Читать книгу «Опалённые войной» Книга первая. Вернись живой - Ванда Михайловна Петрова - Страница 8

Наши войска наступали, партизаны присоединялись к армии. Мила целую неделю не могла вырваться в военкомат. Может, есть хоть какая-то утешительная весточка. Выбрав минуточку, Мила побежала в военкомат. Знакомого майора не было, вместо него был другой незнакомый. Об Глухове, отце Милы, известий не было ни каких. На вопрос об Андрее Плетнёве, незнакомый работник военкомата, полистав и почитав бумаги на столе, строго спросил, кем она приходится Андрею Плетнёву. У Милы ёкнуло сердце и сильно заколотилось от страха перед неизвестностью – что случилось, почему он так пристально смотрит на неё. Зашёл работник военкомата, знавший Милу по её многочисленным посещениям, приветливо поздоровавшись, добавил:

– Что-то Вас давненько не видно было, – и распорядился, – Климов, посмотри, что там по родным Глуховой.

И Мила узнала, что нашёлся Андрей, Андрей Плетнёв. Он, действительно был в партизанах. Раненый и контуженный, долго был без сознания, а затем долго восстанавливалась память. При наступлении наших войск, Андрея забрали в госпиталь, как безвестного партизана, со слов его спасителя. И только недавно к Андрею вернулась память, он смог назвать своё имя, фамилию, стали устанавливать кто и откуда. Установив, послали извещение жене, Плетнёвой Софье Макаровне.

– Что с ним, почему – извещение, какое – извещение? – бледнея всё больше, спросила Мила, а в голове звенело – но он жив, жив! Андрей, жив, жив, жив ….

……………….

Мила позвонила в уже знакомый звонок на железных массивных воротах, из глубины двора донесся собачий лай. Звонить пришлось долго. В конце-концов с той стороны ворот послышался знакомый голос – кто там.

Мила окликнула:

– Софья, это я.

Открылась калитка и прозвучала команда:

– Заходи скорее!

Мила вошла, Софья быстро захлопнула калитку, щёлкнул замок.

Вошли в дом. Мила огляделась, они были только вдвоём.

– Не оглядывайся, – сказала Софья, – мы одни сейчас.

Софья села сама и кивнула Миле – садись. Не дожидаясь расспросов Милы, Софья продолжила разговор, понимая, что привело Милу к ней.

– Не поехала, потому что Андрея уже везёт медсестра. Встречу на вокзале. Хорошо, что ты пришла, я сама к тебе собиралась, поговорить надо. Трофима моего судят за хищение, может быть высшая мера, но могут и на фронт. Повезло, что регистрироваться с ним не торопилась. Дом этот я сразу заявила, на меня покупаем, ну и один из суда помог – я не причём. Это я тебе так, для информации. Лима нашла себя в винно-водочных напитках, у нас с ней теперь у каждой своя жизнь, стали такими чужими, чужее не бывает. Викуся померла.

Мила поняла, что Софья не собирается разыскивать ребёнка, значит, за Вику можно быть спокойной. А Софья холодно продолжала:

– Я уверенна, что ты со мной согласишься, ни к чему калеке знать эти подробности, про Трофима, про Вику.

Мила молчала. Софья размеренно продолжала говорить, как гвозди вбивала в крышку гроба Андрея:

– Привезу его сюда, здесь всё огорожено, сможет и во двор выходить, – Софья дёрнула плечами, скривила рот, – если захочет. Ну вот, так – всё.

Мила глухо сказала:

– Надо попытаться, может хоть частично …

Софья взорвалась:

– Что «частично»?! Что «частично»?! Слепой он! Что выдумывать?! И… ты… тоже не мельтеши, ни к чему ему все эти тени прошлого, мне и так с ним не сладко будет, – сделав паузу, резко закончила, – Прощай, в общем, сама понимаешь, вам тут охи ахи, а мне с ним мучится.

……………….

Софья чуть ли не вытолкнула Милу со двора и поспешно захлопнула за ней калитку.

А дома Милу ждала великая радость – нашёлся отец! Кузьма Гаврилович, гуляя с Викой во дворе, встретил почтальона. Вика уже спала. Вдвоём с Кузьмой Гавриловичем они перечитывали и перечитывали письмо. Отец жив, он тоже был в партизанах, они вместе с отступающими гитлеровцами двигались к границе, нанося ощутимый урон отступающей армии врага изнутри. И вот их отряд полностью присоединился к наступающим частям нашей армии и теперь он будет регулярно писать. У Милы сжалось сердце от горя, как она напишет, что мамы больше нет.

Отец и мать Милы поженились совсем юные, ещё до его армии, они всё время так любили друг друга, неизвестность про мужа и подтачивала здоровье Нины Павловны. Мила до мелочей помнила день ухода отца на войну. На маму Миле было страшно смотреть. Нет, Нина Павловна не голосила, не причитала, но лицо у неё покрылось мертвенной сизой бледностью, даже руки были такие, и мама прятала их за спину, чтоб не видели, как они дрожат. И не плакала мама, но глаза у неё стали, как стеклянные, страшные, не живые. И голос стал не её, безжизненный, которым она повторяла: «Любой, слышишь, любой, но живой вернись, слышишь». И снова: «Любой, слышишь, любой, вернись живой». А теперь как она напишет отцу, что мамы нет. И Мила поняла, что не сможет об этом написать отцу, не сможет. «Папочка, прости меня, что я не смогла сберечь маму, прости меня, родной, я не могу тебе написать о том, что мамы больше нет, не могу», – проплакала всю ночь Мила. Так и пошла на работу, с опухшим от слёз лицом, и рада, что нашелся отец живой, и с новой остротой переживая потерю матери, страшась за отца, что он не сможет пережить такую утрату. Мила знала историю их любви, мать с отцом полюбили друг друга ещё в школе, с пятого класса. В тот год дедушка Павел с бабушкой Полей получили квартиру и переехали в другой район. И мама Милы пошла в другую школу, в ту, где с первого класса учился Вадим, будущий папа Милы. Бабушка Поля рассказывала Миле, как в тот же день Ниночка пришла из школы домой с мальчиком и сказала: «Мама, это Вадим, мы с ним решили дружить всю жизнь». Тогда это было весело слушать. А теперь война и мамы нет.