Читать книгу Кара во тьме - Вера Петрук, Вера Александровна Петрук - Страница 4

Натан не спешил, отрабатывал прием медленно и вдумчиво, как учили, подавляя скорость и желание сокрушить врага, которого он всегда слишком отчетливо представлял в бездушном манекене. Рядом пыхтели Лют и Фран из его Тройки, добавляя свои старания в общее настроение зала, где тренировались Зеленые рыцари. В последние месяцы в замке Санкофа остались только новички, остальные, получившие долгожданные Алые плащи, перебрались в королевский дворец в Большой Бургон. Натан знал, что когда-нибудь момент наступит, и алый плащ неминуем, но успокаивал себя, что он еще не готов, что в Тихом лесу слишком много пыяров, которых нужно убить, а другие Зеленые слишком юны и неопытны, чтобы занять его место. Натан нужен был Санкофу здесь, на этом месте, хотя он догадывался, что те же Лют с Франом думали иначе.

– Не торопитесь, – бросил он товарищам, зачастившим в движениях, от чего их удары стали слабее, а манекены даже не качались. – Это сложно, сначала надо отработать без скорости.

Спорить с ним не стали, но и манеру тренировки не изменили – частили, стараясь скорее справиться с надоевшим приемом, который они изучали уже вторую неделю. Будто ложками в трапезной работали, боясь остаться без добавки. На командира, который изучал эту технику уже много лет, конечно, не смотрели. Авторитетом Натаниэль для них не стал и вряд ли когда-нибудь станет.

– Давай вдвоем, – предложил Нат, подступая к Франу. – Я нападаю.

Видя, что товарищ не воспринял его слова всерьез, он обошел пыхтящего рыцаря и схватил его за локти сзади, выкрутив одну руку назад к лопаткам.

– Помнишь, как Марван показывал? – спросил Нат, не обращая внимания на возмущенные вопли. – Ты должен меня опрокинуть. Наклоняешься вперед, незаметно отодвигаешь назад ногу, как бы вкручиваешься в мою позу, затем надавливаешь сбоку коленом на мое колено и бросаешь меня на спину. Попробуем?

– А можно я тебе по яйцам врежу? – вспыхнул Фран, который не мог вернуть себе душевное равновесие, после того как девчонка-морт располосовала ему лицо в лесу. Лекарь заверил, что даже шрама не останется, но пока багровая отметина служила причиной для насмешек, которые гордость Франа вынести не могла.

Уже какой день подряд Фран просился навестить резервацию Овражий Гар, чтобы проверить «все ли там в порядке». Если бы девчонка оказалась с темной кровью или нанесла ему рану злой магией, Натан бы в тот же день нагрянул в деревню со своей Тройкой, но царапину Фран получил в честном бою, если так можно было назвать схватку вооруженного рыцаря в доспехах с босоногой деревенщиной. Натан и так сделал все возможное для сохранения чести Люта и Франа. Солгал наставнику, что они встретились с охотниками, ставящими силки в запрещенном участке леса. Поверил ли ему Марван Соромский по прозвищу «Голубоглазый», осталось неясным, но чувствовал себя после этого Натан скверно. Ложь в ордене считалась тяжелым грехом, а учитывая последние изменения в уставе касательно наказаний за грехи, подобного опыта лучше было избегать.

Захотелось воспользоваться предложением Франа и врезать по яйцам ему. Умнее тот не станет, но, может, успокоится. После того как Зорфус их предал, и Четверка Натана превратилась в Тройку, черно-белая жизнь Натаниэля Гильяхора покрылась оттенками, разбираться в которых стало непросто.

Фран как обычно заторопился, попытался сделать по-своему, в результате сам оказался на полу.

– К дьяволу твои правила, – прорычал он, – отпусти.

В другое время Натан бы заставил его, как минимум, отжиматься, но сейчас чувствовал, что Фран на взводе и хочет затеять драку, а их Тройка после предательства Зорфуса и так привлекла слишком много внимания начальства.

Завтра им предстояло патрулирование северного сектора Тихого леса, где требовались максимальные внимательность и сосредоточенность. Северные границы патрулировались редко из-за сложной местности и низкой активности пыяров, хотя Натан не знал ни одного рыцаря Санкофа, кто хотя бы раз видел вживую настоящего пыяра – легендарную нежить, порожденную черной магией мортов-некромантов во времена Черно-Белой войны.

Санкоф завещал держать потомков темных колдунов в резервациях, а чудовищ убивать, ведь, как и морты, они продолжали плодиться и размножаться. Но если мортов Натан повидал достаточно, то встретить хоть одного пыяра, ему так и не удалось. Раз в год какой-нибудь патруль обязательно начинал травить байки то о гигантских червяках с женскими лицами, то о летающих медведях с жалом скорпиона, однако после разговора с прасалом ордена говоруны превращались в молчунов. Да и новый вид наказаний тоже добавил рыцарям дисциплины. Как бы там ни было, но северные районы патрулировать никто не любил. Близость к болотам Кальмы и к землям Тардара держала в напряжении даже смельчаков и отчаянных. А таких в рядах Санкофа с каждым годом становилось все меньше.

Отпустив Франа, Натан вернулся к своему манекену, стараясь не замечать взгляды командиров других Троек и Четверок, которые сегодня тренировались вместе. Высказываться открыто никто не смел, но неприязнь ощущалась почти физически. Натан привык к тому, что его недолюбливали, хотя бы по той причине, что это на его деньги был построен новый дворец Санкофа, в котором расположились казармы новичков, тренировочные залы и резиденция прасала – главы Санкофа. Рыцари Алого, Белого и Черного плаща тоже имели здесь свои кабинеты, но в силу обязанностей проживали и работали в разных городах Маридонии – одни в королевских дворцах, другие на граничных постах, а третьи и вовсе скрывались под разными личинами в соседних странах, занимаясь разведкой и особыми поручениями ордена.

Чувствуя, что злость Франа каким-то образом передалась и ему, Натан ударил деревянное тело куклы, изображающей морта, но, заторопившись, смазал удар и занозил ладонь. Отполированный за многие годы тренировок манекен, оказывается, еще мог дать сдачи – в руке Натана торчала почти двухсантиметровая щепка. Боль была даже в радость – хоть на миг отвлекла от гнетущего настроения души, в котором Натан пребывал с тех пор, как его лучший друг оставил ему записку, что уходит к мортам, а на следующий день Зорфуса объявили в розыск. К каким мортам он собрался, Зорфус, разумеется, не написал, но с тех пор патрули Зеленого плаща обыскивали окрестности всех резерваций. В сами деревни пока не заезжали, хотя Натану казалось очевидным, что беглый может прятаться именно там. Однако приказ прасала гласил резервации не трогать, и Натаниэль держал свое мнение при себе. Нынешний девятнадцатый прасал ордена Рим Лакадон пообещал поднять на ноги весь Санкоф вплоть до Белых и Алых плащей, если предатель не будет найдет в ближайшую неделю.

Собираясь остановиться, Натан этого не сделал и неожиданно для себя ударил по манекену снова, вгоняя занозу глубже. Нет, ощущения ему не понравились, зато вспомнилась девчонка-морт, которой Лют вогнал в ногу санкристий. Его лезвие было длиной не два сантиметра, а все двадцать. Так санкристий не проводили, достаточно было окунуть в кровь рожденного в резервации человека кончик кристалла. Однако Нат не вмешался, и то, что в его голове в то время блуждали мысли о Зорфусе, оправданием не являлось.

Он знал, что болтали о Санкофе в народе. Предатели морты тщательно множили дурные слухи, роняя их на благодатную почву любопытства вечно скучающих горожан. Но и отрицать очевидное становилось труднее. И если причина ненависти Натана к мортам лежала в его прошлом, в глубоко личной травме, случившейся в детстве и не пережитой до сих пор, то садизм Франа или наставника Марвана отрицать было невозможно. Этот стяг позора рвался на ветру в любую погоду, поднимаясь все выше и ломая прекрасные идеалы, в которые верил молодой Натан, вступивший в ряды Санкофа в девять лет – через год после того, как секта Красных Воронов, состоявшая из беглых мортов, зарезала его родителей, проводя обряд вызова Темноликого.

А еще через девять лет, когда Натан стал совершеннолетним и обрел право распоряжаться наследством Кроноса Гильяхора, рыцаря Черного плаща, возглавлявшего королевскую охрану, он передал все банковские сбережения Санкофу, на которые и был построен этот дворец. У Натана оставались еще усадьба и фруктовые плантации, которыми занимался управляющий, чье имя он вспоминал не всегда. Нат с удовольствием отдал бы их ордену тоже, но то имущество было подарено его роду особым королевским указом и передаче не подлежало.

Сам Натаниэль не входил в родительский дом, с тех пор как поселился сначала в казармах, а затем и в новом замке Санкофа. Верил ли он в Двуединого, как, например, Ракеш из Четверки, которая жила по соседству с его казармой? Нет, с религией у Натаниэля было также плохо, как и с женским полом. Но Нат верил в правила Санкофа, который заменил ему семью и притупил боль, сделав ее терпимой. Морты были врагами человечества, а он вступил в ряды тех единственных, кто мог им противостоять. Собираясь всю жизнь сражаться с врагами, Натан постарался освободиться от любого бремени, и в первую очередь от огромного наследства, которое его тяготило. Управляющий регулярно присылал письма с отчетами, но Нат был благодарен наставнику Марвану, который взял на себя эти отвлекающие от служения Санкофу обязанности.

И все было хорошо до тех пор, пока в черно-белой жизни Натаниэля не стали появляться цветные оттенки, не всегда поддающиеся однозначному толкованию. Гадать долго не приходилось – раскрашивать все любил Зорфус, единственный сын наставника Марвана Соромского, который принял осиротевшего Натана в свою семью. И только у Зорфуса были шансы стать другом молчуна Натаниэля, который дольше всех ныне живущих в замке рыцарей носил свой Зеленый плащ. Он же был и самым юным рыцарем Санкофа, получив звание в девять лет в порядке исключения. Обычно в ряды Санкофа принимали после совершеннолетия, отдавая предпочтение военным. Многие знатные семьи старались устроить детей на службу в орден, мечтая, чтобы те дослужились до Белого плаща – начиная с этого статуса ломались границы и открывались дороги в престижные должности при королевских дворах Свободной Маридонии.

Лют и Фран служили в Санкофе три года и уже ворчали, что слишком засиделись под Зеленым плащом. Никто из них не собирался всю жизнь охранять человечество от пыяров и следить за мортами, что входило в прямые обязанности рыцарей Зеленого плаща. Почти все в этом зале мечтали служить во дворце королевы Гольдены или в таможне на границе, где уже после месяца работы каждый становился богачом.

Прозвучал гонг, и молодые рыцари бурлящим говорливым потоком устремились к дверям, в которые уже давно залетали ароматные запахи из кухни – настало время обеда. Лют с Франом нерешительно оглянулись на командира, который остервенело продолжал отрабатывать приемы на деревянной кукле. Нат был, пожалуй, единственным человеком в зале, которому не нужно было вспоминать технику нанесения ударов руками для перелома костей, которую они сегодня тренировали. Он провел в этом помещении больше, чем кто-либо из собравшихся, но Нат же был тем, кто уходить отсюда не хотел. В этих стенах все еще было черно-белое, мир же, куда ушел Зорфус, давно утратил монохромные свойства.

– Жаканчивай, Нат, а то мясо шнова шъедят, как в прошлый раж, нам один пуштой бульон оштанеца, – протянул Лют, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Замковый лекарь обещал поставить ему новые зубы, но желающих было много, и очередь двигалась медленно.

По правилам ордена Тройка не могла явиться на обед без командира.

– Не понять ради чего старается, – прошептал Фран напарнику, думая, что его не слышат. – Ему все равно Алый плащ дадут, с такими-то связами.

– Ступайте сами, – процедил сквозь зубы Натан. – Передайте, что я скоро буду.

– Ты уж не опаздывай, – с облегчением протянул Фран, опасавшийся, что Нат заставит их тренироваться без обеда. Если у Натаниэля и были такие мысли, то только в отношении самого себя. Ему не нравилось командовать, и главарем он себя никогда не чувствовал. Многое изменилось после предательства Зорфуса.

Дверь захлопнулась за последним Зеленым, Нат же поймал свой затравленный взгляд в отполированном «лице» манекена. Он так и не выяснил, кто завел традицию украшать деревянные тренировочные куклы изображениями в виде черепа, вырезанными на куске жестянки. Из отполированного до блеска черепа напротив глядело почти незнакомое лицо. Высокий лоб, светло-русые волосы, прямой нос и упрямый рот – все это было его, но вот глаза принадлежали сегодня кому-то другому. В них поселились страх и ненависть – эмоции, которых у рыцаря Санкофа быть не должно. А еще в отражении черепа Натан заметил человека, стоявшего в нише за его спиной – там, где еще пару секунд назад никого не было.

Нат вытянулся, а затем медленно поклонился наставнику. Он ждал этого момента. Зорфуса они не нашли, а командир не только тот, кто отдает приказы, но и кто получает выговор и принимает наказание за оплошности.

– Продолжай, – Марван кивнул на манекен, будто огромные часы на стене показывали начало занятий, а не их конец.

Обычно голос этого человека успокаивал Натаниэля и дарил уверенность, что все правильное – правильно, а добро непременно победит зло. Марван был особенным служителем Санкофа, настоящим. «Голодный и нищий – таким должен был рыцарь», – любил говорить наставник. К своим пятидесяти он по-прежнему носил Зеленый плащ, отказавшись от всех повышений, и Нат собирался последовать его примеру. Наставник был низкого роста с непримечательной внешностью, но молодой рыцарь не знал человека сильнее, хитрее и выносливее. Как-то Марван пробежал сто кругов вокруг нового замка Санкофа, хотя сам Натаниэль, как и большинство других рыцарей, с трудом одолевали тридцать.

– Сильнее, руби жестче, – в голосе наставника звучало откровенное недовольство, и Натан задумался, что именно могло вывести Марвана из духа. По правде говоря – все. Начиная с того, что его единственный сын выбрал сторону Темноликого, не просто плюнув в лицо отцу. То был смертельный удар. И хотя Марван до сих пор не сорвался, и даже сам командовал поисками предателя, в бездну он мог упасть в любой момент. Как, например, Натан, который шел по ее оползающему краю, чувствуя, как соскальзывают ноги.

– Двигаешься, как беременная ослиха, – не переставал ворчать Марван. – Быстрее. Любой морт успел бы давно выпустить из тебя требуху.

Натан уже выдыхался, перестав думать о причинах и словах, и сосредоточившись на ударах. Кулак – воздух – манекен, бездушное тело которого уже покрылось кровавыми отпечатками. В голове шумело – даже боль в руках притупилась. Поэтому, когда в дверь протиснулся мальчишка в серой куртке посыльного, Нат вздохнул с облегчением. Остановившись, он оперся о колени, пытаясь восстановить дыхание и тайно радуясь появлению курьера, который отвлек внимание наставника. В таком плохом расположении духа Марвана давно никто не видел.

– Вас вызывает к себе Рим Лакадон! – протарахтел мальчишка, пребывая в энтузиазме от того, что ему поручили столь важное задание. Натаниэль увидел себя, впервые попавшего в орден именно в этом возрасте. То ли родители помогли из Нижнего мира, то ли заступничество Марвана, но Натан был первым и, похоже, единственным, кого взяли в Санкоф ребенком. С тех пор много кто хотел повторить его путь, но всем отказывали, отправляя дожидаться совершеннолетия. Тем, кто оставался прислуживать в замке, делали на экзаменах поблажки, хотя точной гарантии ни у кого не было. Этому парню предстоит выполнить еще не одну сотню поручений, прежде чем он приблизится к цели.

Задумавшись, Нат не сразу понял источник звука – на миг ему показалось, что у манекена все-таки отросли руки, и тот наконец дал сдачу. Но нет, кукла в изнеможении болталась на крюке, а вот мальчишка валялся на полу, держась за нос. Сквозь пальцы уже сочилось алое.

Марван неспеша вытер кровь с перчатки и спокойно произнес:

– Нельзя называть главу Санкофа по имени без добавления титула. Ты также не сообщил, кого именно вызывают. Если нас обоих, то правильно звучало бы так: «Наставник Марван, рыцарь-командир Зеленого плаща Натаниэль Гильяхор, вас вызывает прасал Санкофа». Однажды я тебе об этом уже говорил. Раз твоя дырявая голова не может удержать даже такой простой информации, я буду тебя бить каждый раз, как осла. Некоторые животные лучше тренируются через боль, похоже, ты из их числа. А теперь повтори.

Кажется, мальчишка уже встречался с Марваном, потому что поспешно поднялся, а потом забубнил, стараясь не смотреть на рыцарей:

– Прасал Санкофа вызывает рыцаря-командира Натаниэля Гильяхора.

А вот это уже было неожиданно. Нат даже растерялся. За все годы службы он видел прасала два раза – в девять лет, когда принимал рыцарский обет, и в восемнадцать, когда получил свой зеленый плащ. Все дела решались через наставника или в его присутствии.

Покосившись на Марвана, Натан заметил, как тот побледнел. Наставник сегодня был не похож на себя как ни в какой другой день.

– Мне кажется, ты плохо запомнил урок, – процедил он и стрельнул пронзительным взглядом в сторону Натана. Тот слишком хорошо его знал, потому приготовился к неприятностям. Надо было не копаться в себе, а ступать вместе со всеми в трапезную – может, и удалось бы избежать этого разговора.

– Ударь его, – велел Марван Натану. – Так, чтобы зубы вылетели. Уроки надо повторять.

Натан замер, чувствуя, как грохочет сердце. Между ними уже давно летали искры, сейчас же настало время грому и молнии.

– В его обращении ко мне я не услышал ошибки, – осторожно сказал Нат, готовясь к урагану. Но наставник вдруг улыбнулся.

– Хорошо, – кивнул он несчастному курьеру. – Тогда свободен.

Тот выбежал из тренировочного зала быстрее, чем Натан успел среагировать. Кулак Марвана врезался ему в челюсть снизу с такой силой, что он отлетел в объятия манекена, который непременно постарался бы его задушить, были бы у него руки. Язык Нат не прикусил, зато хруст зуба услышал. Услышал его и Марван.

– Так всегда бывает, – сказал он подозрительно спокойным тоном. – Пожалеешь чей-то зуб, будешь расплачиваться своим. Или чью-ту жизнь. Приведи себя в порядок и поспеши к прасалу. Нехорошо заставлять его ждать.

Нижняя челюсть онемела, а разбитую губу замаскировать ничем не удастся. Наставник протянул ему платок, и Натан, поколебавшись мгновение, его принял. Кровь залила подбородок и испачкала рубашку, зато в голове прояснилось. Марван знал, что случилось в Тихом Лесу. Натану опустил глаза, как тот посыльный минуту назад, потому что сказать в свое оправдание ему было нечего. Вот и объяснение того, почему наставник сегодня был сам не свой. Для него мир тоже перестал быть черно-белым.

– Тебе будут предлагать повышение, но ты должен отказаться, – приказным тоном, каким раньше он никогда с ним не говорил, заявил Марван. – Алый плащ для томных городских жирдяев. Я воспитывал тебя не для этого. Твое призвание – здесь, рядом со мной. А в будущем ты заменишь мое место, если, конечно, отрастишь к тому времени яйца. Ты должен стать жестким, как эта деревянная кукла. Только такой рыцарь сможет противостоять злу Темноликого и его слугам мортам.

Не оглядываясь, Марван вышел из зала, Натан же остался стоять с прижатым к губе платком, глядя в бездушное лицо манекена. Не было никаких сомнений – наставник каким-то образом узнал то, что ему удалось скрыть в лесу от своей Тройки. Зорфус не сбежал. Натан схватил его в овраге, раненого и голодного. От прежнего Зорфуса остались только глаза, которые еще можно было узнать.

– Звезды видно только в темноте, Нат, – прошептал он ему, направляя кончик его меча в свое горло. – Давай, одним ударом. Только помни, что кровь кровью не отмоешь. В Санкоф я не вернусь никогда. Гори в этом аду сам.

Больше он ничего не сказал, хотя Натан хотел его понять. Но для объяснений было не то место и не то время. Нат вытряхнул свою сумку, оставив ему все – карту, паек, лекарства. Зорфус бежал повторно и при себе у него ничего не было. Первый раз его посадили в карцер, но он оттуда загадочным образом исчез, породив легенду, что к его побегу причастны морты. Натаниэль ненавидел мортов, но, кроме Зорфуса, друзей у него больше не было. Так он свою дружбу и проводил – скудными припасами и прощальным взглядом. Обняться они не решились, хотя каждый понимал, что расстаются навсегда.

К прасалу Натан шел с тяжелым сердцем. Не только Марван мог догадаться, что Натаниэль отпустил Зорфуса. Слухи в ордене расползались быстрее крыс. То был грех, пострашнее обжорства, трусости или сквернословия, за что обычно наказывали рыцарей. Новую систему наказаний предложил именно Марван, и, как догадывался Натан, она стала последним камнем, сломавшим терпение Зорфуса. За ошибки, допущенные при выполнении службы, а также за нарушение правил ордена, рыцарям теперь полагалось наказывать себя самим – публично. Правда, нововведения пока касались только первогодок, а публичность ограничивалась судейским кругом из наставника и Черных рыцарей, оказавшихся по случаю в замке, но многих рыцарей от этих правил потряхивало. И Натан был в их числе.

Если процесс самобичевания не удовлетворял судей, в дело вмешивались наставники, на которых возложили эту обязанность. И кажется, Марван выполнял ее с удовольствием, если судить по его довольному виду каждый раз, когда он поднимался из тюремного каземата. А раньше самым страшным наказанием было заключение на стражу на срок до семи дней – ни о каком физическом наказании рыцарей и речи в древних правилах Санкофа не было и речи. Так было шестьсот лет, но в этом году новый прасал решил, что настало время перемен. Случалось, что пороли и старших рыцарей, но долгий опыт служения помогал им избегать промахов. Так и Натану еще ни разу не приходилось бывать в тюремных казематах, хотя с момента побега Зорфуса ему уже не раз угрожали поркой – за то, что беглеца слишком долго искали. Нат не боялся боли, но в этих новых правилах чувствовалось что-то нездоровое.

Рим Лакадон был самым молодым прасалом за всю историю ордена. С тяжелым взглядом синих глаз из-под сильно выступавших надбровных дуг, с крутым покатым лбом и ранним облысением он производил гнетущее впечатление на всех, кто видел его редко или впервые. К внешности добавлялся вкрадчивый голос, густая шевелюра темных волос с благородной проседью и высокий рост, клонивший чуть располневшего прасала к земле. Одни злые языки болтали о тяжелой болезни, а другие о глубокой старости, маскирующейся за моложавым лицом. Истинный возраст нового главы Санкофа хранился в тайне.

Натаниэля проводила в кабинет стража, плотно закрыв за ним дверь. Скрывающиеся в темноте высоких потолков стеновые панели из темного дерева, развешанные повсюду гобелены с мотивами из Черно-Белой войны, облицованный камнем камин размером с дверной проем говорили о солидном статусе хозяина кабинета, сидевшим за рабочим столом, на котором среди пачек бумаг уместилась гостья. Нат уставился в ее полуобнаженную спину, удивленный встретить женщину в замке, да еще и на столе прасала. Устав Санкофа не одобрял общение с женским полом, предписывая держаться от дам подальше. Рыцари, конечно, женились, но только после службы. В самом замке даже слуги были только мужчинами.

Когда Натан вошел, женщина что-то весело рассказывала прасалу, который улыбался ей так, будто забыл, что мышцы его лица, оказываются, умеют это делать. От улыбки Рима Лакадона, к счастью, предназначенной не ему, у Натана похолодело на душе. Дама же, будто не замечая маски хозяина, заливисто смеялась над собственной же шуткой.

Заметив вошедшего, прасал не сразу вспомнил, что его губы заняты улыбкой, и какое-то время смотрел на рыцаря со странной гримасой – его рот улыбался, но глаза вцепились в Ната, будто коршун в падаль. А когда обернулась женщина, Натаниэль и вовсе почувствовал себя попавшим в западню. Ему еще не приходилось видеть королеву Гольдену Первую, но портреты ее имелись повсюду, в том числе, и в молитвенной зале замка Санкофа, а также на новеньких золотых, отчеканенных прошлой зимой, когда она вступила на престол.

Растерявшись, Натан сначала вперил взгляд в морду матерого оленя, голова которого украшала камин вместе с коллекцией редких мечей и сабель, потом догадался, что в присутствии королевской особы полагается смотреть в землю и опустился на колено, вцепившись глазами в одну из ножек стола. На королеве не было короны, как и платье ее подозрительно смахивало на то, в каких ходят служанки.

До Натана дошло не сразу, что Гольдена навестила прасала тайно, а вот объяснения того, почему один из рукавов ее скромного одеяния был приспущен, обнажая спину, у него не было. Знать причину он не хотел. Вопрос был только один – почему прасал его впустил, если в это время принимал королеву? Вряд ли стража позволила бы Натану войти без приглашения. Вероятно, объяснение совпадало с ответом на вопрос, почему его позвали без наставника.

– Это тот одаренный рыцарь, о котором ты говорил? – промурлыкала дама и намотала на палец черный локон прасала Санкофа. Натан невовремя поднял взгляд, решив, что обращаются к нему. Скорее всего, он ошибся. Не могла королева Гольдена так фривольно сидеть на столе Рима Лакадона, как не мог глава ордена принимать у себя даму в столь развратном одеянии.

– Командир Натаниэль Гильяхор, один из наших лучших Зеленых рыцарей, – представил его Рим с такой гордостью, будто имел непосредственное отношение к превращению Натана в этого самого «лучшего». Нат всеми силами гнал из головы неприязненные мысли, но они проявляли настойчивость. В своей антипатии к прасалу Нат был не одинок и на то были причины. Рим Лакадон возглавил орден в прошлом году, и вопреки обычаям был назначен напрямую королевой, а не выбран Советом Черных рыцарей, который Гольдена упразднила. То, что он стал самым молодым прасалом Санкофа, лично Натаниэля не волновало, но именно из-за возраста у Рима Лакадона были проблемы с другими управленцами ордена. Натаниэль хотел бы всего этого не знать, но в общих казармах по вечерам болтали всякое.

Больше всего в прасале Натану не нравилось стремление к нововведениям. Что-то подсказывало, что на реформировании только системы наказаний новый глава ордена не остановится.

– Красавец, – протянула женщина, похожая на королеву Гольдену, и грациозно сползла со стола, облокотившись сзади на спинку кресла Лакадона. Натаниэль блуждал взглядом по всему кабинету, не в силах сосредоточиться на чем-то одном.

– Да, разбитая губа ему очень идет, – хмыкнул прасал. – Защищал человечество от мортов.

– Герой, – то ли простонала, то ли выдохнула Гольдена. – Давай, не томи мальчика. Как же мне нравятся твои рыцари, такие скромные, даже в глаза не смотрят.

Это какой-то абсурд, подумал Натаниэль, жалея, что его вызвали без наставника. В присутствии Марвана он всегда чувствовал себя увереннее с начальством. С другой стороны, от сегодняшнего Марвана хотелось держаться подальше. Впрочем, как и от Марвана прошлогоднего. Натан даже не мог вспомнить момент, когда наставник изменился, превратившись в садиста.

Тем временем, дама обошла стол и присела на его краешек спереди, отчего часть ее ноги оказалась в поле зрения Натана, упрямо глядевшего в пол. То была очень красивая, ухоженная нога, игриво выглядывающая из разреза платья. В чулке и изящном сапожке, украшенном золотыми цепочками с красными самоцветами. Такая нога не могла принадлежать простолюдинке.

В последнее время наставник Марван уделял особенное внимание борьбе с зовом плоти, который, по его мнению, был главным врагом молодого рыцаря. Буквально на прошлой неделе он устроил в казарме публичное наказание одному рыцарю, который не только не выдержал искушение плотским соблазном, но и проявил неосторожность совершить грех на территории замка, где всегда находились свидетели. Марван приковал несчастного к стене, а его стручок сунул в ведро с ледяной водой, продержав так несколько часов. После наказания бедолагу отвели к замковому лекарю, так как к тому времени конец рыцаря покрылся красными пятнами и волдырями. Объявив, что начавшийся некроз тканей уже не остановить, лекарь, недолго думая, оскопил несчастного.

Королева смотрела на Натана в упор, и тому казалось, что она знала о его маленькой тайне. Истинный рыцарь Санкофа должен был соблюдать чистоту тела и духа, и только оставив службу, думать о браке. Но в казарме Натаниэля таких не было – чистых телом и душой. И сам он таковым не являлся. О его грехе знал Зорфус, который, похоже, давно гнил заживо.

Однажды на патрулирование в дальний участок Тихого леса с Натаном и Зорфусом отправился новенький, которого Нат раньше в замке не видел, но принял за рыцаря из южных или западных отделений Санкофа. В последнее время замки ордена часто практиковали обмен учениками.

Новенький оказался девушкой – шалавой, которую специально нанял Зорфус, так как патрулирование предстояло с ночевкой в лесу. То был редкий момент, когда рыцарь Санкофа мог оказаться без наблюдения старших. Однако веселой ночи у Зорфуса не получилось. Двуединый наказал его прямо в лесу и весьма изощренно. Зорфус чем-то отравился и всю дорогу блевал, с трудом удерживаясь в седле. В ту ночь ему явно было не до блуда. Отправлять обратно девчонку одну через лес они не решились, и так случилось, что под утро она оказалась у Натаниэля в палатке. Натан знал, что Двуединый устроит расплату за грех и ему, но надеялся, что ведерка со льдом и порки удастся избежать. Особого восторга то действо с женщиной у Натаниэля не вызвало, но и грязным – как называл Марван всех подобным образом согрешивших – он себя не почувствовал.

Зато согласился со словами одного из прасалов Санкофа, чьи мемуары их заставляли читать: любовь без духовного начала пошлость.

К счастью, долго смотреть на белоснежную ногу королевы Натану не пришлось, потому что Рим Лакадон, наконец, перешел к делу:

– Орден высоко ценит твои заслуги, – произнес он. – Посему я принял решение сменить цвет твоего плаща. Натаниэль Гильяхор, я повышаю тебя в звании. Теперь ты рыцарь Красного плаща.

Более пафосной речи Натан еще не слышал. Оказывается, изобразить на лице почтение, уважение и высшую радость было еще труднее, чем не думать о пошлости, когда перед твоим лицом маячит обнаженная женская нога.

– Благодарю, – пробормотал Нат, склонив голову, а сам подумал, что ему чертовски надоело стоять на коленях в присутствии этих двоих. Какие-то мысли у него сегодня были совсем не соответствующие духу рыцарства. А потом вспомнились последние слова наставника Марвана, которыми он провожал его из зала: ни за что не соглашаться на повышение.