Читать книгу Волшебный стакан, или Пушкин и Кошкин. Правдивые, почти без вымысла, истории - Василиус Кошкин - Страница 10

Пушкин, как известно, был питомец да и любимец муз, хотя возможно и благодаря Кошкину, ведь к Кошкину-то и все дамское население, словно бы магнитом притягивалось. Что Пушкину не особенно и нравилось, а потому он ни на балы, ни на концерты, ни в театры Кошкина обычно с собой не брал.

– Лик у тебя, брат Кошкин, – говорит, – больно уж зверский, посмотреть так просто дикий даже. Публика не на сцену, а на тебя весь вечер глазеть будет: не театр, а скандал получится!

А Кошкину в театр – прямо уж, как из ружья непременно хотелось.

– Ну и что, – говорит, – пусть глазеют. На то и глаза всем дадены. А я все равно в театр хочу. Я ведь с детства мечтал лицедеем быть, да вот до сих пор как-то не сподобился.

И так нудил да донимал целый день, что уломал-таки Пушкина. И поехали они вечером в театр. Кошкин обрядился в пушкинский лицейский мундир с красным воротником да ботфорты, ну а на физиономию маску нацепил, чтобы зверскость личности все ж не так выступала. А Пушкин, во фрак да в штаны полосатые в клетку, как по моде положено оделся.

Приехали они в театр и только стали по парадной лестнице в фойе подниматься, как Пушкин видит – царь с царицею тут из кареты вылезли и за ним и Кошкиным уже вверх по лестнице следуют. Пушкин разумеется посторонился и этаким учтивым французским манером голову в поклоне наклонил, как оно и подобает всем добрым подданным пред своим законным монархом. Ну, а Кошкину-то все это вроде и ботва, хоть бы и папа римский там появился – шастает себе впереди царя с царицей и не оглянется даже.

Все дамы и господа, что по сторонам стояли царю да царице кланяются, а Кошкин думает что это ему этакий почет. И мелочь вроде, а все равно приятно.

– Потому-то, думает, и не хотел Пушкин меня в театры-то брать, боялся что все уважение тогда мне перепадет. Вишь как все кругом кланяются, прослышали уже видать про Кошкина!

Конечно и свечки кругом горят, словно как в церкви, а народу просто совсем как огурцов в кадушке насобралось. И все больше господа важные: князья да графы – и свои местные да и заморские тож присутствуют.

Дамы в нарядах парижских как стрекозы вокруг порхают, возле них гусары да кавалергарды усатые как жуки снуют, да жужжат все чего-то видно домогаясь. А сановный люд с лысинами, в мундирах с орденами просто так себе стоит, солидничает.

Сплошной плезир, одним словом, и никакого тут и Парижа не надо!

Стали Пушкин да Кошкин в ложе устраиваиться, тут Кошкин и спрашивает:

– А что это за мужик-то с бабой оба в коронах, которые за мной все шастали? Актеры что ли какие?

– Да это же царь с царицей! – Пушкин говорит

– Разве? – удивляется Кошкин, – а я было не признал.

Да и мудрено ведь оно и в самом-то деле узнать. На монетах-то царей все больше в профильном виде чеканят, поди ж там догадайся как они с фасадов-то выглядят! Не станешь же со стороны забегать да сбоку на них заглядывать!

– Я царей в книжке видал, – Кошкин говорит, – а этот-то и не похож вовсе. Цари-то они все с бородами важными, а этот обчекрыженный вовсе, ровно как барышник какой, только усики торчат… Нет брат Пушкин, шутишь ты как видно. Бабкины-то, право, сказки. Так-таки и не поверил.