Читать книгу Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша - Страница 4

1

Савиньяка в наспех превращенном в ставку Проэмперадора трактирчике не оказалось. Вместо маршала пришедшего с докладом Давенпорта встретил Фридрих Дриксенский, вперивший мрачный, но победоносный взор в плохонькую герань. Известная всей Северной армии миниатюра была безупречной, розовая рамка с сердцами, лебедями и ландышами – ужасной, но Савиньяк полагал ее своего рода совершенством. Рассказывали, что юный Лионель увидел розовый ужас на каком-то постоялом дворе. Будущий маршал выкупил находку у хозяина за баснословную для того сумму, заменил святую Октавию на вдовствующую королеву и с тех пор возил с собой то ли на счастье, то ли на беду оригиналам, увязавшим в лебединых объятиях портретов.

Шли годы, менялись лица, но не сердечки и не ландыши. Когда в них ненадолго обосновался тессорий Манрик, рамку вызолотили и усыпали торскими изумрудами. Фридрих угодил в нее на исходе зимы. После почти месяца поисков прохода к Олларии Проэмперадор объявил – хватит, а вечером собравшихся на совет офицеров встретил Фридрих. Все стало ясно без слов – Олларию отдавали южанам, Северную армию ждала Торка.

Чарльз не хуже других понимал, что тащиться в обход ставшего обезумевшим решетом Надорского плоскогорья не только опасно, но и глупо. Марш в один конец хоть через Варасту, хоть через Бергмарк занимал не меньше двух с половиной месяцев, и это без самой Олларии. На исходные позиции Савиньяк возвращался к началу лета, да и то в лучшем случае. Возвращался и заставал хозяйничающих в приграничных городах «гусей» и «медведей», не считая воспрянувшей Каданы. Рисковать было нельзя, и маршал погнал армию на север. Расчетливо, стремительно и безжалостно, как и все, что он делал.

В середине Зимних Молний Савиньяк вернулся в Северный Надор. Оставалось ждать, пока не проявятся намерения противника, но Проэмперадор предпочел их предугадать. Давенпорт хорошо запомнил тот день, потому что накануне пришел пакет от регента, и с ним вместе – письмо отца. Старший Давенпорт не сомневался, что исход военной кампании начавшегося года решит фок Варзов, а столицей займутся Дорак и кэналлийцы. Чарльз просидел несколько часов, перечитывая под треск поленьев суховатые на первый взгляд строки. К вечеру капитан решился и отправился к маршалу, в первый и последний раз воспользовавшись в личных целях правом входить без доклада.

Савиньяк поднял голову от прижатой к столу Фридрихом, подсвечником и грубой глиняной кружкой карты. Он не был удивлен, он никогда не удивлялся. Даже узнав о землетрясении.

– Вот приказ. – Проэмперадор был, по своему обыкновению, краток. – Разошлите по частям сообразно списку и отправьте разъезды для проверки ключевых переправ. Всех.

Чарльз пробежал глазами бумаги. Чернила просохли еще не до конца. Казалось, олень на личной печати Савиньяка летит на помощь Победителю Дракона, только Олларию возьмут другие. Место Чарльза было с ними, но гаунау готовились к войне, и Савиньяк собирал всех, кого мог. В гарнизонах оставались не оправившиеся от ран офицеры, старики и обученные за зиму новобранцы. Уходить сейчас? К тем, кто со своим делом и так справится?

– О разрушенных переправах и незаполненных магазинах[2]. докладывайте немедленно, – уточнил маршал и, не дожидаясь ответа, вновь склонился над картой. Тень от подсвечника черной стрелой пересекла свихнувшееся плоскогорье, устремившись к Олларии, но столица на карту не поместилась. Нарисованный север кончался в Старом Надоре. Недалеко от места, где к отряду Давенпорта вышла нелепая короткохвостая лошадь с заиндевевшей мордой.

– Будет исполнено, – отчеканил капитан Давенпорт и вышел.

Он так и не сказал, зачем приходил, а Савиньяк не спросил, хотя не заметить нарушения субординации не мог. Проэмперадор говорил с подчиненными, когда считал нужным и как считал нужным. Каков он был с друзьями, Чарльз не знал и узнавать не собирался.

Наутро шеститысячный корпус генерала Кодорни выступил в сторону границы Бергмарк и Гаунау. Напрямик, почти по бездорожью. Основные силы тронулись через день. Нельзя сказать, что Савиньяк щадил людей и лошадей, но он хотя бы придерживался оборудованных магазинами дорог. Местные власти не подвели: мосты и переправы были в порядке, фуража и продовольствия хватало. Это не удивляло – Проэмперадор Севера не просто имел право вздернуть хоть бы и губернатора, он показал, что настроен более чем серьезно, а чиновники предупреждают друг друга об опасности не хуже крыс.

Армия преодолела две трети пути за пару недель, пора было поворачивать. Из Бергмарк сообщали, что, по всем признакам, Фридрих вместе с гаунау готовится ударить по перевалам, чтобы обойти Ноймаринен с востока. Весенняя кампания не обещала быть легкой…

За стеной зашумело, раздались голоса. Это мог быть Савиньяк, а мог быть гонец или выдернутый из войск офицер, но Давенпорт зачем-то одернул мундир.

– Хорошо, что вы тут, – соизволил одобрить вошедший маршал. – Соберите совет.

Савиньяк стянул перчатки и прошел к столу. На светлых даже для северянина волосах таяли снежинки, полетевший на скамью плащ был мокрым. Следом за маршалом вошел начальник штаба и почти вбежал трактирщик с дымящимися кружками. В ноздри ударил запах специй, и Чарльз поспешно щелкнул каблуками, стараясь думать не о гроге, а о деле. Что-то начиналось. Что-то наконец начиналось!

2

Фигурки, приближавшиеся по снежной равнине к дальнему берегу Хербсте, казались игрушечными солдатиками. Капитану Джильди они не нравились; вернее, не нравилось, что их так много.

– Вы полагаете правильным отправляться на переговоры вдвоем? – с деланым безразличием осведомился фельпец, разглядывая ползущих по снежному блюду букашек. – Дриксов несколько десятков, мало ли что взбредет им в голову. Не хотелось бы подвести герцога Ноймаринена и оставить адмирала цур зее в плену.

О том, что отправляться со связанными руками в Дриксен ему хочется еще меньше, Луиджи решил не упоминать. Барон Райнштайнер доводы спутника выслушал вежливо и еще более вежливо посоветовал:

– Оставьте свои южные опасения, господин Джильди. Предательство во время переговоров нам не грозит. Преступления варитов, хоть и приводили в прошлом к чувствительным бедам, – грубее и проще. Дриксы могут напасть без объявления войны, но не когда дело касается возвращения их пленных. Конечно, если вам неприятно не ощущать за спиной поддержку хороших мушкетов, вы можете вернуться к отряду. В таком случае вам придется всецело положиться на меня.

– На вас иначе, чем всецело, полагаться невозможно, – улыбнулся Луиджи. – Я не поверну. Мне хочется взглянуть на ваших варитов вблизи.

– Вариты не могут быть моими, – не преминул уточнить бергер, – и я не думаю, что от их вида вы получите удовольствие, но любознательность следует удовлетворять. Осторожнее, придержите коня… Этот берег весьма крут; во время весенней кампании это принесет нам пользу, но сейчас будьте внимательны.

На лед спустились без приключений, и Джильди совершенно не к месту вспомнил, что Хербсте не только широка, но и глубока. Доверять замерзшей воде получалось не лучше, чем варитским традициям, а ползущие навстречу солдатики все росли. Луиджи уже различал офицеров, мушкетеров и еще кого-то трехцветного и крупного.

– Фельсенбург, – пояснил барон, хотя его и не спрашивали. – Напоминаю, что молодой Руперт является главной ценностью вашей сделки.

– Я помню, что я – жадный, – заверил Луиджи, чувствуя, как к нему стремительно возвращается отменное настроение – вариты и в самом деле не собирались пускать в ход численное превосходство. От основной группы отделилось двое всадников, одним из которых был трехцветный Фельсенбург. «Гуси» шагом направились навстречу талигойцам. До невозможности похожий на бергера офицер остановил тяжелого жеребца в шаге от Луитджи. Костистое лицо дрикса казалось ужасно серьезным, а к шляпе прицепился непонятно откуда взявшийся сухой листик. Это было смешно, и фельпец с трудом подавил неуместное хихиканье. Сверкнуло солнце, шаловливый ветерок осыпал съехавшихся всадников снегом.

– Генерал Южной Армии Его Величества Готфрида Хельмут Гутеншлянге. – Обладатель листика говорил на талиг. – Уполномочен командующим Южной армии принцем Бруно присутствовать на переговорах о взаимной передаче пленных.

– Командор Райнштайнер, – отчеканил бергер. – Уполномочен присутствовать на упомянутых переговорах от имени регента Талига. Представляю вам капитана Луиджи Джильди, находящегося на постоянной службе у соберано Кэналлоа.

– Представляю вам доверенное лицо дома Фельсенбург. – Генерал указал взглядом на трехцветного великана. – Граф Иоганн фок Ахтентаннен – двоюродный дядя Руперта фок Фельсенбурга.

– Я доставил предварительно оговоренную сумму. – Дородный граф сразу же приступил к делу. – Герцог и герцогиня фок Фельсенбург испытывают надежду, что выдвинутые условия остались неизменными.

– Разумеется, – заверил Джильди и тут же вспомнил, что уроженцу Великого Фельпа следует проявлять больше жадности.

– В таком случае, – торжественно объявил Гутен-что-то там, – полагаю правильным произвести обмен следующим образом. Люди графа фок Ахтентаннена доставляют на середину реки выкуп. Люди капитана Джильди его забирают и пересчитывают. Когда капитан Джильди убедится, что выкуп внесен в полной мере, Руперт фок Фельсенбург перейдет реку. Затем с двух берегов одновременно начинают движение адмирал цур зее Кальдмеер и захваченные во время осеннего наступления офицеры армии Талига. Пленные встречаются на середине реки, где находимся мы с господином Райнштайнером. Если все проходит благополучно, в чем лично у меня не возникает никаких сомнений, стороны подтверждают совершение обмена и возвращаются каждый к своему берегу.

– Это разумно и обоснованно, – согласился бергер. – Представляемая мной сторона согласна.

– Проверка выкупа потребует определенного времени, – поднял флаг деловитости Луиджи. – Сегодня ветрено, господа. Не стоит ждать результатов пересчета на открытом пространстве.

– Как вам будет угодно. – Если за вежливостью скрывалось презрение к жадному южному неженке, дрикс сумел его скрыть. Райнштайнер слегка приподнялся в стременах, Гутен-кто-то-там ответил тем же, и договаривающиеся стороны благополучно разъехались по собственным следам.

– Вы намерены пересчитывать выкуп? – осведомился Райнштайнер.

– Я намерен не портить вам игру, – рассеянно откликнулся Джильди, любуясь синими тенями на снежном ковре. Зима заканчивалась, а Джильди так к ней и не привык. Холод фельпец переносил неплохо, но вот снега… Они то завораживали звездным блеском, зажигая в душе неведомую доселе радость, то давили свинцовой безнадежностью, то пугали безумной пляской… Стоило выглянуть солнцу, и Луиджи было не согнать с крепостных стен, зато в непогоду он забивался под крышу, как какой-нибудь воробей. Так, по крайней мере, утверждал Вальдес, настроение которого в последнее время менялось раз по шестнадцать на дню. Джильди не сомневался, что адмирал торчит в резиденции регента из-за Кальдмеера, но Ротгер даже не вышел к отъезжающим. Адмирал цур зее и его адъютант покинули Старую Придду в сопровождении чопорного Райнштайнера и двух десятков солдат. Не считая жадного фельпца, разумеется.

– Я объявлю пленным о достигнутой договоренности, – нарушил молчание барон, и Луиджи обнаружил, что они почти приехали.

– Что? – Утренний отъезд отчего-то не давал покоя. – Вы не думаете, что Вальдесу следовало быть с нами?

– Наличие среди нас адмирала, пользующегося совершенно определенной репутацией, – принялся объяснять бергер, – заставило бы дриксов искать в сделке скрытый смысл.

– Можно подумать, что сейчас его не заподозрят. Вы полагаете «гусей» безмозглыми?

– Сейчас подозрения останутся в головах тех, кому неприятно видеть Олафа Кальдмеера в Эйнрехте. – Другой пожал бы плечами или махнул рукой, другой, но не Райнштайнер! – Сторонники Фридриха будут говорить, но им нечего сказать. Вы довольны теми солдатами, которые сегодня будут вашими матросами?

– Если они не заговорят. Жаль, я не догадался захватить с собой хотя бы Варотти. Это мой бывший боцман. Теперь он теньент и мечтает разогнать дуксов и посадить в Фельпе короля.

– Очень своевременно, – одобрил планы Уго барон. – Нужно быть очень дурным королем, чтобы быть хуже очень хорошего Совета. Но мы не решили, кто объяснит пленным подробности обмена.

– Все равно. Вряд ли возникнут сложности.

Луитджи ошибся, сложности возникли, и какие!

– Я отказываюсь, – звенящим голосом объявил ценный фок Фельсенбург. – Я перейду Хербсте только с моим адмиралом или вслед за ним.

– Руппи, – Кальдмеер казался очень уставшим, – перестань. Не все ли равно…

– Нет! Это… это унизительно для вас! Я не дам никому ставить… ставить деньги выше… чести и доблести!

– Лейтенант, – в голосе Райнштайнера прорезалось нечто вроде укоризны, – вы нарушаете субординацию. Вы не можете обсуждать решение генерала.

– Я его не обсуждаю, – пошел на абордаж Руппи, – я ему не подчиняюсь.

– Это приказ, – бесцветным голосом напомнил Кальдмеер. – Не следует начинать возвращение с нарушенного приказа, даже если он тебе неприятен.

– Если я нарушаю приказы, – уперся родич кесаря, – то делаю это осознанно!

– Похвально, что вы усваиваете не только уроки фехтования. – Ойген очень пристально посмотрел на упрямого лейтенанта. – Я полагаю, господин фок Фельсенбург, что вы имеете значительный шанс встретить на родине шутников, которые спросят, чему вас научил плен. И вам следует показать, чему и насколько успешно.

– Приложу все усилия. – Руперт покраснел, но почему, Луиджи не понял. Кальдмеер, видимо, тоже. – Господин адмирал, вы можете… вы можете списать меня с флагмана, но я вас не оставлю. Господин командор, я требую, чтобы господин Кальдмеер перешел Хербсте первым!

– Руперт! – Кальдмеер слегка повысил голос. – Приказываю вам… доложить генералу Гутеншлянге о моем скором прибытии и встретить меня на середине Хербсте. Исполняйте!

– Слушаюсь, господин адмирал цур зее, – отчеканил строптивец. Олаф тронул шрам на лице и уставился куда-то вдаль. Вспомнил предупреждение Бешеного или просто голова болит?

– Сперва я должен принять выкуп, – бодро объявил Луиджи. – Пожалуй, пора его встречать, иначе какой же я, к кошкам, фельпец?

– Господин Джильди, – скучным голосом объявил Райнштайнер, снимая с седла нечто завернутое в парусину, – подождите. Прошу вас засвидетельствовать, что я возвращаю господину Кальдмееру его шпагу. Поскольку господин Кальдмеер оказался на вашем судне в бессознательном состоянии и решение о сдаче в плен было принято не им, принадлежащее ему оружие по закону Марикьяре возвращается хозяину. Эномбрэдастрапэ!

– Эномбрэдастрапэ! – Луиджи, позабыв обо всех варитах и приличиях мира, уставился на адмиральский клинок. Очень простой. – На «Акулу»… адмирал цур зее попал без шпаги!

– Шпага была найдена по приказу вице-адмирала Вальдеса. – Бергер счел возможным почти улыбнуться. – На борту «Ноордкроне».

Узнавать подробности Луиджи счел излишним. Костры на вершине Хексберг и крылатые бестии, пляшущие среди насмерть схватившихся кораблей, были тем, что фельпец хотел выбросить из памяти навсегда. Другое дело, что, если б это удалось, Луиджи почувствовал бы себя несчастнейшим из людей, хоть и вряд ли понял бы причину…

– Капитан Джильди! – напомнил Райнштайнер. – Вы свидетель того, что оружие возвращено.

– Я – свидетель, – отчетливо произнес фельпец.

– Прошу… – чужим голосом произнес Кальдмеер. – Прошу передать адмиралу Вальдесу мою благодарность.

– Обязательно, – заверил Ойген Райнштайнер.

Медленно, словно не веря своим глазам, адмирал цур зее протянул руки к вернувшейся из небытия шпаге. Руппи подозрительно шмыгнул носом, и Луитджи едва не последовал его примеру.

3

– Разъезды гаунау и, похоже, дриксов перешли каданскую границу и расположились в малолюдной приграничной местности, – холодно сообщил Проэмперадор. – С местными пастухами гости не ссорятся, их цель – обнаружить наши разъезды. Тем не менее Реддинг утверждает, что его люди вернулись в Талиг незамеченными. Надеюсь, всем ясно, что означают эти сведения?

Было ли ясно набившимся в жарко натопленную комнатку шестерым генералам и семерым полковникам, Чарльз бы не поручился, но лично у него сомнений не имелось. В Гаунау узнали, что Савиньяк пошел на Олларию. Благие вести должны были достичь Липпе к тому времени, когда, упершись в очередной провал, маршал повернул войска. Хайнрих с Фридрихом сочли отсутствие Северной армии подарком судьбы и совместными усилиями родили план: пока глупые талигойцы бегают туда-сюда, теряя больных и уставших, умные гаунау обойдут горы, ударят по надорским городам из Каданы и отойдут. Глупые талигойцы начнут стягивать войска к каданской границе и оставят Бергмарк без помощи, что, в свою очередь, оставит без помощи регента и развяжет руки Дриксен. Великие стратеги не сомневались, что подвоха из разбитой Каданы никто не ждет, но вот беда – еще в начале зимы на границу и даже за нее ушли многочисленные разъезды. Лионель Савиньяк желал знать обстановку на всех направлениях, не исключая ни одного. Командовавший «фульгатами» полковник Реддинг полностью разделял желания маршала. Теперь разведчики вернулись.

Офицеры молчали, ожидая разрешения Проэмперадора. Проэмперадор тоже молчал, откинувшись на спинку единственного в комнате кресла. За две недели марша устали все, но, похоже, отдыха не предвиделось. Савиньяк чуть ослабил узел шейного платка и обвел взглядом собравшихся. В Северной армии это означало – «можете говорить».

– Обман, – выразил общую мысль Хейл-старший. – Гаунау хотят отвлечь нас от удара по бергерам и заставить раздробить силы. Айхенвальд, что скажете?

– Мы не можем себе этого позволить, – неторопливо поддержал командующего кавалерией командующий пехотой. Длинноносый генерал всю жизнь служил Талигу, но так и остался бергером. – Господин маршал, у нас тридцать тысяч человек и шестьдесят одна пушка. Этого слишком мало даже для одной кампании. Приграничьем придется временно пожертвовать.

– К нам идут подкрепления, – напомнил генерал Фажетти. – Часть из них может прикрыть каданскую границу.

– Две-три тысячи пехоты и четыре тысячи конницы, – бергер с жалостью посмотрел на южанина, – это несерьезно. Нам следует не поддаваться на обман и продолжать движение к перевалам для соединения с союзниками. Это очевидно.

– В том числе и Фридриху. – Бэзил Хейл отвесил издевательский поклон розовой рамке и сник, нарвавшись на ледяной взгляд отца.

– Горячность тоже бывает права. – Лейдлор надел генеральскую перевязь даже позже Фажетти, но держался, словно ветеран Двадцатилетней войны. – Полковник Хейл, насколько я понимаю, против банальных решений. Я с ним согласен. Предлагаю открыто выступить навстречу Фридриху и скрытно свернуть на Бергмарк.

– Лучше усилить приграничные гарнизоны, – не согласился начальник артиллерии, – и выдвинуть разъезды ближе к границе.

– Разъезды, господин Эрмали, – тонко улыбнулся Реддинг, – хороши, когда армия не дальше чем в двух днях пути.

– А разве «фульгаты» до сих пор не умеют летать? Непорядок…

– Господа, сейчас не время шутить. В Гаунау не могли не узнать о нашем возвращении…

– Но не о дальнейших передвижениях!

– Это ничего не меняет. Мы всего лишь движемся в сторону границы, имея возможность повернуть как на запад, так и на север.

– Каданцы не рискнут поддержать Фридриха сейчас…

– Вот именно сейчас и рискнут!

– От Северной армии Талига ожидают бдительной охраны каданской границы и подкидывают приманку, чтобы приковать к месту…

Генералы и полковники спорили. Савиньяк внимательно и вежливо слушал, так внимательно и вежливо, что Давенпорт, будь он генералом или полковником, раскрыл бы рот разве что под пыткой. Желание убраться из Северной армии в очередной раз подняло голову, чтобы тут же опустить. Это виконт Валме может уходить и приходить, как ему хочется, выбирая маршалов и место службы. Марсель не ждал приказа, когда ждать было нельзя, не удирал, когда следовало вернуться, не держал под уздцы одинокую заиндевевшую клячу, не смотрел в провал, еще вчера бывший увенчанной замком горой…

– Господа, – черные глаза Савиньяка вновь прошлись по разгоряченным от огня и спора лицам, – благодарю за ценные советы. Приказ уже подписан. Утром вверенная мне армия форсированным маршем двинется в Кадану. Я мог бы ограничиться этим, но считаю необходимым развеять ваши опасения. Нынешнюю войну со стороны Гаунау и Дриксен, в первую очередь – Дриксен, ведут политики, а политики думают иначе, чем военные. Им нужна не столько победа над Талигом, сколько поражение собственных противников в собственном доме.

Принц Фридрих не заинтересован в успехе ненавидимого им принца Бруно. Что ожидает «Неистового» в случае успешного вторжения в Бергмарк и Ноймаринен? Затяжные бои в горах с кровными врагами варитов. Бруно же в это время на равнинах Марагоны и Придды будет разыгрывать свой перевес в силах. Перевес, обеспеченный тем, что принц Фридрих с тестем оттянут ноймарские и бергерские резервы на себя. Вся слава после захвата Марагоны достанется Бруно, а его высочество не получит ничего. Нет, на такое Фридрих не пойдет. Другое дело – обходный марш и захват Северного Надора.

Прошу вас внимательно посмотреть на этот портрет. Полковник Хейл, что будет с всадником, который в таких обстоятельствах и таким образом попробует усидеть на такой лошади?

– Рассветные Сады будут, – хмыкнул Бэзил, – только художникам этого не объяснишь.

– Художники рисуют то, за что им платят. – Савиньяк тронул рукой розовую рамку и в свою очередь ухмыльнулся. – Этому художнику платили не за лебедя, а за Ворона. В понимании Фридриха, разумеется. Отсюда и вздыбленный мориск, и шпага… Не вина художника, что у принца только две руки; будь их шесть, в них были бы и пистолеты, и дамы. Фридрих играет в Алву, только лошадь, на которую он хочет сесть, не нарисованная.

– И вообще не лошадь, а олень, – шепнул Чарльзу Бэзил. – Ну да тем веселее…

Младший Хейл был от Проэмперадора в восторге, Чарльз приятеля не разуверял, а спорить на совете и вовсе было глупо.

– Правильно ли я понимаю, – уточнил Айхенвальд, – что, по вашему мнению, дрикс намерен повторить саграннский маневр герцога Алва?

– Он не будет повторять сам маневр, он попробует изобразить гения неожиданности. – Маршал отодвинул портрет, издевательски блеснули изумруды. – Вместо того чтобы, сковывая силы Ноймаринена, помогать Бруно, Фридрих прикроется ложной активностью на границе с Бергмарк и ударит по Надору из Каданы. В Изонийских предгорьях мы его перехватим. Там дриксы будут меньше ждать нападения, да и снега там, в отличие от равнин, тают позже, распутица еще не начнется. Кроме того, из Каданы проще и быстрей перенести боевые действия в Гаунау.

– А если все-таки обман? – Байард Хейл имел обыкновение сомневаться, когда все решено, и идти напролом, когда другие сомневаются.

– Тогда, – снизошел до ответа Проэмперадор, – наш форсированный марш через Кадану застанет союзников врасплох и вынудит отказаться от первоначальных намерений. Нанести сильный удар по бергерам в этом случае Фридрих не успеет, но он не Бруно, и это – не обман.

– Остается один вопрос, – очнулся старик Лецке. Беднягу по осени вытащили из теплого замка и назначили сперва генерал-интендантом, а затем военным губернатором Северного Надора, но когда-то Лецке был вице-экстерриором, объявление войны. Сначала мы должны заявить протест Кадане и…

– Мы ничего никому не должны! – Савиньяк бешено сверкнул глазами, напомнив Ворона и Октавианскую ночь. – Коль скоро каданцы не могут воспрепятствовать дриксам передвигаться по своей территории, пусть пеняют на себя. Господа, совет окончен.