Читать книгу Дома мы не нужны. Книга вторая. Союз нерушимый - Василий Иванович Лягоскин - Страница 3

Оксана действительно сильно пожалела, что напросилась в этот ранний поиск. Как и Бэйла, наверное. Солнце только позолотило вершинки секвой, а они вчетвером стояли над трупом Иванова (вот страшная ирония – двое Ивановых оказались в этом мире, и обоих уже нет).

Метрах в пяти от них лежало другое тело – с успевшим посинеть лицом; запашок, доносившийся до девушки даже в отсутствие самого слабого дуновения ветра, показывал – кардинал, а этот мужчина в длинной грязной хламиде пурпурного цвета не мог быть никем иным, лежит здесь уже не первый день.

– Уж своего-то могли похоронить, – рассердилась израильтянка, стараясь не глядеть на трупы. Впрочем, даже беглого взгляда ей хватило, с учетом приобретенного в последние дни горького опыта, что итальянец простился с жизнью достаточно быстро и легко – по сравнению с тем же Виктором Ивановым.

– Удар по темечку тупым твердым предметом, – вспомнила она, невольно взглянув опять на тело русского, и поспешно отворачиваясь.

Здесь одним ударом не обошлись! Наверное не нашлось ни одной косточки в организме Виктора, которая не познакомилась бы с этим самым предметом. По крайней мере правая рука, покоившаяся на его груди, была изломана сразу в нескольких местах, отчего представляла собой сейчас какую-то жуткую ломаную геометрическую фигуру; лицо представляло собой сплошной синяк – по крайней мере там, где не было заляпано кровью. Кусок скотча, которым был заклеен рот, тоже едва угадывался под толстым кроваво-бурым слоем.

– Господи, – воскликнула девушка, – если бы они не заклеили рот, мы бы из дома услышали, как он кричит. Зачем, зачем они это сделали? И кто эти нелюди?!

– Затем и заклеили чтобы никто не слышал, – глухим голосом ответил полковник, шурша полиэтиленовой пленкой, – допросили, а потом – вот!

Он нагнулся над телом вместе с Левиным, чтобы скрыть от взглядов этот кошмар.

– Впрочем, – добавил он, – насчет их ты наверное ошибаешься. Ну не может быть, чтобы сюда попало сразу два таких садиста. Один он был… или одна.

– Найди его, Саша! – повернулась Оксана к командиру, – найди и…

– Вместе найдем! – прервала ее Тагер.

Она сейчас выплеснула свою боль и ужас на иврите, но ведь с Кудрявцевым Оксана говорила по-русски. Значит, не зря она учит подругу каждую свободную минуту. Гольдберг словно пыталась отгородиться от страшной картинки перед глазами чем-то отвлеченным; она с благодарностью взглянула на Бэйлу; показалось ли ей, что глаза суровой девушки, бывшего снайпера израильского спецназа, подозрительно блестели влагой?..

Наконец командир за спиной Оксаны выдохнул: «Все!» и девушка медленно повернулась.

– Все! – повторила она мысленно за Александром, – хватит соплей! Впереди целый день забот и встреч (может и с этим?…). И здесь я не случайно; здесь я в поиске, а рядом, может быть, бродит маньяк.

Ее руки крепче стиснули приклад верного «Бенелли»; полковник, напротив, стянул с плеча автомат и протянул его Борису. Потом, подумав, снял и разгрузку. Длинный куль у его ног был как-то по хитрому перевязан ремнями, и девушка поняла, что командир решил нести тело один. Она была уверена в силе и выносливости Кудрявцева, но… может он хочет таким образом загладить какую-то свою вину перед погибшим?

Нет! Ни сам командир, ни Оксана и никто другой не может винить его в гибели перебежчика! Виктор сам выбрал свою судьбу. Девушка даже решилась поправить ремешок на груди Кудрявцева, когда этот длинный полиэтиленовый «рюкзак» со страшным содержимым внутри занял место за его плечами. Александр улыбнулся ей, даже кивнул ободряюще – он словно прочел ее последние мысли – и шагнул вперед.

Девушка тоже улыбнулась, вспомнив вдруг любимый фильм из далекого детства: «Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне…».

– Так у нас же нет лошадей, – подумала она отстраненно, оглядывая внимательно свой – левый сектор прикрытия, – только верблюды. Будут и лошади. Непременно будут!

Тагер держала правый фланг; Левин прикрывал тыл. Так без остановок, все пять километров по лесу, они и прошагали стремительно до дома. Для девушки такой кросс по пересеченной местности (не очень-то и пересеченной, на ее взгляд опытной биатлонистки); по такому лесу – чистому, без подлеска, со стволами-колоннами секвой и толстым мягким слоем упавшей хвои под ногами – пять километров это просто легкая прогулка. Правда сзади засопел и тяжело задышал Борька – Барух Левин, а ее Саша, несмотря на тяжелый… «груз» за плечами остановился только в березовом лесочке рядом с лагерем.

Это ужасное утро наверное стало причиной какого-то раздвоения сознания девушки. Она слушала и понимала всех, переводила при необходимости на английский и иврит, даже вслух восхитилась, когда профессор сообщил о невероятных бонусах, дарованным всем; ну не всем, но ей, Гольдберг, точно.

Потом была встреча с итальянцами – хитроглазым черноволосым Паоло Джентале, смешным, почему-то сразу вызвавшим симпатию здоровяком Марио (есть и поздоровее – улыбнулась она), и совсем не похожей на итальянку особой, назвавшейся Викторией – неприятной и невероятно злобной. Для последнего утверждения Оксане было достаточно заглянуть ей в глаза. Один раз – больше эта блондинка старалась не смотреть в сторону израильтянки.

Раздвоение кончилось одним мгновеньем – как только Гольдберг увидела залитое кровью лицо профессора Романова, лежащего у переднего колеса «Кадиллака».

– Задних-то у него нет, – успела подумать она, прежде чем броситься к товарищу. Но поздно – место над ним заняла никарагуанка, уже доставшая из медицинской сумки стерильный бинт. И когда только успела?!

А рядом монументальными фигурами застыли сразу два здоровяка и Малыш. Причем если на лице Марио застыло недоумение и чувство вины, то полковник Кудрявцев, к изумлению израильтянки, иронично улыбался:

– Ты туго так не бинтуй, – посоветовал он Тане-Тамаре, – куда новое ухо расти будет?

Гольдберг перевела взгляд – там, рядом с подошвами никарагуанки, в густеющей луже крови профессора действительно плавал ошметок плоти, в котором при большом желании можно было опознать человеческое ухо.

– А ты лежи, не двигайся. Не порть мне игру – пусть итальяшки понервничают, вину свою сильнее прочувствуют, – это командир командовал уже профессору, который вроде пытался поднять голову с колен Тани-Тамары, куда она попала по завершении перевязки, – и глаза не открывай. Сейчас ребятки поднимут тебя и отнесут в «Эксплорер» – вон его уже догружают. Знаю что хочешь сказать – чувствуешь себя хорошо и рвешься в бой. Только воевать тут уже не с кем. А тебе сейчас так жрать захочется – руку-то девушке не откуси.

А никарагуанка словно поняла полковника, убрала ладонь с головы Романова, которую нежно поглаживала поверх бинтов. И «ребятки» подскочили тут же – Холодов с доктором Брауном. Британец явно хотел что-то спросить, а может прокомментировать происшедшее, но нарвался на взгляд Кудрявцева, наверно напомнившего ему, что сегодня доктор – грузчик, и его дело таскать тяжести, а что именно – насосы «Грюндфос» или профессора Романова, для него значения иметь не должно.

Алексея Александровича унесли; командир добавил вслед, наверняка уверенный, что профессор его прекрасно слышит:

– Разгрузите – можешь возвращаться; и еды побольше пусть Зинаида положит с собой – мало ли что. Здесь нас пока угощать не собираются… Так, а тут у нас что?

Кудрявцев, а за ним Оксана, отвернулись от автомобиля – туда, где над безжизненным женским телом стояли итальянский босс со своим телохранителем; и если на красивом лице Марио до их пор блуждала виноватая улыбка, то Джентале как-то даже светился изнутри – то ли радостью, то ли облегчением.

Девушка перевела взгляд вниз – на Викторию, вернее на то, что совсем недавно было живой энергичной девушкой, пусть стервой, но… Тут ее глаза широко распахнулись – у руки Виктории лежал молоток, залитый кровью; израильтянке даже показалось, что под свежими потеками проглядывают старые, уже впитавшиеся в дерево рукоятки разводы. Вот он – тот самый тупой твердый предмет, которым…

Она даже не захотела вспоминать сегодняшнее утро, но куда девать картинку залитого кровью лица профессора, до сих пор стоящую перед глазами?

Виктория, даже обладай она невероятными свойствами, о которых сегодня рассказывал Романов, вряд ли теперь смогла бы покрасоваться в шикарном наряде, или, к примеру, взять в руки страшное орудие убийства. Мало того, что середину ее лба «украшало» пулевое отверстие («Снайперская винтовка Драгунова, – догадалась Оксана, – Бэйла исполнила свою клятву»), которое на невидимом сейчас затылке наверняка превратилось в нечто ужасное; еще и шея блондинки была свернута набок под таким углом, что не каждому мужчине удалось бы такое.

– Так вот почему Марио стоит с таким потерянным видом! А босс-то его чему радуется?

Джентале словно услышал ее – он широко перекрестился и сказал, на английском языке, знание которого раньше тщательно скрывал:

– Ну наконец-то всевышний призвал к себе эту дьявольскую душу!

– А что же вы раньше ее терпели? – Кудрявцев наверное не поверил ему, уж больно слаженно, в унисон пели раньше эти две итальянские «птички». Хотя, конечно Виктория на итальянку никак не походила, – давно бы приказал Марио, или сам…

Командир сделал жест руками, словно ломал толстую палку, и Гольдберг показалось, что отчетливо слышит хруст позвонков. А итальянец и сам сделал удивленное лицо – если только не притворялся, конечно:

– Сам не понимаю, – развел он руками, – сколько раз пытался, но что-то словно останавливало, и язык немел – слова против нее не мог произнести.

– Ага, – догадалась израильтянка, – вот так эти самые способности и проявились.

– А откуда Виктория к вам прибыла, – опять спросил Кудрявцев, – не спрашивал?

– Спрашивал, – кивнул Паоло, – из Латвии. Так-то она чистокровная итальянка, но родители всю жизнь в Прибалтике проработали… Вот бы и оставалась там, фетишистка проклятая!

– Фетишистка? – поднял бровь Александр.

– Ну да, – опять кивнул итальянский босс, – у нее таких вещичек (он пнул ногой молоток) полная сумка – какой-то сумасшедший набор. Ну зачем женщине белые колготки, если она их никогда не одевает?

Он повернулся к Кудрявцеву, словно тот мог ответить на этот сугубо женский вопрос. И командир, вдруг помрачневший, кивнул – что-то он про эти колготки знал; Оксана сделала ревнивую зарубку на память – надо обязательно поинтересоваться.

Джентале наконец повернулся к телохранителю и зачастил скороговоркой итальянских слов. Профессора рядом не было, но девушка и так поняла, что босс дает распоряжения насчет Виктории. Парень, не говоря ни слова, наклонился и подхватил тело на руки – легко и непринужденно; с лица его уже исчезло виноватое выражение, но сожаление или скорбь не проступили. Видно ему соотечественница внушала тоже не самые приятные чувства.

– Ты бы велел ее хоть как-то прикопать, чтобы звери не набежали, – подсказал ему полковник, – да и кардинала тоже.

– Так ведь зверей больше нет! – вскинулся Паоло, и тут же легкая краска – нет, не стыда, скорее недовольства оживила его бледное лицо. Итальянский босс снова превращался в жесткого расчетливого противника, – так ты знал!

– Знал, – согласился Кудрявцев, – и своего парня мы уже похоронили.

Итальянец прокричал несколько непонятных русским слов в направлении, куда скрылся Марио. Командир терпеливо дождался, когда кончится эта скорострельная тирада и продолжил:

– Я так понимаю, что вы к нам все равно присоединяться не желаете?

– Нет!.. К русским – нет! Но.., – Паоло хитро улыбнулся, – ты что-то говорил о переговорах, о торговле. Прошу!

Босс сделал приглашающий жест в сторону причудливо нагроможденных камней; даже немного поклонился, сразу став похожим на метрдотеля средней руки отеля:

– По настоящему итальянского угощения предложить не могу, но мы вас ждали, так что.., – он еще раз махнул на развалины и пошел впереди гостей, демонстрируя идеально ровную спину и густую шевелюру черных кудрявых волос.

– Ну, в двадцать лет прямой спиной и такой прической можно и не хвалиться, – усмехнулась израильтянка, пристраиваясь за спиной Александра, – интересно, каким ты был всего неделю назад?

Итальянец обогнул груду камней, оказавшихся, как поняла Оксана, развалинами Пизанской башни, и нырнул в полусумрак комнаты, у которой отсутствовала одна стена. Посреди комнаты стоял большой стол со стульями; возле него стояла хорошенькая итальянка – все тех же двадцати лет, а может быть и меньше. Впрочем, она тут же исчезла, вслед за жестом руки Джентале, скорее всего убежала к остальным своим соотечественникам. И Гольдберг подумала вдруг, что остальных итальянцев она скорее всего сегодня не увидит. Если увидит когда-нибудь вообще.

– Да.., – протянул весело командир, – угощение, конечно не итальянское, но по нынешним временам поистине царское.

Итак на столе стояли: бутылка водки, неведомо как охлажденная так, что запотело и стекло, и этикетка, и какая-то серебристая рыбка, наклеенная поверх практически мокрой бумажки; большое блюдо с кусочками сельди и толстыми кольцами лука на ней, обильно политыми растительным маслом; соломенная корзинка без ручки, наполненная кусками черного хлеба. Несколько выбивался из общей картины кувшин с оранжево-желтой жидкостью внутри.

– Сок, – догадалась Оксана, – скорее всего апельсиновый. Хотя тут больше подошел бы квас. Хотя где они могли квас достать? Но черный же хлеб с селедкой достали!

Вокруг графина аккуратно выстроились высокие бокалы; вокруг бутылки – четыре рюмки.

А командир потянул носом воздух – немного нарочито, поняла израильтянка, – и еще веселее спросил у нее:

– Ты будешь?

Оксана покачала головой.

– Что, и сок не будешь?

И опять израильтянка отказалась.

– Отлично, – непонятно чему обрадовался Кудрявцев, – нам больше достанется!

Девушка готова была обидеться, но вспомнила вдруг слова командира: «…не порть мне игру!», – и решила подождать – обидеться она могла и дома, где никто не будет ей мешать заниматься таким важным делом.

Кудрявцев – словно это он был хозяином стола – взял в руку бутылку, с одобрением прочел: «Белуга; ноль семь литра» и… скрутив крышку, вылил содержимое в два бокала так, что в бутылке не осталось ничего, а до краев бокалов осталось совсем чуть-чуть.

– Глаз алмаз! – похвалился он, подцепляя пальцем серебристую рыбку и вручая ее девушке, – сувенир!

– Но Саша.., – начала ужаснувшаяся такой дозе спиртного девушка.

– Тсс.., – подмигнул ей командир, и в глазах его плеснулось злое веселье, – мне теперь этот бокал что стакан семечек – те еще грызть полдня надо, а тут – как вода, только тяжесть в животе.

– А он? – Оксана кивнула на итальянца, замершего по ту сторону стола с открытым ртом.

– Его проблемы, – отрезал Кудрявцев и сел за стол, опять шумно потянут носом воздух, – лучше бы конечно подсолнечным маслом заправили, но ничего – и оливковое пойдет; говорят, оно полезней.

Девушка встала за стулом позади Александра, смахнув словно случайно несуществующую соломинку с его головы; итальянец тоже занял место за столом напротив. Он с понятным для израильтянки ужасом заглянул в бокал. А командир снова встал – уже с бокалом в руке.

– За что пьем? – спросил он, и тут же хлопнул себя по лбу свободной ладонью, – конечно же за присутствующую здесь прекрасную даму!

Кудрявцев так же медленно, как прежде паленый «Хеннесси», с видимым удовольствием (тоже показным – догадалась девушка) выцедил водку и, перевернув бокал, словно показывая – пусто! – притянул к себе Оксану. Его губы обожгли уста девушки – сначала горечью «Белуги», а затем неземной сладостью первого в ее жизни настоящего поцелуя.

Пожелай сейчас итальянец – автоматы, прислоненные к столешнице (командирский и отсутствующего временно профессора Романова) оказались бы в его руках без всякого сопротивления со стороны русских… Но нет – и за поцелуем, и за застывшим как изваяние Джентале внимательно следил Малыш.

Он был первым, на кого посмотрела Оксана после упоительно долгих мгновений и пес, показалось ей, одобрительно кивнул. А полковник в первую очередь укоризненно покачал головой Паоло: «Что же ты?» – и итальянец наконец решился. Он судорожными глотками, не останавливаясь, словно понимая, что во второй раз может не решиться, влил в себя триста пятьдесят граммов жидкости и тут же ухватился за другой бокал, который, оказывается, успел наполнить соком.

Кудрявцев опять сидел за столом и с аппетитом закусывал. Он хитро подмигнул девушке, цепляя вилкой сочное кольцо лука, с которого капало оливковое масло, словно спрашивая: «Как у вас, в Израиле, после лука можно целоваться?». Оксана вернула улыбку: «Не отвертишься!»

Наконец второй бокал в руке Джентале опустел; командир тоже опустил вилку на край блюда, опустевшего на половину. На стол легла прозрачная папка, из которой полковник достал несколько листков:

– А как синьор Джентале посмотрит на это?

Итальянец пробежал глазами по страницам, недоуменно пожал плечами и снова вчитался – теперь уже более внимательно. А когда он, закончив, посмотрел на русских, Оксана не заметила в его глазах ни грамма опьянения – это был по прежнему жесткий, прагматичный человек, который готов был задать сейчас вопрос:

– А зачем вам, русским, это надо?

Гольдберг понимала его, потому что сама была готова задать его командиру вчера вечером, когда Маша Котова начинала печатать договор о дружбе и сотрудничестве между ними, русскими, и итальянцами (в тексте договор, естественно, был прописан заглавной буквой). Диктовал по памяти профессор Романов; командир лишь заставил внести в договор пункт о взаимной помощи на случай агрессии со стороны третьих лиц. А когда вопрос – зачем это надо? – все таки прозвучал, Кудрявцев на него уклончиво ответил: «Потом поймете… Лучше бы, конечно, до этого не дошло».

Теперь же он, улыбаясь, протянул Паоло ручку для подписи. Ту самую ручку с золотым пером, что когда-то лежала на столе израильского нувориша. Итальянский босс полюбовался на это чудо канцелярского искусства – понимал, видимо, толк в хороших вещах – и решительно поставил размашистую подпись на всех четырех листах: дважды под итальянским текстом и дважды под русским. Потом он задержал авторучку у глаз, словно ожидая, что новый союзник подарит ее в память о столь знаменательном событии, но у Кудрявцева был другой – гораздо более ценный подарок; такой, что удивились и Джентале, и Оксана, и, наверное, алабай.

Полковник отодвинул на край стола графин и пустую бутылку с рюмками и бокалами, и водрузил на их места оба автомата; потом, поколебавшись, достал поочередно из разгрузки четыре полных магазина и аккуратно пристроил их поверх оружия. Такое лицо, какое было в этот момент у итальянца, могло быть наверное, у маленького ребенка в день рождения, когда перед ним разворачивают подарки: «И это все мне?!»

Командир даже подвинул подарки по столу немного вперед, словно подтверждая: «Бери-бери, тебе.»

Итальянский босс справился с собой, кивнул сдержанно и, пытаясь наверное скрыть благодарность и смущение – такие непривычные для него чувства – спросил:

– Так что ты говорил о торговле?

– О! – разулыбался Кудрявцев, снова усаживаясь на стул, покачнувшись при этом, – торговать это хорошо. Вот у вас сколько человек?

Паоло прикрыл глаза, словно пересчитывая свою команду.

– Не считай, пятнадцать… теперь стало четырнадцать – восемь парней, четыре девушки и два ребенка.

Джентале скрипнул зубами, видимо вспомнив о перебежчиках: «А у вас?»

– А у нас больше полусотни, – не стал делать тайны командир, – так может, у вас что-то лишнее есть? Пропадет ведь – вон после дождя… А может, завтра опять хлынет? Продай! Твердой валютой плачу. Доллары или евро – на выбор.

– А золото?

Кудрявцев не ответил, словно не слышал этого вопроса, и Паоло, помолчав, сдался:

– Ну хорошо, что бы ты купил?

– А пойдем, посмотрим?

– Огласите весь список, – добавила Оксана, и командир кивнул ей, озаряясь пьяной улыбкой: «Вот именно!»

– Это твоя помощница? – повернулся к девушке итальянец.

– Да, – представил Александр, – Оксана Гольдберг, ученица самой Анфисы Резцовой.

– Постой, – Джентале сам остановился, – Резцова ведь лыжница – как наша Стефания Бельмондо… ну почти как Стефания (Оксана вскинулась – что значит почти!?). Она потом кажется в биатлон ушла. Когда Стефания на Олимпиаде в Абервилле свое первое золото взяла..

– Анфиса Резцова тоже стала там олимпийской чемпионкой, – подхватила израильтянка, – между прочим самой первой в мире.

– А может быть, мы уже пойдем? – попытался прервать их воспоминания командир.

– Хорошо, идем, – согласился итальянец, в лице которого прибавилось сентиментальности.

Русские тоже поднялись из за стола, резко поворачиваясь к широкому проему – это вернулся красавец Грассо, исполнивший очевидно все указания босса.

– Марио, – бросился к нему Джентале, так широко распахнув руки для объятия, что парень чуть не выскочил обратно – он явно не привык к такому поведению хозяина.

– Ага, – догадалась русская израильтянка, – теперь его очередь изображать пьяного. А может, действительно в голову ударило?

Паоло между тем ухватил Марио за рукав и подтащил его к полковнику.

– Знаешь кто это? – возопил он, тыча пальцем в грудь Александру, – это мой лучший друг; нет! Это мой брат! И ты, Марио будешь так же верно служить ему, как и мне!

Кудрявцев и Оксана переглянулись; поэтому она не успела заметить, как громадный парень рухнул на колени – теперь он был вровень с командиром. А последний не бросился, как ожидала девушка, поднимать парня. Нет – он замер на мгновенье – и вот уже в его руках ножны с боевым ножом, которые он и вручил Грассо.

Командир предлагал ему нечто большее – дружбу; и парень принял ее.

А его босс оказался не таким уж и пьяным – выходя из помещения, он не забыл про оружие – велел телохранителю захватить оба автомата. С магазинами, естественно. Поэтому неудивительно, что сразу несколько стволов нацелилось на выходящих из комнаты людей – со стороны могло показаться, что русские вышли на улицу под конвоем. Оксана была уверена, что и пара лучших в этом мире снайперов внимательно рассматривают сейчас их. Поэтому она улыбнулась и даже помахала рукой, а командир… Командир подходил уже к тракторному прицепу вместе с итальянцами. Бывший ангар был уже пуст; больше того – его уже не было, поскольку дюралевые листы, из которого он был когда-то сложен, тоже были аккуратно сложены в прицеп.

– Молодцы, – похвалил командир, заглядывая внутрь, – а как рулоны-то закинули туда?

Оксана встала рядом – действительно, у передней стенки бывшего мусорного контейнера громоздились тяжеленные рулоны бумаги; даже тот, что оставил четвертую часть в родном мире.

– Да просто, – пояснил тракторист, с подозрением принюхиваясь к полковнику, – опустили заднюю дверцу прицепа, накатили и снова подняли ее – на все и пяти минут не ушло. Он так и не решился задать вопрос о таком знакомом запахе; задал другой:

– Товарищ полковник, может копнем? – Никитин кивнул на две лопаты, которые лежали черенками к ним на расстоянии вытянутой руки – бери и копай.

– Я тебе копну, – не зло осадил его командир и тракторист снова смешно зашмыгал носом, – сказал же – никакой инициативы. Потом копнешь, когда команда будет. А пока вон – оленя сюда притащите, а то хозяин чего-то стесняется.

Анатолий с Володиным направились в пойму, за добычей, а командир – за Джентале с Марио.

– Третья часть марлезонского балета, – пробормотал он так тихо, что его могла расслышать только Гольдберг.

Девушке даже показалось, что он сейчас потрет в предвкушении ладонями – ведь сейчас наступало главное, за чем сюда пожаловали русские.

– Нет, – поправила себя Оксана, – главное было найти и покарать маньяка… маньячку – но с этим уже покончили. Нет! – она опять поправила себя, – как там Саша говорил? Главное – люди! Те самые парни, девушки и дети, которых нам никак не хотят показывать.

Она вдруг догадалась – поэтому и автоматы сейчас на плече у Марио: чтобы итальянцы (не могут ведь они все быть злодеями!) могли защитить себя. От кого? Командиру виднее.

Девушка бросилась догонять процессию впереди – даже Малыш уже с любопытством разглядывал лагерь. Примерно четверть его была завалена камнем – останками Пизанской башни. А остальное… – большинство зданий здесь было представлено магазинами – словно люди прощались со старым миром, стоя у роскошных витрин. От последних в основном остались груды битого стекла, так что приходилось осторожничать, заглядывая в глубь помещений. А как не заглянуть в косметический салон, из которого по прежнему доносились тонкие волнующие запахи; в одну из немногих сохранившихся целой витрину, скрывавшую за собой целую россыпь коробочек, флакончиков и много всего другого парфюмерного – изысканного и дорогого – в чем Оксана (она даже удивилась себе) с удовольствием покопалась бы.

А в следующем магазине наверное одевалась в последний раз латвийская итальянка; манекены в модной одежде валялись прямо на асфальте, политые дождем и затоптанные неведомо кем – людьми, собакомедведями, или иными тварями. Ага, вот здесь раньше был магазин музыкальных инструментов; почему был? – он и сейчас есть – часть его, заставленная футлярами с баянами или аккордеонами (других инструментов подобной конфигурации она не знала). В углу свалился с полок целый духовой оркестр: здесь израильтянка была полным профаном – узнала только большой барабан наверху.

А командир вдруг смущенно улыбнулся – он, оказывается когда-то в школьном оркестре играл. Даже поднял с пола небольшой футляр, достал из него инструмент:

– Труба, – пояснил он; затем сунул в нее какую-то маленькую блестящую штучку, похожую на часть стетоскопа, – а это мундштук. Попробуем…

Он поднес к губам мундштук, поиграл, вспоминая, пальцами на клавишах и… просто подул в трубу. Затем все таки выдул из нее гамму (это даже израильтянка поняла). В следующее мгновенье впервые в этом мире победно зазвучало «Прощание славянки».

Совсем скоро труба была бережно уложена в футляр – под восторженным взглядом Марио Грассо – и Оксана поняла: здесь будет торг.

Потом был магазин французской небьющейся посуды «Люминекс» с яркими коробками. У Гольдберг дома (там, в Израиле) тоже был такой сервиз – не цветной, темного дымчатого стекла. Так вот он прекрасно бился – в мелкие осколки, почти стеклянную пыль. Но и здесь командир кивнул головой.

Два автомобиля – роскошный «Мерседес» черного цвета и скромный синий «Фиат» – были одинаково бесполезны: у обоих отсутствовала передняя часть с двигателем; а вот чья-то яхта тоже была представлена кормой, но на ней мотор присутствовал. Девушка не сомневалась – этот участок тоже взят на карандаш.

Еще один салон – модной обуви; ага – а это уже намного интересней – вон как напряглась спина Кудрявцева. Вроде бы незаметно, но только не для нее. Здесь была часть магазина оргтехники; мимо стеллажей с планшетами, ноутбуками и мобильными телефонами командир прошел так же, как и раньше – неторопливо, с легкой заинтересованностью, не больше, но израильтянка была уверена – он тоже заметил один ноут – точную копию того, что хранился в сейфе полковника.

Так, здесь часть аптеки – это итальянец точно не отдаст; еще часть автомобиля, теперь разрезанного по диагонали.

– Фу, – девушка отшатнулась от соседнего участка, – в остатках фуры проглядывались коробки с яичными кассетами; часть яиц определенно успела пропасть. Что тут будет через пару дней? Ведь итальянцы не спешат убирать свою территорию. Может теперь, когда нет ни зверей, ни другого чудовища – в модном брючном костюме…

Рядом – сразу два супермаркета, как-то неудачно попавших сюда: оба с кассовыми аппаратами, так что полок совсем немного, да и те пустые – кто-то уже пошарил.

Впрочем, это не их дело, а пока посмотрим, что здесь? А сюда, оказывается, нельзя! Джентале даже растопырил широко руки, не пуская русских с собакой в ту часть лагеря, где сгрудились руины жилых комнат. Именно здесь – поняла Гольдберг – и прячутся остальные итальянцы.

– Что же такого наговорили про нас босс со своей Викторией, что они даже нос боятся высунуть?!

Сделав неполный круг, процессия остановилась на площадке, где когда-то был склад. Теперь здесь был пустой квадрат, заложенный плиткой: почему бы здесь и не устроить торг?

– Уж куда лучше, чем за столом, – хмуро подумала девушка, – где может найтись еще одна бутылка водки; а может и не одна. Обмывать – не дам!

А торг оказался на удивление быстрым. Полковник сразу взял быка за роза. Он перечислил: магазины одежды, парфюмерии, французской посуды, оргтехники,.. ну еще музыкальные инструменты и катер. Всего шесть участков. Покупаю – за каждый по миллиону долларов, – челюсть итальянского босса резко отвисла, словно там сломался какой-то механизм, поддерживающий ее, – или евро, по курсу.

Челюсть быстро вернулась на место:

– Один к одному!

Командир, подумав совсем немного (сразу соглашаться неудобно, точнее неприлично), кивнул. А Оксана, которая совсем недавно даже стыдилась такого обмана – покупки замечательных и нужных вещей на цветные фантики, вдруг зажадничала – что же так дорого? Тут она поймала веселый взгляд Александра – веселый, потому что Джентале наконец кивнул – и устыдилась. И еще в этой улыбке было столько много загадочного, что она поняла – ей сегодня еще не раз придется удивляться. И Оксане это нравилось!

– Итак, мы покупаем все содержимое перечисленных шести участков за шесть миллионов долларов или евро, – немного торжественным и очень громким голосом повторил командир, протягивая итальянцу руку для заключения сделки, и, крепко пожав поданную в ответ ладонь, добавил, – стены и потолки с полами оставляем.

– Надеюсь я не прогадал, – пробурчал в ответ Паоло, – с евро. Доллары-то точно еще в ходу. Ведь это все американцы натворили, верно?

Он обвел свободной рукой лагерь, и уставился в лицо Кудрявцева, словно пытаясь прочесть в нем, когда же они смогут вернуться из этих диких джунглей к цивилизации.

Командир отвечать не стал – сослался на профессора, который скоро приедет, и все ему объяснит.

– Профессор? – озадаченно переспросил итальянец, – у вас есть еще один профессор?

А командира уже не было рядом, как и девушки – они показывали Анатолию, куда сдавать задним бортом прицепа в первую очередь. Когда тракторист, заглушив свой агрегат, спрыгнул к ним, полковник озабоченно глянул вверх: солнце еще не докатилось до середины небосклона, и он удовлетворенно кивнул:

– Рейса три придется сделать… А может быть и больше – закончите тут, можете начинать копать.

Израильтянка мысленно расхохоталась – она представила, какое лицо будет у Джентале, когда ребята начнут поднимать первые узлы и пакеты из откопанных нижних этажей; а еще ему предстояло совсем скоро опять увидеться с профессором…

Полковник повернулся к Паоло:

– Мы пойдем за деньгами, а ты бы велел своим оленя разделать – столько патронов потратили, а он у тебя до вечера пропадет.

– Ничего, – буркнул итальянец, – Марио сам справится.

Он принялся втолковывать что-то своему телохранителю; тот вынул из ножен клинок и завертел его в руках с недоуменным видом. Было понятно, что такой кровавой работой парень прежде не занимался; даже не представлял, с чего начинать.

Кудрявцев добродушно усмехнулся:

– Переведи ему, Паоло – сейчас ему помощника пришлю.

– Или помощницу, – тоже усмехнулась Гольдберг в спину шагавшего впереди командира – там, у джипа с деньгами, куда они шли, оставались только Бэйла с Ирой Ильиной. Последняя как раз имела опыт, которого так не хватало красавцу-итальянцу – ну, Марио, держись!

Процесс пересчитывания денег занял совсем немного времени – купюры были крупными, упакованы по сто штук в пачке, так что совсем скоро шесть миллионов (по три долларами и евро) разместились в одной плащ-палатке. Остатки – примерно столько же – опять вернулись в багажник джипа.

Полковник взглянул немного виновато на Оксану, но та махнула рукой, понимая – Тагер одну оставлять здесь нельзя. И вот она уже смотрит в спины командира, взвалившего на себя тяжелый тюк, и Ирины Ильиной, которая нетерпеливо пыталась вырваться вперед. А самой Гольдберг нужно было так много рассказать Бэйле.