Читать книгу Спящий красавец - Вера Чиркова, Вера Андреевна Чиркова - Страница 4

Во второй раз девушек, желающих поздравить короля, начали пускать в зал после обеда и за это время помещение изменилось до неузнаваемости.

В центре зала появился стоящий на возвышении трон, накрытый вышитым шелком итсарским покрывалом. Он стоял спиной к окнам и вовсе не удобство гостий волновало Шэда, когда он на этом настаивал.

– Портретов его величества хватает и во дворце и в столице, и горожанки могут при желании изучить королевское лицо в мельчайших подробностях, – втолковывал он Матту, главному устроителю королевских лож и беседок на всевозможных празднествах.

Его команда из нескольких ловких плотников и обивщиков совместно с магом-природником могли шутя решить самую сложную и противоречивую задачку. И теперь справились на отлично. Сняли с пола ковры, чтобы огромные стаканы катались как по льду, завесили огромным гобеленом нишу и украсили сами коляски цветочными гирляндами.

Свои цветочки гостьи теперь оставляли в вазах у входа, входили в стакан и мчались к королевскому трону, наивно радуясь этой скорости.

А через тридцать секунд начинали суматошно искать рычажок, который останавливал стакан и, по их представлению, непременно обязан быть под рукой пассажира. И снова не все… девицы, щеголявшие переделанными королевскими платьями, радовали Тервальда робостью и смущением, цветущем на не испорченных разными хитростями лицах.

Он принимал поздравления до самого ужина, а проглотив пару ложечек тягучего сиропа и запив несколькими глотками воды, неожиданно осознал, как сильно устал.

И не удивился, когда, проснувшись утром в своей постели не смог вспомнить, в какой по счету купели уплыл в туманные кущи сна. То ли четвертой, то ли пятой. В этот момент он твёрдо решил сидеть в почти опротивевшем зале с самого утра до темна, безо всяких перерывов на сон и обед, в котором по сути не нуждался.

И сумел донести свое желание до ментала, уже с легкостью угадывавшего его мысли.

Два дня слились в один, длинный и почему-то беспросветно темный, хотя за окнами бушевала всеми красками шальная весна. Неумолчно пели птицы, жужжали пчелы и шмели, витали ароматы цветущего сада и клумб. И звенели голоса и смех заполонивших парк гостий, лились песни менестрелей и танцевальные мелодии.

А мимо короля нескончаемым потоком мелькали женские лица, постепенно сливаясь в одно и он всё сильнее опасался, что от усталости и монотонности этой процедуры не сможет узнать свою травницу, если она проедет перед ним в чужом платье.

В этот вечер он был зол, как разбуженный среди зимы медведь, и ментал, чувствовавший раздражение его величества, потребовал, чтобы банщик ограничился одной купелью. И облегчённо выдохнул, ощутив направленную на себя благодарность короля.

А тот, оказавшись в своей постели, подумал, как хорошо иметь рядом понимающего тебя человека. Пора бы ввести ментала в штат придворных лекарей. О дне рождения, наступавшем после полуночи, Тервальд старался не вспоминать, чтобы не тревожить зря старательного мага. Все равно помочь тот ничем не сможет, только зря будет голову ломать. А ему лучше смириться, раз выпала такая доля, в самый значимый день рождения сидеть на троне бездвижной куклой.

Однако судьба распорядилась иначе.

Проснувшись под утро, Тервальд, как обычно, повернулся на бок, намереваясь взглянуть на большие часы. Вставать он предпочитал с жаворонками. И не сразу понял, почему так удивился привычному действию. Вроде все, как обычно, неяркий рассвет уже выгнал прочь ночную тьму и заодно погасил за окнами расставленные по парку фонари. Сюда, на третий этаж, от них добирались лишь редкие лучики, рисовавшие на потолке смутные узоры.

А потом резко сел и принялся поспешно ощупывать руки и ноги, чтобы наверняка убедиться в их гибкости и чувствительности.

– Линд!

Юный посыльный, после той охоты ставший самым старательным и незаменимым помощником секретаря спал теперь в комнате камердинера и успевал первым примчаться на зов.

– Я тут! – сонно растирая кулаками глаза отрапортовал тот, появляясь в дверях и резко смолк, глядя на короля округлившимися от потрясения глазами, – В-ваше величество! В-вы проснулись!

– Ну да, – с неимоверным удовольствием подтвердил Тервальд, – и хочу есть. Беги на кухню, тащи еды. И не вздумай нести кашу или творожок! Никогда не прощу!

Его величество доедал завтрак, о каком мог только мечтать в эти дни, когда в его гостиную, сонно покачиваясь, ввалился Шэд. Постоял пару минут, вдумчиво изучая сноровисто орудовавшего вилкой и ножом друга, прошлепал к столу и сел напротив.

– Как я счастлив, – выдохнул он с чувством и утащил с блюда одного из последних фаршированных рябчиков. – За эти дни мне раз сто хотелось заболеть лихорадкой или сбежать в горы.

– Там еще снег, – передернул плечами король.

– Пусть. Лишь бы не твои девицы. До сих пор я считал, будто наизусть знаю все их желания и требования. Глупец наивный! Сам, своими руками завязал на шее ярмо, когда объявил, что со всеми вопросами могут обращаться прямо ко мне! Ведь уверен был, что все предусмотрел. Как бы не так. С утра всем нужна горячая вода, просто море воды. Уже на второй день Анцельс поставил огромную бочку с кранами и возвел вокруг огромный шатер с десятками купален и бассейнов. Там постоянно греется вода, поступающая из речки. Но по утрам, задолго до рассвета начинается шум и споры, кто умывается первым, кому сначала делают массажи и примочки, а кому педикюр. Мы с магистром стараемся ходить на цыпочках, прячемся по углам… и все равно попадаемся в ловушки. С нас спрашивают всякие масла и зелья, духи и мыло… как выяснилось, аромат некоторых сортов не сочетаются с другими, создавая невыносимую вонь. Поэтому мы запасаем и выдаем всем мыло, душистую воду и всевозможные снадобья по списку, заверенному придворным алхимиком. Почему ты смеешься?

– Не нужно было позволять своему агенту травить друга, – жестко объявил Тервальд, – не пришлось бы терпеть. Лучше скажи, сколько еще осталось не поздравивших меня гостий? Мне вчера вечером забыли сообщить.

– Около двухсот… – мрачнея, пробормотал граф, – и я не позволял, чем хочешь поклянусь. Доверял ей излишне… это есть. Протеже матушки, как никак. Но научен на всю жизнь.

– Этих двести собери в тронном зале до завтрака, я сам пройду по кругу. А остальные все прибыли?

– Нет. У всех какие-то важные причины, но королева велела привезти, тут разберемся. Больных вылечим, бедных нарядим. Гвардейцы и маги уже уехали собирать.

– Тогда поторопись, пока они едут, посмотрим на последних, – решительно вставая с кресла скомандовал король.

На этот раз в тронный зал впустили всех девушек разом, и некоторые попытались робко протестовать.

– К моему сожалению, – зычно объявил король, – несмотря на обещанные прежде короткие свидания, я вынужден несколько изменить ритуал поздравлений, иначе невольно нарушу расписание и вы не успеете на некоторые из праздничных событий. А их подготовлено очень много, катание на военных кораблях, обед в летнем королевском имении на острове Руаше, танцы на соляном озере Юнь-као и салют над морем. Но несмотря на изменение порядка, каждая из вас успеет сказать самые главные слова.

Ни одна из притихших гостий не стала спорить, все уже отлично знали про стеклянные коляски и понимали, как мало шансов те оставляли девушкам, желающим сказать королю больше, чем он желал услыхать.

И потому они тесной шеренгой покорно стояли вдоль стен огромного зала, а его величество шел мимо, забирая из очередных дрожащих пальцев привядшие цветы. Пристально вглядываясь в глаза, выслушивал короткое поздравление и шагал дальше, а шедший следом граф ловко защёлкивал на запястье счастливицы золотой браслет.

Почему-то Тервальд был уверен, что среди этих гостий травницы тоже не окажется. Может оттого, что запомнил ее решительной и уверенной в себе… а такие не прячутся за чужими спинами. А возможно это виновата его неудачливость. Молодому королю никогда ни в чем не везло с первого разу, как некоторым. И даже дар достался слабый и совершенно бесполезный, умение чувствовать минералы. Не так глубоко, как у сильных мастеров, чтобы находить богатые месторождения, и не такой яркий, чтобы отличать изумруды от бирюзы. Он даже не мог распознать в куске валявшегося под листвой металла монетка это или обломок меча. Потому и никогда не утруждал себя поиском кладов или сокровищ. Все равно найдет либо ржавый лемех от плуга, либо треснутый чугунок.

Так и вышло.

Оставив девушек на попечение дворецкого, обязанного вывести их из дворца, король поспешил в главный трапезный зал. Там к этому моменту собрались его советники, министры, родственники и друзья. Ну и придворные бездельники, куда же без них.

Тервальд мрачно фыркнул, многие короли начинают свое правление с чистки окружения, доставшегося от родителей. А после не замечают, как постепенно и сами обрастают балластом, как суда ракушками. Но его матушка, уже несколько лет единолично правившая страной, проводила такие чистки два раза в год, после своего и сына дней рождения. И всегда объясняла, почему тот или иной пригревшийся хомячок едет домой или в монастырь. Значит ему осталось потерпеть совсем немного, и по узорным паркетам залов можно будет пройти, не встретив толп веселых лоботрясов.

Собравшиеся на завтрак ожидали в картинной галерее, примыкающей к залу, бродили под огромными полотнами с заумным видом обсуждая ракурсы, экспозицию и освещения, а так де стили письма. Не забывая искоса поглядывать на двери, откуда должен был появиться его величество.

Все уже были в курсе его долгожданного освобождения от яда. И разумеется, с нетерпением ожидали результатов необычайного мероприятия, устроенного его величествами для молодых горожанок. Хотя всем было известно, что приглашали и жительниц ближайших поместий и селений.

Тервальд вступил в галерею в полной тишине, ноне успел порадоваться деликатности придворных, как одна из юных воспитанниц тихо осведомилась:

– Ну и где избранница?

И вроде кротко спросила и ничего обидного не произнесла, но слух короля, привыкшего за три дня распознавать эмоции по едва заметным ноткам, уловил в нем и ядовитое ехидство и злое торжество.

Копившееся несколько дней раздражение и разочарование рванули мощным потоком, снесли к лешим все моральные щиты и запреты и взорвали короля справедливым возмущением.

– А с какой стати, вы, леди, решили, будто я выбираю невесту? – прошипел он разбуженной по весне коброй.

Огромной такой, королевской.

– Ну это же очевидно, – заявила она уверенно, дерзко глядя королю в глаза, – Вам исполнилось двадцать семь лет и вы имеете право жениться по своему выбору.

– А прежде не имел? – даже опешил Тервальд, подозрительно рассматривая хорошо известную ему совсем юную, лет восемнадцати, не более, девицу.

Леди Вильгельмина де Беркуа, чтица старшей фрейлины его матушки и одновременно единственная дочь маркиза Филиппо де Беркуа, одного из самых богатых лордов Агерна. И разумеется, в должности чтицы она никогда не нуждалась и никаких книг никому не читала. Просто пожелала жить во дворце, и папаша это устроил.

Но король заинтересовался странной девицей вовсе не поэтому. Слишком часто натыкался в залах и галереях на ее фигуру, чтобы не обратить внимания на унылое, почти тоскливое выражение птичьего личика. Словно у нее что-то постоянно болит. Тервальд даже как-то направил к ней лекаря, вспомнив про несчастную, когда тот залечивал ему полученную на тренировке царапину.

И тот доложил, что она здорова, как гвардеец.

Его величество тогда просто пожал плечами и напрочь забыл про чтицу. Мало ли какие у нее причины ходить с кислой рожицей?

– Прежде Вам следовало спросить совета, – пояснила она снисходительно, – и получить разрешение. А теперь можно быстренько жениться безо всяких пояснений.

– А зачем мне вообще нужно так скоропалительно жениться? – Никак не мог понять Тервальд хода ее мыслей.

– Ну вам же уже столько лет! – слегка покраснев, с досадой выдохнула она. – мне объяснили, что мужчинам очень трудно жить столько лет без женщин!

– Без женщин?! – его величеству показалось, что он ослышался или не так ее понял, но чей-то истеричный смешок подтвердил правильность его догадки.

Тервальд окинул бдительным взором притихших невольных зрителей, прячущих взгляды и улыбки, и начал понимать, кто был виновником его трехдневного паралича. И предательства хорошо обученной телохранительницы.

– Ну королям же не позволительно расхаживать по разным сомнительным заведениям, – с сочувствием добила его леди Вильгельмина.

– О-оо… – всхлипнула одна из дам, подавившись смехом, – простите… ваше величество…

Ответить Тервальд не успел, тонко хрюкнул советник по торговле, и сложился в поясе, пытаясь замаскировать хохот деланым кашлем. Почти в тот же миг хлопнув себя ладонями по крепким бедрам, взорвался жизнерадостным смехом командующий королевскими войсками, генерал Дрежатир. И словно распахнул пресловутую дверь вседозволенности.

Хохотали все. Задыхаясь, ржали мужчины постарше, тонко повизгивали пажи и курьеры, дамы стирали белоснежными платочками выступившие от смеха слезы, юные чтицы прятали лица в ладонях и распахнутых книгах.

Королева старательно прикрывалась резным веером слоновой кости, Раяна сосредоточенно нюхала букет нарциссов, утонув в нем почти по макушку. Давился едва сдерживаемым хохотом Шэд, обычно прекрасно владевший лицом.

Не смеялся только сам король. Хотя прекрасно понимал причину веселья присутствующих. Только престарелые настоятельницы закрытых училищ для знатных девиц искренне считали, что получить немного ласки знатные господа могут лишь в особых заведениях. И накрепко вдалбливали это в головы своих воспитанниц.

И это была последняя деталь, идеально вписавшаяся в уже собранную его величеством картину его отравления.

– Так значит, это вы, леди, – притворно ласково осведомился Тервальд, позволив присутствующим немного просмеяться, – позаботились о том, чтобы я три дня сидел в подушках парализованной статуей? И чем же вы подкупили воспитанницу королевы?

– Я не подкупала, – оскорбленно задрала она нос, и тут же, гордо сообщила, – просто помогла ей за сочувствие.

– Чем?

– Подарила домик… ее бабушке негде жить.

– Лорд Шэдгер, – ледяным тоном приказал король, – немедленно отправьте леди де Беркуа к дознавателям, пусть пишет признательное объяснение.

– А потом? – едва слышно справился сразу ставший очень серьезным Шэд.

– По закону. – так же тихо и равнодушно бросил король, и величественно двинулся к своему столу, роняя по пути скупые кивки и улыбки.