Читать книгу Черный нарцисс - Валерия Вербинина - Страница 8

У Виктории никогда не было своей машины. Любая техника, размерами превосходящая компьютер, казалась ей нелепой и докучной. Кроме того, она не любила загромождать свое существование лишними вещами, и все же порой в большом городе, где она жила, Виктория остро чувствовала нехватку собственного средства передвижения.

«Интересно, работает ли уже метро…»

И она увидела себя как бы со стороны – дама в нарядном розовом платье, зашедшая в вагон метро, и невольно улыбнулась этой картинке. Виктория любила контрасты, но отлично знала, что большинство людей терпеть их не может. Если она поступит таким образом, ей наверняка попытаются испортить настроение.

– Виктория!

Ее нагнал Никита. У гонщика был взъерошенный вид, который обычно бывает у молодых мужчин, когда они только что поссорились со своей половиной. Интересно, подумала Виктория, это он пререкался с Вероникой там, на лестнице?

– Подождите, я вас подвезу.

И сразу же все устроилось, и не надо было больше гадать по поводу подземки и перемещающегося в ней люда. По правде говоря, вечер немного утомил Викторию. По природе она вовсе не была общительным человеком, и сейчас больше всего на свете ей хотелось домой.

Кроме того, весь вечер ее преследовало неотвязное ощущение, будто она что-то не так сделала, где-то допустила промах или что-то забыла. И теперь она наконец сообразила, что, собираясь в «Олимпию», оставила дома сотовый телефон. Человек без мобильника в наше время, можно сказать, и не человек вовсе. В сущности, Виктория не сомневалась в том, что вряд ли кто-то стал бы ей звонить в столь позднее время, и все же ее охватила досада. Что, если мать, мающаяся бессонницей, вздумала набрать ее номер и не дозвонилась? Да и другие люди тоже могли ей звонить, если уж на то пошло.

Прямо перед их машиной выскочил, как чертик из табакерки, юркий «Пежо». Никита едва не врезался ему в бампер и, не выдержав, выругался.

– Извините, – пробормотал он, покосившись на бесстрастное лицо своей пассажирки.

Но Виктория его не слышала. «Все это вздор, – сказала она себе. – Наверняка мне никто не звонил». Она откинулась на спинку сиденья и поймала себя на мысли, что ей нравится ехать по освещенному огнями ночному городу так стремительно и беззаботно. И Никита как водитель ей нравился. Она была почти уверена, что его отношения с Вероникой скоро подойдут к концу. Есть люди, которые умеют вредить себе хуже злейшего врага.

«А впрочем, – тотчас же напомнила она себе, – меня это не касается. Ни в малейшей степени».

И она задумалась о вечере, который Вера подарила Сергею – вместе с ней, Викторией, в качестве своеобразной вишенки на торте. Она вспомнила лица одноклассников, разговоры за столом, Лизу в деревянных бусах, оживленную Катю, Гену. И, вспомнив Гену, она мельком подумала, как хорошо, что она не вышла за него замуж.

Но главным было вовсе не это. Тогда, в школе, они при всех своих различиях являлись частью одного класса, стояли на одном уровне. Сейчас ничего подобного не было и в помине. Жизнь развела их по разным дорогам и наклеила разные ярлыки. И ничего общего не осталось больше между ней и Вероникой, между ней и Верой, между ней и Геной, и тем более Лизой.

Как и между ней и Сергеем.

В сущности, эта мысль должна была ее утешить, но ей неожиданно стало грустно. Чем дальше, тем больше она убеждалась, что в жизни нет ни любви, ни преданности, ни верности, ни дружбы. Есть только секс, сиюминутные интересы и кратковременные попутчики. Те, кого ты считала своими подругами, предают, те, кого ты любила, уходят. И в конце концов ты остаешься одна с теми иллюзиями о любви, о преданности и о дружбе, которые создаешь на чистых страницах своего романа.

– Налево или направо? – спросил Никита.

Она очнулась, бросила взгляд за окно.

– Налево. Хотя… я могу выйти и здесь.

– Ну вот еще, – обиженно протянул он. И ухитрился – несмотря на заставленный машинами двор – доставить ее к самому подъезду.

Виктория вышла. Никита хотел спросить что-то, но начал накрапывать дождь, и она, махнув рукой на прощание, побежала к подъезду. Было еще не поздно, и лифт подкатил не с таким звуком, как обычно, а с каким-то удивленным гулом, словно заспанный.

Она вошла в квартиру, и знакомое пространство тотчас же сжалось вокруг нее тугим кольцом. И еще она поймала себя на мысли, что ей не хватает Кирилла.

Виктория взяла сотовый и обнаружила, что зачем-то его выключила. Досадуя на себя, она вернула телефон к жизни и почти сразу же получила из сети сообщение о пропущенном звонке от неизвестного абонента. Номер его был скрыт.

«Может, это Кирилл? Раз он клялся, что больше никогда и ни за что не станет мне звонить, это вполне может быть он. Звонок в час ночи… он сейчас в Италии, там на два часа меньше. Да, он мог позвонить мне в одиннадцать вечера. Только он ли это? Могли ведь и ошибиться номером, в конце концов».

Кирилл был бизнесменом. Они прожили с Викторией четыре года, – можно было написать «душа в душу», и, наверное, это было бы правдой. Развела их ее работа. Как и подавляющее большинство российских мужчин, Кирилл считал написание романов странным занятием, и ему не хватало такта держать свое мнение при себе. Он был готов обеспечивать Викторию всем, что ей необходимо, и искренне не понимал, почему такая безоговорочная зависимость от него не вызывает у нее энтузиазма. В конце концов нашлись энтузиастки, готовые отказаться от всего ради щедрого содержания, и Кирилл ушел. Виктория не стала его удерживать – она не умела или не хотела бороться за кого бы то ни было. Возможно, это была обыкновенная гордость. Но гордость – несовременное качество; она мешает жить в современном мире. В любом случае из-за гордости Виктория теряла не первого мужчину в своей жизни.

«А, да пошли они все к черту», – внезапно разозлившись, сказала она себе и стала расстегивать молнию на платье. Это был очень сложный и трудоемкий процесс, если заниматься им в одиночку, потому что молния была вшита таким образом, что самой ее было практически невозможно расстегнуть. И Виктория едва не сломала замок, дернув рукой, когда кто-то внезапно позвонил в дверь.

«Убью, – сердито подумала писательница. – Нет, хуже. Вставлю в роман в качестве трупа. Расчлененного».

Как и многие писатели, Виктория была очень злопамятна по отношению к тем, кто успел чем-либо ей насолить.

Однако на пороге стоял человек, которого она прежде уже здесь видела. И стоило признать, что он не вызывал у нее никаких отрицательных эмоций.

– Ну, что еще? – неприветливо спросила она.

Никита потупился. У него был немного сконфуженный вид, словно он ожидал, что его прогонят, и Виктории невольно стало смешно.

– Я забыл вернуть вам майку, – напомнил он. – Вот. Чуть не уехал, и…

Виктория посмотрела на признание в любви Парижу, написанное на его груди, и перевела взгляд на лицо Никиты.

Само собой, дело было вовсе не в майке; он не уехал потому, что не хотел уезжать – или, может быть, просто не хотел возвращаться к своей журналистке. А тут совсем рядом молодая женщина. Даже скажем: интересная молодая женщина. И вроде бы одинокая, так чем он рискует?

Конечно, Виктория имела полное право возмутиться, удивиться, поставить его на место, наконец. И если бы он был лет на двадцать старше или попросту физически непривлекателен, Виктория так бы и поступила. Или если бы вдруг зазвонил телефон и мужчина, о котором она думала, сказал бы, что он думает о ней.

Но телефон не зазвонил, а пространство, в котором она знала каждый уголок, каждую пылинку, свилось вокруг нее кольцом, мешая дышать.

…И вообще, она никому ничего не должна.

– Входите, – сказала наконец Виктория. – И помогите мне расстегнуть эту чертову молнию. А потом, так уж и быть, мы займемся вашей майкой. И всем остальным.