Читать книгу Потеря головы не нарушает ритма полового акта - Вайс Тульпа - Страница 4

Через месяц я переехала к нему, но виделись мы всё равно редко. Я работала днём, а Мориц по ночам. Не каждую ночь, конечно, хотя, иногда каждую.

Он был стриптизёром, и мне приходилось с этим мириться. А ему приходилось мириться с тем, что я была «мозгоправом».

Мо ненавидел мозгоправов: в детстве его часто таскали по психологам и психотерапевтам, так что, я не удивлялась.

Несмотря, на то, что Мориц работал ночью, у нас оставались вечера, а значит и совместные ужины, и секс. А потом он уезжал, а я ложилась спать. Когда я просыпалась, он уже лежал рядом, словно был здесь всю ночь. Иногда он даже готовил мне завтрак, прежде чем лечь, и когда я просыпалась, обнаруживала на кухне свежий, ещё тёплый кофе и блинчики или тосты с курицей и сыром.

На выходных мы чаще всего с самого утра не одевались, вгрызаясь в обнажённые тела друг друга, как голодные дикие звери. Мо нравилось делать это стоя, а мне просто нравилось. Чтобы не портить его спину царапинами, я цеплялась за его волосы и рвала их. Наверное, так я хотела удержать его рядом, удержать его в себе.

В такие дни мы питались по большей части тем, что могли дать друг другу наши тела. Только ближе к вечеру, измотанные в конец, мы расцепляли объятия и брели на кухню, как бредут буддийские паломники, в поисках следов жизни Татхагаты.

Ночью Мориц никогда не спал, даже когда ему не нужно было идти на работу.

Он часами сидел за столом и писал что-то в толстый коричневый блокнот. Мне нравилось думать, что он пишет стихи.

В такие минуты он сильно сутулился, наклоняя голову к самому тексту, – погружаясь в свой блокнот целиком, срастаясь с ним воедино.

Лёжа в кровати, – голая и одинокая, забытая и использованная, я прижимала к себе подушку Морица, зарываясь в неё. Я чувствовала запах его парфюма – терпкий и глубокий. Я жадно наполняла им лёгкие, желая только одного – стать частью этого запаха, впитать его в себя до последней капли, сделать своим.

Я не могла видеть лица Морица, когда он строчил что-то в своём блокноте, но я живо представляла, как мягкие светлые пряди падают на его лицо, отбрасывая прямые прозрачные тени, тянущиеся ото лба к носу, от виска к губе. Я представляла, как тень надламывается, проходя через острую скулу, а затем плавно стекает вниз – к подбородку.

Я думала о губах Морица – пухлых и розовых, как у девушки. Почти таких же ярких, как налитая желанием влажная головка его члена.

Я представляла, как Мо облизывает губы, как еле заметно шевелит ими, словно надиктовывая что-то самому себе.

Допитый всего пару минут назад «Джек Дэниэлс» пробуждал во мне любопытство. Джек словно спрашивал меня: «Что он делает? О чём шепчет? Ради чего вылез из постели?». Я не знала ответов на эти вопросы и потому предавалась фантазиям. Я воображала, как Мориц восхваляет кого-то из своих женщин, называя её прекрасной дамой, в лучших куртуазных традициях. Может, он зовёт её «Мадонной», преклоняясь перед её красотой и величественностью. Или, может, Мо адресует свои стихи мужчине, как Шекспир?