Читать книгу Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела - Варлам Шаламов - Страница 35
Воспоминания
О Колыме
Сусуман
ОглавлениеМалая зона Сусумана 1945 года – одно из моих больших сражений за жизнь.
Меня везли в спецзону, которая еще не была открыта. И задачей было задержаться на транзитке, пока не положат в больницу. Температура прошла, несколько ночей я отбивался от нарядчика, включавшего меня в разные списки к вербовщикам. Я выходил, отвечал, «обзывался».
– На дорожные!
– Не хочу на дорожные. Не могу работать с тачкой. Болен.
– Будешь метлы вязать?
– Сегодня – метлы вязать, а завтра тачку катать.
Всегда при этапах приезжает представитель той организации, которая принимает людей. Представитель обычно вычеркивал меня сам, но иногда приходилось напомнить ему об этом.
– А в сельхоз?
– И в сельхоз не хочу.
– А куда ты хочешь?
– В больницу.
В амбулаторию меня тоже водили, но врач не собирался мною заниматься. Я же в больнице узнал, что в километре от Малой зоны работает мой знакомый врач с Беличьей Андрей Максимович Пантюхов. Вся моя энергия сосредоточилась на том, чтобы известить Пантюхова о том, что я в Малой зоне. Если есть возможность, он, безусловно, поможет. Я дал фельдшеру, не помню его фамилии, записку для Пантюхова. Он сказал, что передал и что Пантюхов ничего не сказал. Я не поверил и попробовал дать записку регистратору больницы. Регистратор:
– Да, я сегодня туда иду, записку отнесу.
В тот же день, поздним вечером в бараке раздался страшный истошный крик:
– Шаламов! Шаламов! Где Шаламов?
Понимая, что это не нарядчик, я скатился с нар.
– Тебя вызывают к зубному.
– Я не записывался к зубному.
– Иди, тебе говорят.
Это был санитар зубного врача. Мы выбрались на улицу, через дорогу, в пяти шагах, была зубная амбулатория. Кто-то в белом полушубке ждал меня в коридоре. Это был Андрей Максимович Пантюхов. Мы обнялись… Я вкратце рассказал о своем положении. Фельдшер, конечно, не передал моей записки.
– Завтра я поговорю с Соколовым, начальником больницы, и вас положат к нам. Я – ординатор хирургического отделения.
Мы расстались, а на следующий день вечером меня вызвали вместе с другими тремя больными и повели пешком в больницу.
Андрея Максимовича я в больнице не застал. Принимал больных сам начальник больницы, доктор Николай Иванович Соколов. Мы не успели сговориться, какой же диагноз будет. Я решил ссылаться на аппендицит. Хирург внимательно осмотрел трех больных, одного за другим, – два были с грыжами, третий с трофической язвой обширной на голени. Настала моя очередь, и, не осматривая меня, доктор Соколов встал и вышел на улицу.
Нас принимал местный санитар. У меня не оказалось белья, и это в высшей степени затруднило прием. Но все-таки какую-то рваную пару завхоз мне выдал, и меня отвели в палату, такую же точно, как все палаты, в которых я лежал на Колыме. Тут же я заснул глубоким сном. К вечеру проснулся – у койки стоял обед и ужин, я все съел и опять заснул. Поздно вечером меня разбудил санитар.
– Тебя вызывает врач.
Я пошел. Андрей Максимович жил при отделении. Стояла каша, чай, сладкий чай, махорка лежала.
– Вы ешьте и рассказывайте.
Так я ходил каждый вечер к Андрею Максимовичу. В это как раз время он и рассказал мне свою жизнь. У него недавно умер фельдшер итальянец. Я стал работать санитаром, ставить градусники, ухаживать за больными.
Но Андрей Максимович договорился с Соколовым, что будет учить меня на фельдшера, держать на истории болезни. Дал мне учебники, их было очень немного, [нрзб] Кое-что рассказывал, но эти занятия почему-то были утомительными для Андрея Максимовича. Андрей Максимович рассказал про историю своего конфликта с Щербаковым[365], а раз сказал так:
– Все люди, с которыми вы встречались на Колыме, одетые в белые халаты, – не фельдшеры и не врачи по специальности.
Вам нужно обязательно научиться этому, в сущности, простому делу.
Я стал заниматься. Поэтому каждый раз, когда в больницу поступал какой-нибудь интересный больной, Андрей Максимович будил меня и заставлял смотреть и запоминать. Так однажды Андрей Максимович показал мне больного с газовой гангреной. Больной умирал.
На прииске рубили руки в это время, но саморубов не освобождали от работы – посылали топтать дорогу, а летом заставляли мыть золото одной рукой. Саморубы – это больше самострелы, капсюль в руку – и взрыв сносит ладонь. Очерк «Бизнесмен» рассказан мне доктором Лоскутовым[366], но я и сам знаю много подобных случаев. Когда же стали посылать на работу с культями руки – стали взрывать ноги. Это было еще проще, капсюль в валенок – и взрыв. Больной с газовой гангреной залежался на прииске. Не было машины довезти. В чертах лица больного я с трудом узнал одного из своих колымских врагов, помощника Королева, который избивал меня за плохую работу. Фамилия его была Шохин. Шохин умер на моих глазах.
Вскоре настал день, когда Андрей Максимович Пантюхов вызвал меня и сказал:
– Вот что, хорошо, пока мы вместе. Колымская судьба разлучает быстро. Ну, отдохнете вы месяца два, ну, поработаете, ну, нравимся друг другу. Но все это слишком непрочно. По-колымски непрочно. Есть возможность самым решительным образом изменить вашу судьбу. Есть запрос из Магадана на фельдшерские курсы годовые с программой, очень уплотненной. Если вы кончите такие курсы, это даст вам права на место под солнцем на все время вашей жизни на Колыме. Нам дают разрешение послать двух человек. Соколов согласен послать от больницы, или, вернее, от санчасти Сусумана – Соколов одновременно начальник санчасти, – согласен послать вас и еще одного человека. Решайте. Я вам советую не обращать внимания на меня, я справлюсь со своими делами сам, и не упустить этой возможности. На курсы принимают бытовиков и 58-й пункт 10, до десяти лет срока. У вас, кажется, именно 58-й пункт 10 со сроком 10 лет.
– Именно так.
– Тогда и думать нечего – ваше решение.
Через два-три дня на рассвете машина повезла в Магадан меня и Кундуша[367] на фельдшерские курсы. Это было ранней весной 46-го года – февраль или март. Оттепель была.
Я приехал в Магадан, держал экзамен на <фельдшерские> курсы, окончил их. Держал экзамен, получил права и начал фельдшерскую работу в центральной больнице УСВИТЛа, на 23-м километре магаданской трассы. Рассказ об этом, документальный до предела, есть в моей записи «Курсы», а также «Вейсманист».
365
Щербаков – подполковник, нач. санотдела, отправил тяжело больного А. М. Пантюхова в Усть-Неру, чтобы разлучить его с лагерной женой доктором О. Н. Поповой.
366
О праведнике, как называл Лоскутова Шаламов, хотелось бы рассказать подробнее.
Лоскутов Федор Ефимович (1897–1972) родился в дер. Липовке Рославльского уезда Смоленской губернии. Отец его умер, когда Ф. Е. было три года. Не желая быть обузой для семьи, Ф. Е. в 1910 г. уехал в Москву и мыл посуду в ресторане «Мартемьянович», потом был посыльным и сортировщиком на складе «Боярский двор» на Старой площади. Всегда старался учиться – на курсах для рабочих, у студентов (за уборку квартиры).
В 1916 г. был призван в армию, там направили его на курсы ротных фельдшеров.
В 1918 г. был мобилизован в Красную Армию. Служил фельдшером в разных частях, в том числе во Второй конной армии. «Брал Перекоп, гонялись за Махно», – как пишет он Шаламову. По ранению и контузии был демобилизован в 1920 г., в 1922 году поступил в медицинский институт, который и окончил успешно в 1927 году. Работал врачом-окулистом в Смоленской области.
В 1936 г. арестован и осужден по ст. 58–10 на три года. Обвинения были таковы: восхваление Троцкого, английской конституции и столыпинской системы хуторов.
В 1938 г. арестован повторно, тройкой ОСО осужден на 10 лет за «соучастие в контрреволюционной повстанческой организации».
В 1947 г. арестован и осужден в третий раз по ст. 58–10 и 58–11 на 10 лет и поражение в правах – на 5 лет.
Надо ли пояснять, что обвинения все были фантазией следователей. Видимо, служба под началом Ф. К. Миронова, командира Второй конной армии, убитого в 1921 г. в Бутырской тюрьме, была клеймом на всю жизнь, как литер КРТД для Шаламова.
Освободился по зачетам рабочих дней Ф. Е. в 1954, однако со ссылкой. Реабилитирован был в 1955, а по первому сроку – в 1956 году.
На Колыме он находился с апреля 1937 г. Работал на прииске «Партизан», там же, где и Шаламов, в 1937 году, затем на других ОЛПах, а с 1940 по 1953 – в Центральной больнице для заключенных сначала на 23 км колымской трассы, затем переведенной в пос. Дебин («Левый берег»). Здесь он и познакомился с Шаламовым, в 1946 г. направленным врачом А. М. Пантюховым на курсы фельдшеров.
Сохранились 19 писем Ф. Е. Лоскутова Шаламову за 1955–1968 гг. Шаламов хотел написать рассказ о Лоскутове, даже включил его название в сборник «Перчатка или КР-2»», но так и не написал.
Письма Лоскутова – это безыскусная повесть о добром, одаренном деревенском мальчике, ставшем врачом, чтобы исцелять людей от боли и горя. Он часто присылает Шаламову «темы» – рассказы из своей жизни и врачебной практики: «… Решающее влияние на мой психосклад оказала деревня с ее натуральной помощью ближнему… А если кто умрет, псалтырь ребята почитают.
В лагере были все несчастные, но среди несчастных были более человечные, более гуманные, родственные по духу, независимо от склада ума и образования, за них иногда шел «на плаху»…
«…Я не разделял больных на блатных, бытовиков и политических, которых в сущности и не было, кроме ярлыка, приклеенного МВД. Навара, как Вы знаете, я от них не имел, но убийства среди них приходилось иногда прекращать» (из письма от 4 янв. 1965 г.).
Лоскутов предотвратил покушение блатных на В. Т. Шаламова, который, будучи фельдшером приемного покоя, вел непримиримую войну с симулянтами-блатарями (см. рассказ «В приемном покое»). В рассказе Шаламова «Курсы» несколько страниц посвящено Ф. Е. Лоскутову.
367
Кундуш Вениамин А. – бывший чекист, был репрессирован, вместе с Шаламовым работал в Центральной больнице для заключенных (пос. Дебин). Упоминается в рассказах «Курсы», «Букинист».
