо, по которому текли струи дождя, и прикусил язык, решив приберечь свое красноречие до другого раза.

– Может быть, если облегчить карету, мы сумеем выбраться? – предложила Амелия. – Ева!

Служанка вышла из кареты, вытащила оттуда кое-что из вещей, Луи стал тянуть лошадей за собой – бесполезно: с громким вздохом колеса вновь провалились в грязь.

– Черт! – выпалил Луи. Оглянувшись, он увидел Еву, которая смотрела на него с осуждением. – Только сказал, а он уже здесь.

Амелия распрямилась, как струна, глаза ее сверкнули.

– Перестаньте обижать ее, – сердито сказала она. – Если вы думаете, что достойно смеяться над человеком, который выглядит не так, как все, то заблуждаетесь.

Луи не мог не признать, что она права, и, смирив свой нрав, пробурчал нечто, что могло сойти за извинение. Он вновь попытался вывезти карету на ровную почву, но даже когда Ева попробовала подтолкнуть экипаж сзади, у них ничего не получилось.

– Влипли, – констатировал Луи.

– Что же нам делать? – спросила Амелия, оглядываясь.

Мост остался позади, слева и справа виднелись купы деревьев, а справа в отдалении за ними к тому же что-то темнело, но была ли это крыша дома или просто большое дерево, сказать было сложно.

– Возвращайтесь в карету, – сказал Луи. – Вы промокнете.

Амелия посмотрела на него так, словно он предлагал ей нечто очень странное.

– Я не хочу, – ответила она.

Луи вздохнул.

– Хорошо. Теперь вот что мы можем сделать. У нас есть моя лошадь, я сяду на нее и поеду за помощью, а вы оставайтесь здесь.

Это было вполне разумное предложение, но он почему-то был уверен, что она ответит отказом.

– Ева останется в карете и будет стеречь вещи. А мы поедем за помощью.

Луи нахмурился.

– Вы мне не доверяете? По-вашему, я могу сбежать и бросить вас здесь?

– Дело не в этом, – спокойно возразила Амелия. – Не думаю, что в такой дождь нам согласятся помочь бескорыстно. Придется договариваться… Ева! Подай мне кошелек.

Ева протянула ей кошелек и забралась в карету. Луи принялся отвязывать свою лошадь.

– Что вы делаете? – спросила Амелия.

– Вы же не можете идти пешком, – сердито сказал Луи. – Садитесь на нее, и идем.

Показалось ли ему или в ее лице и впрямь промелькнул страх?

– Я не сяду на лошадь, – резко проговорила Амелия. – Нет!

Луи поглядел на нее, понял, что она не переменит своего решения, и стал привязывать лошадь обратно.

– Вы можете ехать верхом, если хотите, – прибавила Амелия.

– Ну да, когда вы идете пешком, – обидчиво возразил он. – Наденьте хотя бы плащ. Вы намокнете.

– Ну и пусть, – отрезала она. – Ева! Ты остаешься. Мы скоро вернемся.

Дорога разъезжалась под ногами. От дождя в лужах вздувались пузыри, которые тотчас же лопались. Амелия шла впереди, но Луи без труда нагнал ее и набросил ей на плечи свой плащ.

– Зачем вы едете в Амьен? – спросил он, глядя ей в глаза.

Она взглянула на него удивленно, но от плаща отказываться не стала.

– Это не должно вас интересовать.

Он снова почувствовал себя слугой, которого ставят на место. Дорога пошла в гору, и идти по ней становилось все тяжелее.

– Может быть, вам вообще не стоит туда ехать? – выпалил он.

– Почему вы так думаете?

– Я слышал, как вы плакали ночью, – проговорил Луи, волнуясь. – У вас совсем не счастливый вид.

– Я не плакала, – отрезала Амелия.

– Но я слышал своими ушами…

– Вы ошиблись. Это была Ева.

Луи догнал ее и забежал вперед нее.

– Я видел, – упрямо проговорил он. – Это были вы. Так зачем вы едете в Амьен?

На сей раз она отвернулась.

– Я должна, – сказала она наконец.

– Почему?

– Я дала слово.

– Кому? – Он ничего не понимал. – Что это за слово, если из-за него вы сама не своя? Зачем вам ехать туда, куда ехать не хочется?

– Потому что я дала слово. Я поклялась.

И по ее лицу он понял, что она больше ничего ему не скажет. Он ломал себе голову. Что за слово она могла дать? Кому? Или она попала в какую-то скверную историю – иначе зачем бы ей рыдать тогда ночью в замке, и так страшно, как будто у нее душа рвется на части?

– Я могу чем-нибудь вам помочь? – спросил он.

Но Амелия мотнула головой.

– Нет. Мне никто не может помочь.

Она подняла руку и вытерла щеку.

– Вы плачете? – забеспокоился Луи.

– Нет. Это всего лишь дождь.

Где-то вдали блеснула молния, через несколько секунд глухо и грозно заурчал гром. Бок о бок Амелия и Луи прошли последние шаги – и оказались возле ограды, увитой плющом, за которой росли розовые кусты. Луи поднял голову, увидел большое здание с крестом над главным входом, окруженное конюшнями и более мелкими зданиями, и помрачнел.

– Это монастырь, – сказал он.

– И что? Попросим помощи у настоятеля или настоятельницы.

– Ах да, вы же, наверное, не знаете… – протянул Луи. – Все монастыри распущены, а их имущество продано.

Амелия немного подумала.

– Что ж… Тогда попросим помощи у нового владельца.

Но попросить не получилось. На их стук из-за ворот послышался злобный лай, и огромный пес стал бросаться на ограду, бренча цепью. Его глаза налились кровью, из пасти свисала слюна. Амелия отшатнулась. Она не боялась животных, но это определенно внушало страх.

– Славный песик, – мрачно сказал Луи. Он повысил голос: – Эй, есть тут кто-нибудь?

Никто не ответил. Амелия беспомощно оглянулась на своего спутника.

– Похоже, придется возвращаться, – сказал Луи. – Не расстраивайтесь, все равно что-нибудь придумаем… Идите вперед, я вас догоню.

Пес глухо зарычал и вновь стал кидаться на ограду. Убедившись, что Амелия отошла, Луи подскочил к ограде и, просунув сквозь нее руку, рванул на себя ветку розового куста, на которой оставался один-единственный белый цветок. Вне себя от бешенства цербер ринулся на него. Отдерни Луи руку долей секунды позже, пес наверняка отгрыз бы ему кисть, но Луи не зря был известен своей ловкостью. Он отскочил на дорогу вместе с похищенной веткой, а пес принялся лаять так яростно, словно хотел поднять на ноги весь ад.

– Ты мне напоминаешь одного моего знакомого, – сказал Луи на прощание, – такого же злобного и такого же глупого. Жаль, что ты с ним не встречался: вы бы составили отличную пару!

И, смеясь от души, он двинулся вслед за Амелией, на ходу обрывая с ветки розу. То, что шипами он поранил себе руку, в счет, разумеется, не шло.

Амелия оглянулась, пытаясь понять, куда Луи мог запропаститься. Дождь стал стихать, и она с облегчением подумала, что скоро все кончится, но не тут-то было. Страшный раскат грома потряс землю, и Амелия увидела, что в высокий вяз, который рос возле дороги, ударила молния. Дерево застонало, по ветвям его пробежали языки огня. Молния расколола ствол надвое, и одна его половина рухнула на дорогу, продолжая пылать.

Чувствуя, как под ногами колеблется земля, Амелия затрепетала. Луи схватил ее за руку и стащил с дороги.

– Там за деревьями какая-то хижина; бежим! Оставаться здесь слишком опасно.

Это оказалась не хижина, а старый полуразрушенный амбар, где пахло сеном и на балке дремала сова. Учуяв посторонних, она приоткрыла желтые глаза, встряхнула крыльями и вновь задремала. Впрочем, по крайней мере, здесь было сухо, и Амелия сбросила плащ.

– Что это? – спросила она, указывая на розу, которую Луи держал в руке.

Он покраснел.

– А… Это вам.

Она хотела отказаться, но вспомнила, где видела эту розу, и поняла, что именно он сделал, чтобы ее добыть.

– Благодарю вас, – неловко проговорила она.

Забирая цветок, она мимоходом коснулась его пальцев – и только тут заметила на них кровь.

– Вы поранились, – сказала она.

– Да, – ответил он. И безрассудно, не размышляя, просто потому, что на долю секунды ее рука задержалась в его руке, поднес ее пальцы к губам.

А потом он увидел ее глаза – зеленые, околдовывающие, мерцающие – и сгинул в них, увлекаемый безоглядной страстью, которая сжигала его изнутри. Он целовал ее мокрое лицо, лепестки губ, белую шею; он запутался в ее волосах, которые пахли дождем, в ее руках, в мокрой одежде, которая льнула к телу. Весь мир, кроме нее, перестал существовать; и каждый удар сердца был как удар молнии, и в груди у него словно распускалась пылающая роза.

Синее на золотом

Подняться наверх