Читать книгу Тайна Романовых - Вано Германович Чокорая - Страница 2

Кавказ. Много тайн скрывает в себе эта древняя земля. Из глубины веков восходят предания о таинственных событиях, людях, предметах. Этот эдемский сад, умеет хранить в своих кущах доверенное ему. Тысячи лет, Кавказ принимал у себя сотни народов. Каждый приходил со своим сокровенным, оставляя здесь его тень или саму сокровищницу человеческой мысли.

Веками Кавказ невольно копила тысячи тайн. Многие из них забыты. О других осталась дымка памяти, но многое по прежнему, вызывают интерес. И чем ближе породившие тайну события, тем острее к ним интерес.

Я журналист и исследователь истории. Исследователь, это не представитель академической науки. Исследователь и историк от официальной науки, отличаются кардинально. Профессиональный историк ограничен существующими научными рамками и стандартами. Над ним невольно довлеет сама наука и в изысканиях ему практически невозможно нарушить каноны. Он находится в ограниченном пространстве, и в нём ему, во что бы то ни стало надо обнаружить искомое. Исследователь, человек свободных взглядов. Официальную историю он знать обязан, но не скован ею. Рамки его не сжимают, и он может расхаживать по всему полю. А свободный человек, как известно, добивается намного большего. Путешествие в глубину веков увлекательное занятие. Изучая старинные документы, рукописи, слушая легенды, предания, захватывающе переноситься назад. Провожать взглядом абрека, изящно уходящего от погони солдат, стоять у стен крепости которую штурмуют завоеватели, и знать, что крепость будет разрушена и зарастёт лесом, слушать монаха, рассказывающего о спасенных иконах. Но иногда подглядеть, перенестись не удаётся. Нет упоминаний ни о времени, ни о месте, только событие. Тогда приходится уповать на удачу. Удачу обнаружить факты или то, что поможет сделать вывод и установить истину, найти. Когда приходится искать разгадку, тайны не имея точных данных, только глубокий анализ и жёсткая логика могут привести к результату. Но везение, удача, это счастливый случай. Встреча с историей, о которой я хочу рассказать, произошла благодаря удаче.

Почти столетие, продолжаются поиски и обсуждения золота царской семьи Романовых. Вернее Гольштен-Готторп-Романовых. После исторических переплетений, на российском престоле оказался Карл Петер Ульрих, принявший имя императора Пётра Третьего. Он являлся сыном Анны Петровны, дочери Петра Великого, а отцом его был герцог северонемецкого Гольштейна, Карл Фридрих Гольштейн – Готторпский. С тех пор, по генеалогическим правилам, российский императорский род именуется Гольштейн-Готторп-Романовской династией. Но мы, для удобства будем называть царскую семью Романовыми. Так вот следы их сокровищ, утраченных в буре революции, периодически, якобы обнаруживаются в Сибири, в Байкале, в Швейцарских банках или США. Но всё это, касается лишь золотого запаса российской империи.

Романовы обладали лучшей коллекцией алмазов в мире. Да и других, личных драгоценностей, за 300 лет царствования, у фамилии, очевидно, накопилось внушительное количество. Часть личных вещей императорской семьи большевики продали за рубеж, часть оказалась в музее. Известно, что бриллианты были зашиты в предметы одежды императрицы и юных княжон, во время их заточения в Екатеринбурге. Но целую коллекцию, спрятать на теле никак не получится. Помимо этого, были сотни мелочей – предметы обихода, начиная от икон и заканчивая туалетными принадлежностями инкрустированными россыпями драгоценных камней. Пропавшая часть личных вещей венценосной семьи, до сих пор остаётся, вне поля исследователей царских сокровищ. Именно их след неожиданно обнаруживается в кавказских горах.

КНЯЗЬ

Астамура я не встречал уже несколько лет. Мы учились в одном вузе, я на факультете журналистики, он на экономическом. В годы учёбы общались но не дружили особо. После окончания университета мы всего несколько раз виделись в городе. Сухуми маленький приморский городок, но наши пути не пересекались часто. Астамур стоял за столиком кафе (были раньше такие высокие столики, за ними нужно было стоять, а не сидеть. В некоторых местах, они используются до сих пор как дань традиции), и пил кофе. Я вышел из подъезда дома, стоящего от кафе на другой стороне маленькой пешеходной улочки. С далека заметил старого знакомо и направился поздороваться. Мы обнялись, Астамур тут же дал знак официанту принести ещё один кофе, и мы разговорились. Говорили о новостях, быте. Когда было обговорено всё, что могут обсуждать давние, но не близкие знакомые, наступила небольшая пауза, Астамур вдруг ахнул с восторгом: – Послушай дорогой. Ты же занимаешься исследованиями. Я тебя познакомлю с интересным человеком. У моего соседа гостит его родственник, двоюродный брат. По происхождению князь. Пожилой человек. Он приехал из Франции. Там родился и жил. Он впервые здесь. Когда стало возможным приезжать в Абхазию, он сразу прилетел навестить могилы своих предков и повидать родню. Меня пригласили на пир в честь его приезда, он рассказывал удивительные истории. Тебе непременно надо с ним познакомиться. Человек этот – сказал он – великолепный рассказчик, дружен с высшим светом, хорошо знает историю, и с детства был знаком с многими историческими персонажами. По его рассказам можно изучать историю.

Меня всегда привлекали такие личности, и я не преминул воспользоваться выпавшей возможностью. Допив кофе, мы отправились к соседям Астамура. По дороге, мой приятель рассказывал о человеке, с кем собирался меня познакомить. Оказалось, это был князь из знаменитого в Абхазии рода Ачба. Его родители эмигрировали в Германию после советизации Грузии в 1921 году. Он родился в Мюнхене. Окончил сорбонский университет и долгое время жил во Франции, после снова вернулся в Германию.

В Сухуми князь остановился в доме сына своей тёти по отцовской линии. В 1921 году она уже была замужем за мелким дворянином, и их семья не стала эмигрировать. Постоянной связи между родственниками, разделёнными историческими событиями, не было. Но в условиях изолированности Советского Союза, им время от времени удавалось подавать друг другу весточки. Двоюродные братья знали о существовании друг друга, но конечно никогда не виделись. И вот, после открытия границы они впервые за всю жизнь смогли встретиться – это всё успел мне поведать Астамур, пока мы подошли к кирпичному двухэтажному дому на берегу моря.

Я знал это здание. Дом этот был построен в восьмидесятых годах 19-го века местным греческим купцом Попандопуло. Советы здание национализировали, превратив его в многоквартирный дом с двум подъездами, а Попандопуло оставили две комнаты на первом этаже.

– Нам в этот подъезд – сказал Астамур.

Мы поднялись на второй этаж, и мой приятель позвонил в дверь. Нам открыл пожилой мужчина, хозяин квартиры. Он и оказался двоюродным братом князя. Астамур познакомил меня с ним. Хозяин пригласил в дом и проводил в залу. Из кресла, к нам на встречу, поднялся поджарый мужчина. Возраст его нельзя было определить сразу. По словам Астамура, князю 75, но выглядел он моложе лет на 20. Был подтянут, бодр, свеж, глаза живые и с такой искрой, какая бывает у жаждущих жизни двадцатилетних юношей. Тонкие, аристократические черты лица. Лицо цвета слоновой кости, римский нос, края век грузно опущены на глаза, как бывает это у людей его породы, на щеках лёгкий румянец и прожилки капилляр, тоже свойственное представителям голубой крови. Движения мягкие, выверенные, с простотой, но степенные.

Хозяин квартиры представил нас князю.

– Здравствуйте – протягивая руку, чётким, свежим голосом произнёс князь.

Хозяин пригласил нас присесть. Мы опустились на старинную софу, которую наверно заказывал мастеру ещё отец хозяина, а может это было приданное его матери, сестры князя.

На Кавказе не принято с порога спрашивать гостей о цели визита. И вообще не принято спрашивать. Гость сам объявит об этом когда пожелает. Если хозяин спросит, это будет означать, что он хочет побыстрее ответить гостю и выпроводить его.

Приятель нашего Астамура исследователь истории, и заинтересовался твоей судьбой и жизнью – обратился хозяин к князю.

С удовольствием расскажу – ответил глядя на нас Ачба.

С князем мы переговорили о многом, он рассказывал с энтузиазмом и мне показалось, какой-то жаждой поделиться всем что знает. Наверно впервые попав на Родину, ему хотелось стать с ней единым целым, открыть себя всего и принять себя всю Родину. Князь вскользь упомянул об одном эпизоде прошлого, который особенно меня заинтересовал.

По словам князя, эту историю, ему поведал его давний знакомый по Парижу, по происхождению нижегородской дворянин Константин Николаевич Граве, которого в младенчестве увезли из революционной России в 1918 году. Во Франции, он долгие годы был деловым партнёром некоего эмигранта Колпачков. Этот Колпачков, был непосредственным участником описанных Граве событий.

– Этот Колпачков, оказался связан с сокровищами императорской семьи Романовых – отвечая на мой вопрос сказал князь. – Я вам перескажу мой разговор с Граве.

– Князь, я был удивлён откровенностью Колпачков – сказал мне Граве, начал свой рассказ Ачба.

– Вы были знакомы долгие годы, и почему только сейчас он с Вами так разоткровенничался Константин Николаевич? – спросил его я. И зачем вообще откровенничал? Дело тёмное.

– Князь, раньше признаться не осмелился, боялся видимо – сказал Граве. А в глубокой старости, особо опасаться нечего. Да и времена настали другие. И срок давности. Гордость его подтолкнула. Дело ведь не простое. Наверное хотел на весь мир прокричать, что он, Колпачков, автор загадки над которой весь мир бьётся уже десятки лет.

Князь пересказал нам слова Колпачкова Граве. Но оказалось, Колпачков поведал лишь общую канву. Свою роль во всём деле и его итог.

Я увлёкся этой историей и когда князь окончил повествование, дал себе слово узнать о столетних событиях всё до мельчайших подробностей.

– Возможно ли это князь? – спросил я собеседника поделившись своей задумкой.

– Почему бы и нет – ответил князь Ачба. Конечно, участников событий уже нет в живых, но возможно отыщутся их потомки, и если пожелают, то могут рассказать то, что Вас интересует. Например, Граве жив и бодр, он близко знаком с дочерью Колпачкова. О других участниках тех событий я ничего не знаю. Возможно, Граве что-то сможет добавить. Или сама дочь Колпачкова подсказать. Но Граве лет пятнадцать назад перебрался в маленький городок Буйон на юге Бельгии, и живёт там почти безвыездно.

– Значит придётся ехать в Бельгию – выпалил я.

Порыв этот удивил не только присутствующих, но в первую очередь меня самого.

Князь резко поднял опущенную на грудь голову и посмотрел на меня отеческим взглядом.

– Молодой человек – сказал он мягким голосом – видимо Вы серьёзно заинтересовались этим делом. Мне нравятся решительные люди и буду рад помочь Вам всем чем могу.

– Благодарю князь – сказал я.

Я только сейчас я заметил, что ни при знакомстве, ни после, нигде не прозвучало имя и отчество князя, и я не поинтересовался, а обращался к новому знакомому исключительно по его титулу, и именно так мне нравилось, и так хотелось обращаться к этому человеку. И поймал себя на мысли, что знай я, его имя и отчество, всё равно называл бы его князем. И никак иначе. Наверно потому, что перед нами сидел аристократ, князь, человек породистый, с генетической памятью, уходящей в глубину веков.

Мы ещё немного проговорили с князем. Астамур и хозяин квартиры почти не участвовали в нашей беседе.

– Я Вам дам координаты Граве – оживлённо обратился ко мне князь.

Он, кажется, уже сам загорелся моей идеей исследовать историю Колпачкова.

– Когда будете готовы ехать в Бельгию, сообщите мне – продолжил князь. Я, позвоню Граве и договорюсь, что бы он всячески Вам посодействовал. Но Вы должны обещать мне, что расскажете мне всё, что Вам удастся узнать. Признаться эта история меня занимает.

– Буду очень Вам благодарен – ответил я.

Прощаясь, князь дал мне свою визитку и пригласил остановиться в его дома под Мюнхеном.

– Обязательно приезжайте – традиционно, на чисто – абхазском отчеканил князь.

Мы попрощались, князь уезжал через два дня, а я с утра, должен был на неделю, отправиться в горное селение Псху и не смог бы проводить князя. Хозяин не хотел отпускать нас, звал на застолье.

– Так гостям нельзя уходить – убеждал он. Выпьем по бутылке вина.

Всё зависело от моего ответа. Я главный гость. Астамур был своим в доме соседа, но я знал, что моего приятеля ждали дела и не мог его задерживать.

Я и Астмур были настойчивы в своём отказе.

– Гости уходят – хозяин громко обратился к своей супруге хлопочущей на кухне.

Мы уже встали и прощались окончательно, когда в зал вошла хозяйка с подносом со стаканами, лёгкой закуской и графином красного вина из «одессы» в другой руке.

Она разложила всё на журнальный столик, стоящий у дивана. Как не уговаривал хозяин, но мы выпили лишь стаканчик вина, во здравии князя и обитателей этого дома и заторопились на выход.

ГРАВЕ

После встречи с князем прошёл почти год. Я готов был ехать к Граве. Как мы и договорились с князем, он рассказал Константину Николаевичу обо мне. О том, что я заинтересовался историей сокровищ Романовых, и намерен заняться поисками людей, которые могут рассказать больше. Со времени нашей встречи, я несколько раз звонил князю, поэтому знал, что Граве готов принять меня по просьбе князя и всячески посодействовать моим изысканиям. Князь мне надиктовал телефонный номер Граве. Было оговорено, что когда буду готов к поездке, позвоню Константину Николаевичу, и мы согласуем дату встречи. Ещё он обещал устроить встречу с дочерью Колпачкова Татьяной Ивановной. Оказалось, она живёт недалеко от Парижа, в деревеньке Монфор-Ламори. Когда Граве сообщил мне об этом в телефонном разговоре, подумалось – почему-то многие эмигранты того поколения, предпочитают жить в деревнях. Особенно аристократы. И потом, я ещё не раз сталкивался с этим. А тогда мне подумалось, может аристократом, эти деревеньки напоминают собственные вотчины, навсегда оставленные после революции. Напоминают их жизнь в собственных деревнях. А тех, кто не успел пожить, запомнить, или вообще родился в эмиграции, тянет, возможно, генетическая память. А может это вообще не так, и в деревню они сбегают от городского шума и суеты.

Итак, я готов к поездке. Но сперва следовало уточнить, когда сможет принять меня Граве и уже после приобретать билеты. Вернее билет, так как было неизвестно, что могут поведать мне Константин Николаевич, и дочь Колпачкова, на какой след навести, с кем ещё и где я смогу встретиться. Тогда ещё я не знал, что история сокровищ Романовых, помотает меня.

– Алло – как всегда, на том конце провода ответил мягкий баритон.

– Здравствуйте Константин Николаевич – ответил я, и тут же был узнан Граве.

После наших нескольких бесед по телефону, мы общались как старые знакомые. Даже по телефону, потомственный дворянин Нижегородской губернии, умел расположить к себе собеседника. Огромной разницы в возрасте не ощущалось, мой собеседник был учтив и вежлив, и по приятельски свободен в беседе, этим самым снимая напряжение, при общении младшего со старшим. Но конечно, я такого себе позволить не мог, почтение и трепет перед старшими он видимо в крови.

Константин Николаевич поинтересовался моими планами на поездку и порадовал новостью, что дочь Колпачкова знает о моём приезде и тоже готова встретиться и поделиться воспоминаниями.

– А я Вас жду хоть сегодня – завершил Граве.

– Константин Николаевич – с безмерной благодарностью произнёс я – ближайший рейс послезавтра. Лететь с пересадками, вечером буду в Буйоне.

На этом мы попрощались. Мне предстояло долететь с пересадкой до аэропорта «Финдел» в Люксембурге, оттуда на такси 100 км. до Буйона.

Было около восьми вечера когда я вошёл в частную гостиницу у деревенской площади Буйона. Заказать номер мне помог Константин Николаевич. Заполнив бланк, хозяин., пожилой мужчина, проводил меня в номер в левом крыле одноэтажного дома. Я оставил вещи и попросил хозяина отеля указать, как пройти к дому господина Граве. Это оказалось совсем рядом, да и весь Буйон кажется можно обойти за пол часа. Через пару минут я нажал кнопку звонка, закреплённого на низеньком деревянном заборе, обрамляющем уютный полисадник. Тут же открылась входная дверь, типичного для этих мест одноэтажного, кукольного домика, словно хозяин ждал меня за нею.

– Добрый вечер. Добро пожаловать – с доброжелательной улыбкой направился ко мне на встречу Константин Николаевич, и открыл засов белоснежной калитки.

– И Вам доброго вечера Константин Николаевич. Спасибо что согласились принять – ответил я пожимая протянутую хозяином руку.

– Проходите в дом, супруга как раз заканчивает накрывать на стол – пригласил протянутой к дому рукой нижегородский дворянин.

Николай Константинович провёл меня в обеденную залу, где посреди комнаты стоял празднично накрытый, круглый стол. Из соседней комнаты вышла дама, о происхождении которой, и спрашивать не надо. Породистая стать её, осанка, правильные черты лица, бодрость и свежесть лица не по годам, ясно выражали её аристократическое происхождение.

– Имею честь представить – сказал хозяин дома, от этих слов повеяло какой-то аурой и меня мысленно унесло в девятнадцатый век, на бал в благородном семействе – моя супруга, Неклюдова Наталья Сергеевна.

Хозяйка, элегантно протянула руку и пожимая её, я представился хозяйке дома.

Татьяна Сергеевна пригласила за стол.

О многом было переговорено за милым и уютным ужином. Об исторических судьбах, жизни, о детях этого дворянского гнезда. Оказалось, у семьи Граве двое сыновей. Они давно обзавелись своими семьями и живут они в Брюсселе и Мадриде. За всё время беседы мне не терпелось перейти к разговору о сокровищах Романовых. Но Константин Николаевич ни разу даже не подвёл разговор к этому. Тема была деликатной, и потому я решил дождаться, когда хозяин сам коснётся темы, которая и привела меня в его дом.

Окончив трапезу, Константин Николаевич предложил коньяк. Мы вышли на задний двор с бокалами, и устроились в пляжных шезлонгах. С секунду помолчав, Граве сказал: – Молодой человек, я понимаю, Вам не терпится расспросить меня о всех подробностях, известных мне в связи сокровищами. Милости прошу. Я в Вашем распоряжении.

У меня было тысячи вопросов!!! Всю эту историю, с сокровищами, с моей поездкой, с этим садом в Буйоне, представлялись мне клубком ниток. Конец нитки за которую потянув, развяжется весь клубок, представлялся мне в лице нижегородского дворянина. Мне не терпелось раскатать эго в сию секунду и увидеть другой конец нити, но в тоже время, мне хотелось разматывать очень медленно, не торопясь, смакуя каждый новый виток клубка, наслаждаясь процессом.

В первую очередь, мне хотелось узнать побольше о человеке, с которого и началась для меня эта история.

– Константин Николаевич – обратился я к гостеприимному хозяину, словно гурман приступая к любимому блюду – в первую очередь, мне хотелось бы узнать о самом Колпачкове. Что это был за человек, каково рода была ваше знакомство и насколько можно доверять его словам?

– Это одиозная и кровавая личность – спокойно сказал Константин Николаевич. О первом я знал ещё при его жизни, а вот о втором, узнал только после его смерти. Если я Вам назову его настоящую фамилию, то Вам, человеку знающему историю, она наверняка окажется знакома. Колпащиков Иван Фёдорович – это фамилия Вам ничего не говорит? – любопытствующе глядя на меня спросил Граве.

Я с секунду призадумался, но не мог вспомнить этой фамилии среди исторических персонажей.

– Не припоминаю – Константин Николаевич.

– Расстрел двоюродного брата Николая Второго, Великого Князя Михаила Александровича – теперь уже с прищуром глядя мне в глаза произнёс Граве.

В народе говорят – «Пронзило с головы до ног», именно такое чувство испытал я при этих словах моего собеседника.

Конечно! – воскликнул я. Пермь, расстрел большевиками князя и его секретаря, Джонсона кажется.

Тот самый и есть – с какой-то грустью, словно вспоминая пережитое лично, тихо произнёс Граве.

Передо мной пронеслись все известные мне события тех времён. Революция, расстрел царской семьи, массовые казни аристократов, дворян, красный террор. С каждой мыслью моё любопытство вскипало, в голове возникали тысячи вопросов, которые хотелось задать моего собеседнику, и здесь, сейчас получить исчерпывающие ответы. Рождающиеся вопросы обгоняли друг друга, готовые вырваться один вперёд другого. Но в голове пульсировала мысль, упорядочить их, задавать их по нарастающей, но сперва найти главный вопрос, с которого нужно начать.

Мысли эти наверно отразились на моём лице. И сам я чувствовал как от кипящих эмоций кровь взыграла и загорелись щеки. И это не ушло от внимания моего собеседника.

– Знаете – словно угадав ход моих мыслей – обратился ко мне Граве, сделаем так. Я расскажу всё что известно мне, затем с удовольствием отвечу на Ваши вопросы.

– Согласен – произнёс я в нетерпении, как томимый жаждой, нетерпеливо поднимает ведро из колодца, с трепетом ожидая когда оно покажется на поверхности.

КОЛПАЩИКОВ

– С Колпащиковым я познакомился в Париже, в середине 30-х годов – начал своё повествование Граве. Впрочем, представили мне его тогда как Колпачкова Ивана Фёдоровича. Знакомство наше произошло в доме моего приятеля и партнёра, русского эмигранта, потомка купца первой гильдии Шевардова. Он и представил мне Колпачкова.

С Шевардовым, мы тогда занимались поставкой пшеницы из Канады в Европу. Колпачков, как оказалось, тоже занимался коммерцией. Его интересы простирались намного шире наших, он торговал всем, от древесины до шерсти. Мой партнёр имел с Колпащиковым шляпочное знакомство, они знали друг друга по парижской бирже, где оба играли довольно успешно. Видимо давно присматриваясь к Шевардову и оценив его деловые качества, Колпащиков предложил ему совместно вложиться в поставку партии стали из Канады в Китай. С этого проекта, который кстати мы осуществили успешно, и началось наше тесное знакомство. В последующие годы, кроме военных лет, я, Шевардов и Колпащиков, не раз проворачивали крупные сделки, и всегда удачно. Нельзя сказать, что я дружил с Колпащиковым, но нас, помимо делового, связывало тесное личное знакомство. Периодически бывали в домах друг друга, в основном по поводу каких-либо праздничных мероприятий. Я обратил внимание, что кроме меня и Шевардова, Колпащиков больше ни с кем из русских эмигрантов не общался, и всегда избегал знакомств с ними.

Когда Колпащиков предложил нам с Шевардовым коммерческую сделку, мы попросили время подумать. Дело представлялось выгодным, но нам необходимо было навести более подробные справки о будущем компаньоне. Французские коммерсанты, отзывались о нём как о человеке честном и довольно состоятельном, которому можно всецело доверять. Представлялся всем он как уроженец Астрахани, сын разбогатевшего крестьянина. Отец его якобы ещё в конце 19-го века стал торговать осётром и чёрной икрой, в чём довольно преуспел. Все свои сбережения он якобы вкладывал исключительно в ювелирные изделия и драгоценные камни, не доверяя ни бумажным ассигнациям ни банкам.

Рекомендаций нескольких хорошо знакомых нам коммерсантов хватило, что бы мы доверились Колпащикову и провернули с ним первую сделку. Всё прошло успешно. Хотя, возник небольшой форс-мажор с канадской таможней, но Колпащиков ловко решил эту проблему, чем ещё больше завоевал наше доверие. После этого была вторая, третья сделка, и всегда наш новый партнёр оказывался на высоте. О своём прошлом, или родственниках Колпащиков особо никогда не говорил.

Со своей семьёй, Колпащиков познакомил меня и Шевардова, на небольшом приёме, устроенном им в своей квартире. Супруга его, Мария Серебрянникова, бывшая гувернантка, эмигрировала в Европу в 1918 году, вместе с дворянской семьёй, в которой служила. Уже на следующий год, хозяевам пришлось уволить Марию, в семье уже не было средств на содержание слуг. Бывшая гувернантка устроилась в цветочный магазин, где её и встретил Колпащиков. У них был единственный ребёнок, дочь Татьяна. Мария скончалась вскоре после смерти супруга. А с Татьяной, мы до сих пор периодически созваниваемся.

– При каких обстоятельствах, Колпачков поведал Вам о своём настоящем прошлом? – задал я Граве, один из тысячи вопросов ответы на которые мне хотелось узнать.

К этому времени, мы с Константином Николаевичем, уже закончили ужин и расположились на террасе, потягивая французский коньяк «Мартелл».

– Была осень 58-го года – начал свой рассказ Граве, и я затаил дыхание в предвкушении. – Я тогда жил в Париже. Около полудня раздался звонок.

– Здравствуйте Константин Николаевич – произнёс в трубку знакомый голос.

– Добрый день Иван Фёдорович – ответил я. Давно не виделись.

К тому времени, Колпащиков давно отошёл от дел и мы очень редко общались.

– Да, давненько – произнёс он как-то протяжно. Разговор у меня к Вам созрел. Если можете, уважьте старика своим визитом.

Я был удивлён таким звонком. Какой разговор может быть у бывших партнёров? – подумал я про себя.

– Конечно, Иван Фёдорович – ответил я. Когда Вам будет удобно?

– Мне и сегодня удобно – огорошив такой торопливостью, смущённым голосом произнёс Колпащиков.

Я подумал с секунду.

– Я сейчас отправляюсь в контору, (мы, эмигранты, до сих пор используем старые термины), и после заеду к Вам – ответил я, сам уже любопытствуя от такой нетерпимости, в принципе степенного человека.

– Замечательно, жду – бодро произнёс Колпащиков.

Быстро управившись в конторе, я уже через час подъёзжал к дому Колпащикова. Он жил на Рю-Байе, недалеко от моей конторы.

Иван Фёдорович был дома один. Встретил меня довольно бодрым. Проводил к себе в кабинет. Предложил вина. Мы расположились в креслах и после взаимных вежливых расспросах о делах и семье, Колпачков резко перевёл разговор в другое русло.

– Константин Николаевич – испытующе смотря на меня, в привычной ему энергичной манере произнёс Колпащиков. Моя фамилия Колпащиков. Я убил Великого князя Михаила Александровича!

В тот момент мои глаза настолько расширились, что невольно на лице Колпащикова (буду называть теперь его так) заиграла улыбка.

Я не понимал, что происходит. Розыгрыш? Глупо. Что тогда? Но внутренним чутьём я сознавал, что мой собеседник не шутит. Я судорожно вспоминал фамилии тех кто участвовал в убийстве Михаила Александровича. Одного из них в 19-ом году поймали офицеры белого движения. Он назвал всех соучастников, и их имена были опубликованы в наших газетах. Вообще, в связи с этим делом, в своё время, много писали все эмигрантские и европейские СМИ.

– Я понимаю, Вы растеряны от этих слов – после некоторой паузы, прерывая мои судорожные мысли, произнёс Колпащиков. Прошу, не перебивайте меня и не задавайте вопросов. Я давно готовился к этому разговору и именно с Вами. То, что я хочу рассказать, я выложу полностью. И у Вас не должно возникнуть больше вопросов.

Я даже не был в состоянии произнести слово и лишь покачал головой в знак согласия. Я закурил и приготовился слушать.

– Я бывший рабочий мотовилихинских заводов в Перми, и бывший член ЧК —начал рассказ Колпащиков. Вы знаете, что после революции, большевики, в марте 18-го года, Великому Князю, местом временного жительства определили Пермь. Там он и поселился в «Королевских номерах». Вам конечно известны подробности того дела. Я был его активным участником. Только не спрашивайте ни о чём. Я Вам сказал всё, что хотел. Теперь я хочу остаться один.

– Я даже не сразу расслышал, что меня выпроваживают – глядя на меня пустым взглядом, сказал Граве.

В этот момент, он наверно окунулся в события того разговора с Колпащиковым и очевидно заново испытывал эмоции того дня.

– Я не успел переварить услышанное – продолжил Константин Николаевич. Даже не смог собраться, чтоб сообразить, что можно сказать, ответить в данной ситуации. Автоматически встал и направился к выходу. Колпащиков отворил мне дверь. Я только успел отметить, что он как-то слишком бодро попрощался со мной, сам же я не произнёс ни слово. Только спустившись на один пролёт, повернул голову, но дверь уже была заперта. Я даже не могу определённо сказать, что именно в тот момент поразило меня. То, что мой давний знакомый оказался ни тем за кого себя выдавал? То, что оказался убийцей, да ещё кого, самого Великого Князя? Или то, что он был фигурой сыгравшей одну из роковых ролей в мировой истории? Или может сознание того, что я, потомственный дворянин, с младенчества впитавший подданость императорскому дому, монархии, водил знакомство с убийцей одного из члена того самого Дома? Это мысль особо меня терзала в тот момент, я даже на некоторое время ощутил себя соучастником того преступления. Колпащиков. Всё перемешалось тогда в моих мыслях. Кожа на голове горела от нервного напряжения. Несколько дней я был сам не свой. Мне хотелось кричать на весь мир! Вот он, душегуб! Хватайте. Но я не могу до сих пор дать себе отчёта, почему я тогда ничего не предпринял. Может просто здраво рассудил. К кому я мог обратиться? К властям? Убийство совершенно в России. Какое французам до этого дело. Тем более прошли десятки лет. Обратиться к эмигрантским кругам? Все общества и организации давно или распались или существовали чисто формально. Да и кому теперь всё это нужно. И сам лично я почему-то ничего не стал предпринимать. Но меня мучил один вопрос. Зачем, для чего, почему, Колпащиков рассказал мне это? И почему именно мне? Для чего так срочно захотел встретиться? Он не болел. Был здоров и вполне бодр. Я не понимал. Но до определённого момента.

Граве сделал паузу. Было видно, что он старается успокоиться. Я внимательно смотрел на него и ждал продолжения.

– С того разговора прошло чуть более года – пригубив морковного сока, (он почему-то чередовал коньяк и морковный сок) уже умиротворённо сказал Граве – когда дочь Колпащикова сообщила о смерти своего отца. Я позвонил Шевардову. Кстати о нашем разговоре с Колпащиковым, я ему не говорил. На вторник были назначены похороны. Уже на поминках, я с Шевардовым о чём-то беседовал в углу комнаты, когда ко мне подошла Татьяна Ивановна и попросила на пару слов.

– Отец рассказал мне и маме о вашей беседе – смущаясь и опустив глаза, произнесла она.

– Я не скрыл от неё своё удивление. Зачем вообще было нужно сообщать мне об этом, тем более в такой день? И только потом меня пронзила мысль – его семья знает о его злодеяниях. И это ещё больше поразило меня в Колпащикове. Зачем нужно было рассказывать это дочери.

– Вы знаете —продолжила она, теперь уже еле выдавливая слова из себя, чувствовалось, что ей трудно говорить и делает она это исключительно только по какой-то, только ей ведомой необходимости —отец оставил подробные мемуары о тех событиях.

– Я удивлён этим не меньше чем тем признанием Ивана Фёдоровича – произнёс я, кажется делая это неосознанно, так как в тот момент мыслями я был далёк от того места где находился.

– Просто я хотела, чтоб Вы знали об этом – сказала Татьяна Ивановна многозначительно посмотрев на меня.

– Она видимо ждала от меня какой-то реакции, но я неожиданно для моей собеседницы и даже самого себя, ещё раз посочувствовал ей и попрощался.

Когда мы с Шевардовым вышли из дома и сели в машину, я рассказал ему о признании Колпащикова и упомянул его мемуары. Мой друг был шокирован не меньше, чем я в тот день.

– Знаешь – сказал я ему, на самом деле размышляя сам с собой и больше озвучивая свои мысли, чем рассказывая другу – я только сегодня понял, зачем Колпащиков рассказал мне это. Он же осознавал, что убийство совершённое им, это историческое событие мирового масштаба. И совершил его он, бывший рабочий завода. Его терзала герастратова болезнь. При жизни он наверно боялся мести, преследования, но всё таки не хотел раствориться в забвении. А мне рассказал, потому, что кроме меня среди русских у него знакомых не было. А рассказывать иностранцу об этом, наверно в его глазах было не так эффективно. Что для француза или англичанина убийство какого-то там русского князя. Он хоть и не болел, но наверно предчувствовал смерть, потому и рассказал мне. Видимо его давно точил зуд признания, а в тот день когда он пригласил меня, очевидно совсем прижал. И мемуары эти, тоже герастратовой славы ради.

– Это всё, что я могу Вам сказать о Колпащикове – выдохнув, словно после подъёма в гору, обратился ко мне Граве. Остальное Вам поведает Татьяна Ивановна. Я позвоню ей завтра утром, предупредить о Вашем приезде. Я ей говорил, о Вашем интересе к этому делу, и что Вы должны скоро приехать. Она не против публикации рукописи. Даже с энтузиазмом к этому относится. Всё таки не понимаю я это семейство. Отец хотел прослыть геростаратом, но зачем дочери выставлять отца в таком свете? Может это его завещание?

Я распрощался с хозяином и направился в гостиницу. Поздним утром меня разбудил звонок Граве: – У меня для Вас неприятная новость, приходите ко мне.

Через 20 минут я был в доме Константина Николаевича.

– Еле дозвонился Татьяне Ивановне – сказал Граве. Вчера утром, её мужу по делам срочно потребовалось вылететь в Бразилию, супруга отправилась вместе с ним. Вернутся они не раньше чем через три недели. Но для Вас она передала интересное сообщение: «Раз журналист с Кавказа, может ему стоит поинтересоваться пока неким балкарским князем Хумыхо Аидебуловым. С него началась вся эта история, а по возвращении я предоставлю мемуары как и договаривались».

Конечно огромное разачарование навалилось на меня. Здесь, рядом, сейчас была разгадка исторической тайны, и ускользнула. Но это же временно, обстоятельства, уговаривал я себя.

Всего лишь дней двадцать. Тем более, время зря терять не буду. Займусь версией с Аидебуловым. Но сто лет прошло, где искать следы только по фамилии. Но князь же. Не иголка. Тем более Кабардино-Балкария соседствует с Абхазией, правда через Кавказский хребет.

Татьяна Ивановна, позволила Граве дать мне её номер, что бы о встрече мы могли договориться уже лично. Я поблагодарил, Константина Николаевича, за гостеприимство, за труды и не откладывая отправился домой. Направляясь из Буйона в аэропорт, я уже знал с чего начну изучение неожиданно возникшего в этой истории, нового персонажа.

АИДЕБУЛОВ

В своих исследованиях, мне не приходилось касаться истории Северного Кавказа, поэтому я был мало осведомлён о представителях местной аристократии. Но к счастью, у меня есть друг, Андрей, минский историк, доктор исторических наук, он занимается исключительно историей Северного Кавказа. Его я и попросил помочь. Поиски в архивах (ловля, как это называет Андрей) занимают немало времени, и чтоб не терять его, я позвонил Андрею уже с транзитного терминала аэропорта, когда ждал пересадку.

Мне знакома фамилия Аидебулов – обрадовал меня ответом Андрей. Это очень известный род в Балкарии. Его представители встречались мне в исторических хрониках. Но темы моих работ не касались этого рода, поэтому сейчас больше ничего не могу сказать. Я попрошу содействия у своих коллег. Думаю, через несколько дней получу всю информацию.

Мы попрощались.

Зуд исследователя у меня уже разыгрался во всю, и в ожидании ответа я решил и сам поискать информацию об этом роде.

Для исследователя, помимо иных источников, главными являются архивы и библиотека. В главную городскую библиотеку Сухуми я и отправился по возвращении домой.

Поиски исторической информации сравни детективному расследованию, в котором большую роль играет, логическое рассуждение и даже дедуктивный метод. При правильном рассуждении, можно быстро выйти на те документы которые необходимы. Я решил начать с 12-и томного издания «Акты кавказкой археографической комиссии». В них нашёл косвенные сведения, которые отсылали к другим источникам, те в свою очередь к иным документам. В библиотеке я проводил целые дни, с утра до её закрытия. На четвёртый день поисков, мне повезло обнаружить несколько предложений с упоминанием фамилии Аидебуловы.

Несмотря на методы поиска и упорство, удача по прежнему остаётся главной спутницей исследователя.

Сведения оказались в труде грузинского историка 18-го века, царевича Вахушти Багратиони. И как оказалось сведения об Аидебуловых лежали на поверхности: в 1651 г. Царь Алексей Михайлович, отправляет послов к имеретинскому царю Александру Багратиони. Послы Толчанинов и Ивлиев, ходили в Грузию дважды, и один из них, Толчанинов оставил довольно обширный труд по истории своего вояжа. Эта документы широко известны в научной среде и я не раз с ними работал, но по другой теме и как видно, информация об Аидебуловых осталась вне поля моего зрения.

«Путь посольства лежал через Верхнюю Болкарию, и на этой земле путники находили приют у местного князя Артутая Аидоболова» – вот, первое упоминание. Оказалось, что Аидебуловы были не простыми, а владетельными князьями. Значит информации об этом роде должно остаться много – с восторгом подумал я.

Но полной неожиданностью стало второе упоминание об искомом роде: «Через два года, вместо Толчанинова и Ивлиева, послами были направлены Жидовин и Порошин. После некоторого пребывания в столице имеретинского царства Кутаиси, имеретинский царь Александр: «приглашал их посмотреть, как он будет крестить Женбулата, сына балкарского князя Аидебулова».

Вот это поворот – невольно вырвалось у меня после прочтения этих строк. Оказывается и род не простой, да ещё и родственники грузинского царя. (На Кавказе, родство через миро, т.е. крестины, порой ценится выше чем кровное).

Аидебуловы, грузинский царский дом, романовские сокровища, князь Ачба – эти фамилии, факты, роились у меня комком мыслей. А может царские сокровища как-то связаны с Грузией, с Абхазией. Ведь есть сведения, что часть колчаковского золота была спрятана недалеко от Сухуми, да и фашисты что-то рыскали в окрестностях моего родного города – но не стоит, не стоит строить версии, сказал я себе. Надо дождаться встречи с Татьяной Николаевной. Прочту рукопись Колпащикова и всё узнаю.

Общая картина о роде Аидебуловых была ясна и я решил дожидаться информации от Андрея. Хотя, меня мучил вопрос – если есть мемуары, зачем дочь Колпащикова советовала поинтересоваться Аидебуловым?

Прошло ещё пару дней, когда раздался звонок от Андрея.

– Тебе повезло —торжественно произнёс мой друг. Эти нотки в голосе знакомы любому исследователю. Таким голосом сообщают о долгожданной или неожиданной находке, цену которой трудно переоценить.

– Аидебуловы оставили значительный след в истории Северного Кавказа – продолжил Андрей. Я обрисовал задачу моим коллегам из Нальчика. Они уже подбирают необходимый материал и вышлют тебе заказным письмом. Скорее всего послезавтра. (Необходимо уточнить, что в то время, к которому относятся мои изыскания, интернет только начинал широко распространяться по миру, и мало где был доступен).

В благодарность Андрею, я пообещал, что он вместе со старым князем Ачба, первыми узнают всю историю о царских сокровищах.

Ещё через два дня почтальон доставил мне на дом толстенный конверт из Нальчика.

После прочтения и обработки присланного материала складывалась следующая картина: 1914 год. Через несколько дней после начала Первой мировой, главнокомандующий Кавказским военным округом Илларион Воронцов-Дашков, предлагает царю, сформировать дивизию из представителей Кавказских народов. Николай Второй проект одобрил и вскоре была создана Кавказская туземная конная дивизия. Командиром был назначен брат царя, Великий князь Михаил Александрович.

В офицерский состав этой дивизии вошли несколько представителей княжеского рода Аидебуловых, в том числе и Хумыхо, в звании штабс-ротмистра.

Много боевых дорог пришлось пройти дивизии, впоследствии более известной как «Дикая», став одной из самых эффективных боевых частей. После революционных событий 1917 года, в октябре дивизию перебрасывают на Кавказ, а в начале 1918 года расформировывают. Не смотря на это, многие офицеры и солдаты вливаются в части в Вооружённых Сил Юга России и продолжают борьбу против большевиков. Активным участником Белого движения был и Хумыхо. В 1920 командующий ВСЮР ушёл в отставку и покинул Россию. Дослужившийся в «Дикой дивизии» до полковника, Аидебулов с частями ВСЮР оказывается в Крыму и вступает в ряды формирования Русская Армия, под командованием Врангеля. Хумыхо до последнего сражался в рядах Белого движения, после его падения, Аидебулов, с остатками армии эвакуируется из Крыма в Константинополь.

В присланных мне документах есть упоминание, что из Турции Аидебулов выезжал на короткий срок во Францию, затем снова возвращается на берега Босфора, где и скончался при невыясненных обстоятельствах.

Не густо. Но след уже найден. И есть направление которым можно идти. В конце концов, к чему эти разыскания – размышлял я. Надо просто дождаться встречи с Татьяной Ивановна.

Как же болезненен зуд исследователя, когда знаешь, что вот оно раскрытие загадки, только надо доехать, дождаться, прочесть, но время не зависит от тебя и приходится ждать. Только это мне и оставалось.

ТАТЬЯНА ИВАНОВНА КОЛПАЩИКОВА

Наконец звонок от Константина Николаевича.

– Вас ждут в любое время – приятными для меня словами прозвучал голос Граве.

Я позвонил Татьяне Ивановна и сообщил о дне своего приезда.

Перелёт, пересадка, Париж, дорога до деревни Монфор-Ламори – всё казалось таким лёгким и приятным вояжём. Сердце согревала мысль об открытиях. И вот дом, который хранит тайну.

Из багажа у меня был только рюкзачок, поэтому я позволил себе не заезжая в гостиницу, сразу ехать к Татьяне Ивановна. Как же я ошибался. Возвращение домой стало оказалось не таким скорым.

Как мила французская деревенька. В детстве у меня была книга «Золушка». Вернее в большом, своеобразном конверте были огромные листы с иллюстрациями и текстом. Изображённые домики действительно погружали в сказку – маленькие, уютные, с тёплым светом в оконцах, обвитые цветами невероятных красок. Въехав в Монфор – Ламори, я словно вновь ощутил себя ребёнком разглядывающим тот альбом.

Водитель такси с лёгкостью нашёл искомый дом. Скорее домик. Низкий деревянный заборчик, с витиеватыми узорами, за ним палисадник утопающих в цветах и одноэтажный домик с черепичной крышей и разукрашенными ставнями.

Я нажал на звонок у калитки и на встречу вышла женщина, тоже наверно из каких-нибудь сказочных иллюстраций – домашняя женщина, сияющая добротой. Вообще в этих изысканиях мне везло на людей.

– Мы Вас ждали. Добро пожаловать – с теплотой родного человека обратилась ко мне хозяйка.

– Добрый день – я уже открыл калитку и зашёл в этот волшебный двор. Дом – выражает душу хозяйки. У Вас светлая душа Татьяна Ивановна – не скрывая восторга обратился я новой знакомой.

– И с душой хотелось Вас встретить —ответили мне. Но извините, я не знакома с кавказской кухней – как бы смущаясь этого, сказала Татьяна Николаевна. Будем обедать щами и кулебякой. Вы с дороги и наверное проголодались.

– С удовольствием – сказал я. Я прямиком к Вам. Не терпится заглянуть в дневник – не скрывая своих чувств, признался я хозяйке.

Встречая такое радушие, сердце раскрывается на встречу.

– Понимаю – с теплотой произнесла Татьяна Ивановна. Но для работы нужны силы. Сперва накормлю Вас – это простота, открытость и радушие Татьяны Николаевны не переставало меня удивлять с первых минут знакомства.

Мы зашли в дом. В небольшой зале из глубокого кресла к нам навстречу поднялся, моложавый, подтянутый человек, с аккуратной профессорской бородкой.

– Знакомьтесь, это мой супруг Дмитрий Владимирович Рукавишников – представила нас хозяйка.

– Татьяна Ивановна очень ждала Вашего приезда – с располагающей улыбкой пожимая мне руку сказал Дмитрий Николаевич. Откровенно говоря и мне было любопытно с Вами познакомиться. Поэтому и приехал на обед. После трапезу вынужден буду откланяться. Дела.

Стол был накрыт и мы сели за обед. Когда с ним было покончено, хозяин дома попрощавшись отправился на службу.

Татьяна Ивановна пригласила меня в кабинет, где хранилась рукопись мемуаров её отца. В кабинете, напротив двери, на пол стены висела фотография в рамке. Человек сидел на стуле, немного расставив ноги и опёршись на них руками.

– Это мой отец —сказала Татьяна Ивановна указывая на фото.

С фотографии смотрело лицо с огромными, пышными усами. Лицо с крупными чертами, такого добротного рязанского крестьянина. Особо привлекали внимание огромные руки, ручища потомственного труженика, уже не одно поколение привыкшие к грубому крестьянскому труду.

– Вот записи моего отца – сказала Татьяна Ивановна, протягивая мне большой блокнот в кожаной обложке. – Я всецело Вам доверяю. Если желаете отдохнуть с дороги, можете взять рукопись с собой в гостиницу. Если возникнут вопросы, звоните. Завтра ждём Вас на ужин, тогда и поговорим о моём отце.

Татьяна Ивановна оказалась не только добродушной, но очень чуткой и проницательной. Она словно прочла мои мысли. Мне хотелось остаться наедине с рукописью Колпащикова, с тайной хранящейся в ней. Только я и рукопись. Мои вопросы и её ответы.

Попрощавшись с любезной хозяйкой, я тут же отправился в отель неподалёку, номер в котором, по моей просьбе любезно забронировала Татьяна Ивановна.

Запершись в номере я приступил к изучению рукописи. Она была довольно объёмная. Перелистав несколько десятков страниц я обнаружил, что из блокнота вырвано несколько листов. Удивление и разочарование слились воедино. Оказалось что около двух десятков страниц не хватает. Или более.

Но вдруг Татьяна Ивановна ничего не знает об этом и я попаду в неловкое положение. Я тут же ей позвонил.

– Не волнуйтесь. Я знаю об этом – успокаивающе сказала Татьяна Николаевна. – Не знаю по какой причине, но листы вырваны отцом. Это блокнот, так что вполне возможно, что часть листов была вырвана пока он был пуст а часть уже после написания. Но части текста там точно не хватает. При жизни отца блокнот кроме него никто не видел. А после смерти я, моя мама, и мой супруг читали его. Больше рукописи никто не касался. А почему он сам вырвал часть текста, это я не знаю.

На этом мы попрощались и я приступил к чтению рукописи.

РУКОПИСЬ КОЛПАЩИКОВА

Имя моё – Иван Фёдорович Колпащиков. О своей жизни писать много не хочу да и нечего. Родился я в Перми. Там же прошли моё детство и юность. Образование моё, четыре класса церковно – приходской школы. Особой тяги к образованию у меня в детстве не было да и ни до этого было нам. С одиннадцати лет я пошёл по стопам отца и стал рабочим мотовилихинского завода.

Кстати, уже после, в зрелом возрасте меня захватила страсть к чтению. Особенно Тургенева.

Трудился я на заводе до самой революции 1917 года. После установления советской власти в нашем городе и формировании отрядов красной армии вступил в ряды красногвардейцев. Тогда казалось, что наступило время нас, рабочих и жизни наша теперь изменится, хотя не совсем осознавал, что именно должно было измениться. Рабочие сидели бы и станки с печами крутились бы сами или ещё что, не знаю. Но была вера.

В январе навещая отца на заводе, у проходной встретил знакомца, моего бывшего сменщика, Севу Ромашина. Тогда он служил в ЧК. Предложил и мне устроиться к ним. Так и решили. По его рекомендации, меня приняли в ЧК и направили на прохождение курсов водителей.

После двух месяцев обучения я был назначен водителем пермской ЧК.

Возил сотрудников на аресты, обыски. Но сам участия особо не принимал. Особо меня приблизил к себе зам. начальника нашего ГубЧК, Гавриил Ильич Мясников, Ильич как мы называли его. Он всегда добивался выделение мне второго пайка, который полагался сотрудникам ЧК, да и после обысков подбрасывал мне какую – нибудь безделицу, серёжки или колечко.

Со временем мы крепко сдружились. Кутили вместе ни раз. Но не смотря на всё это, он умело держал дистанцию и всегда давал почувствовать, кто из нас главный.

– Ты моё доверено лицо – часто повторял он мне.

Я обратил внимание, что особым расположением Мясникова пользовались всего несколько сотрудников ЧК. И когда шли на щекотливое дело, да, да, и в то революционное время бывали щекотливые дела, брал группу приближённых к себе людей.

Главное, ради чего я затеял написать мемуары, эта ночь убийства великого князя Михаила Александровича. Это событие перевернуло мою жизнь и привело меня в Париж.

Всё что я опишу ниже, это события в которых участвовал я или люди, которые рассказали мне о них.

Но всё по порядку.

Глава 1

УБИЙСТВО КНЯЗЯ

С марта 1918 года, в нашем городе проживал великий князь, брат Николая Второго, Михаил Александрович Романов. Один раз, по приказу Мясникова я возил оперативников к гостинице «Эрмитаж», в которую был поселён князь. Оперативники зашли в гостиницу, пробыли там какое-то время, вернулись и я отвёз их обратно в ЧК. Сам я князя никогда не видел.

В начале мая, Мясников перевёл меня в оперативные работники.

В один из июньских вечеров, когда я уже вернулся домой после работы, в дверь моей комнаты постучались. Открыв её и увидев Ильича, и был довольна удивлён. Не смотря на наши дружеские отношения, дома он у меня никогда не бывал. Да ещё вот так, вдруг.

– Ты один? —бесцеремонно вход

я в комнату поинтересовался Мясников.

– Да один —ответил я.

– Вот что Иван – деловито, и как-то вкрадчиво начал мой начальник. – Сегодня в полночь заберёшь автомобиль из нашего гаража и заедешь за мной. Помнишь где живу?

– Как не помнить. Сколько раз отвозил Вас до дому – с удивлением ответил я.

Мне была непонятна вкрадчивость Ильича, ни первый раз дела делаем. Да и потом, для чего заместителю начальника ГубЧК, приходить ко мне и сообщать такое поручение. Мог прислать кого – нибудь.

Он присел на табурет и пристально посмотрев на меня выпалил: «Романовы враги революции, надеюсь ты это знаешь».

– Известное дело Гаврил Ильич – сказал я.

– Есть приказ из Смольного уничтожить врага революции Михаила Романова – всё ещё глядя на меня сверлящим взглядом произнёс Ильич.

– Сделаем – обыденно ответил я.

Ни то что бы это было обыденным для нас делам, всякое случалось в Перми и мы были привычные, но имя Романова всё таки производило впечатление.

– Будь наготове и трезв – отрезал Ильич готовясь уходить. Потом повернулся в дверях и произнёс с улыбкой, подмигнув: – но немножко можешь хлопнуть для храбрости.

Теперь уже иное, да и сколько лет прошло, поэтому и напишу, мало ли мы дел и делишек провернули в ЧК, разное было во время революции, и разговоры о делах у нас происходили по разному, но этот визит начальника меня здорово удивил. Вернее насторожил. Почему бы не арестовать как обычно, доставить в ЧК и исполнить всё как бывало ни раз? – думал я. Хотя, мало ли.