Оглавление
Велимир Хлебников. Шествуют творяне
Трубящий будетлянин
<О памятниках>
Мы и дома. Кричаль
Поэт. Весенние святки
Пушкин и чистые законы времени
Открытие художественной галереи
О современной поэзии
Лебедия будущего
Небокниги
Земледелие. Пахарь в облаках
Пути сообщения. Искрописьма
Лечение глазами
Дети Выдры
1-й парус
2-й парус
3-й парус
<4-й парус> Смерть паливоды
5-й парус. Путешествие на пароходе
<1> Разговор
<2> Игра на пароходе
<3> Морское путешествие
<4> Крушение во льдах
6-й парус. Душа сына Выдры
О пользе изучения сказок
О расширении пределов русской словесности
Песни 13 весен. Болтовня около красоты
О пяти и более чувствах
Фрагменты о фамилиях
Образчик словоновшеств в языке
Разговор двух особ
З и его околица
О втором языке песен. Числоимена
Голова вселенной. Время в пространстве
Послесловие к стихам Федора Богородского
Шествие осеней Пятигорска
Отрывок из книги
Кто – Велимир? Праведник и пророк, лесковского стиля бессребреник и странник, гюль-мулла, священник цветов, как прозвали его в Азии, чистая душа, святостью которого восторгался даже богоборец Маяковский? Или утопист и технократ, фанатик речевых и математических технологий, поэт всемирной революции и трагическая жертва гаданий о чужих судьбах, не давших позаботиться о своей? Или таинник природы, видящий природную жизнь даже в культуре, умеющий общаться со зверями и стихиями, словно в сказке? Или философ языка и поэзии, новый Платон, экстатический мыслитель, но создававший не диалоги людей, а шумное многоголосье вещей и стихий? Или поэт-медиум, мифотворец, ученый стихослагатель мира – одним словом, сбывшаяся мечта символизма и всего высокого модернизма? Или экспериментатор, перенесший нормы научной лаборатории в литературу? Или деловой человек, ПредЗемШара, при всей своей бытовой неустроенности, искавший применения своим ни на что не похожим талантам? Все эти определения верны, но, чтобы нам найти нашу собственную точность отношения к Хлебникову среди этих определений, начнем, после изложения биографической канвы, с общих мест о нем.
Виктор Владимирович Хлебников (1885–1922) родился в калмыцких степях, в семье ученого-орнитолога, значительно пережившего сына, энтузиаста заповедников, всегда искавшего союзников в изучении природы. Хлебниковы – купеческая династия, знатная в Астраханских краях; сам поэт считал, что именно рождение на дне отступившего Каспийского моря, некогда громадного, как мир, и определило его мысли о творчестве как сбережении природных видов и человеческих достижений. Воспитание роднит его с такими эрудитами эпохи, как Павел Флоренский, тоже внимательный к прикаспийскому сплетению корней и связи горных пород и судеб человечества, – Флоренского Хлебников приглашал стать председателем земного шара. Учился Хлебников в Казанском университете, где жил тогда с переезжавшими из города в город родителями: сначала на математическом, потом на естественном факультете, – и, как все почти учившиеся тогда в университетах поэты, успел отсидеть в тюрьме за участие в демонстрации. Начинал он с подражаний Горькому и реалистическим литераторам «Знания», но они, принимавшие самоучек, не приняли ученого. Не завершив университетского курса, Хлебников, верный духу отца, отправился в орнитологические экспедиции, написал статьи о птицах Пермского края и других гористых местностей и даже стал неоплачиваемым сотрудником одного из научных обществ родного университета. Внутренний мир внимательного естествоиспытателя перевернула Русско-японская война: поражение на море и суше обернулось разочарованием в собственной «западной» природе для интеллигенции, прежде считавшей Россию оплотом европеизма: от Мукдена и Цусимы нужно отсчитывать «азиатский» миф культуры русского модерна, мысль о себе как о всплеске живой и яркой Азии. Правда, азиатские искания Хлебникова начались чуть раньше: он, сам штурмовавший многие языки, пытался изучать японский язык, найдя в нем графическое выражение эстетики и поэтики символизма: многозначность самыми скупыми средствами, немногие знаки для немногих, но тем более ценных идей. Состоявшийся как орнитолог и даже открывший несколько новых видов, Хлебников глубоко задумался о законах исторического времени, знание которых позволило бы предотвратить новые войны, и поэзия служила для него проговариванию этих законов. Его пленила идея великого русского символиста Вячеслава Иванова, провозгласившего, что возрождение Античности в России станет всенародным; и Хлебников поначалу писал стихи, предназначенные заселить Россию персонажами античной мифологии. Среди символистов он нашел общий язык с ревнителями славянской мифологии, такими как С. Городецкий; увлечение славянской архаикой пришлось в этих кругах на 1908–1909 годы, когда стало ясно, что парламентские начала в России не развиваются как надо, международный престиж падает и нужно найти новую соборность в самых древних глубинах народного духа. Но в литературу Хлебникова ввел молодой тогда Василий Каменский, редактор журнала «Весна», после бесстрашный авиатор, перформансист и экспериментатор в литературе. Хлебников учился и у Михаила Кузмина законам мелодичных созвучий существительных. Имя Велимир он взял как мнимоюжнославянское, владеющий миром, володарь (кстати, имя Владимир означает исторически не «владеющий миром», а как раз «великий в мире»): Хлебниковым тогда овладела идея близкого Средиземноморью славянского мира как наиболее подлинного Рима, как Рима в своей искренности – даже великого законодателя императора Юстиниана он переименовал в Управду. И разумеется, для Хлебникова после всю жизнь было важно созвучие имени величайшего живописца авангарда: Казимир! – Велимир!
.....
В Москве Яну Собескому памятник. Тако у полян почтить Польшу.
И победителю при Грюнвальде Владиславу II.
.....
