Читать книгу Встречи как перекрестки судьбы - Василий Гурковский - Страница 8

Быль, которую хочу представить читателю, вполне обыденная, мелко-штриховая, но в то же время – классическая. Около шестидесяти лет назад довелось мне заниматься с молодежью. Был я освобожденным комсоргом войсковой части с правами райкома. В те далекие годы, за четверть века до развала Союза, когда будущие реформаторы еще ходили в начальные классы, когда идеи создания различных национально-идеологических фронтов в наших братских республиках, еще только проходили согласование в различных структурах за океаном, а о внедрении и воплощении в жизнь таких идей не могло быть и речи, комсомолу и молодежи уделялось довольно много внимания. Естественно, и кадрам, работающим с молодежью, в первую очередь, «низовым» комсомольским организаторам.

Зная очень многих ребят по совместной работе, могу сказать, что в подавляющем большинстве комсорги, особенно военные, были настоящим цветом армейской молодежи. Толковые, веселые, разносторонне развитые, спортсмены, музыканты, певцы – словом, одаренные люди. Они умели работать с армейской молодежью, их любили и уважали. Авторитет комсорга создавался им самим, а потом уже поддерживался командованием.

Конечно, и в армейском комсомоле, и среди политработников, как и на гражданке, попадались «скользящие» конъюнктурщики, чьи-то сынки и «блатные» знакомые, которых буквально «протаскивали» по всем ступеням комсомольско-партийной иерархической лестницы, чтобы потом можно было козырять их «последовательным» интеллектуально-идеологическим и трудовым ростом.

Таких в комсомоле не любили, откровенно ненавидели, а так как их было мало, то старались просто не замечать. Но они там-таки были, шли отдельной кастой, с ними негласно специально работали, напрямую или через жен, знакомых девушек, друзей. Их готовили. Из них потом выходили президенты, премьеры и прочие временщики, перестройщики-развальщики. Но в те времена, о которых пойдет речь, они еще были только благодатной средой, для которой был приготовлен вирус будущей величайшей катастрофы великой страны.

Политработников тогда неплохо учили. Учили всему понемногу. Учили политике, учили пропаганде, учили организационно-методической работе. Раз в два-три месяца комсоргов и замполитов собирали на надельные семинары в округ, информировали обо всех новостях и новшествах, включая политику, проверяли на сдачу тестов и зачетов, военную и физическую подготовку.

То есть, система была отлажена. Страна в то время собиралась через каких-нибудь 20 лет жить при коммунизме, американцев до смерти напугали вынырнувшие у их берегов наши атомные подводные лодки, Хрущев бил кулаком по трибуне в ООН и кричал: «Вы там не У-кайте, а то мы вас как; укнем!» В общем, как раз в этот период нас с замполитом, майором Истоминым, вызвали в округ на очередной семинар.

Он проходил в окружном Доме офицеров, во Львове. Поселили нас в военной гостинице «Варшавская». Довольно шикарная по тем временам, она как бы завершала весь исторический комплекс зданий на львовском «Бродвее» – улице Адама Мицкевича, которая тянется от оперного театра до упора в эту самую гостиницу.

На семинаре Истомин встретил товарища, с которым пять лет вместе служил и который когда-то пришел из училища командиром взвода в батальон нашего майора. Был он лет на десять моложе, но теперь уже носил погоны подполковника, став начальником какого-то кустового политотдела. Его отчим был генералом, и мать своими всевозможными связями открывала любые двери. На семинаре мы сидели вместе – майор с подполковником, а я рядом с капитаном, его помощником по комсомолу. Познакомились. Высокий, симпатичный внешне, подполковник мне сразу не понравился. И, оказалось, не зря. Наши знакомые остановились у каких-то родственников в новом микрорайоне, поэтому договорились вечером отметить встречу в гостиничном ресторане. Настоял на этом подполковник, Истомину пришлось согласиться. Нам с капитаном – тоже.

Хороший ресторан в гостинице «Варшавской». Услужливые лысовато-прилизанные поляки-официанты. Изысканная кухня. Отличная музыка и солисты. Русско-украинские песни. Все шло, как надо. Мы заказали ужин, официант принес графин с коньяком. По рюмке выпили. Разливал подполковник. Он сразу взял инициативу в свои руки, без конца шутил, задевал соседей за ближайшими столиками, задергал официанта при выборе блюд, ну, в общем, был хозяином стола. И, наконец, после второй рюмки он достал из кармана спичечный коробок и вынул из него, как оказалось позже, высушенную заранее муху. Разлив в рюмки коньяк, он на наших глазах, приклеил муху изнутри к стенке своей наполненной рюмки. Мы с Истоминым растерянно смотрели на его действия, не понимая, что все это значит. А дальше события развивались, видимо, по давно отшлифованному и проверенному сценарию.

«Человек! Официант!» – заорал на весь зал подполковник. Официант подлетел мгновенно. «Проше пана?» «Ты шо, пся крев, по сбиркам работаешь? Сливаешь недопитое и подаешь опять?» – заорал с высоты своего роста подполковник. «Та як можно, проше пана, як можно, коньяк с буфэту», – растерянно лепетал маленький официант. «Директора сюда!» – гремел подполковник. Через минуту появился директор. Наш «борец за чистоту» тут же сунул ему под нос какое-то удостоверение, то ли члена комиссии по военной торговле, то ли еще чего-то, такие люди всегда чего-то члены, и напустился на директора.

Тот взял рюмку с коньяком и мухой, вылил коньяк в фужер и попытался вытряхнуть муху из рюмки. Но безуспешно, муха приклеилась к стенке рюмки намертво. В этом и был весь подлый расчет. «Свежая» муха или плавала бы или легко отделялась, эта же была, как приварена. Стараясь затушить инцидент, директор попросил нас всех перейти в специальный номер и там разобраться во всем происшедшем.

Когда переходили в отдельную комнату, я сказал майору, что не могу все это видеть, и пойду наверх, в нашу комнату. Истомин попросил меня остаться, потому что наш подполковник может наделать больших глупостей, а он этого допустить не может. Гости, мол, пришли к нему и, какие бы они ни были, отвечает за ситуацию он, Истомин. Что делать, пришлось идти «разбираться».

Мы впятером «разбирались» с инцидентом по мухе до полуночи. Попутно разобрались с пятью бутылками лучшего по тем временам коньяка «KB» и всеми изысканными блюдами ресторана. Протокол, естественно, писать не стали. Директор даже прослезился, познакомившись с такой объективной комиссией, и на прощанье сунул подполковнику в карманы плаща еще две бутылки «KB».

Только высочайшая порядочность и врожденный интеллект ,сдерживали Истомина от плевка или еще лучше, удара в лицо, своему бывшему сослуживцу. А тот, выйдя на улицу, начал хвалиться тем, что этот прием уже использовал во многих городах и всегда его кормили и поили на «халяву».

Пьяный, как и его начальник, капитан ,горячо ему поддакивал и напоминал, где и когда проходили аналогичные выходки. Мы пошли провожать эту веселую пару. Мне было жалко смотреть на Истомина: он мучился в душе и никак не мог сделать то, что явно хотел сделать. А вместо этого мы шли по каким-то темным улицам Львова, провожая двух подонков. В одном месте нужно было перейти по пешеходному мосту через глубокую впадину, по дну которой проходила железнодорожная ветка. На мосту мы что-то вдруг заговорили о невесомости, о космонавтах, о Валентине Терешковой (она как раз полетела в те дни). И вдруг Истомин сказал подполковнику: «Слушай, давай на спор, на пару коньяков, я сейчас на перилах моста стойку на руках сделаю». Тут мне стало плохо. Говорю: «Федор Васильевич, какая стойка, после ресторана, на темном мосту, высота до железнодорожного полотна метров 25, не меньше, перила качаются, Вы что?» «Ты лучше подержи фуражку и китель», – ответил майор.

Перспектива увидеть летящего вниз майора заинтересовала даже наших, невменяемых доселе партнеров. Они подошли к нам и, сцепившись, раскачивались рядом. Истомин снял китель и фуражку и через несколько секунд, уже фиксировал стойку на перилах.

Это, конечно, надо было видеть. После нескольких секунд в стойке, он разбросил ноги по обе стороны перил, покачался, играя нам на нервах, и красиво перевалился на мост. Одевшись, он подошел к оцепеневшим от увиденного «партнерам», мгновенно изъял из карманов плаща подполковника две бутылки «KB» (спор – есть спор), протянул их мне и брезгливо процедил сквозь зубы: «Мразь». Затем добавил: «Пошли, Вася».

Ночью я почти не спал. Часов в пять утра вышел на балкон, а когда вернулся в комнату, слышу, майор смеется: «Что, Василек, заставил тебя вчера понервничать? Конечно, если бы я разбился, тебя бы и обвинили. Но я и не собирался разбиваться. Ты думал, майор старый, рыхлый, да? А я до войны был чемпионом Вооруженных Сил по акробатике, кое-что еще осталось. Просто не мог больше выдержать. В ресторане не хотел поднимать скандал и терять честь офицерскую. Ты уж прости меня за этих подонков. Я и не предполагал, какие могут выходить подонки из маменькиных сынков и всяких там «блатных». Слышал много, но не встречал подобных подонков".