Читать книгу Голос. Два года из жизни Муслима Магомаева. - Вера Белова - Страница 6

«Я не мог поверить, что со мной стряслось такое! До самого последнего момента не верил, что всё происходит со мной…», – восторженно рассказывал Владимир Атлантов, вспоминая, с каким нетерпением ждал он поездку в Италию.

В воспоминаниях Муслима Магомаева повествование о событиях, связанных с отъездом на стажировку, сдержанное, с нотками озабоченности и даже грусти.

Конечно, Италия – мечта любого певца. Фотография зрительного зала театра «Ла Скала» украшала стену комнаты Муслима. Мечта с детских лет «рисовала» тот зал в особом ракурсе – «со сцены». Но, обернувшись явью в момент его триумфа, мечта, будто бы проверяла на верность: готов ли ради неё рискнуть своим оглушительным успехом, славой, поднявшей на невероятную высоту? Готов ли с той высоты шагнуть в неизвестность?

Много лет спустя, изучая страницы творчества и судьбы своего кумира Марио Ланца, Муслим Магометович вспомнит слова знаменитого дирижёра и композитора Сергея Кусевицкого об этом выдающемся певце: «Невозможно звезду усадить за школьную парту».

Да, стажировка – это учёба. И на каком бы уровне она ни проходила, суть та же – возвращение в статус ученика, студента. В данном случае – на длительный срок. В прекрасной, манящей, но всё-таки чужой стране. Словно полёт на другую планету…

Муслим Магомаев

Перед поездкой в Италию стажёров напутствовала министр культуры Фурцева. Что она могла пожелать? Всё, что положено в таких ситуациях. Довести установку, данную сверху. Попытаться убедить, чтобы не слишком засматривались на витрины заграничных магазинов.

Впрочем, наставления давала не только министр культуры… «Прежде чем мы отправились в Италию, с нами проводили собеседование в органах», – вспоминал Владимир Атлантов. Общение с итальянскими коллегами – артистами было запрещено. Заводить друзей на бытовом уровне также официально не было позволено.

Перед дальней дорогой и в пути человек, независимо от возраста, оглядывается мысленно на прожитую жизнь. О чём думал высокий, стройный, красивый парень, глядя в иллюминатор самолёта, стремительно мчавшегося по взлётной полосе, отрывавшего от земли?

Позади выступления на лучших сценах столицы страны, записи на Центральном телевидении и Всесоюзном радио, выпуск грампластинок, восторженные зрители, море аплодисментов и цветов, бесчисленное количество поклонниц и поклонников – их письма уже не вмещает огромный бабушкин сундук…

Но столь казалось бы благосклонная к нему судьба, успела открыть и свои печальные страницы, поспешив посвятить в грустные тайны о том, куда уходит детство и те, кого не долюбили, кого не баловали ни вниманием своим, ни ласковым словом, ни добрым делом, полагая, что, вроде бы, они, близкие наши люди, достаются просто так, раз и навсегда. Как море и небо…

Теперь, когда бабушка Байдигюль – самый родной человек, ушла в невозвратную вечность, явилось горьким откровением понимание, как сильно и нежно он любил её – добрую фею своего детства, воистину весенний цветок. Любил… И в то же время не слушался, и часто вольно или невольно, скорее всего от детской бесшабашности, обижал и всегда старался избавиться от её опеки. Обижал тем сильнее, чем больше она любила его…

Такой любви, терпеливости и доброты больше не встретится никогда. И эта потеря, и запоздавшее раскаяние не покинут его сердце.

Бабушка, как добрый ангел, была хранительницей дома его детства. Нет её, и дома тоже нет. Дядя Джамал и тётя Мария Ивановна насовсем обосновались в Москве. В квартире на улице Хагани живут другие люди. Их квартира в знаменитом «Доме артистов», оставшаяся от деда, теперь стала коммунальной. Хотя первым покинул её он сам… Поспешный юный брак, необдуманный отъезд в Грозный, грустный опыт ошибок молодости…

Самолет, набирая высоту, пробивался сквозь белый туман облаков. Володя, задумавшись о чём-то своем, улыбался и выглядел абсолютно счастливым человеком. Должно быть, представлял Италию, залитые ослепительным солнцем улицы и площади Милана…

В нарды с дядей Джамалом