Читать книгу Азалия - Вера Гривина - Страница 7

Отношение аббата Реми к монахам не было особенно строгим, поэтому брат Тибо часто навещал родных и проводил с ними много времени. Жаветта с нетерпением ждала сына на следующий после визита Бертрана день, и дождавшись, наконец, рассказала о недавнем госте.

– Отрадно слышать! – обрадовался брат Тибо. – Хвала Господу, есть человек, который так же, как и мы чтит память Готье и Люции. Храни его, Боже!

Жаветта посетовала на то, что она, поддавшись уговорам Бертрана, отложила постриг внучки. Брат Тибо отнесся к этому спокойно.

– Значит такова воля Всевышнего. Лучше подождать, чем огорчить достойного человека отказом в его просьбе.

– Но как же светопреставление?

– Одному Господу ведомо, случится ли оно.

Брат Тибо, как и аббат Реми, считал, что людям не дано знать точную дату Страшного суда. Однако Жаветта больше доверяла архиепископу Нарбонны, твердившему о неизбежности Второго Пришествия в ближайшее Рождество Христово.

В городе тем временем стараниями святых отцов обстановка заметно накалилась. Если еще недавно люди не то, чтобы не верили в скорый конец света, а просто не уделяли этому возможному событию достаточно внимания, то теперь как бы наступало общее прозрение. Горожане и селяне кинулись в храмы замаливать свои грехи. Желающих постричься в монахи оказалось такое огромное количество, что настоятели многим людям отказывали. Рынок Нарбонны почти опустел, большинство лавок закрылось.

Азалия принадлежала к малому числу смертных, совершенно не испугавшихся Страшного суда. Девушка понимала, что у нее не столько много грехов, чтобы Господь не проявил к ней милость. Зато ее ждала встреча с покойными с родителями. Азалия надеялась узнать у них, каким было забытое ею детство, а потом, если Господь позволит (а Он такой добрый, что обязательно позволит), она уже никогда не расстанется ни с отцом, ни с матерью.

«Мы будем вместе вечно», – мысленно желала девушка и чувствовала себя счастливой.

В канун, как полагало подавляющее большинство жителей Нарбонны, судного дня все храмы были переполнены, а люди, не поместившиеся внутри, облепили паперти. Народ отчаянно молился, прося у Всевышнего прощения за свои грехи. Кое-кто в страхе перед Божьим гневом даже умирал от разрыва сердца, те же, у кого хватало сил перенести напряжение, ждали трубного гласа.

К утру страх сменился недоумением, а затем началось ликование. Поняв, что гибель мира отсрочена, люди принялись веселиться, петь, танцевать и пить вино. Потерпевшие фиаско священнослужители служили благодарственные молебны во славу Господа, оказавшего великую милость грешному человечеству.

Одна Азалия грустила, поскольку радоваться ей было нечему. Мало того, что у нее не случилась желанная встреча с родителями, так теперь ей предстояло расстаться с бабушкой и дядей. Аббатиса Сенте-Мари, матушка Юдифь, завела у себя в обители жесткие порядки: сестры изнуряли себя постами и молитвами, выходить за ворота разрешалось только самым старым и некрасивым монахиням, а встречаться с родственниками обитательницам монастыря дозволялось лишь по случаю тяжелой болезни или смерти кого-нибудь из семьи.

Азалия чувствовала себя так, словно готовилась к собственному погребению, причем похоронить ее должны были заживо. Она грустила и втайне от близких плакала. Будучи всегда трудолюбивой, девушка почти перестала прикасаться к пяльцам, иглам и прялке, предпочитая домашней работе прогулки пешком и верхом по окрестностям, чтобы проститься с любимыми местами перед уходом в монастырь.

На третий день Рождества Жаветта захворала. Азалия, забыв сразу же обо всех своих переживаниях, принялась ухаживать за бабушкой, чем отнюдь не доставляла удовольствие последней.

– Ну, чего ты хлопочешь возле меня с таким скорбным лицом, – ворчала Жаветта. – Я не собираюсь пока умирать и скоро поднимусь.

– Ты обязательно поднимешься, бабушка, – вставила Азалия.

Старуха будто ее не слышала:

– Бог меня не оставит! А ты давай, отправляйся на свою прогулку.

– Как тебе угодно, бабушка, – покорно согласилась Азалия.

Выйдя из дома, она увидела, что небо затягивается тучами. Однако Азалии и в голову не пришло ослушаться бабушку, пожелавшую, чтобы внучка отправилась на прогулку. Рубо было велено оседлать лошадь.

Когда Азалия выехала со двора, тучи, казалось, стали еще гуще. Окрестные холмы выглядели так, словно их покрыла серая пыль. Такие мрачные виды не могли улучшить настроения девушки.

«Вчера тоже целый день ходили тучи, а дождя не было, – подумала она. – Может, и сегодня обойдется».

Азалия доскакала до своего любимого источника, напилась вкусной воды и направила лошадь к вересовой рощице на склоне холма, чтобы сорвать несколько веточек, а потом, положив их перед сном у изголовья, вдыхать терпкий аромат и воображать себя засыпающей на природе сказочной феей.

Внезапно подул сильный ветер.

«Надо возвращаться», – решила Азалия, поеживаясь от холода.

Тучи быстро разметало, и теперь по небу плыли облака в лиловом обрамлении, открывая время от времени путь солнечному свету. Однако льющиеся сверху лучи не давали тепла, а только дразнили своим блеском, поэтому Азалия успела продрогнуть, пока добралась до усадьбы.

Еще издали она заметила, что ворота распахнуты, а, когда въехала во двор, то увидела у крыльца чужого жеребца гнедой масти.

«Кто это прибыл? – удивилась девушка. – Мессир Бертран? Почему же Рубо не убирает его коня?»

На крыльце появился Вадим.

«Должно быть, его прислал мессир Бертран», – подумала Азалия, и у нее почему-то засосало под ложечкой.

Девушка так быстро спешилась, словно боялась, что спускающийся с крыльца мужчина захочет помочь ей сойти с лошади. Он произнес короткое, учтивое приветствие.

– А где бабушка? – с тревогой спросила Азалия.

Жаветта почти всегда провожала гостей, а если по какой-то причине не могла этого сделать, то посылала вместо себя Клодину.

– Она приняла снадобье и уснула, – ответил Вадим.

– Какое снадобье? – удивилась девушка.

– От сердечной усталости. Я умею готовить целительные отвары из трав, и некоторые из них беру с собой, чтобы, если возникнет надобность, оказать помощь.

Азалия не верила своим ушам.

– Но бабушка позволяет себя лечить только монахам!

Она чуть было не добавила, что лекари, не имеющие духовного звания – колдуны, но вовремя прикусила язык. Все-таки Вадим гость, а гостей обижать нельзя.

– Я хоть и не монах, но исцелять имею право, – сказал Вадим. – Мне это позволила святая церковь в лице епископа Русильона.

Девушка с сомнением покачала головой.

– Неужели сам епископ позволил тебе быть лекарем? Он тебе так доверяет?

– Его преосвященство очень ко мне расположен после того, как я избавил его от сильных болей в желудке.

Азалии было очень непривычно беседовать с почти незнакомым человеком: до сих пор в подобных редких случаях рядом всегда находилась бабушка. Сейчас же никого не было даже поблизости.

«Куда же делись Клодина и Рубо», – с досадой подумала девушка.

Она хотела прекратить разговор, но вместо этого неожиданно для себя спросила:

– А где ты обучился лекарскому делу?

– У мавров, – огорошил ее Вадим.

Азалия подумала, что ослышалась.

– У мавров?

– Я прожил у них семь лет, пока не совершил побег.

– Ты, значит, был у мавров в плену?

– Да, и многое у них познал.

Азалия вдруг испугалась до дрожи в теле своего собеседника, а в следующее мгновение ее охватило смущение, и ей стало неуютно под взглядом его глаз цвета речной воды. Неопытная девушка, не понимала истинную природу своих чувств и находила их причину в неприязни к Вадиму за его, как она предполагала, норманнское происхождение.

– Знания, полученные от неверных не богоугодные, – отрезала Азалия.

Вадим пожал плечами.

– По мне так Богу угодно все, отчего людям польза.

Поскольку Азалия не нашла, чем ему возразить, он ей стал еще более несимпатичен.

– Говорят, что норманны не отличаются благочестием, – бросила она с вызовом.

– Я не норманн, а русский, – спокойно сообщил Вадим.

Он взобрался на коня и, кивнув на прощание, поехал со двора. Азалия растерянно смотрела ему вслед. Она понятия не имела, кто такие – русские, к коим себя причисляет Вадим. Обращало на себя внимание созвучье слов «русский» и «Русильон», но девушка видела жителей этого расположенного по соседству с Нарбонной графства и знала, что они похожи на нее, кареглазую брюнетку, а вовсе не на голубоглазого блондина Вадима.

Из дома вышла Клодина и громко позвала мужа.

– Чего тебе? – лениво откликнулся Рубо, выходя из конюшни.

– Затвори ворота! – велела ему жена. – Гость уехал.

– А зачем он приезжал? – спросила у нее Азалия.

– Предупредить, что мессир Бертран прибудет к нам через два дня с каким-то важным предложением.

– С каким предложением? – заинтересовалась девушка.

– Об этом мессир Бертран скажет сам.

Азалия была заинтригована.

«Какое предложение может быть у такого человека, как Бертран, к нам, бедным земледельцам?»

– Как себя чувствует бабушка? – осведомилась она.

– Вроде хозяйке полегчало, – ответила Клодина.

– Она проснулась?

– Нет, спит, как младенец.

– Пойду, погляжу на нее.

Спящая Жаветта действительно походила на ребенка: она чему-то во сне улыбалась и причмокивала губами.

«Как же крепко бабушка спит! – испугалась Азалия. – Уж не околдовал ли ее Вадим? Ведь не зря лекарей называют чародеями. А вдруг бабушка уже никогда не проснется?»

Словно почуяв страх внучки, старуха открыла глаза.

– Я тебя разбудила? – покаянно и вместе с тем с облегчением воскликнула Азалия. – Прости меня, пожалуйста!

– Что, уже утро? – спросила Жаветта и протяжно зевнула.

– Нет, еще даже не вечер.

– Вот как? А я полна сил, как будто целую ночь проспала.

– Это от снадобья Вадима, – опять забеспокоилась девушка. – Наверное, он все-таки колдун…

Жаветта сердито оборвала ее:

– Зря ты клевещешь на Вадима! Он чтит Господа нашего, как полагается доброму христианину!

– Но Вадим исцеляет людей от болезней… – начала Азалия.

– Ну, и что? – не дала ей опять договорить бабушка. – Если епископ ему доверился, значит, не сомневается в его благочестии! И ты не должна сомневаться! Вадим не колдун, и я не желаю больше слушать на него хулу!

– Хорошо, бабушка, я не буду говорить о нем плохо, – послушно согласилась Азалия.

– Ступай, помоги Клодине с обедом.

Азалия отправилась на кухню. Она была взволнованна и пыталась понять, что произвело на нее большее впечатление – встреча с Вадимом или предстоящий визит Бертрана. В конце концов, мысли девушки сосредоточились на Бертране.

«Какое все-таки у него к нам предложение? Может быть, он нашел мне жениха и хочет выдать меня замуж? А почему бы и нет? Ведь не зря же мессир Бертран уговорил бабушку отложить мой постриг. Если он чтит память моих родителей, то и моя судьба ему наверняка не безразлична».