Читать книгу Стихи-26. Рождённый в СССР - Василий РЕМ - Страница 4

В заплаканном дождём оконце,

я вижу образ не земной.

Темнеет, как пятно на солнце,

но очень близкий и родной.

Переливается красиво,

стекло омытое дождём.

И вот уже плывёт игриво,

пятно всё ярче, ты на нём.

Опять как прежде молодая,

рисуют талию шелка.

Тебе бы крылья и святая,

протянута твоя рука.

К твоей руке я прикоснулся

и мы уже парим вдвоём.

Я будто в чары окунулся,

в очаровании твоём.

В дождём заплаканном оконце,

исчез твой образ не земной.

Луна похожая на солнце,

а между нами дождь стеной.

На ладони цыганка читала мне линию жизни:

– Вижу, что нет твоей жизни начала и нет ей конца…

А любовь вдруг разделит судьбу мне на две полу жизни:

– Рядом ведь будет одна, а вторая вдали, без венца.

Я влюбился, женился и радуют милые дети,

Над словами цыганки, мы шутили с женой и не раз.

Но попался внезапно я в крепкие, нежные сети,

Когда с другом послали служить нас, на тот грозный Кавказ.

Кони, люди, ущелья, снега на тех горных вершинах,

Тут нас пленили, мы были как в сказке, как в радужном сне.

Я увидел её, за столом на своих именинах,

В ароматах цветов, подошла, чтобы поздравить, ко мне.

И в походке её уловил трепет нежных желаний,

Во взгляде её, увидел бездонный колодец любви.

Я в словах тех услышал огромную дрожь от терзаний,

Любовь поселилась в моей, остывшей от службы крови.

С той поры вся судьба разделилась моя на две жизни,

В этой жена, во второй не Земная, большая любовь.

Не верил цыганкам и их предсказаниям по жизни,

Увы, всё случилось, бурля, моя запекается кровь.

На ладони цыганка читала мне линию жизни:

– Вижу, что нет твоей жизни начала и нет ей конца…

А любовь вдруг разделит судьбу мне на две полу жизни:

– Рядом ведь будет одна, а вторая вдали, без венца.

Ветерок колышет веточки рябины,

у рябины нашей, нынче именины.

Так же именины у девчонки Нины,

что стоит и плачет рядом, у рябины.

В честь рожденья Нины посадил рябины,

дедушка Никита и отец той Нины.

Вот растет рябина, вместе с нею Нина,

расцветаю оба Нина и рябина.

Отчего же слёзы, отчего кручина?

Что с тобой случилось расскажи нам Нина?

Но молчит дивчина и молчит рябина,

просто скоро замуж выйдет наша Нина.

Ветерок колышет веточки рябины,

у рябины нашей, нынче именины.

Так же именины у девчонки Нины,

милый поздравляет прямо у рябины.

Мне кажется, что я лечу в мечтах,

Случается, такое вдруг, бывает.

Я путаюсь в часах и временах,

Вдруг из седла, как лошадь вышибает.

Былые планы обнулив мои,

В привычный ритм, вмешалась чья-то сила.

Я письмена не разберу свои,

Не помню ты о чём меня просила.

Фальшивость жизни просит, округлить,

Чужая, но знакомая мне сила.

Мозг прекращает о былом скулить

И вспомнил я, что ты меня просила.

Реальность задвигается моя,

А новая приходи неуклюже.

Не важно лучше, хуже, не моя,

Как будто окунают меня в луже.

Осознав всю эту неизбежность,

Новой жизни покориться не могу.

Душу теребя, приходит нежность

И загибает жизнь мою в дугу.

Дыхания свежайшая струя,

Накатила, нежность порождая.

Я понимаю, ты теперь моя…

Ты одна, мне не нужна другая.

От чего мужчина убегает?

От навязанной, пусть преданной любви.

Он любовь, как секс воспринимает,

Не держи его, не пробуй, не зови.

Почему мужчина не уходит?

Вроде повод веский есть, уйти к другой.

Нагулявшись он домой приходит,

Очень важен для мужчины, выходной.

Что же держит иногда мужчину?

Что не может он совсем, уйти к иной.

Назову я вескую причину,

Просто любят мужики: уют, покой.

У Лукоморья две сосны

и огорожены забором.

Вот от того они грустны,

не подвергаясь шумным спорам.

Росли вольготно, брали рост,

не споря с матушкой природой.

Ветвями были все – на ост,

гордились елочной породой.

Но вот приходит человек,

природы нашей повелитель.

Деревья все сгубил навек,

а две сосны возвёл в числитель.

Огородил забором их,

построил дом на три персоны.

Про дом свой сочиняет стих,

для жизни странные законы.

Цветов, ромашек насадил,

теплицу сделал к помидорам.

Он сосны редко навещал,

всё больше тяготел к просторам.

Машину ставил под сосной,

коптил её иголки дымом.

Ах, что ты делаешь со мной?

ведь я росту в краю любимом.

Но человек не слышит лес,

сосне на крик не отвечает.

Он от теплицы ждёт чудес,

а красоту не замечает.

У Лукоморья две сосны

глядят на небеса с укором.

Вот от того они грустны…

Стоят бродягой под забором.

Аленький цветочек для любимой,

вырастить решил я в знак любви.

Чтоб подарок был неповторимый,

чтоб как в сказке с трепетом в крови.

Посадил и третий уж листочек,

зеленью отсвечивает мне.

Я поставил к солнцу в закуточек,

на моём ночует он окне.

Поливаю, протираю листья,

вырастет и точно зацветёт.

Он хитрит, его ухмылка лисья,

но я верю всяк черёд придёт.

Я дождусь и алые листочки,

он раскроет утром, на заре.

С хитрецой все алые цветочки…

Он раскрылся только в январе.

Вечереет и прохлада,

в сад затихший проникает.

Как души моей отрада,

меж деревьями блукает1.

Соловья ещё не слышно,

только лай и детский гомон.

Вон луна торчит как дышло,

от тоски прокаркал ворон.

Вот стемнело, в сад зелёный,

соловей проник украдкой.

И поёт мотив хвалёный,

сердце тешит нотой сладкой.

С переливом трель ночная,

не даёт уснуть влюблённым.

И во мне бурлит шальная

кровь, не будь я разлучённым.

Я помчал бы на свиданье,

вспыхнув с трелью соловьиной.

Помутнения желанья,

тяжело быть без любимой.

Ночь настала и прохлада,

сад затихший заполняет.

Как души моей отрада

– эта ночь со мной страдает.

Ах как давно то было,

а всё, что было, сплыло.

На маминой квартире,

купались в счастья мире.

Ко мне ты прижималась,

растаешь вся, казалось.

Тонул в твоих я ласках,

как с горки на салазках.

Мы молоды и страстны,

и ласки все прекрасны.

От счастья мы хмелели,

а души песни пели…

Ах как давно то было,

уже давно всё сплыло.

На маминой квартире,

купались в счастья мире.

Любовь рвала ты нежными руками,

на самокрутки я так рвал газеты.

И стоны обнимались с Небесами,

любовь порвав, ты начала портреты.

Затем порвала: все письма, все стихи,

что я писал бессонными ночами.

Я не дарил ведь подарки и духи,

любовь простая была между нами.

Разлука разливалась между нами,

как океан, как море в непогоду.

Зачем душить любовь мою руками,

кормить уже затихшую невзгоду.

Но жизнь назло всё клеила обратно,

собрав кусочки, выстроила строки.

Любовь пришла, исчезнув безвозвратно,

то горькие но сладкие уроки.

Любовь рвала ты нежными руками,

на самокрутки я так рвал газеты.

Но всё вернулось вместе с облаками,

на столике твоём, его портреты.

Всю ночь я слушал трели соловья,

он заливался на высокой ноте.

То отзвуки от горного ручья,

то звук любви в счастливом обороте.

Старался он и не жалея сил,

меняя пеньем всю палитру краски.

То он как от разлуки голосил,

то затихал сменяя ночи маски.

Я слушал и никак не мог понять,

что он хотел сказать мне этой трелью.

То-ли любовь и страсть мою унять?

То-ли апрельской разбудить капелью?

Всю ночь я слушал трели соловья,

он заливался на высокой ноте.

То отзвуки от горного ручья,

то звук любви в счастливом обороте.

Таблетку принял, пью чаёк,

с виска уж пота ручеёк.

Прохладу хочется обнять

и пота ручеёк унять.

А было время и жара,

нас не пугала до утра.

Горячее сплетенье тел,

всю ночь чинило беспредел.

Ночной прохладой упоён,

я был как сам Наполеон.

Всё не забыто, вот дела,

ты Клеопатрою была.

Нас время лечит, говорят,

мы выросли из октябрят.

Чтоб верить на слово кому,

тебя люблю я, почему?

Не лечат годы нас с тобой,

тянусь к тебе своей душой.

Судьба меня не подвела,

любовь доселе не ушла.