Читать книгу Кара во тьме - Вера Петрук, Вера Александровна Петрук - Страница 1

Мы часто боимся не того, чего следует.

Так сказал Ягар, когда рано утром Кара нашла старика за курятником в канаве. Дед пил третий день, прячась от внучки по всей деревне. Рядом валялся соседский кувшин из-под кукурузного масла – пустой, и Кара спешно потащила деда в баню, где оставила отмокать в лохани с водой. Сосуд перебросила Рольду через забор в сад, зная, что тот все равно придет разбираться. Она торопилась – до занятий нужно было проверить силки в Тихом лесу.

Давно Ягар себе такого не позволял, ведь обычно курил сухую полынь, да жевал поганки, в изобилии росшие у них дома в погребе. Поразмыслив, Кара решила, что дело в Санкофе. В последнее время рыцарские патрули встречались все ближе к деревне – то ли искали чего, то ли как обычно вынюхивали, в чем бы еще обвинить мортов. К тому же приближался обряд санкристия, который проводили в первые дни нового года. Лес уже дышал зимой, обещая перемены.

При мыслях о грядущем ритуале, от которого зависело будущее мортов и ее лично, Кара тоже расстроилась. Хоть первые два санкристия и показали, что у нее чистая кровь, все могло измениться, ведь недавно ей исполнилось девятнадцать, а последнюю проверку Кара проходила еще девочкой лет в десять.

Подняв кувшин, она вытрясла на ладонь несколько маслянистых капель. Слизнула и еще раз поразилась умению деда напиваться вусмерть от любой жидкости. На вкус – обычное масло. Главное захотеть, отмахнулся Ягар, когда еще маленькая Кара пристала к старику с расспросами. То было первое воспоминание о том, как дед захмелел от березового сока, который они пили из одного кувшина. Может, дело и было в силе желания, но у Кары так никогда не получалось.

Колдуном дедушку в глаза никто не называл, но за спиной шептались. Открыто обвинять человека в колдовстве в век Санкофа было опасно, в резервациях стукачей не любили, могли и самосуд устроить. Сам же Ягар на расспросы о магии реагировал вяло – большую часть времени старик пребывал в мире грез, и в этом, похоже, заключалось его единственное волшебное умение. Правда, о том, что дед хмелел от всего, что можно пить, Кара помалкивала. На них и так в деревне косо смотрели. Да и на работу Ягара давно никто не брал по той же причине – все равно деньги на выпивку спустит.

Если Овражий Гар, чем и отличался от других деревень – помимо очевидного, так это нетерпимостью к пьянству. А очевидным было то, что Овражий Гар носил статус резервации мортов и покинуть его можно было после лишь прохождения трех ритуалов санкристия, которые считались экзаменом и пропуском в нормальную жизнь. Последний санкристий обычно совпадал с выпускным годом в деревенской школе, после которого тот, кто подтверждал чистоту крови, получал возможность уехать в Большой Бургон – ближайший город, а после трех лет работы окончательно освобождался от статуса «порченного» и становился свободным гражданином Маридонии. То была золотая мечта Кары и недостижимой она не была, ведь до ее последнего санкристия оставалась пара месяцев. В три года и в десять лет ее кровь была чиста, как стеклышко после ливня, значит, и в девятнадцать все должно было быть в порядке.

Темные времена стремительно исчезали, унося с собой страхи и суеверия. Люди, действительно, боялись не того, чего следует. С приходом к власти новой королевы Гольдены Первой резервации тюрьмой больше никто не называл, теперь такие деревни считались историческим достоянием Маридонии, а их закрытость объясняли необходимостью сохранить национальную культуру мортов и защитить их от угроз внешнего мира. Но в простонародье поселенцев называли по-прежнему – «порченные».

Ягар учил Кару не верить ни королям, ни королевам. Пусть старик и был пьяницей, но ошибался редко, и теперь Кара не верила никому. Она училась и работала ради заветного момента, который наступит в первый день зимы, когда морты сдавали выпускные экзамены. Своего будущего в ненавистном Овражьем Гаре, который платил ей той же монетой, девушка не видела. Правда, деду придется остаться в деревне навсегда, ведь он был настоящим мортом, «порченным».

Глубокие черные ямки, обручем опоясывающие его лоб, рассказывали о ледяных иглах Санкофа, которые в прежние времена применяли ко всем, кого обвиняли в колдовстве. Черно-Белая война, доносы и инквизиция остались в прошлом, а меченых ледяными иглами можно было пересчитать по пальцам, но Кара все равно была уверена, что деда оболгали. Такое в его времена случалось с каждым вторым. Ей не повезло только в одном – она родилась в резервации, в остальном их времена были, как рай и ад, сравнению не подлежали.

Кара была рада, что дремучая эпоха Ягара уходила в прошлое, уступая место цивилизации, свободе, равенству и техническому прогрессу. Обо всем этом им рассказывали в деревенской школе, где преподавали азы наук, манивших Кару с первых уроков. Куда там старик со своей древней магией, рассыпавшейся в прах даже на уровне слухов. Впереди маячил свет загадочных слов «химия», «физика», «биология», которым Кара собиралась посветить уйму времени в Большом Бургоне, где она поступит в университет, а это случится непременно, ведь, как говорил дед, нужно только верить. В конце концов, он же превращал как-то кукурузное масло в водку одной силой мысли, значит, и у нее получится. Скорее всего, старик внушал себе мысли об опьянении – другого логичного объяснения Кара так и не нашла. Правда, оставалось непонятным, как после литра кукурузного масла, принятого внутрь, старик умудрялся чувствовать себя вполне сносно – лишь икал да молол всякую чушь о немертвиях.

Кара уже привыкла, что у старика имелась собственная мифология, которая, конечно, понемногу просочилась и в ее кровь, о чем она помалкивала. Ее и так в деревне считали странной, хотя Кара делала все, чтобы ее замечали пореже. Но как тут будешь незаметной, когда ты самая высокая девушка в классе, с ранней сединой в черных волосах, которую даже дедовы отвары не закрашивали, да еще с опекуном, известным на всю округу беспробудным пьянством. К ее личному набору невезучих факторов следовало добавить нищету и скверный характер – что у нее, что у деда.

Все деньги, что старик зарабатывал на знахарстве, да что удавалось выручить Каре на подработках у того же Рольда, убирая у него дома после уроков, уходили на оплату учебы и аренду земли. Резервация находилась на территории Санкофа, и каждый двор платил свою часть ежегодной земельной пошлины – кроме Ягара. За него уже какой год вносил суммы совет старейшин, прибавляя к долгу огромные проценты. Их должна была выплачивать Кара после прохождения последнего санкристия – сначала со стипендии, потом из заработной платы. Девушку долг не страшил, ее пугали два месяца, оставшиеся до санкристия и казавшиеся вечностью.

Погода портилась, и Кара заторопилась. Учеба начиналась с обеда, а еще нужно было успеть в лес. Когда дед уходил в запой, вопрос пропитания их маленького семейства ложился на плечи Кары. В годы ее взросления в такие дни им нередко приходилось питаться супом из трав и корешков, ведь в погребе Ягара и раньше росли одни поганки, сейчас же Кара выросла и научилась охотиться – пусть не так хорошо, как тот же Рольд, который тайком ходил и на кабана, но птицу добыть она умела. Да и удочка с сетью у них в доме имелись.

Беда оставалась общей. Все леса в округе назывались запретными не просто так. Санкоф запрещал «порченным» питаться диким мясом. У каждой резервации имелось поле для коллективного выращивания пшеницы и кукурузы, мортам также разрешалось иметь личный огород, держать мелкую птицу и скот. Они могли покупать и продавать на тех ярмарках, что устраивались на перекрестках крупных трактов, а такие проводились почти каждую неделю.

Насколько помнила Кара, у Ягара никогда не было ни кур со свиньями, ни денег для того, чтобы купить еду на ярмарке. А так как старик был должен всей деревне, Рольд вскоре забрал их огород, оставив одну грядку под окнами старенького дома. Кара хотела посадить там хотя бы морковь, но Ягар ее от клочка земли прогнал и засеял грядку на вид сорняками, а на вкус гадостью – Кара попробовала, за что потом ее сурово отчитали. Дед еще долго доставал ее расспросами про живот и явно не верил, что у нее все в порядке.

В любом случае к его сорнякам она больше не прикасалась, а понемногу, как и все, стала ходить в запретный лес, который на картах назывался «Тихим» – за ягодами, грибами и мелкой дичью. Дай старику волю, он бы ее до последних дней кормил одной травяной похлебкой, но Кара хотела вкусно есть, сладко спать и счастливо жить. Ни первого, ни второго, ни третьего она пока не добилась, потому что мортам было запрещено употреблять соль и сахар, вставала приходилось рано, а счастливая жизнь маячила за горизонтом последнего санкристия. И хоть осталось до нее два месяца, Каре казалось, что дни стали тянуться медленно, будто весь мир сговорился навсегда оставить ее в Овражьем Гаре.

Наскоро перевязав деду голову – на плохую погоду из черных ямок на лбу, оставленных иглами Санкофа, у старика сочилась кровь, Кара заторопилась в лес.

По утрам вода в бочках уже замерзала, но дни стояли солнечные, а к полудню становилось по-летнему жарко. Убрав короткие волосы в хвост – длинные мортам носить запрещалось, девушка взяла сумку и пояс с ножом – тоже дедов. Поверх школьной туники Кара надела фартук, меховую жилетку, влезла в старые кожаные штаны и высокие мягкие сапоги, доставшиеся ей от Ягара. Сапоги были великоваты, но в деревянных башмаках, которые выдавала ученикам школа, ходить по лесу было нельзя, ничего иного же у нее не имелось. Приходилось обматывать ступню портянкой в несколько слоев, но Кара уже привыкла. Сам Ягар всегда ходил босым – и зимой, и летом, а сапоги, которые он достал из сундука, когда девочка подросла, производили впечатление совсем новых. Первые потертости появились уже при Каре. Дед утверждал, что раньше они принадлежали ему, но это «раньше» так часто присутствовало в объяснении уж очень широкого круга вещей, что Кара доставать деда с расспросами перестала. И так было понятно, что сапоги краденые. Тонкая вязь непонятных символов, плетущаяся по голенищу, почти стерлась, но все еще завораживала. Потому носила она их только в лес и на глаза сельчанам старалась не попадаться. Мало ли.

Свернув к дальним полям с кукурузой – уже убранным, Кара шла по дороге недолго и, убедившись, что никто не следил, нырнула в буйные заросли полыни, которая еще гордо стояла, тогда как всю остальную траву уже побили первые заморозки. Выросшая в рост человека полынь будет сопротивляться всю зиму и ляжет только к марту, устав от снегов и ураганов. Кара задумчиво пропускала жесткие метелки сквозь пальцы, изредка поглядывая на вьющееся сбоку полотно дороги.

Заросли привели ее к двум огромным полям, которые совместно обрабатывали морты весь теплый период. Ягар в коллективных работах не участвовал сначала по причине пьянства, затем по старости. И этот его долг тоже придется когда-нибудь выплачивать Каре, но девушка была рада любым моментам, отсылающим к будущему вне Овражьего Гара. Женщины к пахотным работам не допускались, совет старейшин же не разрешил внучке отработать за деда где-нибудь еще. Те, кто учились, должны были только учиться. Затем следовал последний санкристий и далее начиналась новая жизнь. Либо в городе, либо в деревне – уже в новом статусе взрослого. Был еще третий вариант, и он касался только женщин. Можно было родить ребенка, и навсегда остаться в резервации. Как правило девушки старались дождаться последнего санкристия и уже потом выбирали – деревню или город. Кара искренне не понимала тех, кто, получив заветный паспорт о чистоте крови, оставался в резервации. Ведь вернуться можно было в любой момент. Зачем отказываться от шанса посмотреть на мир?

Сегодня на полях никого не было, хотя осеннюю вскопку еще не закончили. На всякий случай Кара обошла пахоту теми же зарослями, удлинив путь, но решив не рисковать. Все жители деревни охотились в Тихом лесу, но попадаться на глаза не стоило даже своим. Кару в поселке не любили и запоминали все ее провинности.

Наконец поля остались позади, и девушка скользнула в глубокий овраг, за которым круто начинались сопки, покрытые елками, тополями, березами и дубами. На некоторых вершинах земля уступала место открытой породе, издалека похожей на гребни спящего в лесу дракона. Про себя Кара так лес и называла – драконий. Она была уже взрослой, чтобы всерьез верить в дедовы сказки, но вспоминать о скаках детства было приятно.

Преодолев гряду цепляющихся друг за друга холмов, покрытых таволгой с багряными листьями, Кара спустилась в относительно ровную березовую рощу, упиравшуюся в левый приток Крупянки, самой полноводной реки Маридонии со множеством рукавов и заводей. Лес расставаться с листвой не спешил, и Кара невольно залюбовалась золотым кружевом на вершинах белых стволов. Утренний ветер бодрил, а предчувствие обещало хорошую добычу. И хотя она не проверяла силки уже три дня – раньше выбраться из деревни не получилось, девушка верила, что сегодня ей повезет. Сердце билось ровно, спокойно, на душе царила редкая гармония. То, конечно, колдовал лес, в котором Кара всегда чувствовала себя особенно. Здесь беды казались пустяками, неприятности – мелочами, преграды – смешными.

Поэтому, когда первый «попружок» оказался пустым, Кара расстраиваться не стала. Сама виновата – силки стоило проверять каждые сутки. «Попружками» веревочные ловушки на птиц называл дед, он же и научил ее всему, что она сейчас знала. Ягар привел ее в Тихий лес совсем маленькой, показал, как вязать петли из конского волоса и ловить рыбу, какие брать грибы и ягоды, где ходить можно, а где нельзя. Уроки длились недолго и чередовались длительными перерывами стариковского запоя, но главное Кара запомнила. Блестящей охотницей она не стала, однако птичье мясо в их рационе теперь появлялось хотя бы раз в неделю.

Вторая ловушка тоже не порадовала – петля оказалась разорвана, кисть рябины, оставленная в качестве приманки, съедена. Ни рябчика, ни глухаря, ни куропатки. Кара нахмурилась. Возвращаться с пустыми руками не хотелось. Оставалась еще жерлинка – бревно с ветками и приманкой, которую девушка спрятала в заросшем озерце за березовой рощей. Утка в это время года ловилась плохо, но расставаться с хорошим настроением, как и с планами на мясную похлебку на ужин, Кара не собиралась. Пожалела только об одном – что лук не взяла. Даже если бы белку не подстрелила, так хотя бы потренировалась. Будто прочитав ее мысли, чернохвостая белка-красавица, давно следившая за ней с кедровой ветки, возмущенно засвиристела и скрылась среди пушистой хвои.

Подавив желание обозвать мелюзгу в ответ – в лесу следовало молчать, Кара осторожно двинулась вдоль едва заметного ручья, который обильно забросало березовой листвой. Вскоре высокие березы сменились приземистыми кривыми деревцами, покрытыми черной колючей корой. Густой мох свисал с их ветвей до самой земли. Тропа сделалась влажной, в воздухе отчетливо запахло грибами и плесенью. Редкие птичьи трели исчезли, ветер тоже стих, голову Кары словно обложили ватой, приглушив мир.

Болото начиналось дальше, но уже здесь чувствовалось его дыхание. Ягар наставлял никогда туда не соваться, и до сих пор Кара правил не нарушала. Уж слишком велики были страхи перед болотниками, которые, конечно, здесь встретиться не могли. Их земли лежали далеко за южной границей Маридонии и назывались Кальмой. Ни один человек в здравом уме не мог пожелать там оказаться. Если где-нибудь и существовал ад, то он должен был выглядеть, как Кальма.

Многие старики Овражьего Гара, включая ее деда, бывали в тех землях и успели достаточно настращать молодое поколение, чтобы ни у кого не возникало желания ходить даже на местные болота. Все истории о болотниках были настолько страшными, что Кара невольно поежилась, отгоняя жуткие воспоминания о леденящих кровь сказках. И неважно, придумывали деды или рассказывали правду – Кара наслушалась достаточно, чтобы даже не думать о силках на болоте. Иногда и травяной суп можно поесть.

Кара долго не могла найти свою жерлинку, которую три дня назад спрятала среди зарослей рогоза. Озерцо со стоячей водой было небольшим, тем не менее бревнышко с ветками она увидела не сразу. Кара хорошо помнила, что оставила его в рогозе, примотав к упругим стволам, а сейчас жерлица была привязана к коряге на другом берегу. Нахмурившись, девушка внимательно изучила приманку. Кто-то съел лягушку, которую она насадила на крючок, привязанный конским волосом к ветке бревна. Если бы это была утка, ужин Кары остался бы на крючке, спрятанном в лягушке.

Вот и доверяй интуиции. Получается, она с самого утра обманывала себя пустыми надеждами. Да еще и Рольд наверняка придет разбираться из-за сосуда. Настроение резко портилось. И почему бы Ягару не превратить в свое пойло что-нибудь дешевле кукурузного масла? Например, коровью мочу. Хотя скряга Рольд и за нее денег бы потребовал.

Мысли снова вернулись к белке, а от нее перескочили к зайцам. Может, поставить клетку? Ивовые прутья у корней были все погрызены, что, конечно, не указывало напрямую на зайцев – зверей тут хватало, но плести заячьи клетки-ловушки Кара умела. Что же касалось пустых силков, то сама виновата. Надо было вчера все бросить и в лес бежать. Кто угодно из Овражьего Гара мог наткнуться на ее силки, охотников в лесу хватало. И хорошо, если бы это были они. Лягушку же могли и рыбы объесть. А если хорошо подумать, то можно объяснение всему придумать – в том числе и тому, почему жерлинка оказалась привязанной к коряге. Но пока на ум приходили лишь суеверные мысли, которые сейчас совсем были не нужны. Например, о том, что она сразу сошла с тропы, и что золотой гриб раздавила, не заметив. Пусть и поганка, но примета-то плохая.

Отогнав мрачные думы, Кара взяла себя в руки. Порадовавшись, что захватила корку хлеба и горсть кукурузных зерен, девушка принялась за работу. Хлеб оставила на жерлинке, а кукурузу разбросала вокруг нового силка, который спрятала тут же не берегу. Вытащила нож и принялась строгать ивовые прутья, чувствуя, как работа возвращает душевное равновесие. Она вернется сюда вечером после уроков, до темноты должна успеть. Главное покинуть лес до заката. Кара была достаточно взрослой, чтобы не верить всерьез в страшилки про немертвии, которые, согласно фантазии Ягара, наполняли запретный лес по ночам, но волки и кабаны пугали ее по-настоящему.

Голоса застали девушку врасплох, и Кара, не заметив, как у нее это вышло, вдруг оказалась на тополином суку – выше дерева рядом не было. С ней такое случалось. В моменты паники забывала секунду-другую. Сердце скакнуло рысью, испуганно забилось, не давая ровно дышать, и какое-то время в ушах гремело только оно. Каре пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Давно с ней такого не случалось. А ведь знаков о том, что из леса стоило бежать, было предостаточно – начиная с первого пустого силка.

Голоса становились громче и не обещали ничего хорошего, хотя бы потому что двигались прямо к ее убежищу. Ягар всегда стращал насчет встречных путников в Тихом лесу. Разъярённый кабан ночью и тот лучше. Вслух никто не говорил, но все помнили о патруле Санкофа, с которым однажды не посчастливилось встретиться старому Карноги – между прочим, опытному охотнику. И хотя ему удалось бежать, а потом спрятаться в лесу, рыцари Санкофа выследили его на следующий день, когда Карноги пытался вернуться в Овражий Гар. Рыцари запороли старика до смерти, преследуя его до самой деревни. На пороге собственного дома он и умер. То были истории пострашнее басней про немертвии, и Кара взмолилась Айдвиле, покровительствующей охотникам. Пусть то окажутся такие же промысловики, как и она – из Овражьего Гара, либо из нижних деревень.

А потом она услышала шелест листвы и стук копыт по корням и веткам, лопающимся под весом всадников. Правильно сердце боялось – главное невезение судьба приберегла напоследок. К ее озерцу и брошенным на берегу ловушкам направлялись двое на лошадях, и их черные доспехи, мрачно блестящие в скудных лучах осеннего солнца, и зеленые плащи с черепом на всю спину не обещали ничего хорошего.

Кара перестала дышать, но ничего не помогало – грохот ее сердца просто должны были услышать. Они и услышали. Остановились прямо под деревом и, задрав головы, воззрились на нее черными глазницами масок-шлемов.

– Сама слезешь или помочь? – спросил один мягким, вкрадчивым голосом. Вот теперь ей стало страшно по-настоящему. Мелькнула мысль попробовать убежать по веткам – в этой части леса кроны деревьев переплетались густо, образуя прочный шатер. Каре не раз приходилось прятаться на деревьях, спасаясь от драк, в которых она бы точно проиграла. Но вспомнился старый Карноги, куда более опытный охотник, чем она, и Кара поняла, что бегство сегодня не поможет. Когда один из всадников потянулся к арбалету, девушка поспешно покатилась вниз, царапая руки о шершавый ствол.

Спрыгнула, мягко приземлившись в листву, поборола желание немедленно дать стрекоча и присела, склонившись в поклоне, как учили в школе приветствовать рыцарей Санкофа.

– Многих лет счастья и здравия стражам света и мира, – пролепетала она с трудом вспомнив застревающие в горле слова. Какое-то время рыцари молча разглядывали ее, и Кара даже обрадовалась, что, возможно, это хороший знак. По крайней мере, они задумались, а не сразу обвинили ее в запретных действиях.

– Что ты здесь делаешь, морт? – хрипло произнес второй, и надежда на счастливый исход встречи стала испаряться.

– Я не морт! – выпалила Кара, еще толком не сообразив, что вступила на скользкий путь. Ложь помогала редко. – Из Нижнего я, просто далеко зашла. Грибы искала.

– Так это не ты силки ставила? – спросил первый, кивнув в сторону петли, которую Кара спрятала под ивовым кустом.

Она отчаянно замотала головой.

– А на дерево зачем залезла? – склонив голову, спросил второй.

– Заплутала, – решительно ответила Кара. – Я в этих местах впервые, померещилось в кустах всякое и запаниковала. А сейчас даже не помню, где корзину оставила.

Один из всадников спешился и, подойдя к озеру, принялся высматривать что-то в зарослях рогоза. Кара взмолилась всем лесным духам и покровителям, чтобы жерлинку среди высоких кустов он не заметил. А если и заметил, то не понял, что это ее приманка.

– Померещилось, говоришь? – спросил он. – Мы тут кое-кого ищем. Что именно ты слышала? Может, видела чего?

Сердце снова скакнуло и принялось медленно успокаиваться. Все в порядке. Она им не нужна. А если бы на дерево не полезла, то, возможно, и вопросов бы столько не задавали. Вдруг вообще врут, что там про Санкоф болтают?

– Ничего не видела, – поспешно ответила она, радуясь, что, кажется, все обошлось. – Я пойду?

– Может, проводить? – спросил тот, что с хрипотцой. – Надо бы твою корзину поискать, вдруг в ней уже грибы-ягоды появились.

А ведь на какую-то секунду Кара поверила, что все будет хорошо. Ягар недаром ругал ее за наивность.

– Нет, правда, вдруг с тобой что случится, – озабоченно произнес первый, и на этот раз в его голове послышались те самые нотки, за которыми обычно следуют неприятности.

– Уже случилось, – хмыкнул второй, которому, видимо, наскучило с ней играть. Кара почувствовала его движение, но отпрыгнуть не успела. Рыцарь схватил ее за жилет и дернул шнуровку. Наверное, стоило закричать. Ведь Ягар сколько раз говорил, мол, где черное, там и белое. Вдруг рядом была какая волшебная сила, способная ей помочь? Да только интуиция подсказывала обратное – крики оскорбят лес, и в следующий раз будет только хуже. Надежда оставалась. Плохое канет, в лес она когда-нибудь да вернется, а шумящим второго шанса здесь не давали.

Впрочем, кто мог помочь, когда тобой заинтересовался Санкоф? Ответ был очевиден. Кара и не заметила, как оказалась на земле, прижатая тяжелым сапогом первого всадника. Второй бесцеремонно задрал ей рубашку, обнажив живот. Кара прекрасно понимала, что они там увидели – оставалась ругать себя за ложь. Дурак свою глупость никогда не признает, говаривал Ягар. Отчаянно захотелось, чтобы дед оказался рядом. Уж он-то что-нибудь бы придумал.

– Я чистая, правда, – попытка была слабой, но сдаваться Кара не собиралась. – Мне последний санкристий остался. Первые два чисты!

Всадник снял перчатку и медленно провел пальцем по ее животу, повторяя узор клейма, который имелся у всех, родившихся в резервации. Ей даже не нужно было объяснять, из какой она деревни. Рыцари Санкофа знали символы всех поселений мортов, тем более что у Овражьего Гара оно было слишком приметным – воронье крыло, пронзенное стрелой и три цифры: пять, девять, шесть. В школе рассказывали, что столько человек первоначально заселились в деревню после поражения мортов в Черно-Белой войне, но Ягар считал, что это порядковый номер и далеко не последний в списке Санкофа. Пятьсот девяносто шестая резервация. И только Санкоф знал, сколько их всего было раскидано по миру.

– Плохая девочка, – пробубнила маска того, кто давил ей ногой на грудь. Шлем ему явно мешал, и рыцарь нервно сдернул его с головы. В Кару вцепился острый черный взгляд, буравивший насквозь. Второй тоже снял маску – и снова молодое лицо человека, возможно даже младше ее. Тут она вспомнила. У них были зеленые плащи, значит, новенькие. Зеленый – низший ранг в иерархии рыцарей. Высший – черный, а между ними еще были красные и белые. Значит, ей встретились новички, и может, все обернется не так плохо, как она представила.

– Надо тебя наказать, – тот, кто давил ногой на грудь, передвинулся и уперся коленом ей в шею, отчего Кара захрипела. Второй все еще щупал ее живот. И хотя он водил по коже пальцами, ей казалось, будто по телу царапали раскаленной головешкой. Кажется, дальше ждать было нельзя.

– Ответишь по закону, морт, – на лице душившего ее рыцаря не было ни капли сомнений в том, что он поступает правильно. В голове Кары промелькнуло несколько вариантов того, что сейчас случится – все скверные. Хуже всего, что рыцари были в доспехах, оба рослые и здоровые – с такими соперниками сталкиваться еще не приходилось.

То, что пришло ей на ум, Ягару бы не понравилось, но думать было некогда. Резко выбросив руку вверх, она с силой сунула мизинец в ноздрю душившего ее воина. Вцепиться в глаза духу не хватило, но и эффект от чужого пальца в носу тоже получался сногсшибательным. Тем более, что она постаралась ткнуть от души и как можно глубже. Всадник взвыл, отпрянув и освободив ей голову. Запретив себе кашлять – а этого хотелось неимоверно, Кара тут же выбросила кулак, целясь в глаз второго, но рыцарь пусть и носил зеленый плащ новичка, все же был воином, а Кара лишь изредка слушала деда, который в редкие моменты трезвости, горел желанием научить ее драться. Это его желание часто сталкивалось с ее ленью и желанием посидеть с книжкой – на любимое занятие времени всегда не хватало. И все же кое-чему Кара научилась.

Когда ее схватили за оба запястья, она даже обрадовалась знакомой ситуации и быстро освободилась особым приемом, используя одну руку. Но дальше дело не пошло, потому что ее снова схватили за горло. Самым очевидным было ударить гада по яйцам, тем более что ее ноги находились под ним и зажаты не были. Однако скоро Кара убедилась, что доспехи Санкофа – штука прочная, и удар в пах зеленый рыцарь не почувствовал так же, как и ее атаку по коленям. Она лягалась жестко и быстро, не останавливаясь, пока не догадалась отпустить к земле руки, которыми пыталась разжать удушающий захват. В следующий миг в глаза противника полетела листвяная труха, и ее на миг отпустили.

Кара сомневалась лишь секунду, но все же выхватила дедов нож и полоснула рыцаря по лицу, целясь не глядя. К этому моменту она уже плохо соображала и о последствиях не думала. Рыцарь схватился за порез на щеке, и Кара увидела, как между пальцев обильно полилась кровь. К ней уже бросился первый – тоже с кровью на лице, обильно бежавшей из носа, но Кара его опередила. Кажется, в этот момент она вообще ни о чем не думала, а следовало хотя бы испугаться своих намерений. Когда ты пускаешь кровь рыцарям Санкофа, готовься к худшему варианту.

Не став уворачиваться, она сама сократила с ним дистанцию, выбросив вперед руки и схватив рыцаря за воротник и ухо. Удар головой успешен там, где противник ожидает атаки ногой или кулаком, а именно этого и ждал от нее рыцарь. Резко притянув его голову, она выдохнула, сжав мышцы живота и вложив в движение страх, злость и ненависть к Санкофу, которая была взаимной.

«Бить нужно верхней частью черепа, тем местом, где волосы начинают расти, не лбом, иначе голова будет потом долго болеть» – все еще звучал в голове голос Ягара. И хотя удар получился не таким сильным, какой бывал у деда, который умудрялся разбивать головой камни, Кара услышала треск выбиваемых зубов и отчетливо поняла, что все – назад пути нет. Кажется, она загнала себя в тупик, потому что сражаться с рыцарями Санкофа было все равно, что вломиться безоружной в берлогу медведицы.

Толкнув опешившего от боли рыцаря, Кара на мгновение заколебалась, ведь дед наставлял бить до конца, но и увиденного хватило, чтобы обратить ее в бегство. Тот, чье лицо от лба до подбородка теперь «украшал» порез, который обещал превратиться в уродливый шрам, уже тянул из ножен меч, другой же ревел и плевался кровью вперемешку в выбитыми зубами.

Бежала Кара недолго, потому что из-за дерева вдруг шагнул третий рыцарь Санкофа, который схватил ее за волосы и бросил на землю, отчего она едва не лишилась скальпа. По сравнению с первыми двумя, этот оказался настоящим громилой. Вялого удара сапогом в живот хватило, чтобы Кара скрючилась и забыла о всех попытках спастись бегством.

Так страшно ей не было никогда. Какое-то время она ничего не слышала и не видела, скрутившись в комок и лелея боль, которая расползалась по телу после столкновения с рыцарскими сапогом. Потом ее подняли – не за волосы, но за жилетку, которая была стара для таких испытаний и затрещала по швам. Перед ней стоял все тот же третий рыцарь, который своей маски смерти в отличие от первых двух не снимал. Ее противники стояли поодаль и, судя по их видам, были готовы заживо содрать с нее кожу. Кажется, их останавливал только третий.

– Это правда? – спросил ее новый рыцарь. Его голос звучал спокойно – пока. Короткого знакомства с представителями Санкофа хватило, чтобы Кара настораживалась именно от такого «спокойного» их поведения.

– Что? – она невольно вжала голову в плечи, ожидая, как минимум, пощечины.

– Ты морт и нарушила правила. Вам запрещено охотиться в лесу.

Рыцарь все еще говорил лениво и размеренно, будто на рынке беседовали двое случайно встретившихся знакомых.

У него тоже зеленый плащ, отметила Кара и вдруг поняла, что пощады сегодня не будет.

– У меня чистый санкристий, – молчать было еще хуже, поэтому она предприняла слабую попытку оправдаться. – Через пару месяцев я получу документы и смогу охотиться, где хочу. Как свободный гражданин.

– Через пару месяцев? – уточнил он.

Кара кивнула, остро предчувствуя надвигающуюся на нее беду.

– Но не сейчас, верно?

– Не сейчас, – согласилась она.

Мир замер, лес затих, сердце не билось. А теперь он скажет, что меня надо наказать, и эти трое все-таки снимут с меня кожу. Вряд ли остановятся на изнасиловании и побоях.

Однако третий рыцарь чем-то отличался от первых двух и повел себя необычно.

– Приведите себя в порядок, – отпустив Кару, бросил он своим спутникам, подтвердив ее догадку о том, что он тут главный. – Молитесь Двуединому и стыдитесь, что девчонка пустила вам кровь. Я обошел третий и четвертый секторы, там все пусто. Вы кого-нибудь нашли?

– Ее! – оба кивнули на замершую Кару.

Третий громко вздохнул и помотал головой. Кара так и представила, как он закатывает глаза под маской.

– Лучше бы сам все проверил, – пробормотал он. – Разве она похожа на Зорфуса?

Кара понятия не имела, о ком он говорил, кроме того, что мортов так, кажется, не называли.

– Нет, маштер, – ответил рыцарь с выбитыми передними зубами. Кара уже не сомневалась, что, если ей и суждено покинуть лес, то тоже без зубов.

– Морты регулярно нарушают границы, на то они и морты, – процедил главный. – У нас другие задачи.

– Так ее и отпустим? – ошарашенно спросил рыцарь с порезом на лице.

Маска третьего повернулась к Каре, у той же внутри все оборвалось. Вот сейчас должен последовать приказ снять с нее кожу заживо. В богатстве фантазии садистов Санкофа она не сомневалась. Кара ни одному из них не верила.

– Передадим о нарушении наставнику, пусть разбирается, – распорядился главный.

– А ешли она темный морт? – не унимался тот, что без зубов. – Вдруг она укрывает Жорфуша?

– Тебе следует больше молиться Двуединому, – отчитал его громила. – Проверьте ее санкристием, и, если она сказала правду, отпустите.

Он не стал уточнять, что делать в другом случае – закон разрешал Санкофу казнить мортов на месте при любом нарушении правил.

Распоряжение главного не понравилось ни его товарищам, ни самой Каре. Вера в чистоту своей крови покрылась трещинами сомнений. С момента последнего санкристия прошло девять лет. Сегодня ей не везло весь день. Какова вероятность, что что-то пойдет не так? На миг снова вспыхнула вечная злость на Санкоф за все унижения и ограничения, и Кара подумала, что в душе она все-таки настоящий морт. Только морты так искренне ненавидели рыцарей Санкофа. Но мысль о бегстве она отбросила. Почему-то, глядя на третьего рыцаря, у нее не возникало даже желания сопротивляться. Вся его фигура – а он был выше Кары на голову – говорила о том, что с ним не только шутки плохи, но и попытки поговорить по-человечески обречены на провал. «Санкоф – не люди», – убежденно говорил Ягар, и сейчас с ним было трудно не согласиться.

Тем временем рыцарь с порезом на лице достал санкристий, и Кара невольно зажмурилась. Дед считал, что, если долго смотреть на иглы санкристия, можно ослепнуть. И все же каждый житель резервации прекрасно знал, как выглядело главное оружие Санкофа. Похожий на тонкую длинную иглу на причудливой рукоятке, санкристий внушал если не ужас, то неприязнь у любого нормального человека. У каждого рыцаря Санкофа имелся свой санкристий, отличающий в зависимости от ранга владельца. Кара не помнила те штуки, которыми проверяли чистоту ее крови в детстве, но, взглянув на иглу в руках порезанного, почувствовала, как образ всплывает в памяти, словно утопленник из мутной воды. Приступ тошноты подавить не удалось, и ее вырвало прямо под ноги главному. Он даже не отодвинулся.

– Видишь? Врет она! – обрадовался беззубый. – Все морты блюют на санкристий.

– Заканчивайте, – коротко бросил главный. – И так уйму времени потеряли. Мятежник может быть уже в Кальме.

Не став дожидаться, когда на ней снова станут рвать одежду, Кара сама закатала рукав рубашки, вытянув руку, но беззубый грубо толкнул ее и, ударив под колено, бросил на землю.

– Шамый тощный шанкриштий – по крови на ноге, – сказал он, вопросительно оглянувшись на громилу. – Надо проверить наверняка.

Главный нетерпеливо махнул рукой – мол, делайте, что хотите, лишь бы быстрее.

– Шнимай штаны, детка, – хмыкнул беззубый. Понимая, что сила не на ее стороне, Кара принялась расстегивать ремень непослушными пальцами. От злости и одновременно страха ее всю трясло и колотило. Рыцари не стали ждать, когда она справится, и порвали шнуровку, после чего бесцеремонно оголили ее, стянув штаны к сапогам, а потом прыснув от смеха при виде ее трусов. Да, Кара шила их сама и отчетливо осознавала, что хорошей швеей она не являлась. На то, чтобы покупать белье на рынке, денег у нее не было.

А дальше ей стало ни до чего, потому что она вдруг поняла, где именно собирались проверять чистоту крови эти двое прицепившихся к ней придурков. Схватив ее ногу и положив себе на колено, беззубый прижал острие иглы к коже внутренней стороны бедра чуть выше колена. Как минимум, будет очень больно, мелькнуло в голове Кары. Согласно правилам, санкристий должен был испить кровь всей своей длиной, но в детских ритуалах ограничивались погружением в плоть лишь его кончика. Взглянув в глаза беззубого, Кара поняла, что простым уколом рыцарь не обойдется.

Схватив кусок ветки, она быстро сунула ее в рот, сжала челюсти, но все равно задохнулась от беззвучного вопля, когда санкристий вошел в ее тело, погружаясь под кожу вверх вдоль ноги. Игла могла быть тоньше, подумала Кара, прежде чем сознание скрылось туда, где она всегда спасалась.

Ягар не верил ни в одного бога Маридонии, но однажды научил ее молиться, толком не рассказав, кому молитва предназначалась. И тем не менее, лучше слов в беде Кара не знала.

Я в убежище, и оно похоже на железный шар. В нем нет ни дверей, ни окон. Лишь маленькое отверстие сверху. Ни один злой дух не может пройти сквозь это отверстие. Ни один источник смерти о нем не знает.

Когда приходит вечер и темнота, я призываю к своему дому большого медведя и говорю ему: «Ты большой и сильный! При твоей помощи ничего не может со мной случиться». Если зло проникнет в шатер, медведь поймает и убьет его.

Я маленький камень. Я лежу внутри своего шара рядом с медведем. Ветер не дует на меня. Я невредима.

Кара очнулась, когда перед ее глазами заблестела красная от крови игла санкристия. В ушах стоял гул, но она услышала:

– Может, подождать? Вдруг она опытный морт и умеет скрывать свою темноту?

В голосе рыцаря с порезом на лице звучало разочарование.

– Хватит, – рявкнул на него главный. – Бросайте девку, сколько времени на нее потратили. Нам еще три сектора осматривать. Ступайте к коням, я подойду.

Если двое и хотели что-то возразить, то особая интонация главного заставила их заткнуться и направиться к нетерпеливо переминающимся скакунам. Но взгляды их Кара запомнила – они не обещали ничего хорошего.

– Как тебя зовут? – вопрос главного девушка услышала не сразу. Ответила неохотно, изо всех сил сражаясь с желанием мести. Хотелось хотя бы съязвить, но стоило начинать верить в то, что домой она все-таки вернется. А это напрямую зависело от ее послушного поведения. Послушание и Кара редко стояли на одной стороне, но пришлось сделать над собой усилие.

– Кара, – буркнула она и прикусила язык, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Мортам из резервации фамилия не полагалась. Она могла получить ее только с документами о свободном гражданстве.

– Слушай меня внимательно, Кара, – произнес главный, поднимая ее с земли за шиворот. – Твоя кровь чиста, а значит, скоро ты покинешь резервацию. Однако в ближайшие месяцы приказываю в лесу не появляться. Еще одно нарушение будет караться штрафом и поркой. Кроме того, здесь становится небезопасно. Скоро мы сделаем в вашей резервации объявление. И еще. Кто бы не приехал проводить третий санкристий, обязательно передай ему, что Натаниэль Гильяхор свидетельствует о чистоте твоей крови. Вполне возможно, что тебя вообще освободят от ритуала.