Читать книгу Открой глазА. книга-эксперимент - Василий Аронэ - Страница 6

Парень, который в двадцать пять лет слушает Рихарда Вагнера, считается либо дурачком, либо гиком, отставшим от жизни (из тех, что посещают консерваторию и не пользуются популярностью у красоток), однако именно его музыка пробудила во мне любовь к этому виду искусства. Я настолько проникся ей, что однажды позвонил брату и попросил купить мне рояль! Конечно, минут через пять я опомнился, понял, что рояль мне ни к чему, и перезвонил Леше, сказав, что электронного пианино будет более чем достаточно.

Если бы вы слышали мои первые попытки освоить этот инструмент, то перестали бы читать дальше, потеряв ко мне всякий интерес. Тот день, два года назад, когда брат привез мне синтезатор, совпал с годовщиной нашего знакомства с Машей. Она-то и стала подопытной моего изуверского увлечения.

– Извини, конечно, но ты сама напросилась. Я собирался репетировать днем, чтобы соседи не повесились или, чего хуже, не застрелили меня на выходе из подъезда, но раз уж ты приехала и сама просишь меня сыграть что-нибудь, я не могу отказать.

Я сидел на кухне, ковыряя пластиковой вилкой еду быстрого приготовления. Для меня подобный обед был просто спасением – готовить не надо, просто закинул в микроволновку, нажал нижнюю левую кнопку четыре раза подряд, и готово. А главное, к нему прилагалась вилка. Конечно, иногда мне готовили настоящую еду, иначе бы от одних «Дошираков» мой желудок просто сгнил, и, вдобавок к слепоте, у меня бы появилась язва. Маша старалась следить за тем, чтобы я питался правильно, но ей это не всегда удавалось. Сейчас я ел не спеша, в полной мере наслаждаясь вредной едой из пластикового контейнера.

– Я уверена, что из тебя получится отличный музыкант, поэтому не могла пропустить такое событие, – я услышал, как девушка засмеялась. Негромко, но так, чтобы я это слышал.

– Над инвалидами смеяться нехорошо, в детстве тебя этому не учили?

– Когда я смеюсь над всяким сбродом, всю жизнь проводящим на улице с пивком в руке, ты молчишь, хотя кто-кто, а уж они-то точно инвалиды, – смех исчез, но я все равно чувствовал легкую улыбку в ее словах. Она знала, что я шучу, и я знал, что она знала, что я шучу; поэтому выпады остались без внимания.

– Слушай, у тебя же хороший голос. Может быть, когда я научусь играть, ты будешь петь? Организуем свою группу, будет называться «Стиви Уандер для бедных», не хочешь?

В свое оправдание хочу сказать, что, хоть Вагнер и оказал на меня необъяснимое влияние, я еще не понимал на тот момент, насколько сильно музыка вольется в мою жизнь.

– Ты доел? Все, пойдем в комнату, попробуешь поиграть, – я почувствовал легкое прикосновение аккуратных, тонких пальцев. Несмотря на нежность, ее руки были сильными и властными. Без особых усилий она забрала контейнер с остатками химической продукции, которые я называл обедом.

Я молчал в ожидании и слушал. Сперва хруст и шелест целлофанового пакета – Маша свернула контейнер и положила в мусорку, стоящую справа, в трех шагах от меня. После струя воды ударила о стальную поверхность умывальника, но почти сразу удар смягчился, и шум стих – Маша сунула руки под струю.

– Ты долго? Я сейчас усну.

Девушка ничего не ответила, я снова почувствовал, что она улыбнулась, хотя и не знал этого наверняка. Она закрутила кран.

– Тебе весело? – сказал я, растягивая губы в улыбке.

– Иногда мне кажется, что ты просто издеваешься и на самом деле все видишь, – девушка снова взяла меня за руку. Я поднялся и развернулся, следуя ровно за ней.

– Конечно, это прикол такой, а что, разве не смешно выходит? – я снова улыбнулся.

Видимо, за сегодня она уже устала от моих однотипных шуток про слепоту, потому что ответа я так и не дождался.

Как только мы вошли в комнату, она подвела меня к инструменту. Электронное пианино было больше, чем я его себе представлял. Проведя пальцами по всей поверхности, я удивился множеству различных кнопок и крутилок, расположенных на нем. Мне нравится, как звучит классический рояль, такой, как у обожаемого мной Вагнера, поэтому только в таком режиме я и играл все время. Все крутилки и кнопки оказались не нужны. Я бы не воспользовался ими, даже если бы видел, что на них написано, и понял, зачем они нужны.

Гладкие клавиши чередовались, какие-то были больше, какие-то меньше. Маша сказала, что те, которые выпирали, были черного цвета, а остальные – белые, но для меня это не играло никакой роли. Ведь, несмотря на то что было лишь два цвета, звучание у каждой клавиши свое, неповторимое.

– Получается, что различать их я могу только по звуку и наощупь, ориентируясь по их удаленности от стенок инструмента?

– Получается, что так, – ответила девушка.

– Будто специальный инструмент для слепых, – я нажал на несколько клавиш сразу и услышал омерзительный шум, напоминающий крик умирающего животного, которому перерезали горло.

«Хорошо, что Вагнер не слышит этого убожества, – пронеслось в голове, – а то бы он бы мне еще и пальцы отрезал».

Но, несмотря на все глупости, которые я сейчас говорю, тот момент запомнился навсегда. Это был первый из сотен тысяч раз, когда я издавал отвратительные звуки с помощью этого инструмента, и мне это нравилось.