Читать книгу Мелодия страсти - Вера Авалиани - Страница 3

А между тем, Арсен вовсе не опоздал к выходу Сони из дому. Ее вообще не было утром в квартире. И Ангел был в данном случае не при чем.

Он недалеко улетел тогда, после того, как Соня отреклась от мольбы, от окна, в которое смотрела на провода Соня. Раздался сигнал по интуифону с самого верха:

– Я не отменял приказ. В Софье еще две жизни теперь, да и мольба осуществилась – она любит и любима. Просто храни ее дальше.

И Ангел Софьи, не смея хоть что-либо вякнуть в ответ, ринулся спасать свою Русалочку.

И «поймал» начало инфаркта миокарда. Именно эту сильнейшую физическую боль на и ощущала вместе с болью потери. Пол был деревянным, пах мастикой. И от этого запаха мысли ее вернулись в детство. Кода по заданию мамы она натирала паркет в своей комнате щеткой. Сперва запах ее раздражал, а когда пол сиял, то процесс начинал Сонечке нравиться. Она всегда пела песенки или сочиняла стихи под эту ежемесячную процедуру. И вот теперь он заставил вспоминать свою жизнь – как перед смертью и полагается.

– Вот простыну – и умру. И снова окажусь у родителей. Или как там все устроено на том свете, – слезы хлынули из глаз, – К врачу обращаться не буду. Я не должна омрачать жизнь Клода и его сынишку. Ведь я не лучше Жиз, если не хуже.

Но одно было ясно Соне – жить с такой болью внутри она просто не хочет.

Говорят, что сердце разбивается или разрывается из-за разлуки с любимым. У нее оно рвалось на части, будто зверь терзал все внутренности. И ощущение это было не только душевным, но и физическим. И холод действовал, как анестезия.

Переубедить Соню, что надо обратиться к врачу, он не смог, слишком тяжело ей было на душе. И тогда Хранитель внушил ей мысль, что можно простыть. От холода кровь не вытекала так сильно из разрывов на сердце, сворачивалась. Так что Соня могла дожить до утра.

Ангел Клода злился на Софью. И все время, когда измученный предыдущим ужасным днем Клод пробирался в гостиницу сквозь всполохи петард и салютов в честь наступающего нового года, он повторял с отчаянием и горечью: «Как она могла», «Как язык у нее повернулся», «Что натворила!». Так что Абсолют проявился по интуифону еще раз: «Ангел! Исполняй долг Хранителя, направь Клода к Софье».

Дело в том, что Ангел Софьи никак не мог к нему пробиться по интуифону – может за своими мыслями и грохотом праздничного неба он не улавливал импульсы между пальцами. А между тем Ангел Сони уже почти час ждал, когда Хранитель Клода внушит тому мысль вернуться в дом к Софье. Всю неблизкую дорогу до гостиницы мужчина возмущенно повторял: «Как она не понимает», «Как она могла!», «Что она делает с нами», вторя своему Ангелу.

В гостинице у него оказался не оплаченным номер, пришлось оформляться заново, вносить выставленные вещи. Это как-то сбила Клода с воинственного настроя. Он лег в горячую ванну.

И едва расслабившись, вдруг явственно представил, что в другой ванне так может лежать Соня с перерезанными венами. И тут же вскочил из воды. Наспех протираясь полотенцем, он натягивал на себя прежнее белье и одежду. Клод вдруг почувствовал, что минуты решают все.

Инфаркт у столь молодой женщины он предвидеть, конечно, не мог бы. Все же он не присутствовал лично ни при том, как из артерии ее матери бил фонтан крови, не тогда, когда новоявленный муж перерезал опять ту же артерию «розочкой» из бутылки у своего компаньона на глазах у Софии и пытался убить ее саму.

Опять же, не был он и при отказе тормозов в ее машине не видел лично, как Соня отчаянно развернула на полном ходу свою машину в столб из-за того, что отказали тормоза, и она одновременно хотела не убить кого-то и умереть вместе с мужем-садистом. Не был он с нею и в тот момент, когда она в прострации от горя бежала прямо под машины и прошла сквозь Ангелов. Словом, будь он врач, то понял бы, в какой опасности ее сердце. Но он только почувствовал, что Соня может что-то сделать с собой.

Гнев его улетучился. Он судорожно пытался вспомнить, что именно Софии говорила, после каких ее слов его охватила злость.

Его Ангел заботливо влил воспоминание в его голову из своей – ведь он тоже присутствовал при этой драме.

– Я боюсь любого брака, – выдала тогда Софья Клоду, собиравшегося срочно оформить брак с нею: – А, у нас все так…драматично, нелогично, быстро. Что если мы поссоримся уже в самолете? И я окажусь одна в чужой стране, что тогда меня ждет: бордель! У меня тут теперь скоро будет квартира. Свекрови придется уехать из страны.

А ты – ты уезжай. Видишь, какие тут нравы – зло за злом и злом погоняет. Но это родное зло. А оно все-таки лучше чужого. – Соня тогда опустила глаза, как перед прыжком в воду:

– Я никуда не поеду с тобой. Пусть лучше я всю жизнь буду уверена, что эта любовь была настоящей, а не очередным обманом, что ты и правда был моим мужчиной, какого я просила у Бога. Я отказываюсь от мольбы. Бог, Англы – они мало что могут изменить в материальном мире. А жить надо здесь и сейчас.

Воспоминания его немного успокоили – вроде бы она собиралась жить.

А он в тот момент подумал, что сам он без нее не станет жить. Твердо решил для себя.

Но Софи ничего не решает твердо. Каждый час ее мнения и настроения меняются. – Успокаивал Клод сам себя, И какой-то из «изменившихся» часов может стать последним. Поэтому Клод выбежал за дверь номера, стоптав задники ботинок пятками без носков, прихватив дубленку и надевая ее на ходу. К счастью, такси привезло кого-то с праздника в гостиницу, и даже ловить машину не пришлось. Но задержка предстояла позже: свой ключ он оставил у Софии в прихожей, чтобы избежать искушения вернуться. В прошлом браке он сам не раз умолял свою прежнюю жену уйти. И подумал, что если Софии хочет – он должен исчезнуть из ее жизни. Дурак! Дебил!!!

Когда Клод домчался, он долго звонил в домофон. Но Софи ему так и не открыла. Она сквозь боль и полудрему от воцарившегося в комнате мороза слышала переливы звонка. Но помнила, что у Клода есть ключ. А никто другой ее не мог заставить ползти к выходу. Тем более, что лежала она на втором этаже пентхауса, и ей предстояло спуститься по ступенькам в прихожую.

Клод не знал, что делать. И стал пинать дверь подъезда. К нему подошел сзади охранник агрессивно стал выводить его за ворота вокруг многоэтажки, что-то объясняя на непереводимом русском. Что-то вроде того, что раз не открывают – видеть не хотят.

Но Клод отбивался от него и отчаянно кричал «суицид».

Но охранник – бывший урка – не знал такого замысловатого слова. И, отпустив Клода, набрал номер на мобильнике и позвонил своему начальнику домой – заодно и с новым годом поздравил. Рассказал, что прорывается тут любовник адвокатской вдовы, ломится в дверь подъезда и кричит: «Суицид».

На удивление, начальник охраны не отмахнулся от сигнала. Он видел Клода и понимал, что тот зря тревогу поднимать не станет – не тот тип личности.

– Спроси у иностранца, он за Соню беспокоится?! Если да – то впусти. Тут в газетах писали, что она чокнулась от ревности. Может, и правда. И скорую вызови, срочно!

– Но как я его впущу, если у меня и ключа нет от подъезда, и тем более от квартиры. Там же бронированная дверь!

Да… озадачился начальник охраны.

Он решил ввиду таких обстоятельств сообщить Иллариону о странной ситуации: вдруг у владельца здания втайне от жильцов есть дубликаты ключей от дверей квартир. И тут он не ошибался. Но Софья-то недавно сменила замки!

– Сквозь звуки шлягера в доме голос Иллариона был почти не слышим. Да и долго объясняться с человеком, полноценно отметившим Новый год, смысла не было. Начальник охраны прокричал коротко:

– Софья Орлова умирает в закрытой квартире. Есть ли у Вас, шеф, дубликаты ключей от ее двери?

– Илларион потому и был лидером, что мыслил не стандартно.

– Она замки должна была бы сменить… Вызывайте пожарных и МЧС, дайте им на лапу, пусть поднимутся по лестницам снаружи, разобьют окно на верхнем этаже и откроют дверь изнутри для «скорой». Ее, надеюсь» вызвали?

– Только что. Ее Ромео тут у подъезда «кипишь» поднял.

– А… – чуть разочарованно протянул Илларион. – Пусть отношения с Соней он и не собирался продолжать, зная мстительность своей Наны, но все же он побывал с красавицей в постели. И его неприятно поразил тот факт, что у юной вдовы спустя день после этого появился любовник, из-за которого она, как писали в газетах, спятила.

– Насколько я знаю, ее хахаль – каскадер – пусть лезет вместе с пожарными в окно или вместо них. Я не против. – И Илларион отключился. Но взял на заметку себе ситуацией поинтересоваться.

Начальник охраны позвонил своим подчиненным и передал инструкции. В МЧС позвонил сам. И выехал на место: надо ведь спасателям будет зеленых забашлять для стимула, да и медикам придется рассовать по кармашкам их белых халатов приличную сумму.

Благо, в новогоднюю ночь пробок нет, да и все дома, принадлежащие Иллариону, строились кучно, в центре. Так что Гия – полное имя Георгий Цхелава (начальник охраны Иллариона и его двоюродный брат) жил в трех минутах езды от дома Софьи. Как и многие в группировке он в Софью был тайно влюблен. Но для тех, с кем ее муж – адвокат работал жена Павла была табу по многим причинам.

Надо сказать, что он, как никто, был в курсе всей истории Сони. И вновь открывшиеся обстоятельства к влюбленности прибавили жалость и желание защитить. Ведь только Гие, как родственнику, рассказал Илларион о том, что поведала Софья о своем замужестве, об его кастрации, о том, что муж ее подкладывал под зарубежных партнеров и избивал потом. Ведь, оказалось, что Павел женился на ней, чтобы скрыть, что Нана кастрировала именно его, выдав за неизвестного насильника. Гия изумился выдержке этой женщины, которая жила монашкой изредка становясь проституткой, и всегда под страхом смерти. Да еще потом в столб на машине врезалась. Столько жути на одну девчонку! Ей ведь теперь только двадцать два не исполнилось, в феврале будет день рождения.

С такими мыслями въехал в широко распахнутые по случаю чрезвычайной ситуации обычно широко распахнутые ворота покрытой по фасаду гранитом многоэтажной «свечки», в которой по одной квартире на два этажа.

Оказалось, что пожарная машина подъехала позже «скорой». Охранник уговаривал врачей подождать, не уезжать на другие вызовы. Гия просто подошел, пожал врачу и медбрату руку, в каждую свою ладонь, вложив по сотне баксов. Поздравил с праздником, принюхался к «Спасибо». И тяжело вздохнул – оставалось надеяться, что мастерство не пропьешь…

Машина пожарная, на которой уже при Гие подъехали спасатели, подоспела через пять минут. И спасатели тоже были не очень трезвыми, так что они не возражали против подвига Клода, когда он предложил влезть на девятый этаж вместо них. Перескочив с машины на пожарную лестницу, он карабкался по ней медленно из-за неудобной обуви.

А потом едва не соскользнул ногой с подоконника, к которому пришлось подтягиваться на руках. Вот когда пригодилось его прошлое спортивного гимнаста и каскадера!

Спрыгивая с низкого подоконника в спальню Софии, Клод буквально споткнулся об ее распластанное на полу тело. К счастью, она лежала перед распахнутым окном, его не пришлось разбивать, иначе Соня неминуемо порезалась бы во многих местах.

Клод склонился над ней в панике: она такая холодная, может быть мертвая!!!

Но когда Клод щупал пульс, Софья приоткрыла глаза. И этот огромный мужчина, атлет и чемпион всхлипнул и зарыдал от облегчения.

Соня была в странном состоянии прострации, сладкой слабости и полудремы. Клоду пришлось бить ее по щекам, чтобы она окончательно очнулась.

Ты?! прошептала Софья и снова отключилась, будто в обморок упала.

Клод, наконец, взял себя в руки и ринулся к двери, открыл ее, взял свои ключи со столика под зеркалом, нетерпеливо подпрыгивая у скоростного лифта, еле его дождался.

Съехав вниз, он распахнул дверь подъезда – консьерж в четь праздника отсутствовал за стойкой. Врачи смогли войти в дом, отмахиваясь от его взволнованных восклицаний на английском. Вместе с ним и поднялся и длинноносый субъект кавказской наружности лет сорока.

Гия насторожил Клода – пальто дорогое, да и на врача этот жесткоглазый мужчина явно не похож.

– Я начальник охраны здания, – церемонно представился Гия, увидев, что Клод вопросительно смотрит на него, впадая в различные подозрением.

– Я должен контролировать вторжение в квартиру без просьбы со стороны жильца. – Его английский был очень правильным, британским.

У Клода отлегло от сердца. Не убийца!

Медики были сильно «под шафе». Поэтому Клод и Гия не сразу поверили их вердикту – «обширный инфаркт», и тому, что срочно нужна операция или введение сильнодействующего препарата.

Оба мужчины переглянулись, не зная, насколько можно доверять суждению выпивших немало врача и медбрата. Но в клинику Соню все же повезли в специальном кардиологическом реанимобиле, тут же вызванном через знакомого Гие главного врача крупной больницы.

По пути ей сделали экспресс – анализ крови, который подтвердил инфаркт. И… врач потрясенно сказал, что судя по всему, Софья беременна, и вводить препарат «Актелизе», растворяющий тромбы, нельзя. Оставалось надеяться, что рентген – операция, которую предложили, как альтернативу, поможет, и операционная будет не занята. Потому что до того, как сердце порвется или остановится, счет шел на минуты.

Гия перевел Клоду то, что сказал врач, и тот снова заплакал без рыданий. Лицо сморщилось, и его стала заливать вода из глаз, без звуков. Георгий испытал шок. Было видно, что плакал во взрослом виде мужчина впервые. Он даже осознавал, что плачет. Гие, при всей его жестокости, было жаль, что Софьи может не стать на этом свете.

Она лежала на носилках такая бледная, что видны были синие вены на веках и висках, словно можно стало заглянуть ей под кожу. Это было странно и страшно как-то иначе, чем он привык.

Ангелы Клода и Софьи в мольбе скрестили руки. Они уже сообщили Абсолюту о том, что происходит. И сам Архангел Рафаил проник руками в грудную клетку, и быстрыми движениями поглаживал сердце, подбадривал его и оберегал целостность. Софья вдруг широко открыла глаза и спросила тихо у Клода:

– Ты меня простил за то, что я тебя… ампутировала?

– Ты только попыталась, но не смогла, – хрипло ответил ей Клод.

– Какое точное слово она выбрала! – восхитился Ангел Софьи, – и в правду, она будто попыталась отрезать что-то будто себе самой. Причиняя боль Клоду она чувствует ее также, как он.

– Лучше бы она думала об ампутации перед тем, как ее делать, а не после того, – довольно резко ответил коллеге Ангел Клода. – Она моего Клода уже четвертовала своими отречениями.

– Они оба столкнулись с разного рода насилием, жили в постоянном страхе в браках. И оба поэтому боятся быть любимому человеку в тягость, обременить собой. Их разлуки – акт самопожертвования…

Ангел Клода набрал воздуху для гневного монолога, поэтому очаровательный Ангел Софьи остановил его жестом, – Ты гневаешься, а значит, ты не прав.

– Не знал, что на Земле ты был Сократом, – съехидничал Ангел Клода, но дискуссию прекратил. Для Ангела он был слишком злым последние сутки.

– Софья хотела простыть и умереть, потому что без Клода ей не жить – это ли не доказательство любви! – Не смотря на оппозиционное молчание коллеги, Ангел Софьи продолжал доказывать ее невиновность.

Попытка скрытого самоубийства! Это ли не грех! не выдержав, парировал Ангел Клода.

Не будем забывать, что твой Клод собирался себя убить не скрытно, а явно. Ничего живого не останется, если умирает половина тебя. Это не самоубийство, а продолжение процесса смерти, начатой другой стороной, ты же знаешь, что настоящее единство не расторжимо. не сдавался Ангел Клода.

Архангел Рафаил посмотрел строго на обоих:

– Сердце чуть не разорвалось у Сонечки в момент разлуки от ее собственного поступка. Но вы же знаете – каждая смерть – отчасти самоубийство, а отчасти – убийство. Немало сделали режиссер и актриса для того, чтобы разрушить жизнь влюбленных.

Он улетел на небо на своих шести крыльях, сливающихся в полете в единый реактивный шлейф. А пристыженные Ангелы умильно смотрели, как вода с лица Клода перетекала на лицо Сони, в котором появились краски.

В больнице Соне в вену ввели крошечную рентгеновскую камеру. И еще одна мощная просвечивала ее снаружи.

Она лежала в полном сознании и смотрела на мониторы компьютеров, высившиеся над ней уже без страха, а только с любопытством. И видела изнутри свои сосуды, кожу, всю полость в той части, куда попадали рентгеновские лучи. Все было скорее серо-розовым, чем красным, и двигалось не так, как можно было бы предполагать.

И когда камеру по артерии довели до сердца, кардиохирурги…дружно «матюкнулись», и оба растерянно перекрестились: сердце пациентки на хирургическом столе было надорвано, но в нем не оказалось… ни одного тромба! Как такое возможно?! Чудо?

Ангелы смотрели на изумленные лица врачей, которые видели кардиограмму больной перед операцией. И ничем кроме чуда объяснить то, как на уже их глазах зарубцевались свежие порывы сами собой, они объяснить не могли.

– Неужели кардиограмму сделали неправильно – по пьянее? – спросил тот врач, который вел камеру к сердцу у того, что сидел за компьютером.

– Или так, или перед нами необъяснимое исцеление, – со скепсисом в голосе констатировал его коллега. – Но мы – то знаем, что у всего чудотворного есть банальное земное объяснение. Одно ясно, нам делать ничего не придется. – И стали вытягивать обратно из артерии Софьи крошечный аппаратик на гибком шнуре.

И оба облегченно рассмеялись: концепция чуда меньше всего нравится медикам. Не любят они конкуренции в деле спасения…

Ангелы хирургов и те над ними потешались. Ведь коллеги сообщили им о вмешательстве Архангела Рафаила в процесс спасения Софьи. Все они дружно кувыркались в воздухе от хохота и облегчения, читая в мыслях своих хранимых варианты: перепутали кардиограммы в «скорой», ввели во время доставки «Актилизе» или другой препарат, рассасывающий тромбы. Ну или… или.

Соня все видела и слышала, ведь анестезию при коронарографии не делают. Она блаженно улыбалась, вспоминая, как видела Ангелов дважды. И не сомневалась, что не медики ее спасли. Но молчала и смотрела на свой внутренний мир через рентгеновский аппарат. Не каждому довелось увидеть свое разбитое сердце, которому еще предстоит срастаться. А ведь последний удар по нему нанесла она сама себе.

Софья тоже лежала и улыбалась блаженно. Она понимала, что без Ангелов тут не обошлось. И мысленно обещала им больше никогда не пытаться самовольничать с мольбой.

Врач вынул из вены камеру, укрыл Соню простыней. И, выйдя к ожидающим новостей двум мужчинам в коридоре, сказал, что операция прошла успешно, и в кассу больницы они должны внести десять тысяч долларов. И завтра Софью можно забрать из клиники домой.