Читать книгу Бойтесь Луны 2020 - Василий Боярков - Страница 4

Витя Горячев является жителем небольшого районного центра Ивановской области. Десятилетний мальчик только-что закончил четвертый класс и готовился перейти в пятый. Его рост и вес находятся в пределах нормы и соответствуют ста тридцати семи сантиметрам и тридцати одному килограмму. При худощавом телосложении он отличается необычайной подвижностью и неуемной энергией. Основной особенностью его детской натуры является то, что он не может оставаться долго сидеть на одном месте. Ребенку постоянно нужно куда-то спешить, чем-то себя занимать и свои умелые руки. Не смотря на непокладистость и задорность характера, он обладает большими умственными способностями, как это принято говорить: «все схватывает на лету». За особенность находить выход из любой затруднительной ситуации, во всех играх сверстники выбирают его главарем, предоставляя ему возможность быть их непревзойденным кумиром. Витя охотно пользуется своим устоявшимся положением и смог сколотить вокруг себя небольшую устойчивую команду единомышленников, состоящую из семерых таких же подростков. Они занимают довольно устойчивую позицию и выделяются среди остальных огромным желанием к занятиям спортом и развивающим физическим упражнениям, применяя их исключительно для оздоровления своего юного организма и ни в коем случае не для унижения более слабых. Напротив, нередко он и его верные спутники выступают в качестве защитников обиженных и угнетаемых школьников.

В летнее время Горячев с друзьями проводили много времени на спортивной площадке, изредка убегая на речку, чтобы снять накопившуюся за день усталость. Вот и вчера, после очередного купания он вернулся домой около двадцати двух часов вечера, как ему было установлено его папой, и сразу же завалился в кровать. Поскольку ежедневно ребенок обеспечивался небольшим количеством карманного капитала, то ужинать он предпочитал со сверстниками на улице, получая от этого не просто какое-то насыщение, но и моральное удовольствие от общения с дорогими товарищами.

В тот второй день нараставшей луны он проснулся на час раньше обычного и долгое время лежал, обливаясь холодным потом, не в силах даже пошевелиться. Хоть на улице было светло, но пережитый ночью кошмар никак не мог раствориться в его возбужденном исстрадавшемся организме. Он все отчетливо помнил, как будто бы вся картина – в живую – стояла перед глазами. Как нетрудно понять, ему снился ужасающий человек, одетый в удлиненный кожаный плащ, широкополую шляпу, который, словно бы черный «Ангел», парил над землей, жестоко расправляясь с людьми и очищая их головы от серого вещества. Все это было настолько явственно и ужасно, что ребенок никак не мог оправиться от пережитых вместе со всеми жертвами страшных мгновений. «Что бы это могло значить? – не покидала его разум неприятная мысль, – Может же присниться такое?»

От этих тревожных раздумий его оторвал вошедший отец, который, как и обычно, зашел в половине седьмого, чтобы перед уходом на службу разбудить спящего сына. Горячев Павел Сергеевич служил в местном полицейском участке и с младенческих лет приучал ребенка к режиму. Мужчине приходилось так поступать, ведь мальчика он воспитывал сам, делая это без помощи матери, которая трагически погибла при родах. С тех самых пор они жили вдвоем, успешно справляясь со всеми невзгодами. Правда, на первых порах, чтобы закончить свое обучение во Владимирском юридическом институте, а в дальнейшем, пока поступал на службу в полицию, и в самом начале нелегкой работы, ему приходилось нанимать ребенку сиделку, но потом, когда Витя подрос, он уже сам успешно справлялся со своими родительскими обязанностями. Если остановиться на его описании, то перед нами предстанет молодой человек тридцатилетнего возраста, очень приятной наружности. Павел ростом был чуть выше среднего и достигал ста семидесяти шести сантиметров. Он имел коренастую комплекцию телосложения и отличался достаточной физической силой, продолжая ее наращивать каждодневными упражнениями. Миловидное лицо этого полицейского – если не сказать привлекательное – было просто мужественно красивым. Продолговатой формы, оно имело довольно зауженные ровные очертания, отличавшиеся гладкой смугловатого цвета кожей; высокий лоб переходил в полукруглые овальные надбровные дуги; прямой аристократический нос находился между карими уверенными глазами, кроме всего прочего выражавшими просветленный ум, сопряженную с проницательностью огромную рассудительность и не лишенные смекалки мыслительные процессы, не исключающие какой-то игривой хитрости, твердости, подчас жестокости и несгибаемой воли; средние не толстые губы имели оттенок, близкий к кораллам и переходили в гладковыбритый по-мужски расширенный подбородок; небольшие ушки чуть отступали, не скрываясь за коротко-стриженной аккуратной прической темно-русых волос. Как и всегда, он был одет в гражданскую форму одежды, включавшую в себя серую рубашку с короткими рукавами и грудными карманами, черные удобные джинсы и коричневые кожаные сандалии.

По устоявшейся годами традиции, он забежал в небольшую комнату, имевшую размеры два с половиной на три с половиной метра и очень удивился, увидев сына не спящим.

– Ты случайно не заболел? – спросил отец первое, что пришло ему в голову, – Что-то ты очень неважно выглядишь? Наверное, перекупался вчера? Дайка, я посмотрю, не поднялась ли у тебя температура.

Мужчина прислонился губами ко лбу своего сына и сразу же почувствовал наличие холодного пота и легкую дрожь, колотившую все его тело.

– Тебе и вправду сейчас нездоровиться, – заметил мужчина, отстраняясь от мальчика и сводя к переносице брови, – может вызвать врача? Я скажу соседке, чтобы она проследила.

Они жили в пятиэтажном доме, конструкции застойных времен, в удобной трехкомнатной квартире, располагавшейся на втором этаже. В ней было все, что необходимо человеку для нормальной городской жизни: большой зал, две спальные комнаты, кухня и раздельный санузел. В смежных жилых двухкомнатных помещениях проживала пожилая старушка Агафьева Агрипина Евлампиевна, достигшая к тому моменту восьмидесятилетнего возраста. Она была очень «высохшей» морщинистой и отвратительной, и всем своим видом вызывала неприятные ощущения, но делать нечего, и время от времени, когда возникала в этом нужда, к ней приходилось обращаться за помощью, в которой, кстати, она ни разу не отказала, относясь к соседям, словно к своим каким-то дальним родным. Услышав отцовское предложение, ребенок сморщился от нахлынувших на него неприятных эмоций и убежденным голосом возразил:

– Нет. Этого делать не надо. Я прекрасно себя чувствую, просто мне приснился кошмар. Сейчас встану, позавтракаю, и все будет нормально. Выйду на улицу, и сразу все позабудется.

– А вот, чтобы не снились страшные сны гулять надо поменьше, – тут же нашелся родитель, что противопоставить утверждению сына, – посидишь денек дома, отдохнешь от друзей и своих сумасшедших игрищ, глядишь, и организм придет в норму.

– И опять я скажу: нет, – возразил твердым тоном ребенок, – я уже договорился с ребятами и не могу нарушать своего обещания.

– В таком случае мне возразить тебе нечего, – задорно ухмыляясь, промолвил отец, направляясь на выход и уже хлопая дверью, для приличия «бросил», – может все-таки Агрипина Евлампиевна?

– Иди уж, – полушепотом ухмыльнулся маленький Витя, одновременно спрыгивая с кровати.

Он быстро собрался, выпил одну чашку чая (овсяную кашу же спустил в унитаз, что привык делать почти каждое утро) и, просмотрев несколько мультиков, беззаботно устремился на улицу. Все ночные переживания к тому времени улетучились. Однако, такое положение дел никак не касалось отца. Выйдя из дома в прекрасном расположении духа он, придя на работу, был озадачен большой суетой, происходившей в его отделении. Являясь оперуполномоченным в звании капитана, он был просто обязан узнать, что такое случилось, и почему наступил подобный ажиотаж. Как оказалось, внимание всех сотрудников было приковано к одному человеку, проходившему по учетам, по прозвищу: «Кент» и являвшемуся в действительности Кентюриным Максимом Ивановичем. Уже под утро его, одетого в странное одеяние, «косившее» под японского «ниндзя», доставили экипажем ГИБДД, выехавшим на вызов в особняк богатого бизнесмена. Как то не покажется странным, но, когда началась стрельба на его территории, хозяин, проснувшись и не разбираясь на тот момент, что случилось, сразу же вызвал по телефону полицию. Однако, пока те, в течении двух часов, добирались с самого края района, где оформляли сложное ДТП, в их коттедже было все кончено, а основному виновнику удалось «раствориться» в предрассветном тумане. Выехавшая на место оперативная группа, также вернувшаяся с ночного дальнего вызова, была просто шокирована жестокостью, с какой были перебиты люди, находившиеся в тот момент в этом доме. Хотя все – это сказано преждевременно: к утру удалось обнаружить спящую мирным сном девятилетнюю девочку. Исходя из всего упомянутого, к захваченному горе-преступнику возникло очень много вопросов, на которые в кратчайшие сроки необходимо получить хоть какие-то разъяснения. Поэтому вокруг его личности и столпился весь оперативный состав этого отделения. Человек же этот трясся от страха, слабо осознавая, что вокруг него происходит. Он словно только-что вырвался из самой преисподней и еще не отошел от пережитых им там страшных мгновений.

В обычной жизни Кентюрин являл собой представителя сильно пола, среднего роста с выдающейся физически-развитой сильной фигурой. Он уже достиг двадцатипятилетнего возраста и успел побывать в «местах, не столь отдаленных», будучи осужденным к трем годам заключения за совершение неоднократных «разбоев». Там он прошел сложную «школу» и стал еще более безжалостным и жестоким, чем мог себя представить до этого. Его в меру упитанная бесстрастная физиономия книзу сужалась, делаясь несколько треугольной; смуглая кожа не была гладкой, выделяясь глубокими порами и приобретая отвратительный вид; серо-оливковые глаза «горели» жестокостью и беспощадной решимостью, не исключая, однако, искренности и глубокой умственной «емкости»; нос худой прямой к концу расширяется, превращаясь словно в приплюснутую картошину; губы широкие тонкие, еле заметные, выдают человека злого и беспринципного; уши хоть и большие, но плотно прижаты, исключая тем самым свою лопоухость; светло-русые волосы коротко стрижены в прическу под «ежик».

В настоящее же время с него содрали головную повязку, и он сидит, как потерянный, не отдавая еще отчет о том, что, как ни крути, но он попался на совершении особо-тяжкого преступления и выйти сухим из воды у него теперь уже никак не получится. Молодой человек еще находится под впечатлением от того, как увидел плывущего по воздуху, словно призрак, незнакомого человека, от которого пули отлетают назад, получая, при том, дополнительно-сильное ускорение. На все задаваемые вопросы он твердит пока только одно: «Спасите меня, пожалуйста, от этого страшного монстра». Из-за охватившего его суеверного страха Максим совершенно забыл про поврежденную ногу и сидит, не обращая внимания на распухший сустав правой лодыжки.

В то роковое утро оперативная группа находилась еще на месте ужасных событий, где проводила фиксацию необходимых для объективного следствия доказательств, поэтому личный состав обладал пока только поверхностной информацией, хотя и из нее уже следовало, что случилось что-то невероятно страшное жуткое. Полусумасшедший Кентюрин был помещен временно в «обезьянник», а сотрудники в полном составе проследовали на оперативное совещание. Вся его повестка была посвящена произошедшему в городе жестокому преступлению и была поставлена одна основная задача: в кратчайшие сроки разобраться со всем случившимся этой ночью. Горячеву было поручено разговорить задержанного преступника.

Получив необходимые указания относительно своих дальнейших обязанностей, Павел отправился в дежурную часть, забрал оттуда несостоявшегося бандита и повел его в свой кабинет, чтобы продолжить общение в более привычной для этого обстановке. Наконец они остались вдвоем, а внутренняя и наружная двери были плотно закрыты, образовав между собой небольшой коридорчик. Такая предосторожность в помещениях оперативных сотрудников была нисколько не лишней, исключая возможность подслушивать то, что происходит внутри. Первым делом сыщик пристегнул своего «клиента» наручником к небольшому металлическому кольцу, выпирающему из кирпичной стены. Это было специальное устройство, ограничивающее подвижность задержанных. Только после того, как оперативник получил все необходимые преимущества, он уселся за стол, открыл протокол допроса (пока-что свидетеля) и принялся делать аккуратные записи.

Преступник в этот момент сидел на одном месте, безвольным взглядом смотря себе под ноги, дрожа и съежившись так, будто на улице стояло не жаркое лето, а как минимум поздняя осень. Горячев размашистым почерком занес в документ анкетные данные этого отвратительного ему человека, после чего решил познакомиться с ним поближе и встал для этого со своего рабочего места. Совершенно не зная никаких подробностей происшедшего, но из общих фраз, поведанных на утреннем совещании, предполагая, что произошло нечто неописуемое и ужасное, полицейский решил определенно все разузнать в мельчайших подробностях, делая это прямиком, от вверенного ему подопечного. Чтобы расположить того к откровенной беседе, поскольку на нем уже имелись телесные повреждения и опасаться на этот счет было нечего, он, с помощью своей физической силы и боевых приемов борьбы, безбоязненно решил заручиться полным и беспрекословным расположением бывшего заключенного и нынешнего преступника. Не торопясь замотав обе руки шерстяными шарфами, он принялся безжалостно избивать предполагаемого убийцу. Ему удалось нанести не менее тридцати ударов по различным частям тела Кентюрина, прежде чем тот застонал от боли, определенно напоминая, что ничего человеческое ему не чуждо, что он более или менее осознает окружающую его обстановку и готов сотрудничать с правоохранительными структурами.

Павел, закончив молотить кулаками, удовлетворенно отметил, что на теле его испытуемого не образовалось ни одного свежего синяка либо ссадины. Освободив ладони от уже ненужных предметов одежды, оперативник проследовал на свое место, где удобно уселся на деревянном стуле с мягкой «сидушкой» и приготовился внимательно слушать. Его оппонент уже не дрожал, но продолжал сидеть, плотно съежившись, словно боясь, нет – не побоев от полицейского, а какой-то иной более серьезной и смертельной опасности. Весь вид его говорил о том, что ему пришлось столкнуться с чем-то неизвестным его понимаю и неведомым нормальному восприятию. Глубокий задумчивый взгляд этого человека слово бы отражал некую потустороннюю сущность, прочно застывшую в его взгляде. Горячеву представилась возможность это понять в тот самый момент, когда подозреваемый набрался смелости «оторвать» от пола глаза и поднял их, одарив жутким взором своего невольного собеседника. Только взглянув в эти «застекленевшие» зенки, Павел мгновенно распознал ту страшную жуть, что пришлось пережить этому человеку. Не отдавая себе отчет, сыщик невзначай заерзал на стуле, охватившись непременным желанием побыстрее закончить это странное дело.

– Задавайте Ваши вопросы, – между тем промолвил задержанный.

– Что ж, раз ты готов, – невольно вздрогнув, сказал полицейский, – давай рассказывай, как ты истребил целую семью уважаемого в нашем городе бизнесмена? И не забыл, «мерзавец», про их малолетнюю дочку.

– Не «гони», начальник, пургу, – возразил бывалый преступник, – никого я не убивал и, кстати, даже не собирался. Да, соглашусь, я с товарищами шел в этот дом, чтобы взять в заложники богатую дочку, но честно скажу, я ее даже не видел, а сам оттуда еле ноги унес. Там такое стало твориться, что, не дай Бог, такое еще раз увидеть.

– Не понял? – честно признался оперативник, скривив лицо недовольной усмешкой, – Ты пришел совершать преступление, а сейчас намереваешься утверждать, что ничего такого не делал, а кто-то вместо тебя уничтожил всех жителей того дома, а ты же сам чуть не стал объектом ужасного посягательства. Так что ли следует понимать твои утверждения?

– Именно, – выпучивая глаза и пытаясь согнать с них остекленевшее выражение, выпятил вперед челюсть Кентюрин, одновременно подавая туда же и корпус, – как вы все здесь меня не поймете? В городе происходит что-то жуткое сверхъестественно-странное, а вы пытаетесь навесить мне чью-то вину, – и понизив голос до шепота, – да я, если честно, и сам готов вас просить упрятать меня за решетку куда-нибудь подальше от того неизвестного существа, которое свободно летает по воздуху и может остановить на лету пулю.

– Что за глупости ты сейчас говоришь? – встрепенулся оперативник, недоверчиво глядя на собеседника, – Как такое возможно? У тебя что, от страха совсем в голове помутилось? Я понимаю, что не хочется сознаваться, но чтобы придумывать подобную чушь – такое в моей практике я встречаю впервые, хотя, поверь, повидал я не мало. Так, ты будешь говорить, или мне опять упражняться с шарфами? Не сомневайся, от этого я совершенно не устаю и могу тебе «месить» без передыху, пока ты, наконец, не осознаешь, что отпираться в нашем случае бесполезно. Тебя взяли в одежде, перепачканной кровью, в непосредственной близости от места совершения преступления, где, я абсолютно уверен, найдутся подтверждающие улики, так что, пока я не перешел к более вызывающим к откровенности методам, хорошенько подумай о своем незавидном в данном случае положении и искренней беседой подтверди свою готовность сотрудничать и раскаяться в совершенном деянии. Так может и срок заключения сможешь скостить.

– Ладно, – начиная показывать нервное напряжение, выдвинул свою версию несостоявшийся горе-бандит, – а своих тоже я «замочил»?

– Что? – опять не понял подвоха Горячев.

– А-а, – растянуто промолвил преступник, не смотря на охватившие его одновременно ярость и страх, презрительно улыбаясь, – тебя не потрудились поставить в известность обо всех обстоятельствах произошедших в том доме ужасных событий. Так вот, «дорогой» мой, послушай. Когда я, пусть и не совсем спокойно, но все-таки проник внутрь особняка, я смог приковать обоих родителей наручником к отопительной батарее. Я совсем уже хотел отправиться в комнату их маленькой дочки, как, вдруг, увидел то странное неподвластное нормальному пониманию чудовищное явление. Я сразу же прыгнул в окно и, упав на землю, подвернул правую ногу, – здесь рассказчик заголил поврежденное место, показав опухоль на лодыжке, – потом, хромая, я поспешил побыстрее убраться из этого кошмарного сада, по пути наткнувшись на своих товарищей и охранников сложенных в одну кровавую кучу. Здесь я тоже упал и в начинающем светать небе, знаешь, что рассмотрел?

– Нет, – не скрывая удивленного выражения вымолвил сыщик, – и что это было?

– Их черепа были вскрыты, – здесь обоих собеседников передернуло, – а мозг начисто вычищен. Как ты думаешь, обыкновенному человеку такое под силу?

– Даже не знаю? – выразил недоверие оперативный сотрудник, одарив оппонента презрительным взглядом и сморщив лицо от представленной им невольно жуткой картины.

– А я это видел своими собственными глазами. Именно там я и перепачкался кровью. Так-что те кровавые пятна, что ты видишь на моем одеянии, принадлежат скорее моим подельникам и охранникам того огромного дома, а никак не хозяевам и тем более их маленькой дочке, которою я даже мельком не видел. И потом, я бы мог вполне улизнуть, но нет же: я сам выбежал на дорогу и сдался гаишникам, которые, кстати, тоже видели это плывущее над землею чудовище и так же, как и я, потерявшие дар речи и способность рационально оценивать ситуацию.

– Ладно, допустим, – помрачнев, словно безжизненный камень, произнес полицейский, – но объясни мне такую вещь: ты говоришь, что на улице начинало светать, хотя ночи сейчас и без того практически «белые», так, как же ты в таком случае умудрился споткнуться о сваленные в кучу безжалостно убитые трупы? Как ты их не заметил?

– Я же уже пояснял, – невольно вздрогнул рассказчик, вспоминая ужасные события минувшей ночи, – что повредил себе ногу, а учитывая способность того «Существа» парить над землею, я ковылял, практически не глядя себе под ноги, постоянно оглядываясь назад, потому, очевидно, и не заметил внезапно возникшего неожиданного препятствия. Да, что там зря говорить, тебя бы тогда на мое место, я бы поглядел, как повел себя ты?

Здесь, не смотря на сковавшее его нервное напряжение и охвативший сознание сверхъестественный ужас, Кентюрин лихорадочно рассмеялся, невольно представив оперативника в такой же в точности ситуации. Время приближалось к обеду и с осмотра места событий вернулась оперативная группа, посвятившая фиксации доказательной базы почти-что восемь часов. К их возвращению уже закончили расспрашивать сотрудников ГИБДД, которые и задержали ночью преступника и доставили его в отделение. Не смотря на разное мировоззрение и социальное положение их показания мало чем отличались от того, что поведал Горячеву «Кент», и оба молодых полицейских никак не могла найти ответа на то: почему они не стали стрелять по удаляющемуся преступнику?

Собирая воедино все улики и разъяснения очевидцев, получалось, что в городе либо завелся жестокий очень изобретательный убийца-маньяк, либо же сам дьявол поднялся из преисподней и забирает души провинившихся грешников. Павел получив настойчивое поручение руководства, что, пока он не представит от Кентюрина хоть какое-то более или менее разумное объяснение, он занимается им вплотную и с работы никуда не уходит. Возвращались старые-добрые времена начала двухтысячных, которые, к сожалению, молодому оперативнику застать не пришлось, но выдалась возможность теперь испытать на себе их огромную напряженность.

Витя, в тот день, лишь только встретив друзей, сразу же забыл о мучившем его ночью кошмаре и провел весь день в беспечности, спортивных играх и всяческих детских забавах. Домой он вернулся, как ему и было назначено, ровно в двадцать два часа вечера и был очень удивлен, застав дома вместо отца не нравившуюся ему соседку Агрипину Евлампиевну. Она сразу же потребовала от мальчика, чтобы он отправился спать, что тот собирался сделать и без ее ненужных напоминаний, так как заигравшись с друзьями, очень намаялся и просто «валился с ног» от приятной усталости. Лишь только его голова коснулась мягкой подушки, Горячев-младший тут же уснул крепким мальчишеским сном.