Читать книгу Месть Солнцу - Василий Головачев, Василий Головачёв - Страница 2

Вид на равнину был так великолепен, что Верзилин застыл, вбирая в себя сияние пластов металлической корки, горных пород и слюды, простиравшихся от сумеречной зоны Меркурия до не слишком далёкого округлого горизонта.

Когда-то считалось, что Меркурий всегда повёрнут к Солнцу одной и той же стороной. Однако ещё в конце двадцатого века выяснилось, что его период вращения вокруг оси равен пятидесяти девяти суткам, в то время как период вращения планеты вокруг светила достигает восьмидесяти восьми, поэтому поверхность Меркурия прогревается регулярно, температура на ночной стороне падает до минус ста семидесяти трёх градусов Цельсия, а на дневной поднимается до плюс четырёхсот двадцати семи, что превышает температуру плавления олова.

Поскольку диаметр самой близкой к Солнцу планеты едва ли не в три раза меньше диаметра Земли[1], то и гравитация меньше примерно в таком же диапазоне, и обслуживающему персоналу станций на поверхности Меркурия приходится адаптироваться к такому состоянию, что, впрочем, не занимает много времени. Как правило, космолётчики-исследователи привыкают к лёгкости во всём теле за несколько дней.

Российская станция «Ирбис» была создана всего пять лет назад и располагалась на валу кратера Стравинского диаметром сто девяносто километров. Она имела три купола, объединённых переходами в красивый трилистник, и центральный шпиль, увенчанный десятком антенн разного профиля. Трилистник был окружён полем решёток радиотелескопа, и центральная башня играла в нём роль излучателя.

Кроме того, под кратером был выкопан огромный резервуар, заполненный жидким азотом, который служил антенной нейтринного телескопа.

В тот день, когда старший дежурный астрофизик Станислав Верзилин, специалист в области солнечного излучения, замер в восхищении от развёрнутого в главном виоме ландшафта (случилось это третьего января две тысячи семьдесят седьмого года), на станции работало шестьдесят шесть человек, а если считать вместе с экипажем корвета «Гелий», то и все семьдесят пять.

Был вечер (по среднесолнечному времени, отсчитываемому от нулевого меридиана Земли), конец рабочего дня, сотрудники разошлись по отсекам станции отдыхать, и заступивший на дежурство Станислав имел полное право любоваться пейзажем, благо в центре контроля, расположенном в башне, он в этот момент находился один, сменив прежнего дежурного.

– Добрый вечер, Станислав, – поприветствовал его кванк центра, являющий собой искусственный интеллект пятого поколения по имени Клавдий. – Как настроение?

– Прекрасное настроение, Клавдий, – очнулся Верзилин, деловито цепляя корону менара, с помощью которой мог общаться с компьютером мысленно. – Что у нас нового?

– Хотите прикол?

– Дай мне сначала сводку по всем параметрам.

– Ловите.

Сбоку от вириала управления центром в общем поясе виома откололся квадрат диалогового окна с цифрами показателей солнечного ветра и магнитных полей.

– Вижу. Что за прикол?

– Это как раз по теме: северный квадрант короны по цепи пятен сигма-три-аш сто сорок семь. Странно, что факел появился в тот момент, когда вы вошли. Видите крючок? Температура шесть сто. А внутри – пятно в форме птичьего глаза. Кстати, сразу упала температура, почти на двести градусов.

– Птичьего, говоришь? – хмыкнул заинтересованный Станислав.

Дал увеличение, выводя пятно в центр виома.

Окружённое зёрнами глобул, оно действительно походило на глаз грифа, выглянувший из преисподней хромосферы Солнца. Диаметр пятна достигал не меньше четырёхсот сорока километров, хотя по сравнению с другими пятнами оно было небольшое и заметить его смог только специально настроенный комплекс инструментов.

– Так, посмотрим, – пробормотал Станислав, принимаясь обрабатывать поступающую по запросам информацию о состоянии нового объекта.

Пятна на Солнце не появлялись просто так, им предшествовала подготовка в виде пучностей магнитного поля и падения массы лучевого переноса, поэтому внезапное рождение нового пятна, пусть и маленького по сравнению с масштабами светила, представляло интерес.

Ночь, хотя и условная в том отношении, что Солнце поднималось над сверкающим горизонтом гигантским пламенным шаром, окутанным космами протуберанцев, прошла для Верзилина незаметно. Он всё больше увлекался изучением «птичьего глаза» и всё больше убеждался в том, что тот не укладывается в рамки общепринятых теорий. Мало того, со станцией связались американские и китайские исследователи Солнца, базы которых располагались по соседству, и мнения всех специалистов сходились в одном: феномен с таким набором параметров не должен был сформироваться на родном светиле. А самым интересным следствием его появления было резкое падение температуры в районе образования пятна, там, где оно проклюнулось.

Тогда Станислав не выдержал и разбудил начальника станции, доктора наук Величко, и доложил ему об открытии, не глянув на часы. А было ровно шесть часов утра по независимому времени.

* * *

Капитан корвета «Гелий» Родион Поддубный умывался в своём одноместном номере станции, спрятавшемся в жилой зоне одного из лучей «трилистника», когда ему позвонил Величко и попросил по возможности «на рысях» прибыть в центр контроля. Недоумевая по поводу причин спешки и предполагая недоброе, Поддубный собрался за четыре минуты и в семь часов утра объявился в зале центра, где уже собрался учёный народ в количестве пяти человек. Среди них был и Величко, пятидесятилетний анахорет с бледным интеллигентным лицом, чёрными проницательными глазами и чёрной, без единого седого волоска, шевелюрой.

Через несколько секунд стала известна причина вызова: надо срочно доставить группу исследователей в корону Солнца, в район, где обнаружено необычного вида пятно, обладающее сильнейшим – в сто раз больше фона поверхности светила – магнитным полем.

На выяснение всех обстоятельств столь спешного вылета ушло пять минут. Давал задание лично Евгений Величко, обладавший умением убеждать сотрудников базы и с помощью лаконичной завершённости речи увлечь их важностью решения возникших проблем.

– Всё поняли, Родион Егорович? – закончил Величко.

– Так точно, Евгений Павлович! – вытянулся Поддубный.

– С вами пойдут специалисты Горелов и Туманян. Инструкции по обследованию объекта получите от них. Есть подозрения, что к объекту полетят и американцы, поэтому действовать жёстко, но в рамках Конвенции о запрещении военных действий в космосе.

– Мы готовы. Разрешите идти?

– Доброго пути.

Поддубный повернулся через левое плечо и вышел.

Через десять минут он уже был на борту «Гелия».

Корвет являл собой чудо инженерной мысли конца двадцать первого века. Выполнен он был по трансформным технологиям с использованием параметрического дизайна и на стартовом поле под валом кратера выглядел красивой друзой переходящих друг в друга наплывов «жидкого металла» и хрусталя.

Времена оставались сложными: гибридная война Запада и США с Россией, начавшаяся в начале века, по сути, так и не закончилась, разве что плавно перетекла из горячей фазы в кибервойну и технологическую гонку вооружений, а санкции с России так и не были сняты до конца. Руководству страны приходилось напрягать усилия, чтобы выдерживать конкуренцию на всех фронтах, и друзья государства в виде армии, флота и космических сил приобретали всё более значимую роль. Тем более что всё чаще в Солнечной системе орудовали частные военные компании, не брезгующие пиратскими налётами на грузовые платформы. Поэтому космические корабли теперь строились с учётом активной защиты, и даже малые суда дедвейтом до тысячи тонн хорошо вооружались. На борту «Гелия» стояли батареи «Солнцепёка», новейшего комплекса РСЗО, ракеты которого достигали скорости до ста километров в секунду, а также лазерные системы «Пересвет» и скорчер – электрический излучатель мощностью в десять мегаватт. Вследствие же того, что корвет обслуживал российские базы на Меркурии и станции вблизи Солнца, его силовая защита позволяла ему приближаться к светилу очень близко, а при необходимости и окунаться в фотосферу звезды.

В четверть восьмого корвет пушинкой оторвался от стартовой площадки, включив антигравы, поднялся над изломанной скорлупой Меркурия и набрал скорость, направляясь точно к Солнцу, накрытый пузырём защитного поля. Орбита планеты не была круговой, и в данный момент её и светило разделяло расстояние в пятьдесят два миллиона километров. При крейсерской скорости в десять тысяч километров в секунду корвету требовалось всего час пятнадцать, чтобы достичь Солнца, но Поддубный не хотел идти так долго и включил шпуг – систему двойного ускорения, чуть ли не вдвое сокращавшую время в пути.

Однако это не помогло. Когда уже подлетали к району расположения цепочки пятен на свето-плазменной поверхности светила, от беспилотной российской станции «Перун» стало известно, что первыми к объекту прибыли американцы на шаттле «Форвард», недавно привёзшем смену на их базу «Бёрджесс», расположенную вдвое ближе, чем Меркурий.

– Зашквар! – прокомментировал ситуацию навигатор «Гелия» Саша Мизулин. – Успели-таки! Что будем делать, командир?

Поддубный помолчал, переживая неприятный момент.

Шесть членов экипажа, запакованных в ложементах вокруг центральной колонны виом-обзора, молча смотрели на него, повернув головы. Кресло капитана было чуть выше, и он мог видеть всех подчинённых. Ещё трое членов экипажа располагались в отдельных капсулах в недрах корабля, отвечая за свои технические зоны. Двое специалистов, о которых говорил Величко, тоже сидели в отдельных каютах, но могли связаться с рубкой в любой момент.

– Приблизимся, – сказал наконец капитан, – зависнем на высоте тысячи над факелом, пошлём дрон.

– Может, сделаем вид, что мы тут давно?

Поддубный поморщился.

– Ни к чему эти подставы.

– Да это я с досады, – виновато объяснил своё предложение Мизулин.

– Поехали.

Корвет устремился к цепочке пятен.

Так как Солнце вращалось вокруг оси со скоростью почти двух километров в секунду – на уровне фотосферы, надо было точно рассчитать сближение с ней и только тогда идти к цели. Но кванк корабля по имени Гелик, искусственный интеллект, легко справился с задачей, направив корвет к району с пониженной температурой.

Включилась поляризационная система фотозащиты. Виом, в настоящий момент представляющий собой стену из яркого пламени, потемнел, теряя накал до вишнёвого и багрового свечения.

Прошли хромосферу. Стали видны непрерывно меняющие форму гранулы конвективных ячеек на её «дне», каждая размером от тысячи до полутора тысяч километров. Приблизилась цепочка «настоящих» пятен, кажущихся дырами в солнечной плазме, пробитыми какими-то гигантскими пулями. Температура внутри каждого пятна была на тысячу, а то и на две тысячи градусов ниже фоновой, и края их казались цепочками острых игл.

Но не таким было открытое Верзилиным «малое» пятно, имевшее чёткие очертания. Его форма близилась к идеальному кругу, и лишь изредка по краям вспыхивали крохотные факельчики.

– Время оптимального погружения в данном районе составляет пятьдесят пять минут, – доложил компьютер, выдав очередь цифр. – Расход энергии – десять в седьмой.

– Держать базу! – напомнил Поддубный.

Это означало, что экипаж был обязан следить за изменениями полевой обстановки как снаружи, так и внутри корабля.

Экипаж ответил дружным: «Есть держать базу!»

Корвет снизился.

– Шаттл пошёл на посадку, – доложил Гелик.

– С ума они сошли, что ли?! – с недоумением воскликнул навигатор. – Какая посадка?! Это же просто слой плазмы!

– Даю видео.

В багровом поле фотосферы появилась светящаяся окружность нового диалогового окна, выделив район солнечной «поверхности» вокруг пятна. Скачком пятно увеличилось, занимая весь круг, потом ещё раз и ещё. Стала видна более тёмная, почти чёрная пластина пятна.

Космолётчики с удивлением примолкли, разглядывая образование, мало похожее на «дыры» в атмосфере Солнца, называемые солнечными пятнами. Перед их глазами соткался частокол острых шпилей разной высоты, образовавших нечто вроде неровной щётки. Только размеры этой «щётки» были в миллион раз больше своего земного аналога!

– Зашквар! – пробормотал Юра Морозов, кванконик корвета. – Я один это вижу?!

– Гелик, параметры!

– Получите, – ответил компьютер.

По квадратам оперативных экранов поплыла вереница символов и цифр: Гелик передал показания датчиков.

Температура «щётки» оказалась ещё на тысячу градусов ниже, чем фиксировали дистанционные измерители земных комплексов, а высота отдельных «ворсинок» достигала не менее десяти километров.

– Это не пятно, – бросил возбуждённый Мизулин. – То есть это образование вообще не имеет отношения к солнечным пятнам.

– Но оно всё-таки темнее, – сказал Морозов.

– Потому что его температура не больше двух тысяч градусов, а магнитное поле тем не менее больше, чем у любого пятна

– В сто раз! – хмыкнул оператор защиты корвета Щупов.

– Если это не солнечное пятно, то что?

– Искусственное сооружение! – со смешком сказал навигатор.

Разговор в рубке стихли. Космолётчики с удвоенным вниманием принялись рассматривать «щётку».

– Вижу шаттл! – доложил Гелик.

– Дай картинку.

Вариация окон виома на фоне «щёточного» частокола показала серебристую капельку американского корабля. В пламени солнечной фотосферы заметить его в полосе видимого спектра было невозможно, и компьютер, опираясь на данные локаторов, просто нарисовал изображение «Форварда» на фоне «щётки».

– Они что-то увидели, – снова заговорил Гелик. – Даю запись перехвата переговоров.

В рубке раздался тихий шелест эфира, щелчки, посвистывания и человеческие голоса. Говорили на английском языке:

– Правее… прямо под нами…

– Дырка?

– Колодец… диаметр тысяча… поле на узле сто семьдесят…

– Идём ниже…

– Потечёт защита…

– Надо послать дрон…

– Генри, выпускаем «птичку»…

– Оттуда что-то выползает…

Пятисекундная пауза.

– Год демент! Это гра… лятор… три мили… опуск…

Ещё одна пауза.

– …дить! Немедленно! Генри – маневрируй… сто… на верши… стро!

Голоса пропали, и вместе с ним исчез фон передачи, порождённый сильнейшим штормом электромагнитных полей солнечной фотосферы.

– Увеличь! – напрягся Поддубный.

Капля американского шаттла выросла в размерах. Было видно, как вокруг неё вьются чёрные струйки, объединяясь в решётчатый кокон.

– Связь!

– Пытаюсь, – ответил Гелик, бросая в недра Солнца гравитационный импульс.

Через несколько секунд пришёл ответ на английском:

– Кто говорит?!

– Корвет «Гелий», российское ведомство, – ответил Поддубный.

– Помогите выбраться! Нас держит какая-то сила, не даёт уйти!

– Врубайте шпуг…

– Отказала кванконика! Защита начинает глючить!

– Держитесь, идём! – Поддубный сделал жест пальцем затихшему экипажу. – Форсаж! Гелик, протокол ВВУ!

– Есть протокол ВВУ! – отозвался компьютер.

Корвет спикировал с высоты в тысячу километров к пятну, в глубины которого непонятная сила утаскивала американский космолёт. Вокруг просияли полотнища корональной вспышки, окружающие солнечное пятно. Заверещали датчики полей, предупреждая космолётчиков о всплеске электромагнитного поля. Изображение «щётки» начало передёргиваться судорогами, как голографическая картинка.

Капля шаттла приблизилась. Корвет приготовился состыковаться с шаттлом, но чёрная сеточка, оплетавшая американца, внезапно накрыла российский корабль, и видеосистема отказала: пояс виома рубки превратился в стеклянную стену.

– Командир! – крикнул навигатор…

* * *

Комиссар Космической погранслужбы России Баринов получил раскладку происшествий в районе Меркурия в тот же день, когда на Солнце пропали два корабля: российский корвет «Гелий» и американский шаттл «Форвард». Комиссар в это время начинал офлайновое совещание с руководителями подразделений, контролирующих пространство в радиусе миллиарда километров от земного светила, и с непроницаемой миной выслушал доклад компьютера Российского Космического Союза (РКС).

Кроме происшествия с пропажей кораблей были отмечены четыре попытки подойти близко к Солнцу других планетолётов с экспедициями из разных стран, в основном – из Индии и Кореи. Все корабли прошли контроль международных пропускных пунктов как обеспеченные защитой и имеющие допуски Совбеза ООН, поэтому в дальнейшем их не искали. Между тем все четыре корабля приблизились к Солнцу на минимальное расстояние, и дальнейшее их положение осталось неизвестным. Мало того, Совбез ООН не объявил тревогу и вообще как бы забыл о существовании экспедиций, а космические агентства стран, чьи исследовательские платформы исчезли, также не заявили о своей обеспокоенности происшествием.

Баринов связался с секретариатом ООН в Новой Зеландии, поговорил с генсеком организации Пинкисевичем и закончил разговор словами:

– Понял, координатор! Будем работать.

После этого он начал совещание в режиме удалённого доступа, однако ни словом не обмолвился о происшествиях. Вернее, лишь упомянул пропажу корвета и сообщил, что причинами исчезновения «Гелия» занимается ФСБ.