Читать книгу Мольеровский вопрос - Васса Царенкова - Страница 3

– Милая… – Федор всегда тяжело просыпался после таких снов. Перекатился на другую сторону кровати, с силой обнял прохладную подушку, подмял под себя, укусил, застонал. «Милая… – выдохнул он. –Мзия…»

Федор откинулся на спину, резко сбросив простыню (он никогда не накрывался одеялами, даже зимой). Холодный пот прошиб его с головы до ног, руки задрожали. Какого дьявола ему приснилась Мзия?! Федор прошлепал в ванную, пустил воду погорячее и полез под душ. Сорокалетнее тело было все таким же стройным, сильным и полным желаний, как в юности. Федор постепенно убавлял температуру, холодная вода всегда заряжала его энергией. Он завертел краны и, обмотав полотенце вокруг талии, отправился на кухню варить кофе. С чашкой в левой руке и с сигаретой в правой вышел на балкон. Постоял, вдыхая влажный утренний воздух и успокаиваясь. Конечно, ему приснилась Мзия! Ничего странного в этом нет – сегодня ночью он вылетает с оркестром в Тбилиси.

Накануне по телевизору показывали тревожные новости. В Грузии было неспокойно. Но ни гастролей, ни рейса никто не отменял. Напротив, вчера Москвину звонили из министерства культуры, чтобы уточнить сумму его гонорара. При каждом упоминании министерства культуры Федор ухмылялся, вспоминая «бородатый» анекдот про прачечную. Ольга не любила анекдотов («О, дорогая, и тебя мне сегодня суждено вспоминать, и тебя») – ни анекдотов, ни скабрезностей. Она любила его, Федора. Единственная женщина, которая просто любила его всего, целиком… Почувствовав нарастающее возбуждение («Только этого не хватало!»), Федор вернулся в комнату и, чтобы отвлечься, поискал глазами телепрограмму. Программы не было. Зато в двери уже поворачивала ключ Вера Петровна, и Федор в три прыжка резвым сайгаком одолел коридор и, чтобы не шокировать почтенную домработницу своим непрезентабельным видом, скрылся в спальне.

Полностью одетый, в костюме и с дипломатом в руке, Федор собирался выйти из квартиры, когда раздался телефонный звонок.

– Меня ни для кого нет! – крикнул Федор Вере Петровне, но она уже звала его:

– Федор Алексеевич! Вас к телефону!

Он прошел в гостиную, ступая по ковру уличной обувью, высоко, по-журавлиному поднимая ноги, тем самым демонстрируя домработнице, что она сама виновата, и взял трубку. Вера Петровна укоризненно покачала головой и поджала губы, Федор в ответ показал ей язык. Пожилая женщина отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

– Алло!

– Это для меня тебя нет? – загремел голос заведующего кафедрой.

– Я есть, – ответил Федор, – тут я, Анатоль Сергеич.

– Москвин, не дури! После занятий загляни ко мне, дело есть.

– Куда заглянуть? У вас же сегодня нет приема.

– Домой, Федя, домой. Ты помнишь, где я живу?

Анатолий Сергеевич проживал за Консерваторией, в «доме Мейерхольда», чем страшно гордился.

– Помню, конечно.

– Вот и славно. Я жду тебя в три.

– Я прибуду.

Федор повесил трубку, помахал на прощание Вере Петровне и отправился в Консерваторию, где то ли работал, то ли подрабатывал, то ли халтурил (определиться с жанром, мотаясь по городу между оркестром, консерваторской аудиторией и частными учениками, он так и не сумел).