Читать книгу Para Bellum - Василий Звягинцев - Страница 3

Товарищ Сталин поднял голову, посмотрел на высокие напольные часы с мерно качающимся маятником. Без двенадцати минут полночь. Можно работать ещё часа два-три. Дел невпроворот. Железнодорожники докладывают, что западное направление перегружено, опасаются разрушения путей, предупреждают о возможности крушений. Значит, надо снизить количество перевозок в западном направлении. Военные сообщают, что комплектующие к технике, горючее и боеприпасы не доставляются вовремя. Боевые машины концентрируются на границе, но без бензина, снарядов и патронов к пулёметам они – металлолом. Значит, надо увеличить количество перевозок в западном направлении. И как это увязать? Есть проблемы с обеспечением продовольствием, связью. А ещё необходимо разбираться с перспективами сельского хозяйства. Господи, да с чем в этой стране разбираться не надо!

Лампа под зелёным, полезным для глаз, как утверждали врачи, абажуром бросала круг света на разложенные на столе бумаги. В остальном помещении, сгущаясь к углам, царил полумрак. Вождь любил такое освещение. Но сегодня работа не шла.

Не нравилось Иосифу Виссарионовичу в новом кабинете. Хотя Лаврентий сделал всё, чтобы привычная обстановка не нарушилась. Стол и жёсткое кресло вождя поставили на то же место, где их привыкли находить приглашённые. Думали, конечно, не о посетителях. Главное, чтобы Хозяин видел каждого входящего, просто подняв глаза от бумаг и не вертя головой.

В маленькой комнате отдыха за перегородкой разместилась узкая койка, застеленная солдатским одеялом. Крохотная душевая, совмещённая с туалетом, тоже ничем не отличалась от такого же помещения в прежнем, обжитом за пятнадцать лет кабинете. Даже старую ковровую дорожку перенесли, хотя она была изрядно вытерта тысячами подошв «вождей» всех рангов. И всё равно под высоким потолком нового кабинета Сталин чувствовал себя неуютно.

Может быть, временному рабочему месту не хватало пропитавшего драпировки и, кажется, сами стены запаха трубочного дыма? Или прав Лаврентий – просто накопилась усталость и, сам того не замечая, Иосиф стал капризничать? Если так, это совершенно непростительно. Надо взять себя в руки. Неделя не такой уж большой срок. Зато, по уверениям бериевских технарей, кабинет и новая система телефонной связи главы партии и государства станут абсолютно защищёнными от любых попыток прослушивания. («Это я плохо подумал, – остановил себя Иосиф, – «абсолютно». Есть ведь русское слово «совершенно». Нечего поощрять иностранщину».)

Иосиф Виссарионович бросил двуцветный красно-синий карандаш на отчёт Наркомата путей сообщения и встал из-за стола. Хотелось курить, но лекари пугали инсультом. Инфаркт ещё куда ни шло. Либо скопытишься сразу, либо останешься нормальным человеком, а не растением, как этот… Усилием воли Коба отогнал видение костлявого черепа, бессмысленных глаз и свалявшихся усов и бородки Ильича в последние дни. Нет уж, лучше сдохнуть сразу…

Сталин обошёл стол, взял в левую руку трубку и стал неторопливо набивать её табаком. Таким нехитрым способом он обманывал сам себя, тянул время, чтобы не глотать сизый дымок слишком часто. Второй хитростью было спрятать спички – длинные, так называемые каминные. Подхалимы привезли из Англии. Иногда вождь даже откладывал приготовленную трубку, приказывал себе забыть о ней. Детская игра с самим собой забавляла, заставляла снисходительно усмехаться в усы: даже у стальных людей должны быть свои маленькие слабости. Только никто о них не должен догадываться.

Присутствие чужого он ощутил спиной, звериным чутьём, которое выработалось ещё в начале века, когда часто приходилось скрываться в горах после «эксов», переправляя «на север» хурджины с банковскими купюрами. Последний раз в шестом году, тогда взяли двести пятьдесят тысяч большими «катьками»-сторублёвками. Ох, как тогда бесилась, «землю рыла» охранка. Да и обычные абреки, узнай про эти мешки, не задумываясь, пустили бы пулю в спину. «Никакой, понимаешь, воровской солидарности». Так что наган и маузер стали привычнее, чем ложка или даже карандаш.

Сейчас люди Власика и Берии охраняют своего хозяина плотно. Правда, приёмной с секретарём перед его временным пристанищем не оборудовали. Неподходящая, понимаешь ли, планировка. Верный Поскрёбышев остался на постоянном месте, вызвать его можно только по телефону. Но у дверей кабинета и за каждым поворотом длиннейшего коридора расставлены парные посты. Один боец от НКВД, другой – от армейской охраны. Так что никто не может появиться в кабинете вождя без доклада. И всё же Коба чувствовал, что в комнате кто-то есть. Ему стало страшно, а ещё точнее – жутко.

Медленно, бесшумно ступая мягкими ичигами, Иосиф Виссарионович обошёл стол, стараясь не поворачиваться к незваному гостю лицом. Пусть тот думает, что товарищ Сталин ничего не почувствовал. Страх сменился жестоким азартом. Они думают, будто товарищ Сталин утратил навыки боевика? Они считают товарища Сталина кабинетным сидельцем? Коба не поднимал головы, продолжал заталкивать табак в жерло трубки. Боком присел на кресло, пошарил рукой по столу, будто бы отыскивая спички. Не нашёл, мотивированно открыл ящик стола, не торопясь сунул правую руку внутрь, нащупал потёртую рукоять револьвера. Теперь можно не спеша оглянуться, поднять глаза на незваного гостя. Если он сразу не выстрелил в спину, значит, это не покушение?

Человек, который стоял в трёх шагах сзади и справа, был одет в выцветший широкий плащ с пятнами плесени. Большой капюшон полностью покрывал голову. В зеленоватой полутени от абажура лампы лицо, изрезанное глубокими морщинами, казалось почти чёрным. Складки кожи светились, как на иконах Феофана Грека и других исихастов.

– Не бойся, смертный, – пророкотал глубокий бас. – Я не причиню тебе вреда.

– Я и не боюсь, – хрипло сказал товарищ Сталин, криво улыбнулся и вынул из ящика руку с уже взведённым наганом.

– Оружие против меня не нужно, – снисходительно произнёс чужой. – Я пришёл предупредить тебя…

Он сделал долгую паузу. Иосиф Виссарионович тоже молчал. Наконец заговорил визитёр: «Мане, Такел, Фарес написано на стенах твоего дворца. Грядет большая война. Империя будет повержена. И твоя участь будет ужасной. Готовься!»

Голос звучал ровно, без интонаций. От этого слова становились непререкаемыми, как приговор высшего суда.

Носитель плаща повернулся и шагнул к выходу.

Сталин не мог вздохнуть. Сердце заняло всю грудную клетку, гулко и больно толкалось в рёбра. Каждый удар тяжело отдавался в голове. Глаза заволакивала коричневатая пелена.

«Так и случается инсульт», – подумал вождь.

Сильнейшим усилием воли он поднял руку на уровень глаз и дважды нажал на спуск.

Вождь видел, как появились и даже затлели по краям пробоины на выцветшей ткани плаща незнакомца.

Выстрелы прозвучали удивительно глухо, как через подушку. Призрак неторопливо обернулся:

– Я же предупредил тебя, смертный, против меня ваше оружие бесполезно…

Голос у него был по-прежнему низким, но каким-то бесцветным при этом. Не ускоряя движений, призрак дошёл до двери, толкнул её и вышел в коридор.

Сталин бросил на стол наган, прижал рукой рвущееся на волю сердце. На подгибающихся ногах он как-то добежал до медленно возвращающейся на место двери. Выцветший плащ был ещё виден слева, в двух шагах от первого поворота. Миг, и он скроется в лабиринтах бесчисленных переходов древнего Кремля.

Часовые замерли по сторонам от входа, с отсутствующими лицами, не «держа винтовки у ноги», а, скорее, опираясь на них.

– Шэни деда! – выкрикнул Сталин в лицо сержанту справа. – Что смотришь, придурок, стреляй!!!

Боец словно очнулся от сталинского бешеного крика, да он и вообще впервые услышал голос вождя. Глаза вдруг стали осмысленными, увидели спину призрака. Сержант вскинул к плечу «драгунку».

– Огонь! – подтвердил Сталин команду с непечатным дополнением.

Винтовочный выстрел стегнул по ушам, как бичом. Взвизгнула пуля, отскакивая от несокрушимой стены. Таинственный визитёр скрылся за поворотом раньше, чем охранник успел передёрнуть затвор.

Охранник, бухая сапогами, рванулся вперёд, добежал до угла и увидел, что коридор пуст.

А второй только начал «просыпаться», недоумённо тараща круглые глаза на Сталина.

Иосиф Виссарионович, чувствуя, что язык плохо ему повинуется и пол под ногами ощутимо покачивается, всё же вяло и неостроумно выругался, словно забыв всё богатство тюремно-каторжной лексики. Кое-как добрёл до койки в «комнате отдыха» и с трудом сел, а не упал на неё. С недоумением посмотрел на стиснутый пальцами наган, медленно положил его рядом с тощей подушкой.

…Поскрёбышев примчался почти мгновенно, за ним, на звук выстрела, разводящий караула. Берия появился только минут через десять, но зато в сопровождении целой стаи врачей кремлёвского Лечсанупра, в медицинских халатах разной степени накрахмаленности и наглаженности. В зависимости от должности и специальности. Иосифа Виссарионовича наскоро осмотрели и прослушали стето– и фонендоскопами сразу с нескольких сторон, потом, несмотря на его протесты, бережно переложили с койки на носилки, и крепкие санитары бегом рванули к центральной лестнице, ухитряясь при этом нести пациента так аккуратно, что, держи он стакан в руке, не расплескалось бы ни капли.

Лаврентий, кусая губы и преувеличенно громко вздыхая, трусил рядом, держа вождя за руку. Обычно замкнуто-хищное лицо его было сейчас белым и потерянным. Щёку дёргал тик, пенсне сидело криво, грозя вот-вот свалиться.

Сам кабинет вождя и его окрестности заполнили люди в штатском и форме. Одни выковыривали из стены пулю постового, другие растягивали рулетку, по сантиметрам измеряли путь от стола Иосифа Виссарионовича до поворота, за которым растворился призрак. Третьи тут же, на месте взяли в оборот обоих бойцов, и чувствовалось, что первые подозреваемые уже обозначились.

* * *

Суетящиеся, как муравьи при пожаре, лекари демонстрировали каждый свою учёность и профессионализм, используя все достижения тогдашней медицины. Вождю измерили давление и посчитали пульс на обеих руках, заставили высунуть язык, задрав рубашку и стянув сапоги, царапали холодными толстыми иголками кожу на животе и пятках.

При этом со стороны было отчётливо видно, что стараются они не столько для пациента, как «для прокурора».

Когда четверо то ли санитаров, то ли фельдшеров приволокли откуда-то здоровенный ящик новомодного немецкого кардиографа, а кудрявая медсестричка в туго натянутом выше и ниже талии халатике прицелилась шприцом брать кровь из вены, Сталин не выдержал.

– Хватит изображать усердие, я понятно говорю? – оттолкнул он девушку и сел, одёргивая бязевую солдатскую рубашку.

Профессор Вовси, оказавшийся в этой поднятой по тревоге команде самым авторитетным или просто самым смелым, начал, сам себе как бы дирижируя стетоскопом, объяснять необходимость тщательнейшего обследования с последующим постельным режимом в стационаре и не меньше, чем на две недели.

Все пятнадцать или двадцать минут, что заняли медицинские манипуляции, Лаврентий Павлович сидел в углу кабинета на тонконогом табурете, вздыхал и вытирал лысину огромным платком в красную клетку.

– На двэ нэдэли, гаваришь? – акцент Сталина прозвучал весьма утрированно. – А потом в могилу, да? Бальшой подарок врагам сдэлать хочешь?

Вождь выдержал «мхатовскую» паузу, за время которой все присутствующие успели покрыться холодным потом.

– Нэкогда прохлаждаться, – значительно произнёс он и неожиданно добродушно улыбнулся. – Заканчиваем эту пургу. Валерьянки полстакана накапай, и хватит. Садись бумажки писать, он с тебя непременно спросит. – Сталин указал пальцем на вскочившего с табурета Берию.

– И себе тоже накапай. – Иосиф Виссарионович похлопал профессора по плечу, залпом выпил лекарство, слегка крякнул (видимо, перестаралась сестра, многовато плеснула), повернулся к верному сатрапу: – Пошли, Лаврентий…

Нарком внутренних дел с трудом поспевал за вождём, пока они шли по бесконечным коридорам и лестницам Кремля. Коба молчал, только всхрапывал на каждом третьем шаге. Глаза его были устремлены под ноги, на красную дорожку, как будто вождь боялся споткнуться на гладком паркетном полу.

Перед кабинетом Сталина к Берии бросились сразу двое сотрудников: один в форме с петлицами майора госбезопасности, второй в штатском костюме в чёрную по серому полоску. Вполголоса стали что-то докладывать. Иосиф Виссарионович, не задерживаясь, распахнул дверь в зеленоватый полумрак, почти подбежал к своему столу. Кем-то перенесённый сюда из комнаты отдыха револьвер лежал поверх раскрытой папки с отчётом Наркомата путей сообщения.

Пальцы привычно откинули защёлку, провернули барабан, вытряхивая на зелёное сукно патроны. Пять неизрасходованных и две пустые, пахнущие сгоревшим порохом гильзы. Значит, не померещилось, он действительно стрелял, и метко выпущенные почти в упор пули не причинили призраку никакого вреда. По спине снова прополз холодок.

– Что это было, Коба? – спросил Лаврентий. Сталин никогда не видел приближённого таким растерянным. Сам он уже успокоился: может, лекарство помогло, а может, просто время прошло. Только левая рука мозжила и ныла от кисти до плеча. Он машинально начал её массировать правой.

– Скажи всю правду, как было. Мне нужно знать…

– Призрак, привидение. Могу и по-грузински сказать. Самый обычный призрак. Я стрелял с пары метров. Попал. Видел, как от плаща клочья летели…

– Да, мои люди подобрали какую-то ветошь. Повезли в лабораторию. Следов крови не нашли. Пули из стены вынули. Тоже увезли. Исследовать…

– Пусть исследуют. Он сказал, что оружие против него бессильно.

– Часовой стрелял тоже.

– Я слышал. И видел, – с почти обычной иронией сказал Сталин. – По-моему, промазал. Гнать таких стрелков… – уловил мелькнувшую в глазах наркома знакомую тень, добавил резко: – Сажать не нужно. Не за что. Взять подписку о неразглашении, и пусть в хозроте дослуживает. И со второго подписку, и с разводящего, и с начкара. Вот так!

Отчего-то Сталин вдруг озаботился судьбой бойцов. Такое с ним иногда бывало. Но не очень часто. В основном – по отношению к людям «простым». Не относящимся к государственным сферам.

– Будет сделано, – с лёгким разочарованием ответил Берия. – Попал или нет – разберёмся. Его пуля тоже на исследовании.

Берия замялся. Сталин в это время взял со стола давно набитую трубку, не думая о здоровье, раскурил, с видимым наслаждением выпустил первый клуб дыма.

– Коба, мои люди уже нашли и инженеров-эксплуатационников, и историков. С постелей подняли… – нарком зловеще блеснул стёклами пенсне. – Обследовали стены во всех прилегающих коридорах. Здесь нет ни потайных ходов, ни скрытых дверей и прочих тайн Мадридского двора. Добротные стены, из хорошего камня. Кладка яичная, семнадцатого века. Из пушки в упор не пробьёшь.

– Значит, это действительно был призрак, – задумчиво проговорил Сталин. Он наклонился к Лаврентию Павловичу близко-близко, посмотрел ему в глаза расширенными тигриными зрачками. – Но тебе всё равно придётся его найти, понял?

– Кого? – испуганно и совершенно искренне переспросил Берия. По круглому лицу скользнула тень: не сошёл ли на самом деле вождь с ума?

– Призрака.

– Прости, Коба. Я никогда не устанавливал личность привидения.

– Придётся поработать и в этом качестве, Лаврентий Павлович. – Голос Сталина прозвучал спокойно и зловеще. Да ещё и с обращением на «вы». – Это приказ! Об исполнении прошу докладывать каждые двенадцать часов. – Сталин помолчал, усмехнулся. – Нет таких крепостей, которых бы не могли взять большевики. Советую всё время об этом помнить, батоно…

Отпустив «друга и соратника Лаврентия», вождь глубоко задумался. Железной выдержке с самого раннего возраста учила его улица. В потасовках Иосифу Рябому, мелкому и слабосильному, тумаков перепадало больше, чем другим. Но особенно вредил в драках темперамент. Как только кто-либо задевал мальчишку по лицу, ярость застила глаза, он бросался в битву, давясь слезами и соплями, не видя ничего перед собой. И, конечно, получал от более взрослых и опытных бойцов по полной программе.

Но уже в семь лет он стал умным. Иначе никогда Сосо Джугашвили не превратился бы в «товарища Сталина». День, когда он впервые это про себя понял, Иосиф запомнил на всю жизнь. От голодухи или по каким-то другим причинам у него на лице высыпали фурункулы. Из-за отвратительных на вид и ужасно болезненных гнойников соседские пацаны стали ежедневно его дразнить. Особенно отличался Серго, младший сын толстенной тети Нунэ. Он орал: «Ублюдский урод!» и кривлялся. Виссарионов сын впал в бешенство, бросился душить врага. Здоровяк Серго легко скрутил тщедушному берсерку руки, охватил пятернёй лицо, давя фурункулы. Иосиф завыл от дикой боли, бессилия и унижения. То ощущение он запомнил на всю жизнь.

После поражения мальчик забился в дальний угол дворика, рыдал, пока не кончились слёзы, потом сидел словно в ступоре, тупо глядя перед собой. Не было никаких мыслей. «Тогда товарищ Сталин ещё не научился анализировать ситуацию, – подумал Иосиф Виссарионович. – Но принимать правильные решения товарищ Сталин научился именно тогда». На следующий день Серго снова принялся издеваться, провоцируя пацана на новую драку. Иосиф хладнокровно нашёл камень побольше и запустил его в колено обидчику. Не в голову, не в грудь или в живот, чтобы, не дай бог, не убить, – в колено. Как орал от боли Серго! И всю жизнь потом хромал, приволакивал негнущуюся ногу. А Иосифа больше никто никогда не дразнил.

Дальше сталь характера закаляла духовная семинария. Вспоминать о ней Коба не любил. Зато друга и однокашника Георгия Гурджиева, уже в отрочестве владевшего методами духовного воспитания суфиев, Иосиф до сих пор вспоминает с нежностью и уважением. Георгий научил младшего побратима очень многому, открыл другой мир – пространство духа. Но это – совсем другая история.

Результаты предварительного дознания Берия доложил в шестнадцать часов следующего дня, как только вождь приехал с ближней дачи в Кремль. К этому времени старый рабочий кабинет Сталина был приведён в порядок и ждал хозяина. Лаврентий сидел на жёстком диване в приёмной, не глядя на Поскрёбышева. Он никогда не любил общаться с людьми, которые никаким образом от него не зависели. А начальник Особого сектора был именно таков, не признавал на этом свете ничьей над собой власти, кроме сталинской. Кстати, сегодня главе «Госужаса», как москвичи называли НКВД по ассоциации с прежде занимавшим здание на Лубянке Госстрахом, вообще не хотелось ни с кем разговаривать.

Сталин несколько даже уважительно кивнул секретарю, проходя через приёмную, сделал знак Берии следовать за ним. Поскрёбышев тут же заскрипел пером, вписывая первого за день посетителя в журнал.

Шторы кабинета были наглухо задёрнуты, зелёная лампа бросала круг тёплого света на стол. Слева от лампы непочатая коробка «Герцеговины», спички, справа пепельница. Пучок тщательно заточенных карандашей в косо спиленной снарядной гильзе. Молодец Александр, всё чувствует, всё понимает. Абсолютно всё как всегда, словно и не уходил. Никаких изменений. Здесь Иосиф Виссарионович чувствовал себя уютно и привычно. Только запах свежей краски и лака слегка раздражал. Сталин шумно втянул носом воздух, потянулся к папиросам.

– С детства не люблю, – счёл нужным пояснить он, – очень первое сентября в семинарии напоминает…

Указал наркому на кресло перед рабочим столом. Сам присел на край столешницы, так, чтобы смотреть на Берию сверху вниз.

– Докладывай, если есть что.

Информация от вчерашней, «по горячим следам», отличалась мало. Тайные ходы, туннели, замаскированные дверцы специалистами не обнаружены. Возможность проникновения в кабинет иначе, чем обычным путём, исключена.

Все часовые, нёсшие службу в корпусе и во дворе, вообще все, находившиеся этой ночью поблизости от «места происшествия», тщательно и перекрестно допрошены. Безрезультатно. Хотя дознаватели приложили все усилия.

– Живые? – спросил Сталин.

– Кто? – не понял или сделал вид, будто не догадывается, нарком.

– Твои расследователи до смерти вряд ли заработались. Часовые…

Берия замялся: «У одного сердечный приступ. Переволновался, наверное. А ведь был такой здоровый парень…»

Сержант, стрелявший в чужого, показал, что услышал звук в кабинете, но за выстрел его не принял, стены слишком толстые, подумал – стул упал или что-то в этом роде. Потом дверь открылась, из неё не торопясь вышел человек в странном наряде. Это удивило бойца. Ведь он не видел, чтобы кто-то входил к товарищу Сталину. Но подумал – наверное, так надо. Человек мог войти в кабинет раньше смены караула. А приказ был – никого без пропуска и сопровождения с предварительным докладом не впускать. Насчёт не выпускать команды не было. Человек в плащ-накидке (так часовой идентифицировал средневековый плащ) уже поворачивал за угол, когда товарищ Сталин, выскочив, то есть появившись из кабинета, приказал стрелять. Очевидно, боец промахнулся, хотя с десяти шагов это трудно, потому что неизвестный продолжил движение. Пуля извлечена из стенной панели, следов крови или иной органики на ней не обнаружено.

– Доступными нам сегодня средствами, – для чего-то счёл нужным уточнить Берия, нервно вертя в пальцах неприкуренную папиросу.

Боец добежал до поворота, но никого в длинном прямом коридоре не увидел. Дверей и окон в этом пролёте нет. «Пришелец» будто растворился в воздухе.

– Живой? – спросил Сталин.

– Кто? – не понял нарком.

– Сержант живой? – пояснил вождь.

– Да что ему сделается? Здоровый парень… Всё время твердит – я по уставу действовал, по инструкции, потом по приказу самого товарища Сталина… Хитрый, сволочь!

– Не хитрый, умный, – Сталин назидательно поднял палец. – Не хохол, случаем?

– Так точно, сержант Шелупенко…

– Следствие закончишь – дай ему отпуск. Две недели. Вернётся – пусть снова возле меня дежурит. Давай дальше…

Левая рука снова дала о себе знать. Мозжащая боль от кисти до локтя. Вождь положил дымящуюся «Герцеговину» на край хрустальной пепельницы, обхватил предплечье пальцами правой. Тонкая струйка дыма ровно поднималась вверх, а у самого края абажура начинала закручиваться спиралью. «Конвекция!» – непонятно к чему вспомнил Сталин термин из курса физики.

– Но один эксперт утверждает, что в «пояске обтирания» – это они так называют то, что оставляет пуля, проходя сквозь преграду, на краях пробоины, – всё-таки присутствуют следы сгоревшей ткани, – почти шёпотом сказал нарком внутренних дел.

Сталин молчал.

– Все остальные этого не подтверждают, но я обязан доложить все факты, даже сомнительные…

– И что это значит? – ровным глуховатым голосом спросил вождь.

– Боец не промахнулся, – ответил Берия. – Коба, я понимаю, что мы – материалисты, – быстро заговорил он, – но это значит, что мы должны доверять выводам науки. Даже сомнительным…

– Следовательно, наука в данном случае подтверждает, что ко мне зашёл с визитом призрак, нематериальный, но в материальной одежде. Так? – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс вождь. – И как звали это… привидение, откуда оно взялось и на кого работает, внутренние органы установить не могут. Не их сфера ответственности? Я правильно понимаю?

Берия наконец поймал момент, чтобы прикурить папиросу, но после слов Сталина подавился дымом и закашлялся. Вождь спокойно ждал, пока соратник восстановит дыхание.

Тот вытер слёзы и возразил:

– Имя мы как раз установили. Аристотель Фиораванти. Строитель Кремля. Он пообещал Ивану Третьему найти способ превращать недрагоценные металлы в золото. И обманул…

Сталин хмыкнул, неслышно ступая, обошёл стол, взял трубку. Пошёл обратно, раскрыл коробку, стал ломать папиросы, ссыпая табак в обожжённое деревянное жерло.

– Кто-то донёс царю, что архитектор тратит слишком много. При этом расплачивается золотыми монетами. Фиораванти попытался бежать, был схвачен. Пытал его лично помазанник, но ничего не добился. Тогда Иван приказал замуровать ведуна в стене. Привидение являлось Ивану Грозному. Борису Годунову оно напророчило бесславное правление и ужасный конец. Есть версия, что Наполеон приказал оставить Москву потому, что тоже встретился с духом Аристотеля…

Хозяин не спеша раскуривал трубку от длинной, явно иноземного вида спички.

– Однако Наполеону это не помогло. Аристотель Фиораванти, – повторил он, выпустив клуб дыма. – Хорошо, Лаврентий. Пусть мне подготовят подробную справку на этого… умельца. Срок – сутки. А в архивах Приказа Тайных дел никаких вещественных доказательств не сохранилось? – Сталин позволил себе улыбнуться.

– Будет исполнено, Иосиф Виссарионович, про вещдоки я прикажу уточнить, хотя вряд ли… Смутное время и всё такое. – Берия повертел пальцами в воздухе. И добавил: – Коба, может, лучше поберечься? Временно переехать на Старую площадь? Год этот… нехороший. Мои спецы установили, что двадцатого февраля случилось тройное противостояние Юпитера с Сатурном в созвездии Рыб.

– Что? – удивлённо переспросил Генеральный секретарь ЦК ВКП (б). – Какой ещё Юпитер с Сатурном?

– Астрологи утверждают, что такое явление за две тысячи лет происходило только трижды. Между прочим, первый раз, когда волхвы шли к младенцу Христу. А предвещает оно падение великого царства.

– То есть то же, что пророчил этот твой макаронник, Аристотель Фиораванти. – Хозяин уставился в глаза Лаврентию немигающим тигриным взглядом. Только теперь это был взгляд очень усталого тигра.

– Товарищ Сталин, – торопливо заговорил Берия, – если, не дай бог, что-нибудь случится, партия, страна, народ останутся обезглавленными.

– А для чего тогда верные соратники и продолжатели: Молотов, Булганин, ты, наконец? – медленно произнёс Иосиф Виссарионович. Трудно было понять, серьёзно он говорит о «верных соратниках и продолжателях» или в глухом голосе проскальзывают нотки иронии.

– На текущий момент никакой коллективный разум не сможет заменить великую личность вождя, – пафосно воскликнул нарком внутренних дел. – Коба, ты обязан принять меры по обеспечению собственной безопасности, сменить Кремль на Старую площадь. Об этом может не знать никто, даже этот твой Власик.

Сталин покачал головой.

– Тогда, только пойми меня правильно, может, стоит освятить кабинет, подступы к нему? Охрану-то я увеличу, это само собой…

– Нет, – сказал вождь. – Тогда уж сразу в Александровскую слободу отъехать, что ли? Или в Донской монастырь? Иногда ты умный, Лаврентий, иногда – совсем дурак. Ты же сам говорил, мы материалисты. Обязательно поползут слухи, что товарищ Сталин пошёл на поклон к попам, что, ещё хуже, товарищу Сталину мерещатся привидения. Ни в коем случае. Иди, Лаврентий, занимайся делами.

Когда нарком внутренних дел осторожно прикрыл за собой дверь, Хозяин пробормотал:

– Это вы – материалисты. А я простой выпускник духовной семинарии. Недоучившийся поп.

Сочинения Зигмунда Фрейда публиковались на русском языке под редакцией профессора Ермакова. Узнав, что поклонником австрийского психиатра считает себя даже Иван Петрович Павлов, Сталин с интересом прочитал оба тома «Введения в психоанализ», проверяя выводы австрийского учёного собственными ощущениями. Мысль, что в основе всех поступков человека лежит сексуальный инстинкт, вождь про себя оценил как абсолютно верную. И именно потому она не принесёт пользы массам. Учение о подсознательном Иосиф Виссарионович осторожно поставил под сомнение. Как он ни пытался обнаружить у себя следы каких-то уж-жасных идей, в которых даже самому себе признаться невозможно, ничего похожего не нашлось. Товарищ Сталин имел привычку всё называть своими именами и просчитывать последствия каждого действия до конца. Поползновениям, которые не могут даже попасть в луч мысли, в психике Хозяина места не находилось. Он назвал себя «человеком без подсознания». Но если построения психиатра применимы ко всем остальным… Иосиф примерил модное учение к личности человека, о котором думал часто – Владимира Ильича, – и пришёл к выводу, что тут Фрейд, чёрт бы его побрал, пожалуй, прав. Ульянов при внимательном анализе мог оказаться весьма характерным экспонатом в коллекции еврейского «хохмача». В отличие от большинства соотечественников, Генеральный секретарь знал, что «хохэм» по-еврейски – мудрость, следовательно, хохмач – не рассказчик анекдотов или шутник, но философ и учитель жизни. А истолковать по Фрейду женитьбу Ленина и историю его романов в конце жизни было бы архилюбопытно.

Рассмотрев все обстоятельства, вождь пришёл к выводу, что учение Фрейда верно и именно потому оно вредно. Какое неосознанное может быть у строителя социализма и для чего оно ему нужно? Советский человек обязан быть монолитно цельным и непоколебимым. И самое главное, зачем бессознательное нужно социализму как общественному строю?

Тем не менее Иосиф Виссарионович вызвал Якова Серебрянского, начальника отдела специальных операций ОГПУ, и поручил навести справки о том, как живётся «отцу психоанализа». Через неделю на стол вождя легло донесение: семья Фрейда существует чуть ли не впроголодь. Серебрянский получил новое задание – организовать финансовую помощь венскому врачу. Обычно Сталин не интересовался тем, как выполняется его «просьба». Но в этом случае он потребовал подробного отчёта и успокоился только тогда, когда Серебрянский доложил, что деньги на прожитие Зигмунд Фрейд получает через резидента Марка Эйтингона, двоюродного брата Наума Эйтингона, разведчика и любимца вождя. Марк был психиатром, учеником великого Зигмунда. Одновременно он держал фирму по торговле русскими мехами. При поддержке отдела специальных операций его бизнес был более чем доходным. Так что и мотивировка этой нетрадиционной для специальных служб операции, и надёжность исполнителя вождя партии большевиков вполне удовлетворили.

По поручению Хозяина профессор Ермаков был приглашён на беседу. Разговор длился без малого четыре часа. Учёный пришел в восторг от глубины проникновения вождя в замысловатые проблемы психологического учения.

На следующий день Российское общество психоаналитиков было закрыто, выпуск книг «Психоаналитической библиотеки» прекращён, уже выпущенные тома изъяты из обращения. Ермакова не арестовали, только уволили из всех институтов, где он преподавал. Оставив, впрочем, возможность заниматься «чистой наукой» в частном порядке.

Примерно как Булгакову – литературой и драматургией. Профессор тоже понравился Иосифу Виссарионовичу.

Размышляя, вождь обращался к себе либо «Иосиф», либо «товарищ Сталин». Он сидел в своем кабинете. На столе вместо обычных бумаг стоял кувшин из пористой глины. Жидкость в нём оставалась ледяной в любую жару. Сосуд был наполнен «киндзмараули». Лекари говорили, что красное вино не в пример полезнее, но вождь любил молодое белое. Оно хорошо шло под мягкий лаваш с зеленью. И не мешало рассуждать.

Вино Генеральный наливал в простой гранёный стакан. Впрочем, терпкий напиток он только пригубил, зажевал маленьким кусочком хлеба, поднёс к носу веточку кинзы, глубоко вдохнул запах молодости.

Сейчас, решив обдумать случившееся, он начал с вопроса к самому себе:

«Что, Иосиф, признайся честно, обосрался?»

И ответил:

«Да».

«А почему?» – спросил товарищ Сталин Иосифа.

Допрашиваемый задумался.

«Во-первых, я решил, будто это покушение».

«Ну, это тебя не сильно напугало. Ты ещё боец, Иосиф».

«И вы, товарищ Сталин! Страшно стало, когда адом повеяло».

«Что-то ты, друг Иосиф, заговорил красиво. Не надо лишних эмоций и поэтических преувеличений. Товарищ Сталин считает, говорить нужно серыми, скучными, прозаическими словами. Тогда суть дела виднее».

Вождь отложил траву, стал механически ломать папиросы и заталкивать табак в любимую трубку вишнёвого дерева. Утрамбовывал массу большим пальцем левой руки. Когда жерло заполнялось, Генеральный секретарь аккуратно выковыривал волокна, выбивал их в большую стеклянную пепельницу и снова начинал терзать «Герцеговину».

«То, что произошло, может иметь два объяснения, – думал товарищ Сталин. – Объяснение мистическое: действительно явился призрак этого Аристотеля как его там, не Стагирита, короче. Диалектический материалист товарищ Сталин во всякую мистику не верит. Поэтому он мог или даже должен был испугаться. Для тебя, Иосиф, выпускника духовной семинарии и друга Гурджиева, это вполне нормальная вещь. Ты обязан верить в сверхъестественное. Ортодоксия это или ересь, разбираться можно потом. Главное, ты в это можешь верить».

«Все равно страшно».

«Страшно, – согласился товарищ Сталин. – Только если все это – дело божье или дьявольское, сейчас это не суть важно, мы ничего не можем предпринять. Потому этот вариант оставим без обсуждения. А вот если сие – результат усилий человеческих…»

«Товарищ Сталин, посетитель явился ниоткуда и исчез, словно в воздухе растворился. Тайные ходы не обнаружены, часовые никого не видели…»

«Если умные люди решат выпустить на сцену тень отца Гамлета, они подготовят необходимые декорации».

«А заключение экспертов по пулям?»

«Эксперты только люди. И ничто человеческое им не чуждо. Ни страх, ни боль, ни отчаяние. Тем более, они не единодушны».

«Но зачем городить весь этот огород?»

«Предположим, они хотели напугать товарища Сталина. Мы же говорили, что как диалектический материалист товарищ Сталин должен был испугаться…»

«И что дальше?»

«В том и вопрос. Затевать такую турусу на колесах только ради того, чтобы у товарища Сталина на голове зашевелились седые волосы? Или они надеялись, что меня кондрашка хватит? Так проще было бы пристрелить. Впрочем, нет. Удачное покушение – это обязательное расследование. И если организатор не станет преемником, то тут ему и придёт полный кирдык. А в грызне, которая обязательно начнётся среди друзей и соратников, предсказать, кто всем глотки поперекусывает, невозможно. Это первое.

Хорошо, опять предположим, вождь с перепугу дал дуба. То есть ничего хорошего в этом нет. Почему? Отсутствие вождя – смута. Всё повалится, наступит хаос. Перед большой войной это катастрофа. Кому такое выгодно? То-то же. Это второе.

Следовательно, летальный исход для товарища Сталина в данной ситуации не предусматривался.

И снова тот же вопрос: зачем?

Любое действие предпринимается, чтобы добиться какой-то реакции на него. Что должен сделать Иосиф Виссарионович после того, как испугается? Остановить войну? Но сегодня это зависит не только от товарища Сталина, но и от товарища Гитлера. Интересно, ему тоже явился призрак? Канцлера Бисмарка, например. И произнёс: «Я же предупреждал, не воюй с русскими!»

Или, наоборот, Хозяина подталкивают к тому, чтобы нанести удар немедленно? Военные докладывают, будто это невозможно как минимум в ближайшие полгода. Ну, положим, если подойти к делу по-стахановски и подключить к контролю и исполнению службу товарища Берии, срок можно будет сократить почти наполовину, и где-нибудь к середине июля…

Плохо, что товарищ Сталин должен догадываться, чего от него хотела эта замогильная фигура. Плохо для заговорщиков, если, конечно, это заговор. Вдруг Иосиф Виссарионович неправильно поймёт и сделает не то? Или они способны предвидеть, какими путями пойдёт мысль Вождя? Много о себе возомнили! Такое по силам только богу, а бога нет.

Это может быть только заговор. Всякие пузыри Земли, Вии и прочая чертовщина должны быть исключены. Хотя бы потому, что при мысли, будто явился истинный посланец тёмных сил, даже у товарища Сталина дрожит в глубине груди и холодеют руки. Грозный в молельне часами каялся. А на великом царе крови было поменьше. То, что головы он сёк ради укрепления Руси, как и Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Иосиф Джугашвили, для потусторонних сил вину, наверное, не снимает».

Усилием воли вождь подавил тёмный, нерассуждающий ужас. Приказал себе мыслить логично.

«Есть ещё одно возможное объяснение для этой… инсценировки. Некто рассчитывает на страх товарища Сталина. По его мнению, он должен призвать попов, увешать кабинет иконами и провести изгнание бесов из Кремля. Кстати, Берия советовал именно это. И весь мир решит, что Иосиф Виссарионович впал в маразм и можно будет созвать внеочередной съезд партии и… переизбрать товарища Сталина, вывести его из состава Правительства, отправить… на лечение. В Горки Ленинские. Переоборудовать их под психушку – раз плюнуть. Опыт есть. Как раз у товарища Сталина.

С другой стороны, возвращение к православию можно показать как часть возрождения традиций Российской империи. Реабилитировали же мы Александра Невского. Как великого полководца, радетеля и защитника земли Русской. А ведь он ещё и канонизированный святой».

Сталин представил первую полосу «Правды» с передовицей: «С нами Крестная Сила» и хмыкнул. А что, ведь сожрут. И станут из кожи лезть, славя Господа нашего Иисуса Христа. Внутренним взором вождь увидел внеочередной съезд партии безбожников, который тысячей глоток ревет: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу! Ура!» и стоя рукоплещет добрую четверть часа. Стадо. Пастырь над ним никакой не бог, а великий товарищ Сталин. И его верные овчарки, кавказские, какие там ещё бывают, еврейские, что ли. Всякие, кроме немецких.

И вдруг кто-то из псов вознамерился стать на место Пастыря? Иосифа Виссарионовича охватил гнев, кровь бросилась в голову, как в далёком детстве, когда Рябому давали по морде. Бешенство выдавило из сознания остатки недавнего ужаса.

«Если явление призрака готовили смертные, тогда – кто? Как ты думаешь, Иосиф?»

«Булганин?»

По должности он мог бы претендовать на роль преемника вождя. Одутловатого, представительного Николая Александровича Булганина Сталин презирал за глупость, пьянство и вечные истории с балеринами Большого театра и называл про себя на итальянский манер. Особенно раздражали сына сапожника пухлые и холёные руки зампреда Совнаркома. Из них всё вываливалось. Когда чиновник пугался, а боялся он всего и всегда, пальцы начинали жить отдельной от остального организма жизнью. Они шевелились, как жирные мучные черви, теребили манжеты крахмальных рубашек, заползали, как в норы, в рукава дорогих пиджаков.

«Чтобы этот слизняк придумал и, главное, осуществил такое… Чушь собачья!»

«Маланья… Георгий Максимилианович Маленков».

«Секретарь ЦК, член Оргбюро. После кампании проверки партийных документов, после которой и по результатам которой лучший друг Жорика Лавруша стал брать чуть ли не каждого второго, члены ВКП (б) поголовно его ненавидят и боятся. Готовый вождь. Не товарищ Сталин, конечно, но на безрыбье вполне сойдёт за рака. Этот мог бы. Но только в одном случае: если исполнителем будет Берия и его доверенные люди. Когда-то Маланья спас Лаврентия от Недомерка – Ежова. Не исключено, предвидел Максимилианович, что понадобится Павлович для подобного дела. Только зачем это Лаврентию? История знает десятки случаев, когда новый правитель первым делом устранял кореша, который привёл его к власти. Берия не дурак. Или всё-таки дурак? Перспектива стать вторым человеком в Третьем Риме оч-чень заманчива. Может застить глаза любому и мудреца сделать идиотом».

«А сам Лаврентий?»

Вождь даже поморщился.

«Вряд ли. Он – прекрасный исполнитель, организатор. Но для политика слишком ограничен. Харизмы никакой, бухгалтер. Вождь из него как из судака оратор. И – грузин, ну, пусть мингрел. Зачем России второй грузин подряд? Опять же, вредные привычки. Бросить их он не сможет, а вождю такое мешает. И предан он мне, аки Малюта царю Ивану. Впрочем, последнее серьёзным аргументом может считать только очень наивный человек. Товарища Сталина наивным даже злейший враг, даже Троцкий, никогда не называл. И теперь уже не назовёт, – со злым удовлетворением товарищ Сталин представил, как карающий ледоруб Мировой революции, направляемый рукой Рамона Меркадера, обрушился на макушку Иудушки Лейбы».

«Кто ещё смог бы? Нежданчик?»

«Иосифу Виссарионовичу симпатичен Андрей Александрович Жданов. Только поэтому его ещё не схарчил Маленков. И сам преемник Кирова это хорошо понимает. Он не дурак и догадывается, что на «колыбели трёх революций» Хозяин держит его, чтобы все видели, какое ничтожество Андрей Александрович по сравнению с Сергеем Мироновичем. Кроме того, стать первым, как любой идеолог, Нежданчик не может при любой политической погоде. Идеология всегда подстраивается под реальную власть. Как хорошая девка, она обязана угадать и обслужить любые капризы своего покровителя. А Жданов – прирождённый болтун. Этот отпадает».

«Каганович?»

«Чтобы во главе России оказался Лазарь Моисеевич? Бред».

«Клим?»

«Ума не хватит. Про него да про Будённого написал Чехов: «Чем глупее человек, тем лучше его понимает лошадь».

«Остаётся Молот».

«Вячеслав у нас молот, а Берия – серп, – ухмыльнулся в усы Хозяин. – Вятские – люди хватские. Вячеслав был главой правительства, значит, считает себя способным управлять страной. Был близок с Зиновьевым и Каменевым. Остатки оппозиции его поддержат с энтузиазмом. Был в Берлине, вел переговоры с Риббентропом. Встречался с Гитлером и имел возможность заключить не только те пакты, на которые дал ему санкцию товарищ Сталин. Обеспечить себе поддержку стран Оси. Фюрер был бы счастлив получить такую перспективу.

Имеет Вячеслав вполне реальные шансы стать новым Хозяином. А вот технической возможности подвести к товарищу Сталину призрака-провокатора не имеет. Плотных контактов ни с Серпом, ни с военной разведкой Молот не имеет. Иначе Иосифу Виссарионовичу доложили бы. Поэтому подозрений с Вячеслава Михайловича мы не снимаем, но проверку считаем возможным отложить на некоторое время.

В результате рассмотрения обрисовалась в полный рост фигура Егория Максимилианова сына. При этом товарищ Сталин считает правильным поручить проверку персонально Лаврентию Павловичу Берии. А кому поручить проверку той проверки товарища Маленкова, которую произведёт НКВД, вождь найдёт. Есть спецотдел Особого сектора, есть ГРУ, наконец.

Теперь самое главное. Чему этот прискорбный случай должен научить товарища Сталина? Кремль в большинстве охраняют сотрудники Наркомата внутренних дел. Часовые в коридорах тоже наполовину из Наркомата внутренних дел. Автомобильный парк контролирует Транспортный отдел НКВД. Получается, что товарищ Сталин полностью зависит от кого? От наркома внутренних дел. Правильно ли это? Кстати, стрелял по призраку сержант РККА, а не НКВД. Надо будет, наверное, его в разведшколу ГРУ направить. Нам такие люди нужны.

Положим, какие-то личные возможности вождь себе оставил… Хотя бы в лице генерала Власика и его ведомства. И ещё кое-что…

Потому, что вождю и учителю никак нельзя быть наивным. Об этом мы уже говорили. Но после гибели Тера – Камо – всё стало намного сложнее. Товарищу Сталину необходимо создать себе гарантии. Чтобы товарищ Сталин был уверен, что ничто и никто не сумеет помешать ему выполнить то, что он задумал. Для этого нужны люди, которым можно полностью и безоговорочно доверять. Хотя бы в течение года-двух. Значит…»

«Значит?»

«Значит, товарищ Сталин должен стать ловцом человеков».

Из «Военного дневника» генерала Гальдера:

28.2.1941 г. … Генерал-лейтенант Паулюс:

а) Результаты военной игры Гудериана весьма удовлетворительные. Руководство рассчитывало иметь для достижения линии устья р. Припять 11 дней.

б) Результаты переговоров с командованием группы армий «Б» относительно плана проведения операции «Барбаросса». Достигнута единая точка зрения. 3.3.1941 г. Герке:

…3) Железнодорожно-строительные войска необходимы не только для текущих потребностей, но и для обеспечения возможности подвоза достаточных запасов в целях создания новой железнодорожной базы. В противоположность кампании на Западе, теперь придётся продвигать вперёд также железнодорожное оборудование для станций. Строительные части должны следовать непосредственно за танковыми соединениями. В то время как во Франции существовала широкая база для строительства железных дорог, на Востоке будет иметься лишь узкая база. Один железнодорожный батальон может за день перешить до 20 км железнодорожного полотна с русской на немецкую колею…

4.3.1941 г. 9.00–11.00. Участие в совещании у генерал-квартирмейстера. Разыгрывалась военная игра, касающаяся организации снабжения группы армий «Юг». Не следует недооценивать трудности, которые возникнут при переводе всей группы армий на снабжение горючим из Румынии…

5.3.1941 г. … Вагнер (генерал-квартирмейстер) представил на утверждение проект распоряжения ОКБ об организации администрации в оккупированных областях на Востоке. В тылу наступающих войск должны быть организованы комиссариатские управления, которым будут приданы командующие оккупационными войсками. Требования главнокомандующего сухопутными войсками должны быть удовлетворены, но в остальном необходимо следить, чтобы войска не оказались обременёнными административными задачами. Особые задачи рейхсфюрера СС…