Читать книгу Улан. Венедская держава - Василий Панфилов - Страница 9

Оформление «наследства» тянулось и время от времени приходилось выезжать то в Вену, то куда-то ещё. Выступление в суде, организация плебисцита[17]…

К апрелю 1773 года вопрос с Мекленбургом был решён и он взошёл на престолы под одобрительный рёв толпы. Одобрение было тщательно подготовлено – агенты Рюгена рассказывали, как хорошо им живётся под его властью, да какие перспективы… Но главным козырём в борьбе за подданных стали законы.

Как-то неожиданно для него самого, Померания вошла в число стран с наиболее разумными и передовыми законами, что признала даже Англия, пусть и нехотя. Некоторые вещи, очевидные для попаданца, для жителей европейской провинции восемнадцатого века, оказывались немыслимым откровением. Всеобщее образование, какая-то социальная защищённость, добровольная (!) служба в армии с последующими льготами[18], причём на службе не лупили почём зря, нормально кормили и одевали! Были законы, защищающие производителей и фермеров, преподавателей… Этакий островок справедливости и закона, выгодно выделяющийся на фоне германского феодализма.

Отмена крепостного права и большинства феодальных привилегий, отмена таможенных пошлин между Померанией и Мекленбургом, снижение ряда налогов и частичная их отмена… И всё это – прямо сейчас, как только он станет законным правителем! Не только агенты, но и стоявшие на постое солдаты и офицеры рассказывали с гордостью о достижениях Померании и вот уже они воспринимаются жителями не как оккупанты, а как СВОИ, как освободители от гнёта, а Рюген – воплощение идеального государя.

Для жителей двадцать первого века такое прозвучало бы диковато, а для жителей восемнадцатого, которых освобождают от участи крепостного и наделяют хоть какими-то правами и социальной защитой… Слава Государю!

«Тянучка» с судами дала возможность Рюгену привести в порядок и другие дела…

– Милый, я всё понимаю, – с деланным ужасом проговорила Наталья, – но девять! Понимаю, что мужчина с твоим темпераментом, да ещё и отсутствующий месяцами, не сможет удержаться… Но девять бастардов!

– Беру пример с Августа Сильного[19], – шаркнул ножкой Владимир и супруги захихикали.

Отношение к изменам, особенно к мужским, в этом веке было снисходительным, так что на фоне подавляющего большинства вельмож и правителей Рюген был едва ли не образцом скромности. Во всяком случае, ему и в голову не приходило селить своих пассий в соседние покои во дворце и выводить их в свет, представляя как официальных любовниц. А тут… Да подумаешь, девять бастардов, которых он признал как таковых и даровал официальное дворянство с гербом и небольшие поместья. В конце-концов, род Грифичей не должен пресечься и если что-то случится с законными потомками, бастарды продолжат род – случай в европейской практике нередкий.

Ход с бастардами получил неожиданное продолжение – Юрген фон Бо, глава разведки и контрразведки, предложил не просто дать поместья, а дать их рядышком с городами, где не было резиденций герцога.

– Сир, навестить ты их сможешь и так, – чуточку флегматично сказал мужчина, садясь на предложенное кресло, – но твоя супруга не будет видеть их. И пусть она спокойно относится к… такой ситуации, но зачем её нервировать?

– Второй слой, – попросил принц.

– Города, рядом с которыми будут поместья твоих бастардов, не будут чувствовать себя обделёнными. Если уж в поселишь рядом своих детей, да будешь хоть изредка навещать их…

– Понял, – Вольгаст откинулся на спинку кресла и начал постукивать пальцами по подлокотнику. – Да, согласен с тобой, выгод от такого шага предостаточно и уж точно больше, чем недостатков. Решено.

Следующим шагом было учреждение собственных орденов – пора уже, всё-таки государство переросло «игрушечные» размеры. Долго Рюген не думал – имена святых, как принято было в эти времена, ему не слишком нравились. Нравились же названия «говорящие» – вроде «красного знамени» или «славы». После некоторого размышления, от «Славы» пришлось отказаться – нужна была хоть какая-то христианская зацепка, иначе выходило вовсе уж неприлично.

Остановился на «Железном кресте»[20]:

Железный Крест 2-го класса

Железный Крест 1-го класса

Большой Крест Железного Креста

Звезда Большого Железного Креста

Нарисовав десяток вариантов, он отдал их на суд «Волкам» и они уже вынесли своё решение. Орден получился красивым и простым – достаточно простой крест с расширяющимися концами, сделанный из оружейной стали и обрамлённый серебром. И надписи: кириллицей на вендском и готическими буквами на немецком – «Бог, который создал железо, не хотел рабов».

Благодаря освобождению крепостных в своих владениях, надпись получалась этаким девизом свободолюбия. Историю ордена попаданец немного знал, так что сделал его статус «классическим» – то есть низшей степенью можно награждать не только офицеров, но и рядовых – если они этого были достойны.

Помимо «Железного креста», учредил он и орден «Святой Натальи», подобрав соответствующую святую. Впрочем, принц нисколько не скрывал, что на святых ему плевать и орден учреждён только и исключительно в честь любимой супруги. Статус ордена был гражданским, тоже четырёх степеней. Плюс – была упомянута возможность награждения за благотворительность, что сразу вызвало бурный всплеск энтузиазма среди купечества.

Были и необычные награды – «Волки» и часть ветеранов получили стальные же перстни на большие пальцы правой руки – так называемые «Перстни лучника»[21], дающие простолюдинам дворянство. Правда, так уж сложилось, что привилегия эта была необходима чуть более двум десяткам из трёхсот с лишним награждённых – остальные к привилегированному классу принадлежали по праву рождения. Помимо дворянства, перстень автоматически делал человека гвардейцем Грифича, пусть в некоторых случаях скорее почётным. Но как можно было не наградить барона Фольгеста, Савватея Ворона или того же Тимоню?

«Тимоня, кстати, числился с недавних пор как в русской гвардии, так и в гвардии Померанского, да и поместья имел в обеих странах… Правда, подданство было российским, ну да неважно. Верный денщик стал чем-то неотъемлемым для Рюгена и воспринимался скорее как член семьи.»

Провёл и другие армейские реформы – ввёл нашивки со званиями и увеличил количество этих самых званий. Зачем? Так он прекрасно понимал психологию военных, которым требовалось какое-то подтверждение успешности. Вот и пришлось вводить такие звания, как «Под рядовой» (только-только принял присягу, но ничего толком не умеет), рядовой Второго класса, Первого, Старший рядовой… Та же самая история была с капральскими званиями, а сержантских ввёл аж восемь… А были ещё и нашивки за выслугу лет, за штыковые атаки, за… Много всего, в общем. Когда Владимир впервые поделился идеей со своей свитой, те пришли в восторг, а циничный Август Раковский выдал:

– Ты гений, Сир. Теперь каждый вояка из тех, что разумом попроще, будет чувствовать карьерный рост – ведь при должном старании какая-нибудь висюлька на грудь или повышение в звании будут идти постоянно. На моральном состоянии войск это должно хорошо сказаться.

Так оно и вышло – реформа прошла торжественно, пышно, а сразу после неё – награждения. Награждали торжественно – в присутствии большого скопления зевак, на площадях городов. Да-да, награждения проходили в разных городах, чтобы те почувствовали свою сопричастность. Перечисление заслуг и достоинств награждённых, какие-то привилегии, полагающиеся к награде… Что военные, что гражданские были в восторге – зрелища здесь любили.

Наиболее восторженный образ мыслей был у недавних врагов – пехоте и артиллерии бывших владетелей Мекленбурга. После победы они практически автоматически влились в войско победителя. Не все – многие были завербованы насильно и даже не являлись гражданами Мекленбурга. Желающих Рюген безоговорочно отпускал, но добрая половина пехотинцев решила продолжить службу. А что? Условия службы он предлагал весьма неплохие, да и льготы…

А вот с мекленбургским дворянством вышло не очень. Во время сражения кавалерию вырубили почти начисто и теперь Грифичу предстояло весьма неприятное дело – выселение вдов и сирот.

Звучит погано, но на деле ещё поганей – родственники погибших автоматически становились оппозицией. Пусть здесь привыкли терять близких и если бы потери составили привычные для Европы десять-двадцать процентов, то ещё ничего. Выжившие частично перешли на службу, частично засели бы в поместьях, но особых проблем не возникло бы. Да, появились бы маленькие, «местечковые» оппозиции, но дальше разговоров ничего не пошло – хотя бы потому, что помешали более благополучные соседи. Теперь же оппозицией становились ВСЕ дворянские семьи, потерявшие близких родственников. Близких – значит сыновей, отцов, племянников. На более дальние связи родственные чувства распространялись значительно более слабо…

И что делать с этими оппозиционерами? Делать вид, что ничего не было и дать им «созреть»? Всё равно кровью закончится… На службу допускать их теперь просто опасно – предадут. Не каждый, разумеется, но ведь их много – и «сироты» будут «подогревать» друг-друга… В результате дело кончится серией мятежей и попыток переворотов или же придётся создавать специальную спецслужбу только для «сирот». А ведь всего-то – разъярённые юнкера Померании отомстили юнкерам Мекленбурга, разорявшим их поместья… Неудачное стечение обстоятельств.

Вообще, с «Битвой за Мекленбург» было много… интересного. С одной стороны – безоговорочная победа над не самой слабой армией, да ещё с весьма умеренными потерями с его стороны. С другой… в Европе было не принято начисто уничтожать противника и после уничтожения доброй половины мекленбургского дворянства, включая вельмож, отношения к Грифичу было опасливым… Померанские же драгуны получили сомнительную славу редкостных отморозков. Правда, в профессионализме тоже никто не сомневался – в такой битве потерять меньше сотни убитых, это знаете ли…

Теперь, по расчетам самого Рюгена и его «генштаба», в предстоящих конфликтах противник будет биться либо очень опасливо, стремясь удрать при первой же оказии, либо стоять насмерть, опасаясь резни.

Ну и раз уж всё равно придётся идти на конфликт с частью мекленбургского дворянства и получить в итоге несколько сотен семей «кровников», то Грифич решил идти до конца…

– Суды, – коротко обозначил он идею Свите, – начать проверку документов на владения у семей погибших.

– Сир, но мало у кого они сохранились, – начал было Юрген, но тут же умолк и задумался.

– Ясно…, – протянул Август, – нет документов, можно будет начать суд. А там либо обвинение в мошенничестве – незаконно землю держали, либо просто выселение, а кто-то и дворянства может лишится.

– Верно. Я тут документы кое-какие посмотрел, так многие семьи держат не просто поместья, а феоды[22].

Юрген хохотнул:

– Вот тут они со своим Средневековьем и вляпались!

Так оно и вышло – добрая половина дворянских семей жила не в поместьях, а в феодах, да и у остальных были проблемы с документами. Нужно сказать, что администрация нового правителя не слишком зверствовала и не выселяла всех подряд. Прежде всего проводился осторожный агентурный опрос окружения потенциальных наследников: выяснялись родственные связи с погибшим и степень дружбы, отношение к новому герцогу…

К примеру – из поместья не выселялись престарелые родители, если им некуда было ехать. В таком случае они оставались доживать свой век в усадьбе, но числились уже управляющими. Усадьбу могли оставить в семье, если наследовал кто-то, кто был в неважных отношениях с погибшим – если этот «кто-то» успевал додуматься прибыть ко двору Рюгена с изъявлениями покорности. И кстати, «раскулачивание» проходило строго по закону. Никаких там «я так решил» не было. Вот помиловать – да…

В общем, выходило не так уж и страшно – гарантированному «раскулачиванию» подлежало процентов десять дворянских семей, ещё столько же – возможно. Ну и самое приятное – часть поместий/феодов осталась без наследников. Точнее говоря, наследники-то были, но либо сами принадлежали к числу неблагонадёжных, либо были вовсе уж дальними родичами. В таком случае, если это был именно феод, проблем вообще не возникало и усадьба отходила в казну. Какую-то часть принц «отложил» – для будущих бастардов, для награждений отличившихся или как часть личных владений. Ну а остальные…

Полтора десятка вояк, награждённых Железными Крестами, получили полноценные поместья, а полторы сотни отличившихся юнкеров – феоды – без феодальных привилегий, разумеется. Свою долю получили и многие пехотинцы из ветеранов – землю под небольшие, но полноценные фермы.

Раздача «слонов» была во многом мерой вынужденной: нравы восемнадцатого века были таковы, что «настоящей» наградой здесь считали в первую очередь землю и только затем – ордена, медали и прочие «блестяшки». Так что как протестовала «жаба» попаданца, а делиться захваченным всё-таки приходилось. Примитивная психология – людей надо «повязать» сначала кровью, а затем и некогда чужими материальными ценностями.

В начале июня «перетряска» новых владений всё ещё продолжалась и обещала затянуться минимум на пару лет. Спорные и сомнительные случаи Рюген старался «спускать на тормозах» и «раскулачиванию подвергались только явные противники, имеющие проблемы с документами на имение. Первоочередной задачей было не столько разорить, сколько напугать – и пусть потенциальные враги думают… Кто-то в итоге начал спешно и по дешёвке продавать поместья, буквально в четверть цены – покупали обычно люди Грифича. Другие принялись искать подходы к новому герцогу, стараясь выслужиться. Проще всего было с поместьями, где ближайшим наследником оказывалась девушка – следовало предложение сперва от представителей администрации, затем в гости начинали захаживать холостые дворяне из Померании и вот она уже выходит замуж… Все счастливы: девушка остаётся в родном доме и может не беспокоиться о своём будущем, мужчина получает жену и землю – ну или землю и жену…

«Увлекательнейшие» судебные иски были крайне неприятны – у Владимира временами начиналась изжога на нервной почве, гасить которую удавалось только с помощью экстрасенсорики. Как бы он не ставил себя циником… Однако и выхода особого не было – любой другой вариант в конечном итоге приводил к ещё большим проблемам. Был и другой неприятный момент – пришлось отрезать «репрессированным» путь в Россию.

Получить две-три сотни семей, откровенно враждебных Грифичу, да в дружественной державе… Опасно – через десяток лет многие из них вскарабкаются по карьерной лестнице и как это может аукнутся для Померании – Бог весть.