Читать книгу Бумеранги. Часть 1 - Варвара Оськина - Страница 6

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

21 день до президентских выборов

В кабинете вице-президента уже вовсю расправляли сети сумерки. Они собирались группами по углам, точно хотели провести заседание за скорейшее наступление ночи, прятались под тяжёлой мебелью, штурмовали последние пятна красного закатного солнца и отстреливались длинными тенями. А ещё нависали вместе с громоздкой хрустальной люстрой, оставшейся от прежнего владельца, да так и не поменянной. Все они, невидимые и активно взбирающиеся по преградам массивного стола, давили на Джил. Шептали свою правду, разглашали только им одним ведомые тайны, выбалтывали, подначивали, но неизменно несли в себе всю грязь, что успели подцепить в коридорах и комнатах этого дома. Сколько всего здесь произошло? Сколько было принято верных, а сколько неверных решений?

Джиллиан провела ладонью по гладкой рабочей поверхности, где не нашлось ни единой пылинки, и прижалась щекой к тёплому дереву. Тяжесть мыслей тянула к земле, а несвойственная апатия полностью завладела телом. Мышцы шеи свело, но желания шевелиться не было. Джил сидела, съёжившись на краешке большого кресла и положив голову на стол. Глаза невидяще смотрели в стену, словно хотели найти в нейтральных светло-серых полосах хотя бы парочку срочных ответов. Но бездушные каменюки молчали и тупо пялились в пустоту, пока Джил лежала, дышала и думала.

Здесь пахло Беном. Изо дня в день выдерживая атаки чистящих средств и полироли, всё неуловимо носило его отпечаток. Даже от новой пепельницы почему-то веяло сигаретами. Это успокаивало. Да, не так хорошо, как получалось у самого хозяина кабинета, но хоть как-то. Крохи глупой иллюзии, что через мгновение или два по коридору разнесётся эхо шагов, послышится голос, который немедленно заставит Джил подскочить. Она и сама не знала, почему всегда суетилась. Сначала спешила с какими-то планами, хронометражами речей и сценариями интервью, позже – с текущими делами, проектами, грандиозными схемами. И всегда, во все времена, в любом из своих положений немедленно налетала на короткое, немного ненавистное и одновременно слишком любимое: «Сядь». Только одно слово, реже два. Невидимая дверь, открыв которую они переходили в исключительно конструктивные отношения. Но увы, как бы Джиллиан ни хотела услышать даже это, Бенджамин Рид находился слишком далеко. Да и что она могла ему сказать?

Джил вытянула руку и не глядя коснулась холодного стекла пепельницы. Может, закурить? От нелепости мысли она фыркнула вслух. Бред какой-то… Это привычка Бена – думать, не отрывая глаз от медленно тлеющего огонька. У неё же никогда не хватало на подобное времени: быстрые действия требовали моментальных решений. Мартышка… Но теперь часов в сутках, по её меркам, оказалось слишком много, отчего в неготовой к такому голове рождались ненужные мысли.

Элвин прав. Через подобное проходили если не все, то большинство. Терпели или не терпели измены, но в итоге поджимали губы и гордо входили за мужьями в Конгресс или Белый Дом. Потому что именно они, а не абстрактные шлюхи из гостиниц, будут стоять рядом и на шаг позади. Именно они окажут поддержку там, где заканчиваются владения госсекретарей, аналитиков, личных помощников и начинается порог спальни. Именно они по десятому разу выслушивают речи, в последний момент поправляют галстук или бабочку, сжимают в знак поддержки руку. Пеклись ли жёны этих людей о собственном будущем? Как сказать… ведь каждая из них знала, что вопрос семейного счастья и успеха – счастье и успех их сенатора, конгрессмена или президента. Они могли любить или не любить, но неизменно несли то бремя, что возложили на себя сами.

Джиллиан знала всё это, а потому понимала, что Бен обязан сесть в чёртов Овальный Кабинет. Ну а с последствиями она разберётся потом. Тогда уже будет не страшно. Можно не бояться угроз, заплатив свободой за шанс немного изменить этот мир. К тому же Эми… Терапия показывала хорошие результаты, но им нужно время и спокойствие. Хотя бы на три недели до выборов, потому что, если они победят, Эмили придётся непросто – протокол будет жесток.

Тихий длинный вздох прошуршал по комнате и потерялся в тяжёлых шторах. Джиллиан прикрыла глаза, но тут же распахнула их вновь, когда услышала скрежет двери. В проёме показалась светловолосая голова Баррета.

– Начинаем.

***

В предвыборные дни дебаты всегда занимали отдельное место. Три этапа и более пяти часов споров ради того, чтобы тонко унизить противника и возвысить себя в глазах публики. Острые вопросы и осторожные ответы, все возможные лингвистические переливы и паутина психологических манипуляций. Те, кто дошёл до финала, в точности знали, как воздействовать на умы и настроения слушающих. Огромный спектакль, которого ждала вся страна; новый тур бесплатного развлечения. Репортёры, аналитики, политологи… Здесь собирался весь цвет Капитолийского Холма, который безостановочно гудел в эфир и делал ставки, точно на тотализаторе. Впрочем, отличий действительно было мало.

Заставка «NBC News» уныло гремела фанфарами. На экране яркой панорамой светился Нью-Йорк, пока в нижнем углу транслировалось прибытие кандидатов на самый высокий пост. Приглашённые эксперты тараторили заученные речи о важности выборов, будущем и результатах двух прошлых встреч. Ну а Джиллиан не могла оторвать взгляда от мужа. Бен легко выбрался из высокого тонированного внедорожника, не оставив и складочки на любимом тёмно-синем костюме, и с едва заметной улыбкой прошествовал мимо заработавших камерами репортёров. Он с привычной хирургической точностью препарировал окружение взглядом. Спокойный, уверенный, едва ли вообще обеспокоенный тем, что ему предстояли сложнейшие полтора часа в жизни.

Картинка сменилась, и на экране возник Джонатан Сандерс. Это был неожиданный кандидат. Внезапно долетевшее эхо из прошлого. За шесть лет республиканец не изменился и всё ещё чем-то напоминал облысевшего мопса – маленький, неуклюжий, с непонятными звуками. Он сверкал бесконечной острой улыбкой и одаривал поклонников весёлыми взмахами пухлой руки.

Тем временем его жена, в одиночестве прошествовав на свою половину «игрового поля», уселась в отведённое кресло. Миссис Сандерс, разумеется, заметила пустое место в первом ряду, немного растерянно огляделась по сторонам, а затем растянула своё полное лицо в высокомерной жабьей улыбке. И Джиллиан на секунду прикрыла глаза. Она знала, что сегодня её место вовсе не за тысячу миль от Нью-Йорка, в гостиной их официального дома. Не у экрана телевизора, а в зале. Это она должна была олицетворять поддержку семьи и напряжённо смотреть из первого ряда. Это она, а не кандидат Бена на его же пост вице-президента, с холодной усмешкой пожала бы руку вычурной и дородной Сьюзен Сандерс. Это она в последний момент словила бы быстрый поцелуй, а не… Это всё она. И хоть на пять минут Эми.

Но Джил решила, что дочь не справится. Не выдержит напряжения, незнакомых лиц, громких звуков. И Бен согласился. Вложив столько сил, чтобы впервые за четыре года заметить долгожданный прогресс, они оказались не готовы послать к чертям все труды. У Эми появились шансы на нормальную жизнь, и сейчас ей, как никогда, нужна была мать. Каждую минуту, в любой момент. А значит, Джиллиан обязана быть именно здесь.

Она медленно выдохнула, и в этот момент в гостиную на втором этаже, где преданными болельщиками собралась оставшаяся в Вашингтоне команда, неожиданно вошла Эмили Ван Берг. И развалившиеся на всех горизонтальных поверхностях, громко смеющиеся десять человек штаба вице-президента немедленно с шумом вскочили. На пол полетели корзины с попкорном, где-то упал стакан и что-то со звоном закатилось под шкаф, но через мгновение стало тихо. Короткий всплеск активности закончился почтительным молчанием. Первую леди страны положено приветствовать стоя.

Джиллиан поднялась навстречу и без слов обменялась короткими объятиями с неожиданной гостьей. И пока все остальные судорожно приводили гостиную в относительно приличный вид, негромко произнесла:

– Я не ждала вас, миссис Ван Берг.

Глаза сами метнулись в сторону экрана, где под шквал аплодисментов на сцену вышли кандидаты. Они обменялись положенным рукопожатием и теперь терпеливо позировали перед репортёрами.

– Подумала, что сегодня вам понадобится вся поддержка, которую может дать страна. – Первая леди тоже не отрывала острого взгляда от телевизора и тактично не обращала внимания на хрустевший под ногами попкорн. – Прогноз политической погоды обещал нам парочку ураганов.

Джиллиан вернулась обратно на край дивана. Рядом элегантно опустилась Ван Берг. Она сняла с идеально уложенных седых волос шляпку, которую бережно положила на заваленный мусором и обрывками упаковки журнальный столик. Тактичность во всём…

– Мне следовало поехать, – пробормотала Джил.

– Не думаю. Первая леди страны – не просто политическая фигура, Джиллиан. Это собирательный образ всех проголосовавших за президента женщин, жён и матерей. И выбрав сегодня семью, вы показали народу, что подобно вашему мужу не собираетесь швырять всё на кон политических распрей. Вы стоите выше мелочных склок за кусок поролона на колёсиках. И люди это ценят.

– Откуда им догадываться о причинах? Мы не касаемся нашей проблемы на публике. Почти никто не знает диагноз. Мы посчитали это ненужным и несвоевременным.

– Совершенно верно. Но подчас именно такое молчание значит больше целой кампании. То, как вы успешно преодолеваете личные трудности и не делаете из этого шоу, даёт право думать, что с не меньшим успехом вы решите вряд ли более сложные задачи страны. – Миссис Ван Берг улыбнулась и взглянула в телевизор, где Сандерс заканчивал ответ на первый вопрос. – Кстати, я принесла Эми леденцы.

– Чувствую, через пару лет мы разоримся на стоматологах.

– Ах, паникёрство вам не к лицу.

Они замолчали и погрузились в быстро накалившуюся атмосферу на экране.

Сквозь стекло экрана и мили расстояний Джиллиан посмотрела в глаза Бена и вдруг поняла, что нет такой вещи, которая изменила бы в её сердце хоть что-то. Боже, даже если у него там дорожка из постоянных любовниц – плевать. Сейчас она ничего не могла сделать, до сих пор влюблённая в Бена, что был спокоен даже в пекле полемики. В Бена, который никогда не опускался до обвинений и открыто встречал каждый вопрос. В Бена, который был готов увести за собой каждого… А ещё в трепетного мужчину, чьи рассыпавшиеся по подушке лакричные волосы она могла перебирать часами. В трогательного отца, который находил в своём графике минутку между заседаниями-перелётами-встречами, чтобы провести её с Эми. В мужа, который был готов дни напролёт заниматься с дочерью, если бы не авралы… Джиллиан замерла, а потом внезапно задержала дыхание, озарённая догадкой. Так может, в этом дело?

«Бен… Ты устал от нас? Мы попросили от тебя слишком много?»

– Намедни я ознакомился с вашей программой, господин вице-президент, – в уши ворвался манерный голос ведущего. – Меня заинтересовала ваша позиция насчёт медицины. Должен сказать, такой взгляд сильно отличается даже от привычных демократических постулатов. Не озвучите его нам? Вам даётся две минуты на ответ.

– Разумеется. – Бен едва заметно улыбнулся. – Многие знают, что я бывший врач и несколько лет оперировал в чикагском университете. Я много обсуждал недостатки текущей системы со своими коллегами и пациентами, вёл переговоры со страховыми компаниями. И потому, полагаю, моё решение будет удобно всем…

– Я чьитал этот брьед! – неожиданно перебил Сандерс, проигнорировав предупреждение ведущего. В гостиной послышались первые гневные возгласы – это было законное время Бена. – Вы с прьезидентом Ван Бьергом льюбите строить утопичьеские идеи!

– Уверены? Или пришли сюда не полемизировать, а строить конспирологические теории? – низкий голос Бена прозвучал неожиданно умиротворяюще. – Из вас вышел бы хороший писатель, но плохой президент.

Ведущий попытался снова что-то сказать, но теперь его проигнорировали уже оба участника.

– Почьему?

– Потому что ты имбецилен! – проворчал кто-то рядом с Джил. Послышались сдавленные смешки, а леди Ван Берг тактично проигнорировала дурные манеры «молодёжи».

– Действительно, почему, – вторя невидимой поддержке, рассмеялся Рид. – Наверное, потому что вам больше нравится подпитывать избирателей слухами и скандалами, вместо решения проблем…

– Господа, время. Нам необходимо двигаться дальше… Давайте закончим со здравоохранением, – попытался дозваться до спорщиков ведущий, но какое там.

– А вы рьешаете? Вы хотитье только выгоды для страховых компаний!

– Я не хочу оставить без поддержки детей, стариков и малообеспеченные семьи. Именно тех, чьи интересы – наша ответственность. Бюджет страны – вещь занимательная, если уделить ему немного внимания.

И вот тут Джиллиан насторожилась. Ей очень не нравилось, куда катилась дискуссия. Слишком много наигранности и фальшивого гнева. Сандерс будто искал повод подловить оппонента, чтобы использовать припасённую карту. И следующая реплика подтвердила её опасения.

– Ньеужели, господин вице-президент? Полагаю, у вас есть льичные причины для беспокойства. – Джонатан холодно улыбнулся, а в зале повисла тревожная пауза. И в этой почти полной тишине голос Бена не дрогнул.

– Что вы имеете в виду, сенатор?

Сквозь взявшую крупный план камеру Джил видела, как потемнели карие глаза мужа, как дёрнулось в попытке прищуриться и тут же расслабилось нижнее веко.

– Не надо, Сандерс, не делай этого с нами… – неожиданно для самой себя прошептала она.

Джил не знала, что её беспокоило. Ею двигало выдрессированное годами чутьё, из-за которого она не видела ничего, кроме застывшего взгляда Бена. А он тоже почувствовал и словно за тысячу миль уловил дрогнувшее в страхе сердце жены. Никто из них не мог такого предположить, однако с каждой секундой становилось понятнее, что сегодня – неожиданно и непредсказуемо – начали возвращаться брошенные шесть лет назад бумеранги. Один за другим они летели к замершей Джил, чтобы прицельно ударить туда, где зияли огромные раны вины.

За какие-то мгновения струна прошлого безжалостно натянулась, и в переполненной гостиной послышался её предостерегающий звон, а потом… А потом она лопнула.

– Ваша дочь психически не здорова, – неожиданно чётко проговорил Джонатан, и по залу пробежал вздох. – Она представляет угрозу.

Молчание Бена длилось одно мгновение, прежде чем он медленно поднял бровь и с расстановкой проговорил:

– А при чём здесь моя дочь?

Джиллиан показалось, что она ослепла, нырнула под воду и задохнулась. Мир замер словно перед цунами, но вот резко выпрямился Элвин и медленно подняла голову Эмили Ван Берг. Сжал в руках остатки попкорна всё тот же Макс, и каждый из присутствующих опасно наклонился вперёд, будто готовился немедленно броситься на защиту семьи своего кандидата… А Джил хотелось сжаться. Убежать и исчезнуть из этой жизни прямо сейчас. Однако она продолжала сидеть с идеально ровной спиной и безучастным лицом.

«Будь ты проклят!»

– В нашей странье льегализованы аборты, но порой, вьидимо, случаются осьечки, – непринуждённо отозвался Сандерс и улыбнулся, пока зал ошеломлённо замер. Это было неприкрытое оскорбление, за которое можно легко поплатиться не только карьерой, но и свободой. Однако ублюдок казался удивительно спокойным, а значит, его ставки были намного выше. – Например, я прьямо сейчас стою и бьеседую с потенциальным носитьелем психопатий. А он собьирается стать нашим президьентом! Неужели Америка действитьельно этого хочет? Хочет президьента-психопата?

Удар вышел подлым, мерзким, совершенно недостойным того высокого уровня политических игрищ, куда они все каким-то образом забрались. Джил почти до боли сжала челюсть и отчаянно боролась с желанием перепрыгнуть мили и города, чтобы с особой жестокостью выцарапать глаза улыбчивой твари.

– Мистер Сандерс, вы забываетесь! – взвыл с экрана ведущий, который, наконец, нашёл в себе силы и облёк в слова искреннее негодование. А обещавший хранить тишину зал взорвался криками, требуя то ли линчевания, то ли немедленного медицинского заключения. – Вы нарушили правила и получаете предупреждение…

– Заткните рот этому придурку! – не выдержал Макс, на которого немедленно зашикали.

– Не надо, – раздался негромкий, но удивительным образом перекрывший царившее безумие голос.

Бен поднял руку и молча попросил у страны тишины. Он подождал, дав толпе успокоиться, а затем посмотрел прямо в камеру. И Джил почувствовала этот взгляд – чудовищный в своей решительности, предназначенный только ей одной. Казалось, ни расстояние, ни бездушность цифровой техники не смогли убить попытку Бена докричаться и… Попросить прощения? Господи, о чём он вообще? Это же не его вина, что всё так обернулось. Они не предполагали! Не думали, что… Или нет? Что если Бен знал, как ударит противник, и именно поэтому не выглядел ни шокированным, ни возмущённым. Догадывался и ничего не сказал, потому что прекрасно понимал – Джиллиан потребует всё отрицать. Опровергнуть обвинения, тогда как вопреки всем договорённостям муж готовился сделать наоборот.

– Я отвечу своему оппоненту, как того предписывает регламент наших дебатов, – произнёс Бен, а Джиллиан взглянула на удивительно мирно сидевшую рядом Эмили Ван Берг. Значит, Бен действительно знал…

– Две минуты ваши, вице-президент Рид, – обречённо согласился ведущий.

– Благодарю. Не думаю, что использую их все, – кивнул Бен и едва заметно улыбнулся, когда чей-то залихватский свист поддержки взвился под унизанный софитами потолок. – Я всего лишь хотел сказать, что согласно Конституции и Биллю о правах… Согласно этическому и профессиональному кодексу. Согласно любой морали, моя семья имеет право на частную жизнь. Что равно как и любой гражданин, моя дочь имеет право на медицинскую тайну, а я имею право подать на вас в суд, сенатор. Но сейчас не время и не место для подобных разборок. Вы выразили сомнение в моей адекватности, моей способности управлять страной. Мне оно понятно, как понятно и то, что у каждого из нас есть шанс столкнуться с такими же трудностями, какие преодолевает моя семья. Глупо скрывать то, что однажды стало бы известно всем, но мы всего лишь хотели оградить дочь от излишнего внимания. Но раз сенатор Сандерс настаивает…

– Вы вправе не отвечать на личные вопросы, – вклинился ведущий, но Бен вежливо отмахнулся.

– Мы в том поле, где стирается личное и общественное, – усмехнулся он. – Так что… Да, моя дочь отличается от других детей. Да, у неё много проблем, но она хорошо отвечает на терапию. Да, у неё есть все шансы стать полноценным членом общества, в чём заслуга моей жены, которая сейчас находится с нашим ребёнком и не смогла сегодня присутствовать. И да, я горжусь своей семьёй. Но скажите мне, Джонатан, почему за ваши опасения должны отвечать они, а не я? У вас было четыре года, чтобы оценить меня, моё поведение и, как я вижу, подкупить врачей.

Гул голосов на секунду прервал Бена, но одна лишь поднятая рука снова вернула в эфир уважительную тишину и почтительное молчание.

– Так давайте же будем исходить из реальных фактов, касающихся взрослых людей. Ваши заявления оскорбительны и беспочвенны, потому что есть ряд вещей, которые просто случаются. В данном случае они произошли с моими близкими. Вы хотите поколебать уверенность людей в моей персоне через ребёнка? Это недостойно, но я не стану отвечать на вашу провокацию и что-то доказывать. Лишь скажу одну вещь… – Бен на мгновение прикрыл глаза, но тут же вернул взгляд в огромный немигающий глаз направленной на него камеры. – Иногда мы побеждаем, иногда проигрываем, наши слова оборачиваются за или против нас, но в конце всегда остаются действия. Их видит вся страна. И смею надеяться, мои дела говорят о моём психическом здоровье громче, чем любые сфабрикованные обвинения.

Бен замолчал и чуть отступил от трибуны под безумные, ошалевшие в своей ярости аплодисменты, но взгляд не отвёл. Сквозь расстояние и время он спокойно смотрел на жену. И только Джил видела, как лихорадочно бьётся на его виске пульс, выдавая скрытое от всех, кроме неё, напряжение. Как чуть побледнели плотно сжатые в небрежную линию губы. Бену тоже было непросто. Тоже тяжело. Тоже больно. Она знала, будь его воля, из аскетичного зала давно унесли бы едва живого Сандерса. Но Бен всегда был выше подобных склок.

Кадр переключился на ведущего, который, пользуясь молчанием кандидатов, решил задать третий вопрос. Что-то о военных кампаниях или, может, опять об оружии. Но Джиллиан этого не заметила. Прямо сейчас она лихорадочно пыталась просчитать дальнейшие действия. Так и не вырвавшиеся наружу эмоции были заперты, задвинуты другими мыслями и утоплены на дне рационального. И в гостиной, где восковыми фигурами замер предвыборный штаб, оказалось так же тихо, как в её душе.

***

Весь следующий час собравшаяся в гостиной компания молча смотрела дебаты. Говорить было не о чем. Первые часы после эфира покажут, как восприняла новость страна. И Джиллиан отчаянно хотела верить, что Бен не ошибся в своей откровенности. Ну а пока она ждала конца, чтобы по горячим следам придумать стратегию.

– Полагаю, на этом всё, – ровно произнесла Джил, когда кандидаты покинули сцену.

В голове сидело желание тоже убраться подальше от встревоженных глаз. Исчезнуть, испариться, перестать существовать и никогда… никогда не встречаться на пути Бенджамина Рида! Сама того не ведая, она снова его подвела. Меньше всего Джиллиан хотела разочаровывать мужа, но с каким-то удивительным невезением продолжала поступать именно так.

– Мы не оставим это, – сквозь зубы процедил Элвин, который был явно растерян.

Мысль, что она не единственная оставшаяся за бортом информации, показалась Джил удивительно обнадёживающей.

– Почему мистер Рид согласился на эти дебаты? Сандерс псих! Он извратит любую здравую мысль до абсурда. Рейтинги вице-президента без того высоки… – неожиданно воскликнул Макс и запустил руку в короткие, слипшиеся от обилия геля волосы.

Остановившаяся около погасшего экрана Джиллиан машинально постучала ногтями по пластиковому корпусу и бросила взгляд на спичрайтера, который раздосадованно собирал полупустые стаканчики с попкорном. Забавно, но из этого слишком миловидного юноши вышла бы неплохая модель каких-нибудь томных мужских журналов или модных домов. Эдакий тёмный ангел напомаженного порока. Но Макс отчего-то предпочёл стать гением словесных экзерсисов, обожал паниковать по любому поводу и умудрялся укладываться в самые невероятные сроки и темы.

– Сейчас важно не это, – неожиданно раздался безмятежный голос миссис Ван Берг. Поднявшись следом за Джил, Эмили подхватила два последних ведра и спокойно сунула их в руки покрасневшего Макса. – Думаю, вам всем нужно проветриться, прежде чем принимать решения.

Первая леди подплыла к нависшему над камином зеркалу и ловко пристроила шляпку на положенное той место.

– Не проводите меня, Джиллиан? – небрежно спросила она и неторопливо направилась к двери. Следом полетел нестройный хор вежливого прощания.

Миссис Ван Берг не нуждалась в провожатых и прекрасно знала каждый гвоздь этого дома. Но намёк прозвучал, а потому Джил не посмела проигнорировать просьбу столько сделавшей для них с Беном женщины. Эмили вообще никогда ничего не делала понапрасну, значит, и в этот раз нашлись причины.

– Это было грубо, – неожиданно проговорила Ван Берг.

Уверенно держась за перила, она встала на верхнюю из ступеней, и эхо голосов ухнуло вниз. Столь поздно даже этот дом казался пустым. Где-то сухо тикали напольные часы.

– Непростительно. – Джиллиан шагнула следом.

– Жест отчаяния.

– Либо попытка подорвать наши позиции, потому что Сандерс вёл к этой теме осознанно. Ситуация становится непредска…

– Бесполезно, – едко хмыкнула миссис Ван Берг, перебивая. – Джиллиан, вы опытный политик, хотя никогда не занимали ни одного государственного поста. Предполагаю, никто из прошлых хозяек этого дома не имел такого прошлого, как у вас. А потому взгляните с другой стороны. Вам неумышленно дали самую действенную фигуру в борьбе за кресло для вашего мужа. Я не умоляю способностей милого Бена! Видит бог, мой супруг прекрасно знал, с кем шёл на выборы, и никому другому он просто не смог бы доверить страну. Но сейчас именно в ваших руках эмоции граждан. Смотреть на свары забавно, однако народ хочет увидеть что-то, кроме бездушной правительственной машины. Так дайте им это!

– Давить на жалость? – фыркнула Джил и покачала головой. – Нелепо… Бен зря подтвердил опасения Сандерса. Возможно, лучше было бы вообще ничего не отвечать на столь примитивную провокацию. Но у него не оставалось других вариантов, гадёныш бил умело. Это моя вина. Я не предусмотрела. Господи, даже подумать не могла, что кто-то заинтересуется Эми. А вот Бен смог.

– Глупо жалеть о пролитом молоке, – совершенно невоспитанно закатила глаза миссис Ван Берг и покрепче взялась за полированное дерево перил.

– Она слишком мала, чтобы подводить её под удар прессы, – немного резче положенного огрызнулась Джил, но немедленно замолчала, стоило первой леди мягко коснуться напряжённой руки.

– Зачем им Эми, если у малышки есть вы, – сказала она и ласково посмотрела на раздражённо поджавшую мягкие губы молодую женщину.

Они успели спуститься к главному входу и теперь стояли внизу тёмной лестницы. Сумрачный холл освещали лишь несколько настенных ламп, пока ножки расставленных по периметру кресел стеснительно прятались в собственной тени. Пустой интерьер. Весь этот дом – иллюзия удобства и гостеприимства. Какая же глупость! В месте, где владельцы менялись чаще, чем картинки на марках, не могло быть уюта.

– Люди захотят знать правду. Они уже знают. Отношение общества к таким детям всегда слишком сложное, – едва слышно проговорила Джиллиан. Она мучительно пыталась скрыть сквозившую в словах горечь, но вряд ли смогла обмануть миссис Ван Берг. Та знала её слишком давно.

– Вы лоббист, Джиллиан, – так же тихо ответила Эмили. – И привыкли играть в Го сразу за двух игроков, включая в стратегию не только аргументы и сухую статистику, но и совершенно непросчитываемое влияние своей харизмы. Поверьте, смелые рыжие женщины неизменно привлекают внимание толпы, но сжечь их или вознести на трон решает один-единственный мужчина. Ваш уже решил. И следующий свой ход он отдал вам.

Решил… Джил непроизвольно обняла себя за плечи, словно пыталась одновременно укрыться и от холодного сквозняка, и от проблем.

– Не уверена…

– Вы слишком глубоко спрятались в свою раковину, милая. Бен ждал шесть лет и теперь уверен, что его жена справится. – Ван Берг ободряюще улыбнулась. – Леденцы.

Перед глазами неожиданно возник обычный бумажный пакет, а уже в следующее мгновение первая леди покинула дом.

Постояв ещё немного около входа и окончательно продрогнув, Джил задумчиво подбросила свёрток. Спряталась в раковину? Ах, если бы было так просто. Прошли те времена, когда страна знала её под другой фамилией и едва ли не другим человеком. Когда не мучили сомнения, когда она рисковала чужими жизнями и меняла их, точно фишки. Однако теперь всё иначе, и Джиллиан Рид ни за что не хотела возвращаться к прошлому, которое настойчиво ломилось в наглухо закрытые окна и двери.

Но длинно выдохнув, она посмотрела на равнодушный портрет Вашингтона, а потом стремительно взбежала по лестнице и лицом к лицу столкнулась с хмурым Барретом.

– Я сделаю всё, что захочет ублюдок с фотографиями, – тихо проговорила она и схватила секретаря за руку. – Всё что угодно, лишь бы Сандерс не сел в президентское кресло. Бен ни о чём не узнает. Не смей ему говорить, намекать и даже думать о сделке в его присутствии не смей! Я делаю это не столько для него, сколько для Эми. И мне плевать, кого придётся обмануть, купить или убить.

– Слишком опасно, – так же негромко и быстро проговорил Баррет, а потом оглянулся через плечо. – Если они в курсе про Эми, то за вами следят.

– Шпионы? – Джиллиан хищно улыбнулась, чувствуя в душе смрадную панику. Три недели! Им надо продержаться три недели… – Прекрасно.

– Миссис Рид?

Она взглянула на Элвина, который недоумённо приподнял брови и явно ждал каких-нибудь пояснений. И тогда Джиллиан грустно усмехнулась.

– Договорись о встрече.

– Вы когда-нибудь… расскажете своему супругу про… – Баррет неожиданно замялся, а Джил на секунду прикрыла глаза.

– Про снимки? – прямо спросила она и после кивка договорила. – Да. Как только его задница коснётся президентского кресла. Вот тогда мы поговорим. Ни секундой раньше.