Читать книгу Машина наказаний - Василий Гавриленко - Страница 5

* * *

Живой Иноненко мало чем отличался от своих фотокарточек – та же суровая хмурость бровей, та же жесткость линий рта и подбородка… Но черные глаза блестели, придавая лицу лихорадочную живость.

– Как звать?

– Архип.

– Хмм, – агент задумался, поводя рукой по давно небритой желтой щеке. – Да ты сядь.

Архип присел на табурет – грубый и неровный, должно быть, сколоченный своими руками.

– Я думал, придет Кирилл – идейный хлопец.

Иноненко, как показалось Архипу, пытливо заглянул ему в глаза.

– Прислали меня, – несколько жестко сказал Архип.

– Да-да, конечно, – извиняющимся тоном пробормотал Максим Петрович, встал с продавленного дивана, подошел к окну.

Архип с удивлением осмотрел комнату: он знал, конечно, что в тридцатые годы многие жили в коммуналках, а то и в бараках, но Иноненко – то был начальником кремлевского гаража, а любая власть подкармливает своих слуг.

Стены комнатки были оклеены порыжелыми обоями с плохо нарисованными колокольчиками, кроме табурета и дивана из мебели были платяной громоздкий шкаф да стол. На столе – стакан с буроватой жидкостью, бутылка воды и портрет Сталина, под столом – несколько книг с потрепанными обложками. Была еще отопительная батарея, на ней сушились носки хозяина.

Иноненко вздохнул, отошел от окна, присел на заскрипевший диван.

– Думаешь, почему я так живу, – сказал он, понизив голос до шепота, и развел вокруг себя руками. – Мне от них ничего не надо.

Архипа поразила такая догадливость, и он не нашелся, что ответить.

– А у тебя кого… ну, это самое … – приблизив лицо к самому носу Архипа, проговорил Иноненко.

– Прадеда, Максим Петрович, – соврал Архип.

Агент понимающе закачал головой, зашлепал губами и, отстранившись, откинулся на спинку дивана. Теперь он смотрел на Архипа с жалостью, словно гибель прадеда потрясла того не далее, чем вчера.

– А вы?

– Я? – вскинул брови Максим Петрович. – Я вот из-за него…

Он ткнул пальцем в том Ленина.

У двери что-то застучало, словно кто-то уронил банку.

– Дети, – многозначительно сказал Иноненко. – Ну что ж, племянничек, вечереет…

За окном и вправду образовались сумерки. Над соседним парадным зажегся тусклый фонарь.

– Идем ужинать.

Архип испуганно приподнялся.

– Да ты фуфайку-то сними, – засмеялся агент. – Или вы в своей Твери в фуфайках кушаете?

Архип скинул фуфайку, оставшись в русской вышитой рубахе, подобной той, что при царе носили «малые» и «человеки». Не хватало только подпоясаться.

Иноненко с иронией посмотрел, покачал головой и, порывшись в шкафу, выудил старый френч, кое – где попорченный молью.

– Надевай! Не бог весть, а все же… Да и в Твери сейчас несладко живется.

Архип стал переодеваться и краем глаза заметил, что Иноненко с интересом глядит на него.

– А вы, я смотрю, не шибко поправились-то. Хлипкие!

Архип промолчал – он и вправду был не очень силен физически.

Как только дверь комнаты отворилась, в нее хлынул пар, детские крики, а также неторопливый разговор. Неторопливый разговор вели сидящие на кухне люди – много людей. Женщины, мужчины. Как только Архип с Максимом Петровичем появились на кухне, все глаза устремились на новичка. Архип смутился.

– Познакомьтесь, товарищи, – весело сказал Иноненко, без церемоний заглядывая в стоящую на плите большую кастрюлю. – Мой племяш Архип. А что, теть Маш, можно у тебя макарошек своровать?

– Нельзя, – засмеялась тетя Маша, та самая женщина, что открыла Архипу дверь.

Максим Петрович тоже засмеялся и, достав из буфета две алюминиевые миски, быстро наложил макарон.

– Садись, Архип, – подвинулся один из сидящих за столом мужиков. – Ты сам-то откуда будешь?

– Из Тверской области, – проговорил Архип, чувствуя себя не в своей тарелке.

– А конкретнее?

– Не доставай парня, Прытковский, пусть поест с дороги.

– Заметано, Максим Петрович, – оскалился Прытковский. – Еда – дело святое!

Иноненко поставил перед Архипом миску с макаронами, щедро политыми мясной приправой, положил краснобокий помидор.

– Сало будешь, Архип? – спросила одна из женщин. – А то у меня есть.

– Нет, спасибо.

Но сало уже лежало перед ним – толстое, порезанное на аккуратные ломтики.

Архип с детства имел плохой аппетит, а постоянное кофе и концентрат и вовсе сделали его почти равнодушным к пище, но сейчас он позабыл об этом. Такой вкусной еды он никогда не пробовал: мясо в подливке было нежным и сочным, сало медленно таяло во рту, макароны – простые макароны – показались ему чем-то необыкновенным, почти неземным. Но особенно ему приглянулся помидор – он жадно вонзил зубы в его матовый бочок и только тут, подняв на мгновение глаза, понял, что нарушает инструкцию, предписывающую «есть осторожно, нежадно, а по возможности отказываться от пищи».

Жильцы глядели на него с удивлением и жалостью, тетя Маша даже отвернулась и украдкой вытерла набежавшую слезу. У Иноненко то ли от стыда, то ли от злости покраснели уши.

Архип кашлянул и положил помидор в миску.

– Спасибо большое, – сказал он. – Я сыт.

– Может, еще подливочки? – спросила тетя Маша, гремя кастрюлей. – А то у…

– Нет, благодарю, – грубовато отрезал Архип, собираясь в дальнейшем жестко придерживаться инструкции.

Замолчали. Максим Петрович ел, гремя ложкой.

– А что, Архип, в Москве у дяди работать будешь? – спросил Прыковский.

– А то где же? – жуя, проговорил Иноненко. – Коль дядя шофер?

– Верно, Максим Петрович, – заговорила женщина с бородавкой на верхней губе. – Нужно детям помогать. Кому они, если не нам, нужны?

Краснолицый мужик, должно быть ее муж, толкнул ее локтем, и женщина замолчала. После этого разговоры в кухне сошли на нет, и жильцы разбрелись по комнатам.

Максим Петрович выудил из миски последнюю макаронину, быстро сполоснул посуду над раковиной.

– Пойдем, Архип, – сказал он, подмигнув. – Помидор-то возьми…

Комната Иноненко уже была погружена во мрак и, завесив окно шторой, агент включил свет.

– Постелю себе на полу, а ты ложись на диван.

Архип запротестовал, но Максим Петрович был непреклонен. Он достал из шкафа старый матрас, свернутый в толстую трубку.

«Уже не раз встречал лаборантов, – подумал Архип. – Наверно, и Кирилл спал на этом диване».

Иноненко тем временем снял с дивана засаленное покрывало и переложил его на матрас, а на диван постелил клетчатое байковое одеяло.

– Ну вот, Архип… – немного смущаясь, сказал он. – Чем богаты…

– Спасибо.

Архип медленно опустился на диван – ему показалось, что он лег в гроб. Максим Петрович выключил свет. Через пару минут послышалось его свистящее дыхание. Должно быть, заснул.

«Странный человек, – подумал Архип. – Участвует в покушении на своего вождя и так спокоен. Что им движет? Да, он же указал на Ленина… Но откуда ему знать про завещание? Просто догадался, читая ленинские книги? Идейный… Ну, а я? Что движет мной? Премия по итогам квартала? Нет, конечно. Честолюбие! Конечно, мое проклятое честолюбие».

Архип иногда бывал честным с самим собой и в такие минуты, послав взгляд внутрь своей души, он находил там жажду славы – архаизма человеческой цивилизации. Подозревал он, что и Кирилл с Ярополком рискуют жизнями не ради поощрительной грамоты.

– Архип.

Хриплый шепот Иноненко заставил Архипа вздрогнуть.

– Да?

– А как там, у вас, хорошо живется?

Архип на секунду задумался, пытаясь сконцентрировать свои ощущения на этом вопросе.

– Нет, – честно признался он.

Максим Петрович тяжело вздохнул, пробурчал что-то сквозь зубы и, повернувшись головой к стене, захрапел.

Нет, там было не лучше, Архип уже в этом не сомневался: диктат информации ничем не лучше диктата человека, и то и другое направлено на порабощение человеческой души, хотя и разными путями. Если ты досконально информирован – это еще не значит, что ты свободен. В конечном итоге всеобщая информированность привела к невысказанному запрету необходимых для душ меньшинства знаний. Так произошло с поэзией, искусством, религией – большинство съело меньшинство, но счастливее от этого, конечно, не стало.

Ходили и слухи об информационных пытках, совершаемых в недрах Интеллектуальной Библиотеки, о репрессированных РОСИИНОМ – Российским Искусственным Интеллектом – писателях, поэтах, ученых, скульпторах, художниках и просто ненадежных.

«Однако Сталин проливает кровь и за это достоин казни» – решил Архип, словно оправдываясь перед кем-то.

После этого сон медленно завладел им: снился не Сталин или РОСИИН, а Надя из лаборатории, с задумчивым видом она смотрела на Архипа, виновато улыбаясь, говорила что-то. Он силился понять, что же она говорит – но никак не мог догадаться и от этого нервно вздрагивал во сне.