Читать книгу То ли горько, то ли сладко - Василий Михайлович Мищенко-Боровской - Страница 34
ВСЁ У НАС, КАК ВСЕГДА. Гражданская лирика
Гражданская лирика – жанр, в котором автор стремится передать свои переживания, рассуждения и мысли о происходящих в стране и мире событиях, о волнующих людей проблемах. В этих стихах можно увидеть изъяны и пороки, присущие обществу, людям, государству. А, следовательно – их патриотичность и гражданскую позицию автора.
О невеликой октябрьской революции 1993-го
4 октября 1993-го. Полдень. С Краснопресненской набережной танки лупят зажигательными болванками по Белому дому. На Кутузовском мосту разбитый троллейбус. Новый Арбат и близлежащие переулки запружены военной техникой и солдатами. Я стою в толпе зевак у здания бывшего СЭВа и наблюдаю, как одна из болванок ложится прямехонько в окно моего кабинета и появляются первые язычки пламени. С крыш неутомимо постреливают снайперы. Вот справа и слева от меня падают ничком почти одновременно парнишка лет двенадцати и мужик в пенсне.
ОглавлениеРазвитие сюжета противостояния Кремля и парламента происходило на моих глазах в буквальном смысле, поскольку трудился тогда в злосчастном Верховном Совете. И, чего греха таить, не был сторонником его руководителей. БН олицетворял в то время во многих умах стремления и надежды на перемены. Поэтому после знаменитого Указа 1400 наша группа покинула Белый дом и включилась в формирование нового парламента – Федерального Собрания. Что происходило потом, всем хорошо известно. На первых выборах победил В.Ф.Жириновский. Грабительская приватизация, танки с московских улиц вскоре докатились до Грозного, БН клялся «лечь на рельсы», подшофе дирижировал немецким оркестром, да так умело, что в собственной стране случился дефолт.
Когда-то в прошлом, еще на II съезде РСДРП, знаменитый марксист Г.В.Плеханов, походя, сформулировал тезисы поведения революционной власти по отношению к парламенту. В зависимости от его лояльности. Старику не повезло: он увидел собственными глазами разгон Учредительного Собрания, разгул революционной шпаны. И повезло одновременно, поскольку не увидел того, что произойдет в России потом. Но умирая, пришел к заключению, что революция опошлена, а Ленин, к сожалению, не арестован. Только какое дело до этого миллионам жертв революционной целесообразности, в число которых попали убиенные в октябре 93-го? И те двое, погибшие рядом со мной у Белого дома.
Вот и годовщина Октябрьской Революции,
Но в девяносто третьем в столице опять буза.
Смогут ли там понять нас, в далекой Турции,
Боремся почему же мы то против, то за.
На Тверской, Краснопресненской и у Кремля
Толпы разных гражданских вокруг костров,
Тупо затаилась уставшая от побоищ земля,
Ждут давно развязки Питер, Казань и Ростов.
Близится уже к концу штурм в Останкино,
Мёртвые тела собраны и рядком лежат,
Слёзы впереди еще горькие мамкины,
И проклятия тем, кто судьбою страны вершат.
Утром – Белый дом, окруженный танками.
Залпы прямой наводкой. Вот и в мое окно
Лупят вовсю зажигательными болванками,
Дедушка, видать, не трезвый, ему всё равно.
С крыш домов снайперы бьют очень прицельно,
Кто-то рядом со мной в асфальт уткнулся лицом,
Свитер в крови и на шее крестик нательный,
А на безымянном пальце сверкнуло кольцо.
К ночи сдался горящий оплот революции,
Вот и арестованные с поднятыми руками,
Дела там нет никакого, в далекой Турции,
Скольких развезут по моргам грузовиками.
Всё проходит. Стала историей эта кома.
И мне сейчас потому больнее вдвойне,
Что пацан, застреленный у Белого Дома,
Выучить не успел урок о гражданской войне.
