Читать книгу Дома мы не нужны. последняя битва спящего бога - Василий Иванович Лягоскин - Страница 3

Глава 2. Профессор Романов. Не валяй дурака, Америка

Оглавление

– А потом, – парень напротив командира переступил ногами, ведь команда «Вольно!» для сержанта Советской Армии позволяло это, – мы действительно попартизанили немного.

Он нагнул упрямый лоб вниз, наверное чтобы скрыть гримасу ненависти к бандитам. А рядом встал огромный парень с открытым лицом, напоминавший чем-то доктора Брауна – квадратным подбородком, наверное. Этот солдатский опыт если и имел, сейчас его никак не афишировал.

– Что значит немного? – громко возмутился он, фыркнув, – да америкосы плакали от него – человек двадцать наш Ринат кончил, пока мы петляли между горами, отвлекая их.

– Не двадцать, а всего четверых, – хмуро поправил его сержант Акимбетов, – больше никак было не подобраться. С одиночками справился, даже оружие раздобыл (он потряс автоматической винтовкой), а к их главарю даже на выстрел не решился приблизиться, – он помолчал, и все таки признался, – побоялся. Этот гад, кажется, безо всякого оружия может на расстоянии убить человека. Не знаю как, но может.

Он посмотрел с надеждой на Кудрявцева, и тот улыбнулся, показывая, что парень не свихнулся во время кровавой бойни, развязанной американцами.

– А почему, кстати, американцы? – вмешался в разговор профессор Романов, – ведь ты не понимаешь ни слова по-английски?

– Зато Салим понимает, – командир маленького татарского отряда коснулся плеча огромного товарища, – он на своей фуре пол Европы исколесил, а там без языка никак нельзя (гигант кивнул). Я одного подранка притащил на допрос…

– Потом этот гад начал на нас охотиться – загонять в угол, – продолжил старший из татар, – в тот, где степь соединяется с гадюшником.

Он посмотрел на полковника Кудрявцева и тот кивнул, показывая, что понял, каких гадюк имеет в виду парень. Больше того, командир продолжил за Рината:

– А вы начали собирать веревки и ремни.

– Точно, – с виду совсем не поразился парень, – и в одну темную безлунную ночь спустились вниз – в самом дальнем углу от места… где эти сволочи сбрасывали с обрыва живых людей.

– Ты тоже видел это? – опять вылез вперед профессор.

– Что значит тоже? – не понял его Акимбетов.

– Мы попали на такую казнь, – негромко ответил ему командир, – там снайперу, про которого ты говорил, и пришел конец. Бэйла его кончила.

Он показал на Никитину, невозмутимо выслушавшую похвалу; лицо Рината впервые озарилось улыбкой.

– Этот гад больше всех народу положил. Мы ведь хотели других спасти – но всегда впереди нас оказывались эти дьяволы. Наверное проклятый колдун их наводил. И мне, кстати, от снайпера один раз досталось. Вот, – он продел палец в отверстие на рукаве камуфляжа, – хорошо, было где спрятаться. А рана за пару часов заросла…

– Только жрать хотелось, как голодному волку зимой? – засмеялся рядом Толик Никитин.

– Точно, – удивился татарин; теперь, когда он узнал, что один из врагов мертв, лицо его сбросило безжизненную маску.

Он еще больше расслабился – наверное забыл, как вытянулся недавно в струнку перед человеком в форме полковника Российской армии – и огляделся вокруг. Рината и его товарищей окружали друзья; лица их были полны сочувствия, и профессор не сомневался, что совсем скоро эти десять человек вольются в большую семью русского лагеря. Вот только как быть с теми, кто бесчинствовал, а может, продолжает это делать на плато? Татарин словно прочел его мысленный вопрос.

– А что будет с остальными американцами?

– Ничего не будет, – ответила на этот раз Оксана Кудрявцева, – в смысле их самих не будет, когда наш командир (она ласково коснулась рукой плеча мужа) придумает, как забраться к ним.

Акимбетов покачал головой, мол: «Вы еще не видели это чудовище в человеческом облике!». Оксана ответила ему взглядом – своим, фирменным, доставшимся в наследство от Седой медведицы. Парень стремительно побледнел, словно увидел рядом главного американского бандита; Алексей Александрович тоже невольно отшатнулся, почувствовав на себе отголосок метального воздействия.

– Вот, – улыбнулась Кудрявцева, и сразу вокруг словно посветлело, – мы тоже кое что можем. А товарищ полковник (она снова коснулась плеча Александра) такой взгляд легко выдерживает. Ему даже нравится, когда я так смотрю – правда, Александр Николаевич?

Кудрявцев негромко засмеялся – то ли от того, что с ним так официально разговаривает на публике жена, то ли от ее предположения по поводу взглядов.

– Хорошо, – оглядел он собравшихся вокруг него товарищей, – сейчас обедаем, а потом устроим мозговой штурм – как нам попасть на плато и навалять бандитам.

– С минимальными потерями, – подхватил Ринат.

– Без всяких потерь! – строго уточнил командир… и улыбнулся, услышав, как громко зазвенел колокол – тот самый, с которым прибыл в этот мир Серега Благолепов.

– Значит, в школе перемена; нет, – поправил себя Алексей Александрович, глянув на часы, – занятия кончились. Сейчас ребятишек покормят; они побегают – и опять заниматься, теперь уже в кружках. И ни один ведь не болтается без дела.

Шумная ватага заполнила обеденные столы, которые специально изготовили для школьников. А следом спешили учителя со своем директором. Впрочем, Набижон Одылов круто повернул к «взрослой» столовой; у него явно были какие-то дела к командиру. Обычно это были какие-то школьные проблемы, к которым Александр Николаевич подходил с необычайной серьезностью. Впрочем, полковник Кудрявцев к любой проблеме относился очень ответственно. Вот и теперь он встал навстречу директору, а рядом – заметил профессор – вскочили Ринат с Салимом. Лица их выражали крайнее изумление. Огромный татарин первым бросился к Одылову с криком: «Наби!». Невысокий директор утонул в объятиях, а рядом уже переминались в нетерпении, ожидая своей очереди его товарищи.

Как оказалось – и Набижон был в числе тех одноклассников, кого свела судьба двадцатого сентября на встрече в доме Амира и Мунаввар. Только он не стал, вернее не смог пировать всю ночь, даже если бы хотел этого. Потому что утром должен был идти на работу, а появляться в школе с пропитой физиономией, да еще учитывая напряженные отношения с начальством…

– А вот это уже интересно, – протолкался вперед через толпу одноклассников Романов, – это очень интересно. Кажется, мы сейчас узнаем, был ли я прав в своих предположениях.

Уже через десять минут расспросов и Алексей Александрович, и бывшие поселенцы маленького татарского анклава сияли лицами – и больше всего Ринат Акимбетов. Потому что он теперь точно знал, что в родном мире, в двадцать первом веке, друзья проводили его через три дня после памятной ночи в аэропорт, и Ринат улетел в родной Татарстан, к семье. А профессор Романов получил первое реальное подтверждение своей теории…

Когда профессор с Таней-Тамарой подошли к большому столу в лаборатории, там уже вовсю трудился, высунув от усердия кончик языка, сержант Акимбетов. Его проснувшиеся, или приобретенные способности в области виртуальной топографии сейчас ложились уверенными линиями на большой лист ватмана. Впрочем ту схему, которая уже была нанесена на плотный лист, Алексей Александрович мог изобразить и сам – может не так аккуратно – все те же двадцать пять квадратиков. В центральном был нарисован жирный знак вопроса.

А сержант начал конкретизировать схему, подписывать квадраты в соответствии с хронологией трагических событий на плато. Перед глазами Романова вставала картина первых, самых страшных дней – битва с орлами; казнь чернокожего населения анклава; бессмысленный расстрел из автоматических винтовок золотистого шара и полумесяца на башне Сююмбике, после которого она рухнула, словно не выдержав надругательства; наконец долгие дни и ночи петляний между холмами – до тех пор, пока бензин в баке не кончился, и автомобиль пришлось бросить.

– Больше всего жалею, – с надеждой посмотрел на командира татарин, и стоявший рядом гигант согласно кивнул, – что бросили там «Навигатор». Может получится его сюда спустить?

– Получится, – обнадежил его Кудрявцев, – все у нас получится. В свое время. А сейчас начинаем – кто что надумал?

Первым, конечно же, выскочил вперед Анатолий.

– Я уже предлагал, – зачастил он горячо, – сделаем воздушный шар – да хоть кубической формы. Теплый воздух внутрь, и через несколько минут мы наверху.

– А рулить как? Как с ветром бороться? Будешь там сидеть и болтаться, как… в проруби, – это Холодов, к которому окончательно перешло командование обороной лагеря, возразил – гораздо более спокойно, – а если еще по твоему шару кубической формы из броневичка прямой наводкой жахнут?

– Ну и что пластмассе будет?

– Пластмассе ничего, – усмехнулся Холодов, – а людям внутри? Ты никогда не был в танке, в которую болванка стальная попадает?

– Можно подумать, ты был, – пробормотал тракторист, по тону которого профессор понял, что парень признал правоту оппонента.

Все замолчали. Только командир негромко покашлял; Алексей Александрович опять таки понял, что Кудрявцев что-то придумал сам, но ждет, пока выскажутся остальные.

– Человек-паук! – провозгласил вторую версию Никитин, – кто-то очень ловкий, с перчатками-липучками, которые изготовит товарищ полковник, лезет на скалу и сбрасывает сверху веревку для остальных.

Все посмотрели на командира, понимая, что если этот план из голливудского фильма будет принят, именно ему придется не только с пластмассой поработать, «выпросив» у нее новые невероятные качества для перчаток, но скорее всего и лезть наверх тоже. А Кудрявцев скорчил такую гримасу, словно ему предлагали совершить этот «подвиг» голыми руками. Был ли план у самого командира? У него был план!

– В твоей задумке, Анатолий, – начал он, – есть рациональное зерно. Но сначала представьте себе, как раньше, в средние века штурмовали крепости наши предки.

– Ну, – нерешительно протянул Анатолий, – всякие там баллисты, скорпионы, приставные лестницы; таран с бараньей головой.

– Ага, – насмешливо перебил его все тот же Холодов, – посмотрю, как ты в стену будешь биться своей бараньей головой.

Общий хохот прекратился, как только командир поднял руку.

– Нет, – оглядел он всех, – вспомните, как ратники взбегали по стене крепости при помощи шеста и дружных усилий товарищей, толкавших этот шест…

– Но двести восемьдесят метров! – потрясенно воскликнул тракторист.

– А когда это нас пугали размеры? – отпарировал Кудрявцев, – мост в сто пятьдесят метров сделали, а здесь надо трап длиной метров четырехсот – чтобы угол наклона был в сорок пять градусов. Со ступенями, сплошной аркой над головой – и для жесткости конструкции, и для безопасности. Вдруг кто-то успеет сбросить сверху камешек на пару центнеров. Хотя, конечно, нужно все продумать так, чтобы исключить даже малейшую вероятность нападения. Точнее, вероятность будет, и очень скоро – но к этому времени наверху тот же броневик должен ждать форт. Какой, кстати, броневик?

Это он повернулся к татарскому сержанту, но тот только виновато пожал плечами.

– А толкать.., – не унимался Никитин, – хотя понятно – мой же трактор и толкнет. Только наш трап в стену упрется и все. Ног-то, которыми ратники перебирали, у него нет!

– Зато будут колеса, которые будут вращать постепенно наши богатыри, – он кивнул в одну сторону (на Салима); потом в противоположную – на Марио.

– А ведь есть еще Микола-украинец и Виталик Дубов, – вспомнил профессор, и тоже вступил в полемику, представив, как нарисованное командиром перед товарищами творение ползет по стене вправо или налево – неважно – и падает, и как ломаются внутри него кости все тех же богатырей.

Эта картина поразила многих, но не Александра Николаевича – этот человек не стал бы предлагать план действий, не продумав малейших деталей.

– А вот тут, – хитро улыбнулся он, – и пригодятся предложенные Анатолием липучки. Такие, чтобы колеса могли вращаться, а сдвинуться в сторону – ни на миллиметр. Ну и подстрахуем ребят – вон, хотя бы Бэйла.

Все повернулись к девушке, но та только недоуменно пожала плечами. Командир рассмеялся:

– Лазерный прицел, – объяснил он, – на твоей новой винтовке. Отъедешь подальше в степь и будешь вести кого-нибудь из ребят по выбранному ориентиру. А если трап поедет в сторону…

– Нажмешь на курок, – заржал Анатолий.

Профессор невольно улыбнулся – не сомнительной шутке тракториста, а ставшим уже привычными паре подзатыльников по голове Анатолия. Парень не обиделся на супругу и односельчанку Ольгу, даже затылок не почесал; его глаза загорелись азартом – он тут же присоединился к Ринату и остальным «художникам». Совсем скоро – понял профессор – нарисованная Кудрявцевым картина будет воплощена сначала на бумаге (в масштабе и мельчайших деталях), а затем и в пластмассе.

Он отошел в сторону, где стояли командир с Оксаной; их довольные лица словно говорили: «Мы свою задачу выполнили – теперь ваша очередь, ребята».

– Александр Николаевич, – пришла вдруг в голову Романова неожиданная мысль, – а ведь ты мог бы эту операцию сам провести.

– Легко, – не стал отказываться Кудрявцев, – ну… почти легко. Но ведь мы – команда! Мы должны быть вместе, как говорится – в горе и в радости, ну и так далее…

И профессор Романов понял командира.

– А чем мы займемся, пока будут строить трап?, – он сам же ответил, – у нас же еще пол участка с медведями не обследованы, а потом к саблезубым монстрам можно переезжать. А там глядишь – и осы начнут дохнуть. Только вот что делать со змеями, я так и не придумал. А ты… вы?

Профессор посмотрел виновато на Оксану и все трое рассмеялись. У полковника и насчет последнего участка было готово предложение:

– Вот поднимемся на плато, посмотрим на этих змеек сверху – и сразу все будет понятно…

Три дня, пока лихорадочно строилась четырехсотметровая громадина, не прошли даром. Живых людей разведчики больше не обнаружили, но два трактора безостановочно сновали между «медвежьим углом» и лагерем; комендант ухитрялся прятать привозимое добро так, словно его и не существовало в природе. Наружная стена тоже росла – еще более стремительно, чем прежде. Ведь неандертальцы вернулись, и даже вымолили – жалобными взглядами – право на вечерние концерты. Теперь главным музыкантом был Николай Левин. Гармошку свою он куда-то спрятал («Нечего поганить инструмент», – проворчал он, выслушав приказ командира); выбрал концертный баян, играя впервые на котором, морщился, словно жевал лимон.

– Не тот звук, – объяснил он, небрежно хлопая ладонью по перламутровому боку дорогущего итальянского баяна, – красиво, но за душу не цепляет. Но для этих дикарей самое то. Души-то у них все равно нет. А может и есть, только не наша, не человеческая.

– А вообще как они тебе? – поинтересовался Никитин.

– Нормальные ребята, – пожал плечами мордвин, – не люди, конечно, но музыкальные способности у некоторых есть.

Полковник Кудрявцев (а Анатолий оказался здесь потому, что всегда старался быть рядом с командиром – тут всегда было интересно) вдруг заинтересовался:

– Покажешь мне этих ребят, Николай Иванович.

Профессор (он старался следовать примеру тракториста) понял, что скоро в жизни русского лагеря должно произойти что-то необычное…

Операция «Буря на плато» – название конечно придумал тракторист – началась ранним рассветом. Глубокой ночью трап – длинный и прочный – который, заняв свое место одним концом на краю обрыва, напоминал бы туннель московского метро с эскалатором, временно не работающим, трактором подтащили к месту, намеченному для подъема заранее. Второй трактор тащил телегу с блоками, а за ней еще два широких трамплина, которые и установили перед отвесной стеной.

С первым лучом солнца Анатолий, занявший свое место на тракторе позади трапа, отпустил педаль сцепления, и длинная, снабженная арочным перекрытием лестница, поползла вперед. Вот она наехала на трапы; вот четыре больших – в три метра диаметром колеса натолкнулись на каменную преграду, и тут же четыре великана напряглись, отрывая толстые рычаги от пола при помощи крепких мышц – начиная с ног, до плечевого пояса.

– Раз, – скомандовал Кудрявцев, и колеса послушно оторвались от трапов и зависли в воздухе.

Назад им не давал съехать трактор, натужно ревевший далеко позади, и острые наконечники, которыми была снабжена гигантская лестница вместо якорей.

– Два, – и трап поднялся еще на метр.

Вчера вечером парни спорили, смогут ли они поднять эту махину в сто тонн весом.

– Ерунда, – махнул тогда Виталик Дубов, – прекращая спор, – я один гидравлическим двадцатитонником грузовик поднимаю, а тут нас будет четверо!

И трап действительно полз по стене! Надежные трещотки, изготовление которых оказалось самым сложным, не давали скользить назад рычагам. Профессор Романов – единственный, кто кроме командира и четырех силачей утяжелял сейчас трап, немного отступил от этой дружной команды. Он следил за красной точкой лазерного прицела, медленно ползущей вверх вместе с трапом над головой командира.

– Раз! – повторил Кудрявцев, – приближая одним словом край обрыва еще на один метр, – два!

– Это что получается, – неторопливо попробовал подсчитать Алексей Александрович, – секунд пять на один подъем рычагов; двадцать метров в минуту… За четырнадцать минут поднимемся?!

Радоваться времени не было. Профессор вдруг увидел, как красная точка отклонилась от макушки командира вправо – и хорошо отклонилась.

– Лево, – выкрикнул он, сообразуясь с неоднократно повторенными раньше командами.

– Лево раз! – выкрикнул погромче Кудрявцев, и Марио с Миколой замерли, передыхая, а Салим с Дубовым злее навалились на свои рычаги, – лево два!

– Хорош! – скомандовал профессор; он продолжил счет про себя, с тревогой замечая, как набухают жила на крепких шеях парней.

Он словно слышал треск мышц и скрипенье костей – с каждым метром все громче и громче. Но вот, отсчитав про себя сто пятьдесят, Алексей Александрович вдруг заметил, или почувствовал, что и треск и скрип куда-то унесло, словно слизало солнечными лучами, наконец-то вырвавшимися из за горизонта в полную силу.

– Все, – понял он, – прошли ту точку, где трап продолжал упираться в стену. Теперь парни могут не махать ручищами – трактор дотолкает до верха и без них.

Но люди продолжали сгибаться и разгибаться вслед движениям рычагов – они направляли движение трапа, не давали ему опасно накрениться. Вот ноги ощутили едва заметный толчок это колеса преодолели край обрыва, и утвердились наверху. Без всякой команды движение остановилось – все было отрепетировано заранее. Та же Бэйла скомандовала сейчас трактористу: «Стоп», – и наверх тут же побежали крепкие парни – а их и без великолепной четверки («Пятерки», – поправил себя профессор, глянув на командира) хватало среди русских. Люди несли наверх блоки, канистры с пластмассой. Несколько емкостей профессор с самого начала подъема придерживал ногой; их тут же подхватил командир, передавая по цепочке вперед. Состав в них был заранее доведен до состояния густого клея, и сейчас этой субстанцией густо обмазывали колеса и край трапа, намертво связывая их с камнем.

Вот показался первый грузчик – Анатолий Никитин, кто же еще! Он в одиночку тащил длинный блок; передавая его командиру, тракторист без смущения доложил:

– Трактор заглушил, трап заякорил! Побежал за следующим блоком.

Командир только помотал головой, улыбнувшись.

Следующими по очереди оказались два китайца – впереди бежал низенький Мао, его подпирал блоком, заставляя быстрее перебирать ножками, майор Цзы. Эти грузчики блок подняли на плато сами, и на трап не вернулись – сейчас они стали фортификаторами. Форт из блоков рос на глазах; вот одна из сторон грозно ощерилась «Кордом» – теперь никто не мог помешать русским закончить строительство. Профессор помогал – силенки хватало подкидывать блоки на двухметровую высоту; потом в дело пошли плиты перекрытия, и вот уже можно было докладывать командиру о… А где, кстати, полковник Кудрявцев? Ни в спешно построенном форте; ни на ступенях лестницы, по которым продолжали сновать вверх и вниз, подобно муравьям, люди; ни на ровной как стол, и такой же пустынной равнине перед маленькой крепостью, выросшей на краю обрыва за какие-то полчаса, Александра Николаевича не было!

Зато где-то уже недалеко ревел двигатель. Алексей Александрович бросил взгляд на часы. Ровно один час двенадцать минут прошло с того момента, как длинная конструкция сдвинулась с места и поползла на вертикальную каменную стену. А командир рассчитывал на час. Значит, враг не так расторопен, как думали.

И вот уже показался острый передок броневой машины. Как-то она странно выглядела; разворачиваясь перед появившимся словно ниоткуда фортом, броневичок стал боком к амбразуре – точнее к прозрачному блоку в стене – и Романов понял, чем так его смутила форма машины. Как и российский БРДМ, этот агрегат был лишен кормовой части. Идеально ровный разрез прошелся по четвертой паре колес. Но здесь бронированный автомобиль грозно ревел двигателем – значит его расположение внутри корпуса было иным. Заглянуть в обрезанную часть броневик не дал; он остановился метрах в тридцати от форта – от лицевой его части, состоящей из двух стен, образующих немудреный лабиринт, который позволял не опасаться длинной очереди из крупнокалиберного пулемета несмотря на отсутствие дверей или иных запирающих элементов.

Так – объяснил Холодов, который сейчас командовал обороной – ставили блок-посты в Афганистане, и позже. Да хотя бы и в российской глубинке, на милицейских постах, когда террористическая угроза реально заползла на среднерусскую равнину. Сам профессор, как припоминалось, в той жизни тоже видел такие посты, сложенные из серых бетонных блоков, но о строении их ни разу не задумывался.

Зато сейчас, когда турель с крупнокалиберным пулеметом вдруг дернулась, и поплыла по кругу, нацелившись хищным стволом прямо в Алексея Александровича (так ему, во всяком случае, показалось), толщина стен, их несокрушимость и другие технические характеристики пластмассы вдруг вытеснили из его сознания очень много вещей, казавшихся раньше основополагающими. Может, профессор и пригнулся бы, или даже кинулся назад, на лестницу, оставляя между собой и пулеметом еще и толстый слой камня, но враг, управлявший оружием дистанционно, из глубины машины, не дал этого сделать.

Очередь – даже более громкая и злая, чем у «Корда», прозвучала неожиданно, без всяких попыток переговоров. Безликому противнику было все равно, зачем сюда пришли русские; ему – понял Романов – вообще было все равно, кто пришел и зачем. Уничтожить, разгромить, стереть с лица земли – вот что нужно было сделать с незваными гостями. Алексея Александровича, который поначалу чуть присел, а затем выпрямился, с усмешкой наблюдая, как пули расплющиваются о пластмассу без всякого вреда для нее, собственные слова о «незваных гостях» изрядно рассмешили; он бросил взгляд на Рината и Салима – казанских татар, приведших сюда помощь их русского лагеря, и даже подмигнул здоровяку.

А тот не отрывал глаз от врагов; вот его лицо стало напряженным – это броневая машина перешла к новой тактике. Одним неожиданным броском приблизившись к наружное стене форта, она уперлась мощным бронированным носом в блоки, и взревела двигателем. В этот грозный рев вплетались обиженные тонкие голоса резиновых покрышек, стираемых сейчас об камень силой сотен лошадей броневика. И таким же обиженным и злым одновременно стало лицо Салима, водителя-дальнобойщика, хорошо знавшего им цену.

Строже и сосредоточенней стали лица бойцов, стоявших с оружием напротив двух выходов в проход, отделявший наружную стену от внутренней. Под шумах двигателя враг мог попытаться ворваться в форт; бойцы там были опытные и безжалостные. И профессор Романов перехватил свой АКМ поудобнее. Но атаки так и не дождался. Мотор броневой машины внезапно умолк; внутри ее что-то зло забубнили – слов было не разобрать за несколькими слоями броневых листов и пластмассы. Но вот наступила абсолютная тишина; даже шумное нервное дыхание товарищей рядом умолкло. И профессор невольно задержал дыхание… и шумно выдохнул, когда из за угловатого борта вражеского бронеавтомобиля появился полковник Кудрявцев. Где он прятался; как попал внутрь броневика? Впрочем, на последний вопрос смог дать ответ и сам Романов, и все остальные – надо было только обойти трофей по кругу. Заднего борта у броневичка, как и предполагал Алексей Александрович, не было. Вместо него висел какой-то брезентовый полог, который мог защитить экипаж машины боевой разве что от пыли.

– Сержант! – подозвал к себе командир, и сразу три бравых парня отозвались, шагнули вперед, вытягиваясь по стойке: «Смирно».

Юра Холодов, Виталик Дубов и Ринат Акимбетов – три сержанта Советской армии «ели» полковника взглядами по-уставному, и тот тепло улыбнулся. Потом он что-то видимо вспомнил; улыбка сползла с его губ, а палец постучал по бронированному борту.

– Навести порядок, сержанты, – скомандовал он, – и побыстрее… если мы хотим спасти кого-нибудь.

Парни исчезли внутри машины через тот же проем, а Кудрявцев повернулся к остальным, и прежде всего к профессору Романову, стоявшему рядом.

– Каждые полчаса они должны выходить на связь по рации, – объяснил он, еще больше хмурясь, – если не будет сигнала, капитан Джонсон начнет зачистку.

– Капитан Джонсон?

– Да, – кивнул Александр Николаевич, – тот самый командир карательного отряда. Он тут всем заправляет. Свой же бойцы боятся его больше, чем кролики удава. Еле разговорил одного из них…

Результатами допроса командир делился уже в десантом отсеке «Страйкера» – боевой бронированной машины американских вооруженных сил, в котором, кстати, капитан Джонсон вместе с отделением морских пехотинцев, откомандированных в Ирак, и попал в этот мир. В американском анклаве оказалось на удивление много военных; только полковник Кудрявцев не удивился, а покачал головой:

– Это вам показатель воинского духа американских «миротворцев», а заодно и отношения к ним местных жителей. Уверен, большинство из попавших сюда произнесли все ту же фразу: «Никому мы здесь не нужны!» – сами понимаете в каком смысле. А вообще у этого капитана сейчас осталось одиннадцать бойцов. Все вояки бывалые; да и здесь успели крови пролить немало. Так что драться будут до конца. И заложники к тому же – человек сорок.

– И мы сейчас спешим.., – сержант Холодов отвернул край брезента, и профессор невольно поежился – слишком близко от края пропасти, на его взгляд, гнал «Страйкер» к американскому лагерю Салим.

Полковник перехватил его взгляд; понимающе кивнул, и ответил – и Холодову, и профессору, и всем остальным – а в десантном отсеке сейчас вместе с ним сидело восемь человек; девятый – Салим – удобно расположился в водительском кресле.

– Надо отсечь Джонсона от пропасти – это ведь он придумал такое наказание для строптивых, не желающих приобщиться к американскому «порядку».

– Звучит как-то… зловеще, что ли? – протянул в сомнении Алексей Александрович, – вроде как американцы другой термин применяли – «демократия». А порядок, или «орднунг» – это больше для Германии подходит.

– Точно, – согласился командир, – для гитлеровской. Вот этот Браун и решил продолжить дело фюрера. Собрал всех выживших и отбраковывал все эти дни негодных, не подходящих для будущей американской сверхрасы.

– Он что свихнулся? – не выдержал Анатолий Никитин.

– И это тоже, – командир усмехнулся теперь грустно, – а больше его наверное подвигли на такую бесчеловечную, априори невыполнимую миссию, обретенные здесь способности. Это сильнейший менталист, способный на расстоянии подчинять себе людей; не одного – а всех, кто окажется рядом.

– А почему же с нами нет Оксаны? – поежился профессор, вспомнив другое существо с подобными задатками; без израильтянки победу над Седой медведицей и ее хищным племенем представить было трудно, а может вообще невозможно.

– Почему нет, – улыбка Кудрявцева опять стала теплой, – она как раз таки с нами, на равнине – страхует край обрыва снизу, вместе с Ириной Ильиной (рядом что-то неразборчиво, но весьма довольно проворчал Марио). Ага, кажется это она.

Командир положил ладонь на запястье правой руки, закрывая волшебный талисман дальней связи. Лицо его нахмурилось, стало жестким и страшным – для того, на кого сейчас был направлен его гнев.

– Гони быстрее, – крикнул он водителю, и с болью в голосе добавил, – не успеваем. Эти гады сбросили вниз первую партию людей. Живых сбросили. Девчата помешать не смогли. Трех сволочей подстрелили; остальных отогнали от края. Теперь задача за нами.

– Командир, – выкрикнул с левого – водительского – борта Салим, – вижу их!

Кудрявцев тут же оказался рядом. Двум крупным мужчинам в водительском отсеке было тесновато – ведь весь правый край передней трети машины занимала двигательная установка. Но командир пробыл там совсем недолго.

– Сможешь затормозить за метр перед шеренгой? – спросил он у водителя, – на полной скорости затормозить?

– За метр не ручаюсь, – тут же ответил напряженно Салим, – если бы это был мой «Ман» – тогда без вопросов. А с этой бандурой (он хлопнул ладонью по рулю) метров за пять остановлюсь – не ближе. Иначе могу кого и придавить.

– Годится, – кивнул командир, – и шагнул назад.

Он пробежал по короткому проходу, откинул край брезентового полога, и исчез за ним. А профессор занял его место, постаравшись ужаться как можно плотнее, чтобы не мешать водителю. А тот, судя по лицу, вел сейчас броневик в самый ответственный рейс в жизни. Алексей Александрович перевел взгляд на маленькое наклонное оконце и содрогнулся – прямо перед ним вырастала шеренга стоящих на коленях людей; за ними с оружием в руках замерли каратели. На лице девушки, которую уже был готов подмять под себя броневой автомобиль, не было ужаса; ее глаза были пусты и безжизненны (и как только улавливал эти нюансы профессор?!). Они росли – совсем как в кинокартине с замедленными съемками – и готовы были заполнить собой весь окружающий мир; по крайней мере тот, что помещался в маленьком квадратном оконце, когда Романова бросило вперед и впечатало лицом в этот самое окно. Плечом он больно ударился о мускулистый бок Салима, но ни эта боль, ни саднящий нос, из которого закапала на стальной пол кровь, не смогли оторвать его от удивительного зрелища.

Вот в кадре показался стремительный силуэт – это завершал сальто командир, брошенный вперед силой инерции. Как он собирался утвердиться на ногах? А никак – Кудрявцев перекатился кувырком по жесткой земле и уже в этом положении начал орудовать ножом. О последнем профессор догадался; увидеть стремительные движения профессионала ближнего боя конечно же он не мог. А когда Александр Николаевич остановился с ножом в руке (угадал!), с которого не капала – стекала красная тягучая жидкость, перед ним оставался только один противник.

Капитан Джонсон стоял дальше своих бойцов; к тому же рядом на коленях стояла девушка, скорее девочка, чья коса была туго намотана на ладонь американца.

– Вот это он зря, – успел подумать профессор, – командира злить сильнее уже невозможно, а руку одну он занял.

В следующий момент заныло в висках, и чей-то голос, которому ну никак нельзя было противиться, вдруг заполнил всю голову.

Этот голос и обещал бесконечно много, и грозил всеми мыслимыми карами, и призывал к подчинению, самым простым в котором был мысленный приказ покинуть броневик и бросить оружие к ногам повелителя. Первую часть этого приказа Алексей Александрович успел выполнить. Не заметив как, он оказался вне броневой коробки, казалось такой надежной, а на самом деле полностью проницаемой для злой воли американца. А дальше… дальше пальцы отказались подчиниться и разжаться, а память услужливо подсунула картинку первого – позорного бегства от Седой медведицы И голос командира – его совет держаться изо всех сил за то, что профессор ценил больше собственной жизни.

Да – свою жизнь профессор Романов сейчас был готов без остатка отдать этому криво ухмыляющемуся американцу, но свою любовь к Тане-Тамаре – нет! Тысячу, миллион раз нет! И он дернулся, рванулся изо всех сил из тенет, расставленных злобным пауком в лице американского капитана, и уже свободным с той же удивительной четкостью, что совсем недавно, увидел, как руку врага – ту что сжимала светлые волосы – перерубает напрочь широкое лезвие болта. Кровь еще не успела полностью закрасить сахарно-белый срез локтевой кости, а второй болт уже вонзался в правую глазницу нелюдя. Левый можно было не тревожить – первый широкий снаряд наверняка произвел в черепе американца разрушения, несовместимые с жизнь, но полковник не захотел, а может не смог остановить свои руки. Третий болт вонзился туда, куда и целил – в левый, уже полуприкрытый глаз; четвертый попал точно между вторым и третьим, и последнего удара черепная коробка не выдержала – разлетелась на куски. На землю упал уже бездыханный труп человека, вообразившего себя новым потрясателем вселенной…

Дома мы не нужны. последняя битва спящего бога

Подняться наверх